. Множество мельчайших примет говорило
о том, что в течение зимы и весны сюда  приезжали,  и  неоднократно.  Но
сейчас здесь, пожалуй, никого нет. На двери висячий замок, тишина, и нет
того особого запаха, который непременно появляется там, где  есть  люди.
Николай на всякий случай постучал, но ответа, как и  предполагалось,  не
дождался.
   Потоптавшись возле дома, он перешел дорогу и зашел на чей-то участок.
Небритый мужик в старых тренировочных штанах, сидя на корточках,  что-то
мудрил с кустами смородины. Услышав за спиной шаги, он с трудом поднялся
на ноги и, охая, схватился за поясницу.
   - Чего надо? - неприветливо спросил он, зыркнув недобрыми глазами  на
Селуянова.
   - Шараповых ищу, - миролюбиво ответил оперативник, будто  не  замечая
откровенного недовольства хозяина дачи.
   - Эка махнул! - Небритый мужик скорчил злобную мину и сплюнул. -  Они
здесь уж сто лет не бывают. У богатеев свои причуды,  новый  дом  где-то
построили, а этот только сдают. Здесь ты их не найдешь.
   - Жалко, - огорченно сказал Николай. - Я ведь почему сюда притащился?
Мне сказали, у них можно дачу снять. Правда, предупреждали,  что  искать
их в Москве надо, здесь их теперь не бывает, но, говорят, они тут  появ-
лялись. Вот я и подумал, что, может, застану.
   - Не, это тебе наврали, - отозвался дачник. - Приезжали,  это  верно,
только не они. Они, видать, дом кому-то еще  осенью  сдали.  То  и  дело
шваль какаято на иномарках прикатывала. Человек по пять. Чего уж они там
делали, я не знаю, но тихо себя вели, наговаривать на людей не стану. Ни
там громких песен, ни скандалов, ничего такого. Тихие, культурные. Прие-
дут, в дом войдут - и до следующего дня. Потом выйдут, по машинам расся-
дутся - и привет. Я уж подумал, сходка у них там политическая.  К  выбо-
рам-то.
   - Одни и те же приезжали или разные?
   - Эка, - снова крякнул дачник. - Тебе-то что за разница, ежели ты да-
чу снять хочешь? Любопытный ты, парень, не в меру.
   - Ага, - с готовностью подтвердил Николай. -  Жутко  любопытный.  Что
сделаешь, хозяин, характер такой. Меня мамка с детства  за  это  лупила.
Хлебом не корми - дай в чужие дела нос сунуть. Не сердись.
   Небритый дачник глянул на него с интересом и даже с некоторой  тепло-
той. Селуянов знал, что самокритичность - хорошее оружие. Сам себя обру-
гаешь, вину признаешь - глядишь, и смягчится собеседник. Так оно и  выш-
ло.
   - Вообще-то я на лица не больно глядел, но машины были одни и те  же.
То есть похожие. А тебе зачем?
   - А просто так, - обезоруживающе улыбнулся Селуянов. - Ладно, хозяин,
не буду больше тебя отвлекать, поеду в Москву, там Шараповых найду.  Да,
кстати, ты Бергеров знаешь?
   - Архитекторшу? Знаю. Они старожилы, у них дача здесь  уж  лет  трид-
цать.
   - А дочку их тоже знаешь?
   - Нинку-то? А как же. Только она давно уж тут не  бывает.  Когда  ма-
ленькая была, каждое лето с родителями на даче проводила.  А  как  замуж
вышла, так и не видно ее. Архитекторша говорила, у них с мужем своя дача
есть, они теперь туда ездят.
   - Богатый, видно, муж-то, - словно невзначай заметил Селуянов.
   - Да бес его знает, богатый он или бедный. Я его и не видел ни  разу.
Я ж говорю, как Нинка замуж вышла, так и не бывает здесь. Ни с мужем, ни
одна. А тебе чего до Бергеров? Опять любопытствуешь?
   - Ну, - подтвердил оперативник, - Говорят, дочка у них крутая бизнес-
менша, вот и спросил. Интересно же, какие у таких дочек мужья бывают.  Я
б сам на такой женился.
   - Женился бы он, - презрительно хмыкнул дачник. - Конечно,  на  чужой
каравай рот разевать - много ума не надо. Женился вот один такой на моей
дочке, сначала тихий был, смирный, а потом враз так дело  повернул,  что
мы с женой теперь круглый год на даче  живем.  Выжил  нас  из  городской
квартиры. А ведь мы ее своим трудом по копейке, по рублику  строили.  Да
что там говорить...
   Он безнадежно и обиженно махнул рукой и снова вернулся к своим сморо-
диновым кустам.
   - Надо же, как просто, - удрученно сказала Настя, когда Селуянов вер-
нулся вечером на Петровку. - Ищем всюду, ищем, а место оказывается у нас
под носом. Не зря говорят: нахальство - второе счастье. В  полукилометре
отдачи родителей жены устроиться - это надо суметь.
   - Он не очень-то рисковал, - заметил Коля. -  Ведь,  кроме  Бергеров,
его в поселке никто не знает, а они бывают на даче только летом. Я уж не
говорю о том, что все дело происходило осенью, зимой и весной, когда там
вообще довольно безлюдно. Похоже, кроме мужика, с которым  я  разговари-
вал, там никто постоянно не живет. Так что риск на самом деле был  мини-
мальный. Меня гораздо больше интересуют тихие культурные люди на иномар-
ках, которые туда систематически наведывались.
   - У тебя есть объяснение? - спросила она.
   - Есть. Только оно очень страшное. Даже и говорить не  хочется.  При-
дется мне для начала еще разочек Славика Дорошевича потрясти.
   - Может, скажешь, до чего додумался?
   - Нет, сначала проверю. Очень уж гадко.
   Он уже взялся за ручку двери и собрался выйти из кабинета, когда Нас-
тя окликнула его:
   - Коля, ты что, всерьез думаешь, что это может быть так?
   - Ты о чем? - оторопело обернулся он.
   - О том, о чем ты мне только что говорил. И не делай из  меня,  пожа-
луйста, невинный цветок, не надейся, что до твоих гадостей я сама не до-
думаюсь. Ты ведь подозреваешь, что в пустой даче Шараповых устроили бар-
дак для гомосексуалистов, верно? Мальчишек с первого же  дня  сажали  на
иглу и держали их постоянно под кайфом, пока они не  умирали.  И  давали
ими попользоваться избранной элите за хорошие деньги. Разве  ты  не  это
имел в виду?
   - Это. Трудно с тобой, Аська.
   - Не всем, - скупо улыбнулась она. - Только некоторым. Мы дом  осмат-
ривать будем или как?
   - Обязательно. Я уже разговаривал с хозяином дачи, с  Шараповым.  Дом
был сдан в ноябре прошлого года приличному мужчине. Срок - пока до лета.
Мужчина по приметам - не Якимов.
   - Понятное дело. Подставной. Якимов мог от жены или от  ее  родителей
услышать о том, что дом Шараповых сдается, и решил не искать удачи в за-
морских краях, не светиться в поисках дома, который можно снять.  В  по-
селке его никто не знает, можно наведываться  туда  безболезненно,  если
соблюдать элементарную аккуратность. Но кто-то же должен был там  посто-
янно находиться с мальчиками. Ясно, что не сам Якимов.  Он  -  отец  се-
мейства, ему детей обихаживать надо. У него  свободное  время  -  только
днем, когда дети в садике и в школе. Наверное, тот человек, который  до-
говаривался с Шараповыми, и мальчиков стерег. Тоже примета времени, меж-
ду прочим.
   - Что ты имеешь в виду?
   - А то, что раньше местный участковый обязательно поинтересовался бы,
кто в доме живет и что там происходит. А теперь никому ни до  чего  дела
нет. Для преступников наступила эпоха великой безопасности. Так до  чего
ты с Шараповым-то договорился?
   - Завтра с утречка встретимся и поедем осматривать дом.  Он  запасные
ключи возьмет, чтобы замок не ломать.
   До ухода с работы Насте нужно было успеть переделать кучу дел, но все
валилось из рук. Она с трудом заставляла себя сосредоточиться и  тут  же
снова отвлекалась на мысли то о Якимове, то о Соловьеве. В конце  концов
она не выдержала и позвонила мужу:
   - Лешик, какие у тебя планы на завтра?
   - Вопрос не предвещает ничего хорошего, - ответил Алексей. - Завтра я
собираюсь сидеть дома и работать. У тебя есть возражения?
   - Я хотела спросить, могу ли я завтра взять машину.
   - Ася, весь год, что мы с тобой женаты, я, как тупой  дятел,  пытаюсь
вдолбить тебе в голову, что у нас все общее - и деньги, и  машина.  Если
тебе надо - бери и не спрашивай.
   - Ладно, - вздохнула она. - Возьму и не спрошу. Но она тебе точно  не
нужна?
   - Не понимаю, как я мог на тебе жениться. Был уверен, что ты умная. А
ты, как выяснилось, с первого слова ничего не понимаешь. Тебе  все  надо
по три раза объяснять.
   - Не смей меня критиковать, - рассмеялась Настя. - Пусть я глупая, но
зато я тебя люблю. Это мое главное достоинство, которое перевешивает все
мои многочисленные пороки.
   - Ну разве что...
   Ей все-таки удалось заставить себя выбросить  из  головы  посторонние
мысли и заняться неотложными делами. Завтра она поедет к  Соловьеву,  не
дожидаясь возвращения Короткова из командировки.
   Но, прежде чем ехать в "Мечту", она отправилась на городскую квартиру
Соловьева, где теперь жил его сын Игорь. Вид квартиры привел ее в  ужас,
но чего-то подобного она и ожидала. Кроме самого Игоря, по комнатам бро-
дили какие-то сомнамбулического вида парни в черных майках, черных кожа-
ных жилетках и черных же повязках на голове.  Игорь  Соловьев,  впрочем,
выглядел точно так же.
   - Ты разговаривать-то в состоянии? - спросила  его  Настя,  пройдя  в
комнату.
   - Смотря о чем, - ухмыльнулся юноша. - Вы из милиции, что ли?  Так  я
только употребляю, имею право, закон разрешает. А если вы насчет  хране-
ния - так у меня ни-ни. Я законы знаю, не маленький.
   - Подготовился на все случаи жизни, - спокойно констатировала  Настя.
- Но я наркотиками не занимаюсь. Не мой профиль.
   - А чего ж тогда? Вы мне больше ничего не шейте, на мне ничего нет.
   - Уверен?
   Парень вмиг стал агрессивным, глаза превратились в  узкие  щелки,  из
которых на Настю полыхнуло одновременно ненавистью и презрением.
   - Не берите на поит. Я вас сюда не звал.
   - Это верно, - покладисто согласилась она, решив не ссориться с  Иго-
рем. Трое здоровых парней под наркотическим дурманом - не та компания, с
которой можно было позволить себе конфликтовать. - Я хочу  поговорить  с
тобой об отце.
   - У-у-у, опять благотворительность, - протянул он. - Чего ж вы не уй-
метесь никак? Все воспитываете меня, воспитываете, время вам девать  не-
куда. Оставили бы вы меня в покое, а? И его заодно.
   - Оставлю, - пообещала Настя. - Вот задам тебе несколько вопросов - и
оставлю. Честное слово. И воспитывать не буду. Ну как, поговорим?
   - Только недолго, - предупредил Игорь. - Мне уходить надо.
   - Хорошо, я постараюсь недолго. Почему отец не хочет, чтобы ты жил  с
ним?
   - Во спросили? - грубо расхохотался он. - Это я не хочу с ним жить, а
не он со мной.
   - Ты не понял. То, что ты не хочешь жить с отцом, я могу объяснить  -
Но ведь и он не хочет тебя видеть. Почему?
   - А черт его знает, - махнул рукой Игорь. - Вбил себе  в  голову  ка-
кую-то дурь. Кто его разберет?
   - Какую именно дурь?
   - Да про деньги. Я ему честно сказал, что  деньги  нашел  в  почтовом
ящике, в конвертике, а он не верил. Говорил, что вроде я украл их,  муть
всякую нес.
   - А ты их действительно нашел, а не украл?
   - Ну точно. Я ж не сумасшедший. Нашел и начал тратить. А  отец  заме-
тил, что у меня шмотки новые появились, и прицепился, мол, откуда. А что
я, должен был, по-вашему, в милицию их нести? Нашли придурка.
   - Когда это случилось?
   - Ну тогда, когда он в больницу попал. К нему сначала не пускали нес-
колько дней, а потом, когда пустили, я в новой куртке  пришел,  шикарная
такая куртка, дорогая, и "кроссы" новые прикупил. А  он  прямо  взвился,
как увидел. Я ему говорю: "Нашел деньги в конверте случайно". А он  мне:
"Уйди, видеть тебя не хочу". Вот так и не хочет до сих пор.
   - А с чем он в больницу попал? Что с ним случилось?
   - Да избили его. Напали какие-то суки, избили, "дипломат"  отняли,  а
там денег много было, он как раз в издательстве большой гонорар подучил,
домой возвращался.
   - Может быть, он думал, что это ты и твои дружки его избили?
   - Не знаю я, что он там думал, - огрызнулся Игорь.
   - Но ты хотя бы пытался объясниться с ним? Это же не  по-человечески:
отец непонятно почему говорит сыну "уйди", а сын поворачивается и уходит
навсегда, будто так и надо.
   - А чего мне с ним объясняться, если он мне не верит. Не  очень-то  и
хотелось.
   - Но ведь он любит тебя, Игорь. У него никого нет, кроме тебя.
   - У-тю-тю, - предостерегающе поднял палец сын Соловьева. - Мы же  до-
говаривались, что воспитывать не будете.
   - Не буду. Спасибо, что нашел для меня  время.  Только  хотелось  бы,
чтобы ты не забывал: твой отец сделал все, чтобы факт  его  избиения  до
милиции не дошел, потому что был уверен, что ты принимал в нем  участие.
Он хотел оградить тебя от тюрьмы, несмотря на то, что сам остался  инва-
лидом. И, между прочим, регулярно пересылает тебе справки о своей  инва-
лидности, которые освобождают тебя от армии. Это я говорю не  в  порядке
воспитания, а в порядке информации. Закрой за мной дверь.
   Выйдя из подъезда и сев за руль, Настя заметила, что у нее дрожат ру-
ки. Отвращение к сыну Соловьева было таким острым, что ей захотелось не-
медленно принять душ, чтобы отмыться.
   Перемена в Соловьеве была столь разительной, что  Настя  не  поверила
своим глазам. Даже произошедшее почти у него на глазах двойное убийство,
в результате которого погибли его любовница и помощник, не  оставило  на
его лице такого заметного следа, как дни, которые он провел в одиночест-
ве, наедине со вспыхнувшей в нем ненавистью к бессовестно обиравшим  его
издателям. Щеки ввалились, теплые серые глаза стали  жесткими  и  словно
посветлели. Даже мягкий обволакивающий голос налился металлом.
   - Володя, у нас с тобой будет трудный разговор, но я не могу тебя  от
него избавить, - сказала Настя. - Мы должны наконец расставить все точки
над "и".
   - Ты меня пугаешь, - недобро усмехнулся Соловьев. - Какое еще  непри-
ятное известие ты для меня припасла?
   - Известие будет. Но сначала вопросы, впрочем, они тоже неприятные. Я
не спрашиваю тебя, от какой такой болезни у тебя отнялись  ноги.  Я  уже
точно знаю, что тебя избили. И знаю, что были  предприняты  определенные
меры к тому, чтобы дело не дошло до милиции. Ты подозревал, что  в  этом
замешан твой сын?
   - Я тебя не понимаю.
   - Не надо, Володя, этот этап мы уже прошли. Ты можешь спокойно  гово-
рить со мной на эту тему, потому что твой сын действительно не  имеет  к
избиению никакого отношения. Поверь мне. И ему  поверь.  Наверное,  тебе
есть в чем его упрекнуть, но только не в этом.
   - Как ты узнала?
   - Узнала. Я должна перед тобой извиниться за обман. Я  не  работаю  в
фирме.
   - А где же?
   - Там, где и работала. В  милиции,  в  уголовном  розыске.  Мне  было
странно, что ты поверил в легенду о фирме. Мне казалось, ты должен лучше
знать меня и понимать, что свою работу я ни на что не променяю. А ты по-
верил и этим огорчил меня. Но суть не в  том.  После  убийства,  которое
произошло у тебя в доме, мне пришлось довольно плотно заниматься "Шерха-
ном". И то, что я узнала, на многое открыло мне глаза. Я  расскажу  тебе
все, что знаю сама, но сначала я хочу услышать от тебя, что произошло  в
декабре девяносто третьего года. Ты получил в издательстве большой гоно-
рар, положил деньги в "дипломат" и пошел домой. Было  темно  и  довольно
поздно, на тебя напали, избили, отняли "дипломат". Приехала  "скорая"  и
увезла тебя в больницу. Что было потом?
   Соловьев долго молчал, пристально разглядывая Настю.  Внешне  он  был
спокоен, только кадык судорожно дергался вверх-вниз.
   - Ты можешь мне обещать, что Игорь не пострадает,  если  я  все  тебе
расскажу?
   - Даю слово. Правда, один раз я тебя обманула, но я  прошу  тебя  мне
поверить. Игорь не пострадает уже хотя бы потому, что он не участвовал в
нападении на тебя.
   - Ну хорошо. Приехал Автаев из издательства. Долго мялся, искал  сло-
ва...
   ...Он выглядел очень несчастным и виноватым. Было  видно,  что  хочет
сообщить Соловьеву что-то неприятное, но не знает, как это сделать.  На-
конец решился:
   - Володя, мы все потрясены тем, что случилось. И знаешь, мы подумали,
что это не может быть совпадением. На тебя напали как раз  в  тот  день,
когда ты получил большие деньги. Мы перетрясли всех своих ребят в  изда-
тельстве, ну и... Одним словом... Володя, наберись  мужества.  Один  па-
рень, фотограф, признался, что твой сын просил его  сообщить,  когда  ты
получишь гонорар. Уж не знаю, где и как они познакомились. Но он сообщил
Игорю еще утром в тот день, что ты должен приехать за гонораром.  Конеч-
но, мы этого фотографа моментально уволили. Сегодня утром мы говорили  с
Кириллом и решили, что в этом несчастье есть и наша вина.  Все-таки  наш
сотрудник... Поэтому насчет денег ты не беспокойся, через пару  дней  мы
всю сумму компенсируем. А что делать с Игорьком - ума не приложу.
   - Я не верю, - прошептал Соловьев, с  трудом  поворачивая  голову.  -
Игорь не мог.
   - Володя, нам тоже трудно было в это поверить. Вчера я был у тебя до-
ма, хотел спросить у мальчика, не нужно ли чем-то помочь. И знаешь,  что
я увидел? Новую одежду и новую аппаратуру. Видеомагнитофон,  музыкальный
центр - и все новенькое,  еще  в  коробках.  Игорек  сказал,  что  нашел
деньги, случайно нашел. Якобы в почтовом ящике, в  конверте.  Ты  можешь
этому поверить? Отца ограбили, а сын в это  же  время  находит  случайно
большую сумму? Я понимаю, что тебе больно это слышать, но мы должны  ре-
шить вопрос сейчас, пока еще не поздно, пока можно что-то сделать.
   - Что ты хочешь сделать?
   - Спасти Игоря. Он - твой сын, и ты должен его простить.  Он  трудный
мальчик, он перенес страшную трагедию, когда погибла Светочка, он  пошел
по кривой дороге, но ты - отец. Пойми, сейчас еще можно попытаться спас-
ти его от тюрьмы. Если ты согласен, мы это устроим.
   - Каким образом?
   - Я знаю, к кому надо пойти и заплатить, чтобы сообщение из  больницы
в милицию не имело хода дальше. Все бумаги уничтожат, ни одного следа не
останется. Мы все возьмем на себя, Володя, ты ни о  чем  не  беспокойся.
Подумай о том, как ты будешь страдать, если твой сын окажется в тюрьме.
   - Хорошо, - бессильно прошептал Соловьев. - Сделайте это. И  вот  еще
что, Гриша. У меня уже достаточно денег для того, чтобы купить жилье.  Я
не хочу больше жить с этим подонком. Пока я в больнице, займитесь  поис-
ками новой квартиры для меня.
   - Может быть, дом? - оживился Автаев. -  Сейчас  на  окраинах  Москвы
строят прелестные коттеджные городки, дом можно построить  по  индивиду-
альному проекту, чтобы в нем все было так, как удобно владельцу.
   - Пусть будет дом, - равнодушно откликнулся Соловьев. - Мне все  рав-
но. А на первое время снимите для меня квартиру.
   Автаев был первым посетителем, пришедшим к нему после того,  как  его
перевели из послеоперационной палаты в общую. Когда на другой день явил-
ся сын, Соловьев сразу обратил внимание на новую дорогую  одежду.  Игорь
рассказывал что-то совершенно невразумительное о  найденных  в  почтовом
ящике деньгах, и Владимир Александрович понял, что Автаев говорил  прав-
ду. А уж когда сын заявил, что два дня назад  украденный  "дипломат"  со
всеми документами подбросили прямо к дверям квартиры, Соловьев больше не
сомневался.
   - Уйди, - сквозь зубы сказал он сыну. - И не смей сюда  приходить.  Я
не хочу тебя видеть.
   Сын молча пожал плечами и ушел, и это в глазах отца стало  еще  одним
доказательством его вины.
   Прошло еще несколько дней, и издатели устроили  перевод  Соловьева  в
хорошую платную клинику, где никто не знал, что его, избитого,  привезли
прямо с улицы, где он лежал в одноместной палате и получал еду,  которая
вполне могла соперничать с ресторанными блюдами...
   - И теперь ты хочешь убедить меня в том, что мой сын ни в чем не  ви-
новат?
   - Хочу. Потому что я знаю, кто все это устроил.
   - Кто же?
   - Твои друзья из "Шерхана".
   - Ты с ума сошла! Как тебе такое могло в голову прийти?
   - Пришло, как видишь. Сколько человек участвовали в нападении на  те-
бя?
   - Трое.
   - Ты видел их лица?
   - Смутно. Было темно.
   - Жаль. Потому что фотографию одного из участников я  могла  бы  тебе
показать уже сейчас.
   - Настя, то, что ты говоришь, нелепо.
   - Ничуть. Один из нападавших смотрел  твои  бумаги,  которые  были  в