Ивановне язык и вынудить  ее  рассказывать  о
сыне так же подробно, как и о невестке.
   В верхней части чистого листа Настя написала: "Как вы думаете, Галина
Ивановна, не могло ли убийство вашего сына быть убийством  из  ревности?
".
   Обведя фразу прямоугольной рамочкой, она начертила от нее две стрелки
вниз. В левой части страницы, там, где заканчивалась стрелка,  появилась
фраза: "Что вы, что вы, у Лени никогда никого не  было".  Снова  стрелка
вниз и приписка: "Жать до последнего: почему она в первую очередь  поду-
мала о сыне, а не о невестке? Давал повод? Были основания подозревать? И
т.д.".
   В правой части страницы, параллельно словам "Что  вы,  что  вы...  ",
Настя написала: "Ну, от Светланы всего можно было ожидать". Начертив еще
одну стрелку вниз, она поместила краткий  комментарий:  "Пусть  поливает
грязью Светлану, не мешать ей, чем больше гадостей она скажет о ней, тем
лучше".
   Наконец, от фрагментов, написанных в левой  и  правой  частях  листа,
Настя прорисовала жирные стрелки в центр нижней части странички и  напи-
сала:
   Спросить, откуда Параскевич так хорошо знает женскую психологию,  так
здорово разбирается в тонких движениях женской души. Высказать предполо-
жение, что его консультировала Светлана. Поскольку она только что  поли-
вала невестку грязью, она ни за что не согласится с тем, что С. была со-
ратницей, помощницей и консультантом. Кто угодно, только не  ненавистная
невестка. Если у Л. П. были женщины, то тут-то они непременно выплывут".
   - Посмотрите, Константин Михайлович. - Настя протянула ему листок  со
схемой. - Внесите коррективы.
   Следователь внимательно прочитал фразы, написанные очень  мелким,  но
разборчивым почерком, и хмыкнул.
   - Ну и стерва ты, Каменская.
   - Я попрошу, - картинно надулась Настя. - Как сказал великий  Чуковс-
кий, я не тебе плачу, а тете Соне. Я не вам стерва, а Галине Ивановне. Я
понимаю ее горе и от всей души сочувствую ей, но ее сыну, который погиб,
прожив короткую и очень несчастливую жизнь под каблуком у тиранки  мате-
ри, я сочувствую еще больше. Ему, в конце концов, гораздо хуже, чем  ей.
Кстати, мы с вами совсем забыли отца Леонида Владимировича. Может  быть,
имеет смысл с ним поработать?
   - Можно попробовать, - неопределенно пожал плечами Константин  Михай-
лович, - но вряд ли толк будет. Владимир Никитич Параскевич под пятой  у
жены пригрелся и пообвыкся. Он и разговаривать-то захочет  только  в  ее
присутствии. Я пару раз пытался найти с ним общий язык - да куда там, он
всю шею себе провертел, все на жену оглядывался,  боялся,  как  бы  чего
невпопад не ляпнуть.
   - Да? - задумчиво протянула Настя. - Это любопытно. Я  как-нибудь  им
займусь.
   Галина Ивановна Параскевич явилась к следователю с опозданием на  де-
сять минут. Когда на часах было 10:34, Ольшанский поднялся из-за стола и
почел к двери.
   - Ну все, Галина Ивановна, - злорадно сказал он, - не  хотите  прихо-
дить вовремя - будете ждать, пока я не вернусь. Начинай, Настасья, скажи
ей, что я поручил тебе ее допросить. И напугай ее посильнее, скажи, дес-
кать, Константин Михайлович гневаться изволили.
   Галина Ивановна Параскевич, казалось, очень  обрадовалась,  увидев  в
кабинете Ольшанского Настю.
   - Анастасия Павловна, как хорошо, что вы здесь!  -  воскликнула  она,
по-хозяйски пристраивая шубу на вешалку и усаживаясь за стол, не дожида-
ясь приглашения. - Мне так легко всегда с вами разговаривать, не то  что
с Константином Михайловичем. Вы знаете, мне иногда кажется, что он  меня
недолюбливает.
   "Что же тебе про меня-то ничего не кажется,  -  с  усмешкой  подумала
Настя. - Я ведь тебя не люблю еще сильнее, чем Костя".
   - Ну что вы, Галина Ивановна, - вежливо сказала она вслух, -  за  что
Константину Михайловичу вас не любить. Но ведь у него  такая  сложная  и
напряженная работа, вполне естественно, что он далеко не всегда пребыва-
ет в радужном расположении духа. Вы должны быть к нему снисходительны.
   - Должна вам сказать, Анастасия Павловна, вы меня не убедили. Я дога-
дываюсь, что у вас работа не менее сложная и напряженная, чем у Констан-
тина Михайловича, однако вы производите намного более приятное впечатле-
ние. Просто несравнимо более приятное. Человек,  который  в  силу  своих
должностных обязанностей вынужден постоянно вступать в контакт с  незна-
комыми людьми, общаться с ними, должен, нет, просто обязан  быть  милым,
уметь слушать собеседника, хотеть понять его...
   Галина Ивановна оседлала очередного конька. Настя слушала ее вполуха,
делая вежливое лицо и терпеливо дожидаясь, когда женщина увлечется  нас-
только, что неожиданный вопрос "не по теме" застанет ее врасплох и выну-
дит дать неподготовленный и непродуманный ответ. Наконец ей  показалось,
что такой момент настал.
   - Скажите, Галина Ивановна, а не могло убийство вашего сына оказаться
убийством из ревности?
   Параскевич оторопела от неожиданной смены  предмета  обсуждения,  тем
более что Настя довольно бестактно прервала ее прямо на середине фразы.
   - Из ревности? - переспросила она. - Что ж, конечно, от этой... я хо-
чу сказать, от Светы всего можно было ожидать. Мне всегда казалось,  что
она не любит Ленечку по-настоящему, а просто играет с ним.  Вот  захоте-
лось ей поиграть в замужество, в семейную жизнь, она и выбрала Леню.  Но
ведь ей точно так же могло прийти в голову поиграть в распутницу, в  ро-
ковую женщину. Я совершенно не исключаю, что у Светланы были любовники.
   "Ладно, - подумала Настя, - разговор пошел по "правой" схеме, что  ж,
пусть охаивает Светлану и наивно полагает, что о Леониде разговор вообще
не зайдет. Удивительное все-таки самомнение у  этой  женщины!  Она  пол-
ностью уверена, что владеет ситуацией и сама направляет беседу. Ей  даже
в голову не приходит, что может быть и по-другому".
   Светлана Параскевич, если верить ее свекрови, была глупой и бездарной
журналисткой, училась с Ленечкой на одном курсе и после того, как он на-
писал свою первую книгу, решила окрутить его. Почуяла, что это  "золотая
жила". Леня был таким чистым и доверчивым мальчиком, у него  никогда  не
было не то что романов, даже легких увлечений, и  конечно,  Светлане  он
достался легко и без боя. Ему ведь было уже двадцать два, вы должны  по-
нимать, о чем идет речь...
   После женитьбы молодые стали жить отдельно, у Светланы была комната в
двухкомнатной коммуналке в центре Москвы, потом сосед-алкаш умер, и  она
отсудила вторую комнату, Ленечке пошли навстречу, он ведь к тому времени
был уже известным писателем, ему нужно место, чтобы работать.  Разумеет-
ся, влияния матери ничем не заменишь, гордо рассказывал с.  Галина  Ива-
новна, и первые годы после женитьбы Ленечка  еще  полностью  принадлежал
ей, был хорошим сыном, послушным, любящим. Но  невестка  знаете  ли,  не
отступилась, ей поперек горла стояло, что Ленечка прислушивается к мате-
ри больше, чем к жене, и постепенно она начала забирать мужа в свои  ру-
ки. Он и одеваться стал по-другому, и прическу изменил, стал  отращивать
волосы так, как ей нравится, и усы с бородой отпустил, хотя раньше всег-
да ходил гладко выбритым. Конечно, Светлана отговаривалась  тем,  что  у
известного писателя должен быть свой образ, свой имидж, ведь его  фотог-
рафии печатают на обложке каждой книги, его приглашают на телевидение, и
он не может позволить себе выглядеть абы как. Но Галина Ивановна  увере-
на, что все разговоры об имидже велись только для отвода глаз. На  самом
деле Светлане важно было заставить Ленечка сделать так, как ей  хочется,
а не так, как приучила его с детства мать. Она все делала назло  свекро-
ви, абсолютно все! А уж когда Галина Ивановна увидела ее в машине с  ка-
ким-то мужчиной, то все хорошее отношение к невестке  как  рукой  сняло.
("Как будто оно вообще когда-нибудь было, это хорошее отношение", - про-
комментировала про себя Настя.) Разумеется, ни  ей,  ни  Ленечке  Галина
Ивановна ничего ни сказала. Зачем расстраивать мальчика?
   - Позвольте, Галина Ивановна, вы делаете  выводы  на  основании  того
лишь факта, что ваша невестка ехала в машине, за рулем которой сидел не-
известный вам мужчина? Вы что, никогда в жизни не ездили на такси или на
частнике? Вас никогда никуда не подвозили друзья или коллеги?
   - Я знаю, о чем говорю, - поджала губы Параскевич, - и как-нибудь мо-
гу отличить случайного водителя от  любовника.  Случайного  водителя  не
гладят по затылку и по щеке.
   "Ну, про затылок и щеку ты, положим, могла прямо сейчас с ходу  выду-
мать, когда поняла, что обвинениях невестки хватила лишку. А вот про ма-
шину - это, наверное, правда. Если уж проверят версию, то как  следует",
- подумала Настя.
   - Припомните, пожалуйста, когда это было.
   - Летом. Дату я, конечно, не вспомню. Примерно в конце июня -  начале
июля.
   - Опишите машину. Марка, цвет. Может быть, вы на номер посмотрели?
   - Номер не видела. И вообще было уже темно. "Волга", темная такая.
   - Ну как же так, Галина Ивановна, вы говорите, что было темно, ни но-
мера машины, ни цвета вы не разглядели, а Светлану увидели и даже увиде-
ли, что она гладит мужчину по затылку и по щеке. Так не бывает.
   - Очень даже бывает, - рассердилась Параскевич. - Светлану  я  вообще
увидела на улице, она покупала сигареты в  киоске.  Я  очень  удивилась,
ведь ни она, ни Ленечка не курили, хотела было окликнуть ее, а она сига-
реты взяла и идет к машине. Я же вижу, что это не Ленечкина машина,  по-
тому и окликать не стала. Нагнулась, чтобы посмотреть, кто за  рулем,  и
увидела...
   "Ничего ты не увидела, - зло сказала про себя Настя. -  Сочиняешь  на
ходу, только чтобы Светлану подставить. Ну покупала она сигареты, ну са-
дилась она в "волгу", дальше что? Между прочим, Ленечка твой курил с де-
вятого класса, а в последние три года - по полторы пачки в день.  Просто
ты устраивала ему истерики и  заклинала  всеми  святыми  не  поддаваться
вредной привычке, а ему проще было скрывать, что он курит, чем  выслуши-
вать твои вопли. Он, может быть, и на Светлане-то женился не по  страст-
ной любви, а единственно для того, чтобы уйти из дома и не  жить  с  то-
бой".
   - Скажите, Галина Ивановна, как вам казалось, Светлана - умный  чело-
век?
   - Да что вы! - пренебрежительно махнула рукой женщина. -  Откуда  там
ум-то возьмется? Она, по-моему, за всю жизнь две с половиной книжки про-
читала.
   - Я спрашиваю не про образованность, а про ум, интеллект. Умение  ло-
гично мыслить, обобщать, анализировать, формулировать выводы, связно из-
лагать свои мысли.
   - Ну я же вам сказала, она была бездарной журналисткой.
   Галина Ивановна никак не хотела видеть разницу между интеллектом, на-
читанностью и-ярофессиональной пригодностью. Раз бездарная  журналистка,
значит - круглая дура. Интересно, что бы она сказала, если бы  эта  без-
дарная журналистка оказалась невероятно талантливым биологом?
   - Значит, как человек она в целом не умна, - уточнила  Настя  не  без
задней мысли.
   - Абсолютно, - горячо подтвердила мать писателя.
   - А у вашего сына никогда не возникало неудовольствия по этому  пово-
ду? Ведь он, как натура творческая, тонкая, художественная,  не  мог  не
видеть, что его жена недостаточно умна и образованна.
   В кабинет вернулся Ольшанский и сел на свое место, не прерывая их бе-
седы. Однако Галина Ивановна сразу вся как-то подобралась, словно почуяв
рядом врага и приготовившись к отпору.
   - Мой сын был увлечен ею как женщиной, поскольку никаких других  дос-
тоинств у Светланы нет, - сухо ответила она. - Я ведь уже объясняла вам,
Ленечка был чистым и порядочным мальчиком, он никогда не  позволял  себе
вступать в интимные отношения с девицами, если не имел серьезных намере-
ний, поэтому, когда за дело взялась  Светлана,  он  был  покорен  момен-
тально. Он был нормальным молодым мужчиной, вы должны понимать...
   - Хорошо, - вступил Ольшанский, - оставим эту тему. Вернемся к вашему
сыну, Галина Ивановна. Скажите, пожалуйста, вы читали его произведения?
   - Разумеется, - гордо ответила Параскевич. - Я читала их раньше всех,
Ленечка всегда приносил мне рукописи, еще до того, как  показывал  их  в
издательство.
   - В критических статьях о книгах вашего сына неоднократно отмечалось,
что Леонид Параскевич - тонкий и  глубокий  знаток  женской  психологии,
женской души. Вы согласны с этим утверждением?
   - Безусловно, - твердо заявила она.
   - Тогда расскажите нам, пожалуйста, откуда он получил все те  знания,
которые помогли ему стать автором женских романов. Он мужчина. Опыт  об-
щения с женщинами у него, если верить вашим словам, минимальный.  Откуда
же он все это знает? Когда и при каких обстоятельствах научился  он  так
хорошо понимать женщину?
   Галина Ивановна попалась в заранее расставленную ловушку. После  все-
го, что она тут понарассказывала, уже  нельзя  было  апеллировать  ни  к
Светлане, ни к знакомым девушкам и женщинам, сказав, что  у  Ленечки  их
всегда было много, потому что он был красивым юношей и пользовался успе-
хом. Этот номер уже не проходил, и Галине Ивановне скрепя  сердце  приш-
лось назвать двух женщин, которые были увлечены Леонидом и даже, похоже,
сумели обратить на себя его внимание. Во всяком случае, приходя в  гости
к матери без жены, он неоднократно звонил им.
   Настя была вполне удовлетворена результатами допроса и уже  собралась
было уходить, оставив Ольшанского наедине с Галиной Ивановной, как вдруг
ее внимание привлекла одна фраза:
   - Ленечка не простит мне, что я выдала его сердечную тайну. Он сурово
накажет меня за это.
   - Извините, я не поняла.
   Настя вернулась к столу и снова села напротив Параскевич.
   - Вы пользуетесь услугами медиумов?
   - Нет. С чего вы взяли?
   - Из ваших слов можно сделать вывод о том, что вы вступаете в контакт
с покойным сыном. Я просто хотела уточнить.
   - Нет-нет, что вы, - замахала руками Галина Ивановна. - Я не  верю  в
загробный мир и всякие такие вещи. А насчет того, что Ленечка  не  прос-
тит, это так, образное выражение. С языка сорвалось.
   Но от Насти не укрылось, что Галина Ивановна Параскевич стала мучнис-
то-бледной. И это ей совсем не понравилось.
   Светлана Параскевич  припарковала  старенькие  "жигули"  возле  изда-
тельства и вошла в подъезд, неся в руках толстую папку. Теперь она  сама
будет вести все переговоры с издателями. У Лени никогда не  хватало  ха-
рактера послать их всех подальше с их  нытьем,  жалобами  на  финансовые
трудности и слезными мольбами отдать за смехотворный  гонорар  очередной
роман, на котором издательство "наварит" не меньше  восьмидесяти  тысяч.
Долларов, разумеется. Леня был добрым и мягким и никак не  мог  пересту-
пить через собственный характер, хотя и понимал, что давно пора это сде-
лать. Что ж, теперь это за него сделает его жена, вернее, вдова.
   - Света? - несказанно удивился директор издательства,  увидев  ее.  -
Какими судьбами? Разве  мы  остались  должны  вам  за  последнюю  книгу?
По-моему, мы полностью рассчитались, нет?
   - Да, - кивнула она. - За ту книгу вы с нами полностью  рассчитались.
Но есть новая. Леня закончил ее в тот день, когда его убили. Могу  пред-
ложить ее вашему издательству. Если хочешь, конечно.
   - Боже мой! - взвился директор. - И ты еще спрашиваешь! Конечно,  хо-
чу. Мы будем счастливы издать еще один роман  великого  Параскевича.  Ты
только представь: роман, последнее слово в котором было написано за  три
часа до трагической гибели. В момент расхватают.  Тысяча  долларов  тебя
устроит? За предыдущую книгу мы заплатили Леониду девятьсот, но за  эту,
поскольку она все-таки последняя, - тысячу. Идет?
   Светлана встала и взяла со стола папку с рукописью.
   - Ты ничего не понял, Павлик, - ласково сказала она. - А раз ты ниче-
го не понял, то и разговаривать нам с тобой не о чем. До свидания.
   Она сделала шаг к двери, как вдруг Павел выскочил из-за стола и  мет-
нулся ей наперерез.
   - Ну, подожди. Света, куда ты? Мы ж с Леней сто лет были  знакомы,  -
можно же как-то по дружески... Ну сколько ты хочешь? Тысячу двести?  Ты-
сячу триста?
   - Я хочу двадцать пять тысяч долларов, Паша. И торговаться с тобой  я
не буду ни при каких условиях. Или ты берешь эту книгу за двадцать  пять
тысяч, или я отношу рукопись в другое издательство. И не смей мне  расс-
казывать о том, какой ты бедный. При тираже в сто  пятьдесят  тысяч  эк-
земпляров себестоимость одной книги не превышает восьмисот рублей, пото-
му что вы нашли дешевую типографию где-то в Клинцах. Оптовикам вы отдае-
те их по две тысячи, таким образом, на каждой книжке вы получаете тысячу
двести рублей прибыли. При тираже в сто пятьдесят тысяч - сто  восемьде-
сят миллионов. А вы, насколько я знаю, с оптовиками не  связываетесь,  у
вашего издательства есть собственная сеть реализации, вы ее сколотили на
паях с четырьмя другими издательствами. И продаете вы каждую  книжку  по
пять - семь тысяч рублей. Поскольку с арифметикой у меня  в  школе  было
все в порядке, то торговаться с тобой, Паша, я  не  буду.  Или  двадцать
пять, или я ухожу.
   - Хорошо, хорошо, не кипятись. - Павел успокаивающим жестом  взял  ее
под руку и подвел к креслу. - Ты же понимаешь, сумма  настолько  велика,
что я не могу решить вопрос в течение двух минут, ни с кем не  посовето-
вавшись. Оставь рукопись, редактор ее посмотрит, и, если мы ее  одобряем
и принимаем, мы вернемся к обсуждению вопроса о гонораре. Зачем же  сей-
час копья ломать, если неизвестно, будем ли мы вообще издавать книгу.  А
вдруг она плохо написана и никуда не годится? Кота в мешке покупать?
   Губы Светланы изогнулись в саркастической усмешке,  небольшие  глазки
сощурились и стали казаться совсем маленькими.
   - Паша, Паша, - укоризненно покачала она головой. - Ничему тебя жизнь
не учит. Все, друг мой, разговор окончен. Рукописи Параскевича не нужда-
ются в одобрении и редактировании, это знает  вся  издательская  Москва.
Рукописи моего мужа принимают не глядя и тут же  запускают  в  набор,  а
ровно через два месяца они выходят в свет. Может быть, ты не знаешь, что
его книги лежат на прилавках не больше двух недель, а потом  их  днем  с
огнем не достать? Может быть, для тебя новость,  что  каждая  его  новая
книжка раскупается мгновенно? И еще одно, Пашенька. Может  быть,  плохие
мальчики, которые работают в твоем издательстве, скрыли от тебя" что де-
лают "левые", неучтенные тиражи Лениных романов? В выходных данных  книг
стоит тираж сто пятьдесят тысяч экземпляров, а на самом деле  напечатано
триста тысяч. За сто пятьдесят, указанные в выходных данных, вы  отчиты-
ваетесь перед налоговой инспекцией, а прибыль за остальные сто пятьдесят
идет вам в карман. Господи, Паша, какие у тебя глазки-то  круглые!  Что,
не знал, что ли? Ты воздух-то выдохни из живота, ведь лопнешь сейчас. Вы
вместе с остальными четырьмя издательствами сосали из Лени  кровь  целых
пять лет, пользовались тем, что он не мог  вам  отказать,  прикидывались
его друзьями, а друзьям принято помогать в беде. Теперь все, дружок, ма-
лина ваша кончилась. Леня молодой был совсем и безумно талантливый, и вы
думали, что он еще много лет будет вас радовать сказочными прибылями, он
ведь сочинял легко и быстро. Поэтому эксклюзивные права вы у него  поку-
пали только на шесть месяцев со дня сдачи рукописи.  Зачем  вам  больше,
думали вы, если он через шесть месяцев новую вещь напишет, так лучше  же
новую издать, чем переиздавать старую, тем более что вы тираж-то зафига-
чили будь здоров какой, что официальный, что левый, все женское  населе-
ние России отоварилось. А к сегодняшнему дню все  эксклюзивные  права  у
вас кончились. Осталось только право на последнюю книжку, которая  вышла
месяц назад, но и это право через три месяца кончится, а вам с него  все
равно никакого навару, у вас же тиражи огромные, так что затевать  пере-
издание сразу же после первого издания бессмысленно. Все, пуфик ты  плю-
шевый. Теперь ничего дешевого вы н