ись конкретно вы и группа, которую вы курировали. Может быть,
повторяю, я знаю не обо всех ваших заданиях, но даже того, что  мне  из-
вестно, вполне достаточно, чтобы доставить вам кучу неприятностей. Я  не
собираюсь этого делать, я не хочу умышленно причинять вам зло,  но  если
вы откажетесь помогать мне,  боюсь,  я  буду  вынужден  предать  огласке
кое-какие факты. Повторяю, не для того, чтобы навредить лично вам, а для
того только чтобы уничтожить тех, на чьей совести жизнь Булатникова.
   - Элегантный шантаж? Это не делает вам чести генерал.
   - А мне наплевать на мою честь, майор. Да-да я знаю, кем вы  были  до
того, как стали агентом Булатникова. И знаю, что в те времена, когда  вы
носили майорские погоны, у вас была другая фамилия. И  знаю,  при  каких
обстоятельствах вы лишились звания и должности. Так вот, майор, мне нап-
левать на мою честь, если я вынужден буду жить  с  сознанием  того,  что
убийцы моего учителя, друга и командира ходят на свободе.  Вам  понятно?
Само это обстоятельство уже не делает мне чести. Я офицер и мужчина, ес-
ли эти слова вообще что-то вам говорят.
   - Тогда я вынужден констатировать, что вы лжете, Антон Андреевич. Ес-
ли вы знаете обо мне так много, то вы непременно должны знать, кто  убил
Булатникова. Я не верю в то, что вы этого не знаете.
   Минаев умолк, сосредоточенно размешивая ложечкой сахар в чашке. Потом
поднял на Сауляка глаза которые стали почему-то темными и бездонными.
   - Да, Павел Дмитриевич, я лгал. Я знаю, кто это  сделал.  И  я  хочу,
чтобы вы помогли мне уничтожить этих людей. Видите, я раскрыл перед вами
все карты Я хочу не просто стереть этих людей с лица земли, хочу,  чтобы
имя их было покрыто несмываемым позором.
   - Я понял вас, - кивнул Павел. - Но я не разделяю ваших чувств. Антон
Андреевич, давайте будем говорить правду хотя бы сами себе, если  мы  не
можете сказать ее другим. То, что делал генерал Булатников, то, что  де-
лал я и мои люди по его указаниям, преступно, и это еще  мягко  сказано.
Нас всех нужно был расстрелять за то, что мы делали. И вас заодно, пото-
му что вы знали об этом и молчали. А теперь вы хотите покарать людей  за
то деяние, которое сам Булатников совершал неоднократно.  Ему,  выходит,
можно, а им - нет? Двойной счет, двойная мораль? Для  вас  Владимир  Ва-
сильевич - командир, друг и учитель. Но для огромного числа людей  он  -
обыкновенный убийца и подонок. Поэтому если  вы  хотите  мстить  за  его
смерть, то это должно остаться вашим сугубо личным делом. Вы  не  имеете
права привлекать к этому делу кого бы то ни было и не имеете права ни от
кого требовать помощи.
   - Даже от вас?
   - Даже от меня.
   - Неужели у вас не осталось ни капли теплого чувства к нему?  Никогда
не поверю.
   - Мне не нужно, чтобы вы мне верили. Я вам благодарен за то,  что  вы
прислали человека, который не дал мне сдохнуть в первые же часы пребыва-
ния на свободе и довез меня живым до Москвы. Я знаю, что вы потратили на
это немалые деньги. Еще раз повторяю, я вам благодарен. Но  не  требуйте
от меня большего.
   - Что вы за упрямец! - в сердцах воскликнул Минаев.
   Этот Сауляк прямо из рук выскальзывал. А генерал так на него  надеял-
ся! Если Павел не поможет, то не поможет никто. И уговорить его нужно во
что бы то ни стало.
   - Поймите же, - горячо продолжал генерал, - все разговоры про  чистые
руки - это сказочки для пионеров. Вы сами  были  кадровым  офицером,  вы
служили в нашем ведомстве, и вы должны отдавать себе отчет, что  сущест-
вует множество целей и задач, решение  которых  подразумевает  различные
нарушения морали и этики. Оперативная работа вся с ног до головы вымаза-
на дерьмом, так было, есть и будет. Вы не имеете права упрекать Владими-
ра Васильевича, меня и себя самого в том, что нашими действиями  наруша-
лись какие-то нормы и кому-то причинялся вред. Это неизбежно, потому что
цель этого требовала. Что толку от того, что вы сейчас начнете рвать  на
себе волосы и каяться в совершенных грехах? Жизнь этим не изменить.  Ге-
нерал Булатников совершал все эти поступки во имя  социально  одобряемой
цели, а те, кто его убил, сделали это из своих собственных шкурных инте-
ресов. Неужели вы не видите разницы?
   - Значит, так, Антон Андреевич, - сказал Сауляк, не глядя на  генера-
ла. - Давайте соображения морали и этики оставим для другого  случая.  У
нас с вами отношения товарно-денежные, и я готов сделать то, что от меня
требуется в рамках нашей сделки. Вы обеспечили мою безопасность на  пути
от колонии до Москвы, вы вложили в это большие деньги, и  независимо  от
того, зачем вы кинулись меня спасать, я должен отплатить вам за это. Да-
лее. Вы еще какое-то время обеспечиваете мою безопасность, снабжаете ме-
ня новыми документами и жильем. Желательно и легендой, чтобы  я  продер-
жался хотя бы первое время. Иными словами, вы поддерживаете меня на про-
тяжении периода моей адаптации к новым условиям моего существования.  За
это я делаю для вас то, что вы хотите. Вы хотите поквитаться с  убийцами
Булатникова? Я готов оказать вам посильное содействие. Еще раз подчерки-
ваю: я не собираюсь мстить за смерть Владимира Васильевича, я хочу  лишь
расплатиться с вами за ту помощь, которую вы мне уже оказали и окажете в
будущем. Мы договорились?
   Минаев с трудом сдержал вздох облегчения. Ну наконец-то! Он уже начал
опасаться, что не сможет найти с этим человеком общего языка.
   - Разумеется, Павел Дмитриевич. Мы договорились. И я очень рад  этому
обстоятельству. В конце концов, я готов признать, что был не прав, когда
пытался заставить вас разделить мои убеждения. Мое отношение к  Булатни-
кову и его гибели - это действительно мое личное дело, и никто не обязан
меня в нем поддерживать. Что ж, предлагаю отдохнуть  хотя  бы  несколько
часов, ночь уже на исходе. А завтра начнем; если не возражаете.
   Павел молча встал, и по его замкнутому холодному лицу Антон Андреевич
понял, что Сауляк не собирается ему  отвечать.  Для  него  разговор  был
окончен.
   Для генерала Минаева было очевидным, что гибель Владимира Васильевича
Булатникова - дело рук тех деятелей, в интересах которых  он  осуществил
свою самую грязную и кровавую комбинацию. Минаев знал этих людей поимен-
но, он потратил почти два года на то, чтобы составить их полный  список.
И теперь, когда имя и фотография одного из них замелькали на экранах те-
левидения и на страницах газет, Антону  Андреевичу  стало  понятно,  что
сколоченному этой группировкой криминальному капиталу стало  тесно.  Они
хотят размаха, им масштаб подавай. А для этого нужен  "свой"  Президент,
который обеспечит прохождение нужных указов, подписание нужных  бумаг  и
принятие нужных решений "своими" же министрами. Конечно, кроме Президен-
та есть еще Дума, но туда они уже постарались напихать карманных депута-
тов, которые костьми лягут, но не допустят принятия неудобных этому  ка-
питалу законов. Удачно вышло для этих деятелей, что выборы в Думу и пре-
зидентские выборы попали на одно полугодие, так им  легче  реализовывать
свой план.
   Павел попросил у Минаева три дня на то, чтобы восстановиться.
   - Мне нужно купировать обострение холецистита, - объяснил  Сауляк,  -
иначе меня может прихватить приступ в самый неподходящий  момент.  Кроме
того, мне нужно выспаться и немного набраться сил.
   Антон Андреевич был готов на все, он с радостью выполнял все  условия
Павла, только бы тот не сорвался с крючка.  Но  Павел,  похоже,  не  был
склонен к колебаниям после того, как принимал решение.
   Через три дня Сауляк сказал:
   - Я готов начать работать.
   Он выглядел намного лучше, чем тогда, три дня  назад,  когда  впервые
оказался на даче Минаева. Цвет лица стал здоровым, правда, слегка  блед-
новатым, но тем не менее телесно-розовым, а не грязно-серым. Он  уже  не
сидел часами в кресле, закрыв глаза и скрестив на груди руки, а расхажи-
вал по дому, гулял по участку, делал гимнастику. Однажды Минаев случайно
увидел Павла, когда тот занимался физическими упражнениями,  спрятавшись
за домом, и поразился, что тот смог отжаться всего пять раз, зато прыгал
через скакалку минут двадцать без перерыва и с такой скоростью, что  ре-
зинового шнура было просто не видно, как ни напрягал глаза Антон Андрее-
вич. Потом он сообразил, что Павел при каждом прыжке  прокручивает  ска-
калку дважды, но для того, чтобы проделывать это на протяжении  двадцати
минут, нужно обладать огромной способностью к концентрации  и  сильными,
тренированными кистями рук.
   За эти три дня генерал нашел Павлу новую квартиру и раздобыл докумен-
ты на имя Александра Владимировича Кустова, а также загранпаспорт, в со-
ответствии с которым Кустов только что вернулся в Москву из Бельгии, где
прожил два года в браке с очаровательной бельгийкой, но в  конце  концов
несходство характеров пересилило стремление к  достатку  и  комфорту,  и
Александр Владимирович, мирно расставшись с супругой, возвратился на ро-
дину. Двухлетним отсутствием вполне объяснялась некоторая, мягко говоря,
неинформированность господина Кустова о том, например, сколько стоит же-
тон в метро и где теперь продаются талоны для проезда в наземном городс-
ком транспорте. Ну и вполне естественно, что после двухлетнего  пребыва-
ния за границей у человека нет собственного бизнеса и даже места в госу-
дарственной организации. Правда, деньги у него пока есть,  так  что  ка-
кое-то время господин Кустов может себе позволить не работать.
   В списке, который заготовил для Сауляка генерал Минаев, было семь фа-
милий, и имя нынешнего кандидата в президенты стояло в нем первым  номе-
ром, зато фамилии Чинцова там не было  вовсе.  Антон  Андреевич  отбирал
только тех, кто был непосредственно завязан на  организацию  транспорти-
ровки оружия и наркотиков, кто лично участвовал в принятии решений, раз-
работке конкретных операций и дележке прибылей. Чинцов в те времена  был
не более чем мелким прихвостнем, шестеркой на побегушках,  которого  ис-
пользовали исключительно по прямому назначению - сплести интригу и  реа-
лизовать ее. Тогда, три-четыре года назад, с Булатниковым контактировали
двое главарей этой шайки, а место Чинцова было в их иерархии, как сказа-
ли бы в зоне, "возле параши". Зато теперь, и Антон Андреевич  это  знал,
Чинцов прорвался в команду кандидата в президенты и стал чуть ли не  его
правой рукой. Более того, Антон Андреевич знал, что  это  именно  Чинцов
интересовался Павлом и пытался навести о нем справки через МВД.
   - Не хочу ничего от вас скрывать, - сказал Минаев, держа перед  собой
список кандидатов на уничтожение. - У меня в руках список людей, которые
были самым кровным образом заинтересованы в смерти Владимира Васильевича
и которые заставили его умолкнуть навсегда. Но мне стало  известно,  что
эти люди проявили интерес и к вам, Павел Дмитриевич. Они наводили о  вас
справки в Министерстве внутренних дел, и я не исключаю, что они посылали
своих людей в Самару, чтобы вас убить. Вы  должны  начинать  операцию  с
открытыми глазами, и я не собираюсь заставлять вас играть втемную и  по-
пусту рисковать. Для того чтобы выполнить условия нашего с вами  догово-
ра, вам придется самому сунуться в логово врага, который спит  и  видит,
как бы вас побыстрее заполучить, и от которого я вас с таким трудом спас
по дороге в Москву.
   Минаеву очень хотелось продолжить фразу и сказать: "Павел Дмитриевич,
вам нельзя самому соваться к ним, но ведь у вас была группа, которой  вы
руководили. Найдите своих людей и подключите их к работе.  Люди  Чинцова
знают вас в лицо, но их-то они не знают. Их вообще не знает никто, кроме
вас". Но Антон Андреевич сдержался и ничего такого не сказал. Он  боялся
провалить с таким трудом начатую операцию, для которой он  сам  придумал
простенькое и ничего никому не говорящее  название  "Стелла".  Латинское
слово, в переводе означающее "звезда", не было связано с сутью  операции
никаким потаенным смыслом. Просто когда-то в молодости Минаев  видел  на
закрытом просмотре один итальянский фильм из жизни городских нищих, мел-
ких воришек и хулиганов, сутенеров и проституток, и там была только одна
приличная девушка по имени Стелла. Она была такая невинная,  такая  иск-
ренняя и простодушная на фоне всех этих отщепенцев, подонков и негодяев,
что Минаев, тогда еще совсем молодой старший лейтенант, чуть не  просле-
зился от умиления, а потом буквально задыхался от ярости, когда экранный
герой заставлял бедную Стеллу идти на панель, чтобы  заработать  ему  на
выпивку. С тех пор слово "Стелла" стало для Антона Андреевича  синонимом
чего-то чистого, правильного и праведного.
   Сауляк взял протянутый генералом список и быстро просмотрел его.  Там
были не только фамилии, адреса и телефоны, но и  краткие  характеристики
рода занятий, а также сведения о семейном положении.
   - У вас есть пожелания, с кого я должен начать, или я могу решать  по
своему усмотрению? - спросил Павел.
   - На ваше усмотрение. Для меня это не имеет значения.  Сколько  денег
вам нужно на первое время?
   - Не знаю, я отстал от масштаба цен. Дайте  мне  тысячу  долларов,  я
посмотрю, на сколько мне хватит этих денег, а там  видно  будет.  Или  я
прошу слишком много?
   - Нет-нет, - торопливо ответил генерал, вытаскивая  бумажник,  -  это
совсем не много. Впрочем, вы сами увидите.
   За те три дня, что Павел отсиживался у него на даче,  генерал  Минаев
подписал у него все необходимые бумаги и через подставных лиц продал ма-
шину Сауляка, которая все эти два года спокойно стояла в его  охраняемом
гараже. Добавив несколько тысяч долларов, он приобрел  для  Павла  новую
машину, которая более соответствовала бы  образу  человека,  побывавшего
"замужем" за границей и имеющего возможность не работать.  Что  и  гово-
рить, прежняя машина Сауляка была куда лучше, за ее невзрачным, даже по-
рой вызывающим сочувствие внешним видом крылась невероятная мощь  и  вы-
носливость, ибо нутро ее было все полностью переделано и переоснащено  с
помощью хороших специалистов. Разумеется, эти достоинства автомобиля бы-
ли учтены при продаже, потому и цена за него  была  достаточно  высокой.
Теперь вместо сверхскоростных и сверхпроходимых "Жигулей"  у  Павла  был
черный "сааб", но за два минувших года количество иномарок на  столичных
улицах увеличилось столь многократно, что степень  незаметности  и  даже
невзрачности нового автомобиля была вполне сравнима  с  незаметностью  и
невзрачностью старого.
   Павел уехал в Москву. Минаев проводил его до калитки, долго стоял не-
подвижно, глядя ему вслед, пока тонкая и прямая, как  натянутая  струна,
фигура его не скрылась за поворотом дороги,  ведущей  к  железнодорожной
платформе. Потом Антон Андреевич медленно вернулся в дом, запер  изнутри
дверь и принялся готовить себе ужин. Он знал, что теперь по меньшей мере
неделю ему придется преодолевать приступы внезапной раздражительности  и
злости, и лучше всего в этот период поменьше общаться с людьми,  которых
не хотел бы обижать. Так бывало всегда, когда  операция  от  этапа  дли-
тельной предварительной проработки и тщательных приготовлений переходила
к этапу реализации. На этапе подготовки еще можно  было  что-то  переиг-
рать, переосмыслить, перекомбинировать. Еще можно было отказаться от од-
ной цели и вместо нее поставить другую, можно было отказаться  от  одних
исполнителей и задействовать других. Можно было оттянуть  начало  опера-
ции, если почувствуешь, что не все готовы, что где-то не  все  стыкуется
так, как надо. Пока не наступал этап реализации, еще все можно было поп-
равить. Как только начиналась реализация, у генерала появлялось чувство,
что он  полностью  утрачивает  контроль  над  ситуацией.  Люди  начинали
действовать в соответствии с предписаниями, подключались давно приведен-
ные в готовность механизмы, схема начинала работать и раскручиваться и в
любой момент могло произойти что-нибудь неожиданное,  грозящее  крупными
неприятностями и даже катастрофой. Можно построить самый совершенный ап-
парат, но Когда его запустишь, то понимаешь, что повлиять на  погоду  ты
не можешь, и при определенных погодных  условиях  твой  механизм  пойдет
вразнос. Как бы тщательно ни готовилась операция, все равно всех случай-
ностей не предусмотришь. От невозможности повлиять на эти случайности  и
на их последствия и возникало у генерала Минаева отвратительное  чувство
неуверенности в себе и утраты контроля. Оно мешало ему спать, лишало ап-
петита и отравляло жизнь. Потом, спустя примерно неделю, это проходило.
   Начало февраля радовало ясной погодой, правда, умеренно морозной,  но
зато солнечной и безветреной. Однако Евгения Шабанова  солнечная  погода
раздражала. В его рабочем кабинете компьютер был установлен таким  обра-
зом, что в солнечные дни становилось невозможно работать: экран отсвечи-
вал. Он много раз прикидывал, как бы переставить мебель в кабинете, что-
бы компьютер стоял более удобно, но так ничего и не смог придумать. Ком-
ната была длинной и узкой, и если повернуть стол, то он занимал  практи-
чески всю ширину кабинета, а его владельцу пришлось бы сидеть  спиной  к
двери. Шабанов не считал себя особенно нервным, но наличие двери за спи-
ной его раздражало и мешало нормально работать.
   Ровно неделя оставалась до 15 февраля - дня, когда  Президент  обещал
приехать в свой родной город и там принародно объявить, будет ли он бал-
лотироваться на следующий срок. И задачей Евгения Шабанова было  довести
до  полного  совершенства  текст  президентского  выступления.  Впрочем,
представление о том, какой должна быть речь, отличалось у Шабанова неко-
торой спецификой. Он кормился из рук президентского конкурента.
   "Я много думал..." На этом месте Шабанов остановился. Очень  выигрыш-
ное место, из него нужно выжать все, что возможно. Всем известна  манера
речи Президента - рубленые фразы с большими многозначительными паузами и
полное отсутствие мягких доверительных интонаций, которыми так  славился
первый Президент СССР, умевший говорить без бумажки и глядя в глаза. Ны-
нешнему этого не дано, не умеет. И учиться не  хочет.  Стало  быть  что?
Правильно, побольше интимности в эту фразу добавить. "Я много  думал,  -
застучал пальцами по клавиатуре Шабанов, - не спал ночами, спорил сам  с
собой..." Отлично! Шабанов представил  себе,  как  рослый,  широкоплечий
Президент, возвышаясь на трибуне, будет произносить этот текст, глядя  в
бумажку, своим металлическим, лишенным теплых интонаций голосом.  Трудно
придумать что-нибудь более нелепое. На этой фразе  выступающий  потеряет
пару очков, уж это точно.
   В целом текст был уже готов и несколько  раз  отредактирован  разными
советниками. Шабанов - последний, потому что он - имиджмейкер  Президен-
та. Он должен расставить акценты, паузы, одним словом, превратить  лите-
ратурный сценарий в режиссерский. Евгений еще раз пробежал глазами стро-
ки, дошел до слов: "с марта месяца проблем с заработной  платой  не  бу-
дет", и поставил значок, означающий, что последнее слово надо произнести
громко, четко, желательно по слогам. Задержки с  выплатой  зарплаты  уже
стали притчей во языцех, даже дураку понятно, что с марта снять проблему
невозможно. Какой умник, интересно, придумал вставить  это  невыполнимое
обещание в текст речи? Но как бы там ни было - вставил. Вот и пусть Пре-
зидент погромче произнесет свою клятву. Март не за горами, и позор невы-
полненного обещания ляжет на него несмываемым пятном. Вся страна услышит
это "не бу-дет", попробуй потом отопрись.
   Конечно, советнички у нынешнего Президента - один другого умней. Зак-
лятый враг так не навредит, как бестолковый советник.  Шабанов  даже  не
очень стыдился того, что на своем месте  занимается  исключительно  тем,
что заставляет Президента терять очки. Будь на его месте  любой  другой,
даже безусловно преданный лидеру человек, к тому же  хороший  профессио-
нал, он вряд ли смог бы противостоять тому вреду, который  приносят  эти
неизвестно