нас де-
журный следователь?
   - Как где? В комнате дежурной группы.
   - Пусть возьмет эксперта и понятых и поедет домой к Павлу  Николаеви-
чу, проведет там обыск.
   - Я настаиваю, чтобы обыск в  моей  квартире  проходил  в  моем  при-
сутствии, - неожиданно подал голос Бороздин.
   - Зачем? - удивленно спросила Настя. - Вы нам там совершенно не  нуж-
ны. Еще не дай Бог кнопочку нажать забудете, дело Войтовича прямо в сей-
фе и сгорит. Мне будет обидно. А вам?
   Бороздин сидел к ней спиной, и Насте приходилось вглядываться в  лицо
Короткова и Гордеева, чтобы понять, попал ли в цель нанесенный ею  удар.
По тому, как на висках и лысине Колобка выступила испарина, она  поняла,
что Бороздин "поплыл". Теперь можно уходить. Не нужно, чтобы доктор  на-
ук, профессор "ломался" в присутствии женщины, для дальнейших  взаимоот-
ношений с подследственным это не очень полезно. Нельзя  лишать  человека
чувства собственного достоинства, в противном случае с  ним  никогда  не
найдешь общего языка, от него можно будет добиться только рабского  пос-
лушания битой собаки.
   Она вернулась к себе и посмотрела на часы. Почти половина  одиннадца-
того. До появления Вадима Бойцова оставалось еще тридцать пять минут.
   Вадим вышел из телефонной будки и огляделся.  Люба  стояла  метрах  в
двадцати от него и с любопытством изучала театральную афишу.
   - Любишь театр? - спросил он, подходя и снова обнимая ее.
   - Люблю, - кивнула она. - Особенно пьесы про любовь. Ну чего ты  сме-
ешься? Понимаешь, Вадим, театр - жанр очень специфический для показа лю-
бовных историй. В кино можно показать крутую эротику и даже порнуху, по-
тому что актер настолько отдален от зрителя, что у него чувство  стыдли-
вости даже и не включается. Про литературу я вообще не говорю, там герои
бумажные. А в театре-то вот он, голубчик, из первого ряда до него  дотя-
нуться можно, его дыхание на своем лице почувствовать. Тут с эротикой не
больно разбежишься. Согласен? Поэтому театру приходится говорить о любви
совсем по-особенному. И мне всегда ужасно интересно: а как на  этот  раз
сделают? А что нового в этой пьесе придумают?
   - Любаша, милая, мне нужно ехать. Давай-ка я провожу тебя домой и по-
еду по своим делам. А завтра позвоню тебе прямо с утра. Или ты мне  поз-
вони, мне будет приятно. Запиши мой телефон.
   Она не стала капризничать, сочтя, видимо, совершенно нормальным,  что
в первый день знакомства они просто погуляли и пообнимались  пару  часи-
ков.
   Они свернули за угол и снова оказались перед тем самым сквером. Вадим
не успел опомниться, как перед ними выросла внушительная группа  молодых
парней, настроенных весьма и весьма решительно.
   - Отойди, - только и успел он сказать Любе, сунув руку за пазуху, где
в наплечной кобуре висел пистолет. Но достать оружие он не смог: подско-
чившие сзади два амбала крепко держали его за руки.
   - С нашими девочками, значит, гуляешь, - угрожающе протянул уже  зна-
комый ему громила - бывший одноклассник Любы.
   - Жора, перестань, - крикнула Люба. - Как тебе не стыдно. Прекрати!
   - Цыц, прошмондовка, тебе слова не давали. Вот сейчас  хахалю  твоему
яйца поотрываю, как лепестки у ромашки, а потом и тебе разрешу рот  отк-
рыть, - он гадко заржал. Вслед за ним над грязной шуткой начали хихикать
и его соплеменники.
   Вадима швырнули на землю и резко ударили  ногой  в  живот.  Он  сумел
увернуться, чтобы смягчить силу удара, и быстро вскочил на ноги. Но дра-
ка с десятком пьяных разъяренных мужиков совсем не походила  на  класси-
ческий тренировочный бой в спортзале. В темноте и на небольшом  пятачке,
окруженном деревьями и кустами, у Вадима не было возможности для  манев-
ра. Совершая очередной прыжок вправо, он больно ударился плечом о дерево
и застонал. Кто-то из нападавших не удержал равновесия и свалился  прямо
Вадиму под ноги, увлекая его за собой на землю. После этого  падения  он
уже не поднялся. Ему только удалось из  последних  сил  сгруппироваться,
чтобы защитить от жестоких ударов  жизненно  важные  органы.  Последнего
удара, нанесенного массивным камнем по незащищенному затылку, он даже не
почувствовал. Просто только что он был жив и слышал, как отчаянно и жут-
ко кричит Люба, и ему было очень больно. А в следующую  секунду  он  уже
ничего не слышал и боли не чувствовал. Он умер.
   Наступила полночь. Вадим должен был приехать час назад. Почему он  до
сих пор не приехал? Передумал? Или с ним что-то случилось?
   Как же она устала! Ей казалось, что тело намертво прилипло к стулу, и
нет такой силы, которая сможет поднять ее и заставить куда-то идти.  Она
так устала, что у нее даже не было сил спать.
   Неужели она стареет? Тоже мне, героиня-любовница, замуж собралась  на
старости лет.
   То ли дело Миша Доценко - столько сил потратил на то, чтобы  расшеве-
лить память Шитовой, с таким трудом добился от нее  уверенного  указания
на одного из пяти подозреваемых, который "точно  не  он".  Потом,  после
мнимого ареста Лысакова, сидел тихонечко, как мышка, у него дома, обере-
гал, охранял. Когда распределялись, кому где сидеть в засаде, кому  идти
к Лысакову, кому - к Шитовой, ни словом не обмолвился, ни единым жестом,
ни взглядом не дал понять, что предпочел бы охранять Надежду, а не  Ген-
надия Ивановича. И не потому вовсе, что влюбился по уши и минуты прожить
не может без своей ненаглядной Надюши, а потому, что в  таких  ситуациях
всегда надеешься больше всего на себя, а не на других. Когда человек те-
бе небезразличен, начинает казаться, что никто, кроме  тебя  самого,  не
сможет его защитить и уберечь от беды. А если получается так, что  охра-
нять его доверяют все-таки не тебе, и ты, зная, что дорогому твоему  че-
ловеку грозит опасность, вынужден находиться на расстоянии от него,  вот
тут-то и начинается та самая адова мука, которую не у  всякого  достанет
сил вынести. Каждую минуту, каждую секунду воображение рисует тебе  кар-
тины одну страшнее другой, и ты с ума сходишь от неизвестности,  от  не-
возможности вот прямо сейчас, немедленно узнать, все ли  в  порядке,  не
нужна ли помощь. Но Миша выдержал, у него достало сил просидеть сутки  в
квартире Лысакова и ни разу не позвонить Шитовой, потому что таково было
указание Гордеева. Кто знает, сколько седых волос появилось за эти сутки
в его черной густой шевелюре? Однако сразу же после задержания Бороздина
он поблагодарил Лысакова за помощь и гостеприимство и помчался к  Надеж-
де. И откуда только силы берутся? Что ж, двадцать семь лет, молодость...
   Ее размышления прервал звонок внутреннего телефона.
   - Товарищ майор, вы просили позвонить, когда  подъедет  Бойцов  Вадим
Сергеевич.
   - Да-да, - обрадовалась Настя. Наконец-то! - Он приехал?
   - Нет. Но в дежурную часть только что поступило сообщение об  обнару-
жении трупа мужчины около тридцати лет. При нем документы на имя Бойцова
Вадима Сергеевича. Группа сейчас выезжает. Поедете с ними?
   - Да. Сейчас спущусь.
   Она плохо помнила, как спустилась вниз и села в машину, как ехала  из
центра Москвы на окраину, в Восточный округ. Очнулась она только  тогда,
когда увидела залитый светом переносных  прожекторов  сквер,  и  в  этом
мертвенном искусственном свете - Вадима с проломленным  черепом.  Судеб-
но-медицинский эксперт Айрумян, с трудом вытащив из машины свое  грузное
тело, кряхтя склонился над трупом. Где-то вдалеке,  Насте  казалось,  за
много-много километров отсюда, билась в истерике совсем молоденькая  де-
вушка в длинном бирюзовом пальто, около нее суетились две  женщины  пос-
тарше. Рядом с собой она с удивлением увидела участкового, того  самого,
с которым совсем недавно разговаривала о криминальной ситуации в Восточ-
ном округе. Он тоже ее узнал и приветливо кивнул.
   - Вот видите? - сказал он, делая выразительный жест рукой. -  Вот  об
этом я вам и говорил. Чего они не поделили?  Чего  привязались  к  этому
парню? Чем он им помешал? Хоть бы деньги у него забрали, часы там,  сум-
ку, что ли. Тогда бы хоть понятно было - убийство из корыстных  побужде-
ний. Мерзость, но понятная мерзость. А тут? Свидетельница, Люба Веденее-
ва, сказала, что зачинщиком был парень, с которым она когда-то  в  одном
классе училась. Имя его назвала. Мы их за полчаса всех выловили,  сейчас
в камере отсыпаются. Вы думаете, они смогут членораздельно объяснить, за
что они этого Бойцова убили? Нет. Так и пойдут в зону, ничего не поняв и
не объяснив. И что с людьми происходит? Откуда в них столько злобы?
   Настя развернулась и медленно, едва передвигая ноги, поплелась обрат-
но в микроавтобус. Забравшись на заднее сиденье, она согнулась  пополам,
словно ее скрутила внезапная боль в животе, и уткнулась лицом в  ладони.
Ее трясло. От усталости. От нервного напряжения. От ненависти к Борозди-
ну и Томилину. От горя. И от сумасшедшей, разрывающей ей душу жалости  к
людям, живущим в этом аду и не знающим, что происходит с их детьми, с их
близкими и с ними самими.
   Она не станет ждать четверга. Она возьмет с собой Лешу, который хоро-
шо разбирается в физике, и завтра, нет, уже сегодня прямо с утра  поедет
к этому жирному ублюдку Томилину. Поедет к нему домой, если он не  захо-
чет разговаривать с ней в официальном месте. Она вцепится в него мертвой
хваткой и не отстанет, пока он не вызовет директора Института и  они  не
снимут эту проклятую антенну. Наплевать, что это нерабочий день.  Напле-
вать, что это Международный женский день. Она заставит их сделать это.
   А с Мерхановым пусть разбираются контрразведчики. Это не ее дело.  Ее
дело - раскрыть убийство Галактионова и кражу уголовных дел у следовате-
ля Бакланова. Эти преступления она раскрыла. И еще ее дело -  уничтожить
антенну на крыше Института. Защитить несчастных ни в  чем  не  виноватых
людей, которым не повезло жить в Восточном округе. Разделаться с Томили-
ным, невежественным и наглым карьеристом. Вычислить всех, кто, кроме Бо-
роздина и покойного Войтовича, работал над прибором. Кого-то из них  на-
верняка жал Бойцов, но теперь он уже ничего не скажет. Что ж, она и сама
справится. Миша Доценко и Юра Коротков помогут. Вот только чуть-чуть от-
дохнуть, хотя бы капельку сил набраться. Только бы исчез ком, стоящий  в
горле, мешающий дышать и глотать, только бы прошел озноб, и еще  поспать
бы несколько часов.
   В четверг она начнет работать в группе по раскрытию убийства тележур-
налиста. У нее есть только завтрашний день, а потом придется  переложить
всю работу на Короткова и Доценко. Настя с трудом выпрямилась, осторожно
набрала в легкие побольше воздуха, задержала дыхание, потом медленно вы-
дохнула. Закипавшие в уголках глаз слезы отступили. Она сделает все, что
нужно. Она успеет. Она сделает, чего бы ей это ни стоило.



   Маринина А. Б.
   Посмертный образ

   Изд. ЭКСМО, 1997 г.
   OCR Палек, 1998 г.


   Глава 1
   СТАСОВ

   Бывший работник уголовного розыска, бывший  подполковник  милиции,  а
ныне начальник службы безопасности киноконцерна "Сириус" Владислав  Ста-
сов занимался вполне прозаическим делом: составлял при  помощи  ручки  и
листа бумаги список продуктов, которые нужно завтра  непременно  купить,
чтобы наготовить еды себе и дочери на всю следующую неделю. Бывшая  жена
Стасова Маргарита упорхнула в очередную командировку, оставив восьмилет-
нюю Лилю на его попечении, чему Стасов был несказанно рад. Работа у Мар-
гариты была нервная, хлопотная и связанная с частыми и  длительными  от-
лучками, поэтому ему доводилось жить с дочерью даже чаще, чем он мог на-
деяться, когда разводился. Лилю Стасов обожал.
   Перво-наперво, думал он, нужно купить побольше всякой всячины для бу-
тербродов: Лиля любит забраться на диван с книжкой и что-нибудь  непрес-
танно жевать. Конечно, для восьмилетней девочки  она  весила  многовато,
даже с учетом ее высокого (в папеньку) роста, но бороться с вредной при-
вычкой Стасов не считал нужным. С книгой и бутербродами Лиля могла  про-
водить одна все дни и вечера, не особо нуждаясь в присутствии вечно  за-
нятых и замотанных родителей.
   Во-вторых, нужно купить большой кусок мяса  с  косточкой  и  наварить
кастрюлю борща. В этот же пункт меню вошли свекла, морковь, лук,  карто-
фель. Да, и сметана, не забыть бы.
   В-третьих, нужно купить вырезку и настрогать  из  нее  отбивных  штук
двадцать, по четыре на каждый из пяти рабочих дней. Что же касается гар-
нира, то его можно тоже изобразить заранее, а можно варить  каждый  день
по чуть-чуть, благо что макароны, что гречка варятся быстро, пока он бу-
дет раздеваться и есть борщ, они как раз и поспеют. Лиля сама гарнир  не
ест, она почему-то предпочитает мясо с кетчупом или  квашеной  капустой,
заедая огромными ломтями черного хлеба.
   Так, с этим все. Теперь десерт. Компот, что ли, сварганить?  Или  ку-
пить побольше фруктов, пусть ребенок витаминизируется. Ладно, это  можно
решить завтра прямо на рынке, выбор большой.
   Составив список продуктов, Стасов принялся было за ревизию бакалейных
товаров в кухонном шкафу-пенале, но в это время зазвонил телефон. Прежде
чем снять трубку, Стасов кинул взгляд на часы - половина  первого  ночи.
Черт, неужели на работе что-то стряслось? Оставлять дочку одну  на  ночь
не хотелось, хотя она и не боялась темноты. Он уставился на звенящий ап-
парат, отслеживая длительность интервалов между гудками, и с облегчением
убедился, что интервалы эти чуть короче обычных.  Звонок  междугородний,
значит, это Татьяна. Так и оказалось.
   - Не разбудила? - услышал он в трубке ее хрипловатый  звучный  голос,
от которого у Стасова мгновенно заныло в груди - так сильно он скучал по
ней.
   - Не поверишь, когда скажу, чем я только что занимался.
   - И чем же?
   - Работал Ирочкой.
   - Это как?
   - Составлял меню на следующую неделю.
   - Бедный ты мой, - посочувствовала Татьяна насмешливо. - Может,  тебе
Ирочку прислать? Сдам ее тебе напрокат, пока твоя Маргарита не вернется.
Хочешь?
   - А ты как же без нее?
   - А она у меня сначала поработает Стасовым, наготовит мне еды на  не-
делю, а потом сядет в поезд - и утром у тебя.
   - Я не могу принимать такие жертвы, - гордо отказался Стасов. - Миро-
вая литература мне этого не простит. Кстати, как двигается работа?
   - Отлично. К следующим выходным, наверное, допишу.
   - И сколько получится?
   - Листов двадцать. К сожалению, опять двадцать, мой  любимый  размер.
Мой издатель меня убьет.
   - Почему? - удивился Стасов. - Разве двадцать листов - это плохо?
   - Конечно, плохо, - вздохнула Татьяна. - Издателю нужен объем, из ко-
торого он может сделать  книгу.  Либо  двенадцать-четырнадцать  печатных
листов для издания карманного формата, либо двадцать пять - тридцать для
толстой книжки обычного формата. А двадцать - не  пришей  кобыле  хвост.
Карманный формат такого объема не выдержит и рассыплется, а обычный  по-
лучится тоненьким и несолидным, в руки взять противно.  И  вот  начинает
издатель ломать голову, что к моим двадцати  листам  пристегнуть,  чтобы
получилась толстая книжка. Можно взять повесть какогонибудь другого  ав-
тора, но где взять такую, чтобы точно подходила по  объему?  Повести  на
пять-восемь листиков мало кто пишет, теперь у всех мания величия, как  и
у меня. Все гонят по восемнадцать-двадцать листов. Кроме самых  опытных,
конечно, которые умеют заранее объем рассчитывать.
   - А ты не умеешь?
   - Нет. Но я учусь, так что я не безнадежна.
   Стасов снова взглянул на часы. Они разговаривали уже три минуты.
   - Тань, давай я тебе перезвоню, а? Мне твоих денег жалко.
   - Не выдумывай, пожалуйста. Помоему, мы с тобой этот вопрос уже  зак-
рыли. Я получаю удовольствие от беседы с тобой и  за  свое  удовольствие
плачу сама.
   - Вот если бы ты не была такой упрямой и вышла за меня  замуж,  я  бы
знал, что ты проговариваешь наши общие деньги. А  так  я  чувствую  себя
нахлебником.
   - Ну Дима, мы же договорились...
   Татьяна была единственной, кто из всех возможных производных от имени
Владислав выбрал самый редкий вариант - Дима. Кроме нее,  Димой  Стасова
не называл никто. Все остальные пользовались Владиками, Стасиками и Сла-
виками.
   С Татьяной Стасов познакомился три месяца назад,  даже  чуть  меньше.
Спустя неделю он сделал ей предложение, чем немало удивил не только  ее,
но и самого себя. В первый раз Татьяна не  то  чтобы  отказала  ему,  но
всерьез как-то не восприняла. Он повторил попытку еще через неделю и по-
лучил принципиальное согласие вернуться к обсуждению вопроса  зимой.  Но
Стасова это не устроило. Он и сам не понимал, отчего ему так  "приперло"
жениться на Татьяне, но он знал совершенно точно - он хочет этого больше
всего на свете. И он-таки добился от нее согласия  на  бракосочетание  в
январе.
   - Да помню я, помню, не раньше января. Но может, ты все-таки  переду-
маешь, а? Ну что тебе январь этот? Давай сейчас поженимся. И все пробле-
мы снимутся сами собой.
   - Ладно, в конце декабря.
   - Нет, сейчас, - настаивал Стасов, почувствовав, что поймал благопри-
ятный момент и можно "дожать" неуступчивую возлюбленную. Он  так  скучал
без нее! Он так ее любил.
   - В начале декабря.
   - Немедленно! Таня, ну я прошу тебя...
   - Ну ладно, в ноябре, - сдалась Татьяна.
   - Договорились, - подхватил Стасов. - В начале ноября, в  аккурат  на
День милиции.
   - Димка! Не передергивай, не бери меня за горло.
   - Спасибо, Танечка. В первые же свободные выходные я приеду, и мы по-
дадим заявление. Как Ирочка?
   - Прекрасно. Порхает, поет, готовит, убирает,  следит  за  мной,  аки
нянька за младенцем.
   - Везет тебе.
   - Надо уметь выбирать родственников, тогда и тебе повезет.
   Ирочка была сестрой первого мужа Татьяны. После развода муж уехал  на
постоянное жительство в Канаду, а его родная сестра превратилась в  бли-
жайшую подругу, наперсницу и домоправительницу Татьяны Образцовой, кото-
рая работала следователем, а в свободное время  писала  под  псевдонимом
Татьяна Томилина детективные романы, пользовавшиеся у читателей  большим
спросом. Такая интенсивная деятельность была бы  невозможна  без  Ирочки
Миловановой, освободившей Татьяну от всех бытовых забот и умело  органи-
зующей ее время, превращая двадцать четыре  часа  суток  как  минимум  в
тридцать шесть, как хорошая хозяйка из скудных  запасов  в  холодильнике
готовит стол для четверых внезапно нагрянувших гостей.
   Положив трубку, Стасов увидел, что в кухню, сонно покачиваясь,  впол-
зает его любимое чадо в байковой пижамке.
   - Это мама звонила?
   - Нет, тетя Таня. Почему ты не спишь?
   - Ты будешь на ней жениться? - спросила Лиля, совершенно проигнориро-
вав отцовский строгий вопрос о причинах "неспанья".
   - Ну... Если ты не возражаешь.
   - И я должна буду называть ее мамой?
   - Совсем не обязательно. Даже и не нужно. У тебя есть  мама,  а  тетя
Таня будет моей женой, и ты можешь называть ее тетей  Таней  или  просто
Таней. Как тебе захочется.
   Лиля облегченно вздохнула. Давнымдавно предоставленная  сама  себе  в
части выбора книг, она прочитала уже столько у "взрослого", что в голов-
ке ее образовалась чудовищная смесь чисто детских представлений и траги-
ческих "жизненных" историй. В частности, это  были  истории  про  плохих
приемных матерей и страдающих падчериц.
   - Папа, а если мама женится...
   - Не женится, а выйдет замуж, - поправил ее Стасов.
   - Если мама выйдет замуж, я должна буду называть ее  мужа  папой  или
можно будет дядей Борей?
   Так, подумал Стасов. Ритка же клялась ему,  что  не  приводит  своего
мерзкого Рудина домой в присутствии Лили. Откуда же девочка  узнала  про
него? Опять Рита врет. Ничему ее жизнь не учит.
   - Ну, детка, во-первых, совсем не факт, что нового маминого мужа  бу-
дут звать Борисом. С чего ты взяла? Может, он будет Григорием, или Миха-
илом, или Александром.
   - Но его же зовут Борис Иосифович, а не Григорий и не Михаил. Ты что,
папа, не знаешь? Борис Иосифович Рудин.
   - Во-вторых, котенок, - продолжал Ст