а, он  не  смог  бы
остаться незамеченным. Днем - тем более.  Ночью?  Да,  вполне  возможно.
Где-то рядом с "Мечтой" находится место, так или иначе связанное  с  со-
вершением преступлений. Лес? Милиционеры его прошерстили на совесть.  Ни
спрятанной в глубине избушки, ни места захоронения трупов. И потом, если
верить эксперту, человек, принесший на своих ботинках грязь из  "Мечты",
сел в машину прямо на территории коттеджей. Значит, машина стояла у всех
на виду. Что же получается? Маньяк Черкасов приезжает ночью (о том,  что
такое могло произойти днем или вечером, даже речи быть не может), остав-
ляет машину там, где ее может увидеть любой житель,  разбуженный  звуком
мотора, уходит куда-то, потом возвращается, садится  в  машину,  заводит
двигатель и отбывает, никем не увиденный и не услышанный? И это в месте,
где дома двух-трехэтажные и до шоссе с идущим транспортом не меньше  ки-
лометра? Чушь. "Мечта" тем и хороша, что в ней стоит  полная,  умиротво-
ряющая и благостная тишина. Не случайно убитая Марина Собликова  остано-
вила Машину далеко от коттеджей и оставшуюся часть пути  шла  пешком.  И
точно так же, судя по всему, поступил и неведомый  убийца,  проникший  в
дом Соловьева. Выстрелы, которыми были убиты Коренев и Собликова, слыша-
ли все жители. Шума мотора - никто.
   Идею о том, что Черкасов бывал в коттеджном городке,  придется  оста-
вить, она находится за гранью здравого смысла. Но тогда кто  же?  Михаил
Ефимович клянется, что в его квартире никого из посторонних  не  бывает.
Во всяком случае, после смерти Олега Бутенко. И уверяет, что Олег никог-
да не рассказывал ему о визитах кого бы то ни было в отсутствие Черкасо-
ва.
   А еще блокнот Валерия Лискина... Если маньяк - Черкасов, то  понятно,
как блокнот оказался в его квартире, правда, не совсем  ясно,  зачем  он
его хранил, но это уже другой вопрос. А если он говорит правду, если  он
не имеет к этому блокноту никакого отношения, то кто его принес в  квар-
тиру? И, главное, с какой целью?
   Совершенно идиотская ситуация. Есть человек, гомосексуалист, питающий
непреодолимую склонность к стройным смуглым черноволосым мальчикам, при-
знавший свою связь с Олегом Бутенко, хотя и отрицающий свою вину  в  его
смерти, но такой человек есть. И по всему выходит, что к  остальным  по-
гибшим юношам он никакого отношения не имеет. А с другой стороны,  нахо-
дятся улики, заставляющие в этом сомневаться. И у самого  Черкасова  кет
никаких приемлемых объяснений по поводу этих улик. Ну  что  ему  мешает,
например, заявить, что у него в квартире бывало множество случайных  лю-
дей, которые вполне могли принести и спрятать у него блокнот? И где  те-
перь искать этих людей, он не знает. Про грязь, обнаруженную под ковром,
ему пока никто не сказал, но ведь ее можно списать на любого, если  при-
держиваться той линии, что в квартире бывали многие. Но нет,  он  твердо
стоит на том, что в знакомствах очень избирателен, а  в  дом  никого  из
посторонних не водит, к сексуальным партнерам ездит сам. Более того, ак-
куратные беседы с соседями Черкасова по дому это косвенным образом подт-
верждают. Вот, например, запись разговора с жильцом соседней квартиры:
   "... Да, я знал, что у Миши живет какой-то его друг, хотя Миша нас не
знакомил. Он вообще мужик безотказный, и руки золотые, все  может  почи-
нить, наладить, отремонтировать. Но не гостеприимный.
   - Вы хотите сказать, неприветливый?
   - Нет, что вы, совсем наоборот. Миша очень вежливый, улыбается  всег-
да. Даже если поздно вечером к нему придешь со сломанным феном,  он  ни-
когда неудовольствия не выкажет, не скажет ничего. "Оставь, - говорит, -
я посмотрю и занесу, когда сделаю". И действительно, глядишь - на другой
день с утра сам приносит, и все работает как новенькое. Я хочу  сказать,
что он в квартиру никогда не приглашает. Вот ведь он сколько лет в нашем
доме живет, и нет, наверное, ни одной семьи, которая бы к  нему  за  по-
мощью не обращалась, да и из соседних домов к нему ходят, а дальше  при-
хожей ни один человек у него не был. Мы даже думали первое время, что он
что-то скрывает. Может, вещи дорогие, аппаратура там или антиквариат,  и
он не хочет, чтобы люди знали об этом, воров остерегается. Потом поняли,
что он просто болезненный чистюля, боится, что мы ему грязь нанесем. Ес-
ли уж у него в прихожей пол всегда сверкает, хоть языком лижи,  то  могу
представить, что творится в комнате. Операционная, не иначе..."
   Тогда остается предположить,  что  человек,  спрятавший  у  Черкасова
блокнот, приходил, когда дома был только Олег Бутенко,  и  Олег  по  ка-
ким-то причинам Михаилу об этом не сказал. Либо посетитель приходил  уже
после смерти Бутенко и открывал дверь своими ключами. Ибо взлома замка в
квартире Черкасова не было, это проверяли.
   Свои ключи. Если в последнее время Михаил Ефимович замка не менял, то
в этом направлении можно поискать. Потому что после развода в этой квар-
тире довольно долго жил брат его жены Славик и расстались они  не  самым
лучшим образом. А Славик вращается в среде гомосексуалистов...
   Как и следовало ожидать, брат бывшей жены Михаила Черкасова  Вячеслав
Дорошевич отнесся к встрече с Селуяновым без видимого энтузиазма,  хотя,
памятуя о том, скольким он обязан оперативнику,  приличия  соблюдал,  от
беседы не отказывался и не хамил. На вопрос о ключах сразу же  категори-
чески заявил, что в момент окончательного разрыва с родственником ключей
этих с собой не уносил. Впрочем, вопрос был задан на всякий случай,  ибо
уже было известно, что года через два после истории со Славиком Черкасов
замок все-таки сменил, потому что старый совсем вышел из строя и  посто-
янно заедал.
   Основной целью разговора с Дорошевичем была попытка собрать как можно
больше сведений о жизни Черкасова, о его характере и привычках, а кто же
мог рассказать об этом больше, чем человек, живший с Михаилом под  одной
крышей. Если верить Славику, то пристрастие, к определенному типу  внеш-
ности у Черкасова появилось давно, еще в те времена,  когда  он  пытался
быть как все и заниматься любовью не с юношами, а с девушками.  О  своих
гомосексуальных склонностях он знал лет с семнадцати, но  боялся  этого,
считал неприличным и ненормальным, старательно ухаживал сначала  за  од-
ноклассницами, потом за сокурсницами. Правда, все выбранные  им  объекты
внимания были, что называется, на одно лицо - высокие, стройные, коротко
стриженные брюнетки с матово-смуглой кожей и большими темными глазами  в
обрамлении длинных ресниц, узкобедрые, с маленькой грудью и мальчишеской
спортивной фигуркой. Однако на молодых людях с такой же  внешностью  его
взгляд задерживался намного дольше, и интереса в этом взгляде было  куда
больше.
   В какой-то момент он не смог больше переламывать себя и на  четвертом
курсе завел роман со студентом-первокурсником. Каким-то образом об  этом
узнали, скандал получился громким и отвратительным, и  Черкасова  в  три
секунды выперли из института. Первокурсник отделался  легким  испугом  и
переводом в другой вуз, поскольку имел влиятельного  папу.  После  этого
Михаил сделал решительную попытку "завязать" с  привычкой,  которую  сам
начал считать позорной, и жениться. Что он и сделал, выбрав себе в  суп-
руги родную сестру Славика Дорошевича. Черненькую,  стройненькую,  узко-
бедрую. Она внешне была очень близка к его идеалу, но ее брат оказался к
этому идеалу еще ближе, хотя Черкасов мужественно держался  и  изо  всех
сил старался пореже смотреть в его сторону. Но выдержки его хватило  не-
надолго, и что было дальше - уже известно.
   К моменту перехода к постоянным  гомосексуальным  контактам  Черкасов
был уже не тем Мишей, который стеснялся и стыдился сам себя. В  попытках
понять свою тягу к юношам, дать ей разумное объяснение он много читал, а
также общался с истинными гомосексуалистами и  уяснил,  что  влечение  к
мужчинам - это не грязное и отвратительное извращение, а составной  эле-
мент целой системы эстетических взглядов, корни которых уходят,  как  ни
парадоксально, в религиозные догматы христианства. Не случайно  ведь  во
время обряда крещения девочек, в отличие от мальчиков,  не  допускают  к
алтарю, ибо они даже в невинном, казалось бы, младенчестве уже считаются
нечистыми. Любовь между мужчинами - это не стыдно, это  прекрасно,  если
доставляет радость обоим партнерам. Так, во всяком случае, считал Черка-
сов, который перестал терзаться идеями самообвинения и греховности и дал
наконец себе волю любить тех, кого хотел любить, а не тех,  любить  кого
предписывалось общепринятой моралью.
   Сам Дорошевич до начала связи с Михаилом приверженцем гомосексуальных
отношений не был, но ему, как очень многим  в  восемнадцать-девятнадцать
лет, хотелось "попробовать всего". И наркотиков, и авантюр,  и  любовных
контактов с мужчинами. Юношеское любопытство разбирало. А  Черкасов  был
всетаки не посторонним, не случайным мужиком с улицы, а человеком, кото-
рого Славик хорошо знал и к которому прекрасно относился. Почему  бы  не
попробовать? Опыт контакта отвращения не вызвал, вероятно,  оттого,  что
Михаил очень постарался, чтобы у юного родственника не  возникло  ощуще-
ния, что они занимаются чем-то порочным и  грязным.  Напротив,  Черкасов
сделал все возможное, чтобы донести до Славика общую эстетическую  идею,
так сказать, основы мировоззрения. После двух-трех встреч Дорошевич втя-
нулся и даже ощутил некоторую прелесть нежных отношений с мужчиной. А уж
после того, как их застукали и он вынужден был переселиться к Михаилу, у
него и выбора-то не осталось. Попробуй закрути роман с девчонкой  -  мо-
ментально с квартиры вылетишь. А жить где?
   По словам Дорошевича, Черкасов был человеком добрым и даже  сентимен-
тальным, с нежностью относился к подаркам и просто к старым вещам, с ко-
торыми у него связаны какие-то дорогие ему воспоминания. И  очень  любил
чистоту и порядок, постоянно намывал полы, протирал мебель и  драил  ка-
фель. Не терпел, когда вещи лежали не на своих местах. Это, кстати, тоже
было одним из камней преткновения в период  их  совместного  проживания.
Славик подтвердил то, что говорил сам Черкасов и о чем рассказывал сосед
по дому: Михаил не любил посторонних людей в квартире, никого не пригла-
шал в гости и при возможности дальше прихожей никого не пускал. Нет,  он
никого не боялся и в воровстве не подозревал, просто характер такой.
   - Вот если я скажу тебе, что в отсутствие Черкасова кто-то  проник  в
его квартиру, ты на кого в первую очередь подумаешь? - спросил Селуянов.
   - В первую? Ни на кого, - моментально отреагировал Дорошевич, и  было
видно, что это действительно первая и самая естественная реакция.
   - Ну а во вторую? Если не спешить, а немножко подумать.
   Славик воспринял эти слова как руководство к  действию  и  задумался.
Селуянов терпеливо ждал, стараясь не сбить его со сложного процесса  ше-
веления мозгами, поскольку большого навыка в этом непростом деле Дороше-
вич явно не имел. Думал Славик долго, морщил лоб, жевал губами,  пыхтел,
качал головой в такт каким-то своим мыслям и наконец произнес:
   - Нет, не представляю, кто бы мог это сделать.
   Мишка никогда никому ключ от своей хаты не давал. Он  в  этом  смысле
был как зверь, я имею в виду  инстинкт  охраны  собственной  территории,
своего гнезда. Он даже не переносил, когда кто-то брал в руки  принадле-
жащую ему вещь. Очень болезненно реагировал. А если бы у него ключи  ук-
рали или он заметил бы, что кто-то их брал, он бы тут же  замок  сменил.
Миша очень осторожный. И потом, от одной мысли, что чужой человек в  его
отсутствие может прийти в его квартиру, ходить в грязных ботинках по его
стерильному полу и трогать его вещи, у него  обморок  сделается.  Я  вам
точно говорю, я Мишу знаю.
   Настя внимательно выслушала подробный рассказ Коли Селуянова о встре-
че с Дорошевичем. Мягкий, добрый и сентиментальный? История  знает  мно-
жество случаев, когда добрые и сентиментальные оказывались  садистами  и
палачами. Кстати, и мировой кинематограф это обстоятельство неоднократно
использовал, показывая нацистов, которые со слезами умиления смотрят  на
фотографии любимых жены, детей и собаки, а спустя  пять  минут  загоняют
толпы чужих малышей в газовые камеры. Так что полученные сведения о  ха-
рактере Черкасова на доказательство его невиновности не работали. Скорее
наоборот. Но все же... Все же...
   Если Черкасов виновен, то нужно непременно найти место, куда он отво-
зил похищенных мальчиков. Сделать это непросто, но по крайней мере  сама
задача ясна. А если он невиновен, значит, его  кто-то  пытается  подста-
вить. Причем подставить по-крупному,  подвести  под  высшую  меру.  Этот
кто-то принес в его квартиру блокнот Валеры Лискина. Интересно, что  еще
сделал этот неизвестный доброжелатель? Наверняка ведь есть  что-то  еще.
Не может не быть.
   - Коля, я поняла, что надо делать, - внезапно сказала Настя.
   Черкасова задержали по подозрению в убийствах только потому,  что  он
совершил кражу. Если бы не кража видеокассет, его не нашли бы.  Но  ведь
кража была случайностью, и если неизвестный  доброжелатель  у  Черкасова
существует, рассчитывать на то, что Михаил совершит кражу и на этом  по-
падется, он не мог. Он должен был принять меры к тому, чтобы  подозрение
в убийствах мальчиков пало на Черкасова. И блокнота Валерия Лискина  для
этого было совершенно недостаточно. Более того, блокнот мог стать только
одним звеном в цепочке, причем звеном последним, самым  убедительным.  В
качестве первого звена он не годился.
   - Виктор Алексеевич, - заявила Настя полковнику Гордееву, -  мне  ка-
жется, пришло время воспользоваться тем, что дело Черкасова находится на
контроле у руководства. Нужны люди.
   - И много? - скептически осведомился начальник. - Роты тебе хватит?
   - Вполне, - великодушно согласилась она. - Если с ротой сложно, обой-
демся тремя сотрудниками. Надо немедленно проверить  розыскные  дела  по
всем восьмерым юношам. Меня интересуют все, кроме Бутенко, с ним  и  так
все понятно.
   - И что ты хочешь найти в этих делах? Имя убийцы?
   - След. Пока только его след.
   Настя в двух словах изложила Гордееву свои соображения. Виктор  Алек-
сеевич только вздохнул и кивнул.
   - Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Подключай Доценко и Игоря Лесни-
кова.
   Они разделились. У Игоря Лесникова и Коли Селуянова были свои машины,
а Миша Доценко, хоть и безлошадный, не боялся длинных  концов  из  одной
части города в другую. Для Насти же такие поездки были  мучительными,  и
она присоединилась к Юре Короткову, старенький автомобиль которого  хоть
и с трудом, но еще дышал.
   Заглянуть в розыскное дело, которое ведешь не ты сам, - задача не  из
простых. Ни один оперативник за красивые глаза и нежное  "спасибо"  тебе
своих материалов не покажет. Для этого нужен либо приказ начальства, ли-
бо личные и очень дружеские связи. Правда,  все  нужные  розыскные  дела
должны были уже находиться в архивах, поскольку разыскиваемые юноши были
найдены мертвыми. Но все равно без разрешения  руководителей  никто  эти
дела не покажет и в архив не пустит. Насте и Короткову не повезло. В тех
двух местах, где они побывали, начальства на  месте  не  было,  пришлось
долго ждать, потом так же долго объяснять и уговаривать,  давая  честное
слово, что они не собираются проверять  качество  работы  и  критиковать
сотрудников за халатность и неумелость. Наконец они прорвались к  вожде-
ленным папкам, но того, что искали, не нашли.
   - Не кисни, подруга, - ободряюще сказал Коротков,  глядя  на  Настино
огорченное лицо, - у ребят еще шесть дел. Глядишь, кому-нибудь из них  и
повезет. Если, конечно, ты все правильно придумала.
   - Вот именно, - уныло поддакнула она. - Если я правильно придумала. А
если нет?
   - Тоже не беда. Мало ли мы ошибок делаем? Не смертельно.
   - Обидно, - возразила Настя. - Уж больно идея красивая.  Жалко,  если
пропадет.
   - Это точно, - кивнул Коротков, выруливая на Садовое кольцо.  -  Идея
красивая. Но идея поесть чего-нибудь, по-моему,  тоже  неплоха.  Как  ты
считаешь?
   - Давай поедим, - согласилась она. - Ты прав, Юрик, есть хочется.
   Они купили по дороге пакетик с нарезанным сыром, две упаковки супа  с
креветками, который нужно было только залить кипятком и оставить на  три
минуты, и батон. Вернувшись на Петровку, они устроились у Насти в  каби-
нете, вскипятили воду и принялись за импровизированный сыщицкий обед.
   - Ты что-то выглядишь неважно, - заметил Коротков, вылавливая из супа
креветки и складывая их на отрезанный ломтик белого хлеба. - Не болеешь?
   - Нет. Две ночи подряд выспаться не могу. Ты же знаешь, для меня  не-
досыпание хуже смерти.
   - Чем же ты занимаешься по ночам?
   - Да если бы чем-нибудь полезным! Вчера с любимым братом и его  женой
в ресторане гуляли, годовщину свадьбы отмечали. А сегодня - вообще стыд-
но сказать. С комарами воевала. Их в комнату поналетела чертова туча,  а
они же после зимы голодные и злые. Все норовят моей кровью пообедать.  И
жужжат как очумелые. И ведь что обидно, Лешка спит без задних  ног,  они
его почему-то не трогают. А на меня, маленькую, как накинулись! Сволочи.
Управы на них нет.
   - Ну, разворчалась, - улыбнулся Юра. - Между прочим, мне Коля на тебя
жаловался.
   - На тему?
   - На тему твоего неприличного поведения.
   - Это про Соловьева, что ли?
   - Что ли. Что там у вас случилось?
   - Да ничего особенного, Юр, - с досадой сказала она.  -  Колька,  как
всегда, преувеличивает. Ему, видишь ли, показалось, что я намеренно влю-
била Соловьева в себя, а потом юркнула в кусты, оставив несчастного оди-
нокого инвалида наедине со своими страданиями.
   - А это не так?
   - Конечно, нет. Выбрось это из головы. Слушай, я никак не пойму,  что
ты с креветками делаешь. У тебя какой-то замысел или ты их просто не лю-
бишь?
   - Обожаю. И замысел у меня грандиозный. Я сначала съем суп,  а  потом
сделаю себе комплексный бутерброд с сыром и креветками.
   - А вкусно? - с сомнением спросила Настя, переводя взгляд со  стакан-
чика с супом на лежащий рядом с Коротковым солидный ломоть хлеба, на ко-
тором красовались уложенные ровными рядами розовые креветки.
   - Мне нравится. Если очень попросишь - дам один раз откусить.
   - Я подумаю, - засмеялась Настя. - Хоть бы ребята скорей  объявились,
сил нет ждать.
   Первым вернулся Селуянов. К сожалению, с пустыми руками.
   - Не смотри на меня, как учитель на двоечника Сидорова, - заявил  он,
увидев на Настином лице одновременно разочарование и недоверие. - Я  хо-
рошо смотрел. Не сомневайся. Нет в этих делах ничего. А у вас пожрать не
осталось?
   Настя сделала ему два бутерброда с  сыром  и  чай.  Николай  промычал
что-то невразумительное, но, судя по интонации, благодарственное. Понять
точнее было трудно, потому что половина довольно солидного куска хлеба с
сыром моментально оказалась у него во рту.
   Через полчаса позвонил Миша Доценко. У него тоже ничего. Настя совсем
приуныла. Шансов на успех оставалось с каждой минутой все меньше. Неуже-
ли она ошиблась? Но ведь должны быть звенья, составляющие замысел  чело-
века, который решил расправиться таким образом с Михаилом Черкасовым. Он
не мог ограничиться только блокнотом, это глупо, это бессмысленно. Блок-
нот могли не найти вообще никогда. Должно быть еще как минимум два  зве-
на, и первое - наводка на Черкасова. Очень  приблизительная,  но  дающая
возможность его подозревать. Без этого все остальное в  принципе  теряет
смысл.
   Но она все-таки не ошиблась. Приз в этой гонке достался Игорю  Лесни-
кову.
   - Был звонок в отделение милиции по месту  жительства  разыскиваемого
Валентина Гольдина. Звонили дежурному дня через два после  объявления  о
розыске, которое сделали по телевизору. Неизвестный мужчина сообщил, что
видел юношу, похожего на разыскиваемого, на улице Муранова вместе с муж-
чиной лет около сорока, с длинными волосами, завязанными с