тбивной и  помчалась  в
комнату. Через пять минут ей было дано твердое обещание найти книги  из-
вестного японского автора и снятый по его роману  фильм  и  переслать  в
Москву с первой же оказией. Голос собеседника, говорившего по-французски
с заметным акцентом, показался ей знакомым. Даже не сам голос, а  именно
акцент, манера произносить слова.
   - Кто это был? - спросила она у матери, положив трубку.
   - Фернандо. Ты его в прошлом году встречала и по Москве возила,  пом-
нишь?
   - Конечно. Черт, неудобно как получилось. Я его не узнала и  разгова-
ривала как с незнакомым.
   - Ничего страшного. А ты ему в тот раз очень понравилась,  и  он  мне
сказал, что для тебя готов скупить все книжные магазины Мадрида. Как  вы
договорились?
   - Он записал мой телефон и обещал позвонить, как только будет ясно, с
кем и когда он отправит посылку. Какой-то его знакомый  как  раз  после-
завтра летит в Москву, и если он успеет купить книги, то с ним  и  пере-
даст.
   - Ну и славно. Ужинать останешься?
   - Спасибо, мамуля, я помчусь. Лешка обидится, если я  сытая  заявлюсь
домой.
   - Подожди, я тебе с собой кое-что дам.
   Надежда Ростиславовна принялась упаковывать в мисочки и пакетики  жа-
реное мясо, салат с крабами, большие куски домашнего пирога.
   - Да не надо, мам, - пыталась сопротивляться Настя. - У нас все есть.
Сами ешьте.
   - Надо, - твердо сказала Надежда Ростиславовна. - Я знаю, как вы  пи-
таетесь. Еще хорошо, когда Алешенька дома. А когда его  нет,  ты  вообще
хватаешь кусок хлеба с сыром - и довольна собой.
   - Между прочим, твой любимый  Алешенька  сегодня  дома  и  приготовит
прекрасный ужин, - заявила Настя, быстро дожевывая отбивную.
   - Между прочим, - передразнила ее мать, - если бы ты  взяла  на  себя
труд хотя бы раз в день звонить домой, ты бы знала, что  моего  любимого
зятя там нет. Ты моталась весь день черт знает где, и он не мог до  тебя
дозвониться, чтобы сообщить, что должен  срочно  ехать  в  Жуковский  на
два-три дня. Он тебе дома записку оставил и  нас  с  отцом  предупредил.
Дочь, ну когда ты станешь человеком? Когда ты наконец научишься быть бо-
лее внимательной если уж не к нам с папой, то хотя бы к собственному му-
жу? Неужели так трудно позвонить?
   Упрек Настя приняла. Он был вполне справедливым. Затолкав продукты  в
огромную спортивную сумку, которая стала  неподъемной,  она  расцеловала
родителей и поплелась к метро, чувствуя себя смертельно усталой.


   Глава 17

   Теперь путь был только один - копаться в биографии  Черкасова,  чтобы
нащупать человека, который мог так люто его ненавидеть. При этом  опера-
тивники понимали, что одних лишь воспоминаний Михаила Ефимовича для это-
го совершенно недостаточно. Практика показывала, что люди даже под стра-
хом огромных неприятностей могут умалчивать об имевших место конфликтах,
не желая рассказывать посторонним истории, в которых сами  они  выглядят
не лучшим образом. Кроме того, есть и такая штука, как вытеснение, когда
человек действительно не вспоминает то, о чем ему вспоминать не хочется.
Одним словом, помимо Черкасова следовало искать и другие  источники  ин-
формации о его жизни.
   Работать с Черкасовым послали Мишу Доценко, а  обаятельный  улыбчивый
Коротков отправился к матери Михаила Ефимовича. Он хорошо  помнил  выка-
занное ею при первой встрече активное нежелание говорить о сыне и особых
надежд на эту встречу не питал.
   Мать Черкасова встретила Юрия холодно и настороженно.
   - Вы по-прежнему занимаетесь Михаилом? - спросила она. - Вероятно, он
натворил нечто ужасное, раз это тянется так долго.  Впрочем,  я  уже  не
удивляюсь, от такого, как он, можно ждать чего угодно.  Как  его  только
земля носит!
   - Вера Васильевна, вы напрасно так говорите. Ваш сын не сделал ничего
дурного...
   - И я слышу это от работника милиции! - патетически воскликнула  Чер-
касова. - А мы еще удивляемся разгулу преступности. Как же не быть этому
разгулу, если сама милиция считает гомосексуализм нормальным явлением!
   Юрий понял, что борьба с женщиной предстоит  нешуточная.  Она  твердо
стояла на своих позициях, считая гомосексуализм величайшим из грехов,  и
всех, кто относился к нему более или менее терпимо, готова была  прирав-
нивать к убийцам и насильникам.
   - Вера Васильевна, я понимаю, что говорить о сыне вам неприятно и тя-
жело, но я прошу вас пойти мне навстречу. Речь идет о серьезных преступ-
лениях, и ваш рассказ может оказать нам огромную помощь.
   - Какие серьезные преступления совершил этот подонок?
   - Он ничего не совершил. Напротив, есть некий человек, который  хочет
свести счеты с вашим сыном и посадить его в тюрьму всерьез и надолго.  А
если получится, то и под расстрел подвести. И мы хотим установить  этого
человека.
   - То есть вы хотите сказать, что Михаилу кто-то мстит?
   - Да, именно это я и хочу сказать.
   - Что ж, ничего удивительного. Все эти  педерасты  -  грязная  крими-
нальная публика. Ищите среди них - не ошибетесь. Не понимаю, чем я  могу
вам помочь. Я не виделась с сыном с тех самых пор, как обнаружилась  эта
гадость. И никаких его знакомых не знаю.
   - Мы ищем в среде гомосексуалистов, не сомневайтесь.  Но  параллельно
мы пытаемся узнать как можно больше о всей жизни Михаила. О его школьных
и студенческих годах. Может быть, желание отомстить уходит  корнями  как
раз в тот период и никак не связано с его сексуальными наклонностями.
   - Чушь, - безапелляционно заявила Вера Васильевна. - Он никогда ни  с
кем не конфликтовал, пока вел нормальную жизнь,  за  это  я  могу  пору-
читься.
   - Вот и расскажите мне поподробнее о всей его жизни, -  попросил  Ко-
ротков. - И если у вас есть  семейный  альбом  с  фотографиями,  давайте
вместе его посмотрим.
   Черкасова немного смягчилась. Редко кто проявляет интерес к чужим се-
мейным фотографиям, запечатленные на них моменты обычно дороги и памятны
только самым близким. Но ведь этим близким не станешь рассказывать  все,
что касается снимков, - они и без того все знают. А Юрий понял, что  ра-
зубеждать женщину бесполезно, она никогда не согласится с тем,  что  сын
ее - вовсе не живое олицетворение греха и грязи, и не захочет помочь вы-
тащить его из беды. Значит, надо апеллировать к жалости к невинно загуб-
ленным мальчикам. Но об этом говорить не хотелось.
   Окидывая исподтишка взглядом однокомнатную квартирку, в которой  Чер-
касова жила вместе со своей бывшей снохой, Юра думал о том, что эта сов-
местная жизнь вряд ли была легкой и  безоблачной.  Шестидесятитрехлетняя
Черкасова с жестким, неуступчивым характером, раз и навсегда  отрекшаяся
от единственного сына, и незамужняя (то есть разведенная) женщина  трид-
цати пяти лет, которой нужно как-то устраивать свою личную жизнь. У  них
совсем разный круг общения, совсем разные интересы и привычки, а они вы-
нуждены ютиться под боком друг у друга в одной  комнате  и  в  маленькой
шестиметровой кухне. Судя по мебели и вещам, они  не  бедствуют,  бывшая
жена Черкасова зарабатывает неплохо, но ей, наверное, не совсем понятно,
почему она должна на свои деньги содержать бывшую  свекровь-пенсионерку.
С другой стороны, жила она в квартире именно свекрови, потому  что  ког-
да-то, потрясенная зрелищем собственного мужа  в  объятиях  собственного
родного брата, наотрез отказалась судиться с  ним  из-за  жилплощади  и,
мгновенно собрав вещи, юркнула под крыло Веры Васильевны и там зализыва-
ла раны. А когда спохватилась, прошло уже много времени, и, наверное, не
нашлось  мужества  сказать  пожилой  женщине  о  том,  что  надо  бы  им
разъехаться и жить отдельно. Ведь свекровь так страдала, а, кроме снохи,
у нее никого из близких в Москве нет.
   Вера Васильевна принесла и разложила на столе альбомы с фотографиями.
Часть снимков была вставлена в  держатели  на  плотных  серых  страницах
альбомов, но большинство фотографий просто лежало между страницами.
   - Это мой муж. - Черкасова показала на снимок красивого статного муж-
чины в военной форме. - Он умер давно, Мише было семь лет. На этом сним-
ке Ефиму двадцать три года, он только-только с войны вернулся.
   Двадцать три! А Коротков, глядя на мужественное лицо и наполовину се-
дые волосы, подумал, что отцу Черкасова на этой фотографии лет  тридцать
пять. Впрочем, война не проходит бесследно.
   - Мы с ним тогда еще знакомы не были, Ефим ведь был  старше  меня  на
десять лет. Мы познакомились только в пятьдесят втором,  когда  мне  уже
было двадцать лет, а ему - тридцать.
   - Михаил очень на него похож, - заметил Коротков,  но  по  тому,  как
сжались в узкую полоску губы Веры Васильевны, понял,  что  реплика  была
неудачной. В самом деле, какое может быть сходство между  бравым  героем
войны, настоящим мужчиной, мужем и отцом, и  каким-то  жалким,  отврати-
тельным гомосексуалистом?
   Дальше пошли младенческие и школьные фотографии  Черкасова.  Судя  по
ним, у мальчика с раннего детства имелся лишний вес, он был  рыхловатым,
хотя и рослым, поэтому полнота сходила за плечистость и массивность. Ми-
ша в третьем классе... В шестом... В седьмом... На  пионерском  сборе...
На субботнике... С матерью в Крыму... Миша взрослел, черты лица станови-
лись четче и определеннее, он все больше делался похожим на того  Черка-
сова, которого Коротков знал сейчас.
   А вот и студенческие годы. Миша-первокурсник, сияет, прижимая к груди
зачетку.
   - Это он сдал первую сессию, - пояснила Вера Васильевна.  -  На  одни
пятерки. Такой был счастливый! А вот на этом снимке он с  однокурсниками
на картошке.
   Коротков взял большую, восемнадцать на двадцать четыре, фотографию  и
стал внимательно рассматривать молодые веселые лица. Ребята  в  джинсах,
спортивных брюках, свитерах позируют перед объективом, обнявшись за пле-
чи и хохоча. Рядом с Черкасовым - симпатичная стройная девушка, черново-
лосая, с короткой стрижкой и большими темными глазами.
   - Это его девушка? - спросил Коротков, указывая на  хорошенькую  брю-
нетку.
   - Это Ниночка, - вздохнула Вера Васильевна. - Миша долго за ней  уха-
живал, до четвертого курса.
   - А что потом? Они расстались?
   - Да, когда Миша бросил институт. До сих пор не могу  понять,  почему
он это сделал.
   Вот это номер! Выходит, Вера Васильевна не знала, что ее  сын  не  по
собственному желанию оставил учебу. Его выгнали со скандалом за связь  с
первокурсником. Как же Мише удалось скрыть от матери? Наверное, он очень
постарался не травмировать ее. Можно представить, чего ему  это  стоило,
ведь такие скандалы комсомольские организации страсть как  любили  дово-
дить до сведения всех кого ни попадя, в том числе и сообщая по месту жи-
тельства и по месту работы родителей. Коротков живо представил себе, как
Черкасов просил, умолял, унижался, может быть, даже давал взятки, только
чтобы мать ни о чем не узнала.
   - Как фамилия Нины, не помните?
   - Нет. Собственно, я, кажется, и не знала ее фамилии. Просто Нина,  и
все. Она была из очень хорошей семьи, такая славная девочка, добрая, ве-
селая. Я надеялась...
   Вера Васильевна вздохнула, и губы ее снова превратились в  узкую  по-
лоску.
   - Вот эти фотографии сделаны на свадьбе Миши и Оленьки. Остальное вам
неинтересно, более поздних Мишиных снимков у меня нет.
   Коротков попросил дать ему групповой студенческий снимок и распрощал-
ся с матерью Михаила Черкасова.
   Теперь нужно было отыскать Нину - девушку, за которой ухаживал Черка-
сов во время учебы в Плехановском институте. И Коротков снова отправился
на квартиру, где прятали Михаила Ефимовича. К его удивлению, к  вопросам
о Нине Черкасов отнесся без энтузиазма, было  видно,  что  разговор  ему
неприятен и тягостен.
   - Не тревожьте ее, - сердито сказал он. - Она тут ни при чем.
   - Но вы хотя бы знаете, где она сейчас, чем занимается?  -  настаивал
Коротков.
   - Нет. Вы должны понимать, что тот скандал ее  очень  травмировал.  Я
старался больше никогда не попадаться ей на глаза.
   - Назовите мне ее фамилию.
   - Нет. Я прошу вас, пожалуйста... Мне невыносимо думать, что вы буде-
те расспрашивать ее обо мне. Не делайте ей больно.
   - Но, Михаил Ефимович, прошло столько лет. Она наверняка уже все  за-
была, а если и не забыла, то, во всяком случае, это не может ее  травми-
ровать. Поймите же, если она была вашей подругой  достаточно  долго,  то
вполне может знать, кто из ваших знакомых затаил на вас зло. Более того,
я допускаю, что она знала это, но по каким-то причинам от вас  скрывала,
чтобы вас не огорчать. Может быть, у нее были поклонники, которые ревно-
вали ее к вам. Может быть, вы ненароком кого-то обидели и сами этого  не
заметили, а она знала, что этот человек носит камень за пазухой.
   - Нет. Юрий Викторович, попробуйте понять, что ей пришлось  пережить.
Мы встречались с ней целых два года, весь курс знал о том, что у нас ро-
ман, мы ни от кого не скрывались, всегда были вместе. И вдруг оказалось,
что я... Да, меня выгнали, но она-то осталась. И каждый день  ловила  на
себе косые, насмешливые или даже презрительные взгляды, мол, связалась с
голубым, два года жила с ним и не распознала. Мол, думала, что  он  тебя
любит, а он плевать на тебя хотел, ему мальчиков подавай, а ты для  него
была - так, временная замена, суррогат. Нина была сильной  девушкой,  но
всякой силе и мужеству есть предел. Я не знаю, на сколько ее хватило, но
не исключено, что она не выдержала и ушла из  института.  Наверное,  она
как-то устроила свою жизнь, сумела забыть ту боль, которую я  ей  причи-
нил, но я не хочу, чтобы по моей инициативе и с моей подачи вы снова на-
чали ворошить это. Пощадите ее.
   Коротков и Доценко бились с Черкасовым целый час, но он твердо  стоял
на своем. Фамилии Нины он так и не назвал. Юрий оставил Мишу Доценко ра-
ботать с Черкасовым, копаться в воспоминаниях, а сам, захватив  фотогра-
фию студентов на картошке, отправился в академию  с  длинным  названием,
которая когда-то называлась Институтом народного хозяйства имени  Г.  В.
Плеханова.
   На другой день ему удалось получить список студентов того  курса,  на
котором учился Михаил Черкасов. Среди них было семь девушек по имени Ни-
на. И предстояло разыскать каждую из них. Коротков подумал, что  в  деле
Черкасова они все время увязают в каких-то  бесконечных  проверках.  Как
пошло с самого начала, как началось с длинных списков фамилий  тех,  кто
брал напрокат видеокассеты, так и продолжается. Теперь вот Нин этих  ис-
кать... Ну почему Черкасов такой упрямый! Ему бы в других случаях  дели-
катность и щепетильность проявлять. Что-то у него сердце не дрогнуло вы-
везти из квартиры труп мертвого Олега Бутенко и бросить в лесу. "Скорую"
не вызвал, в милицию не сообщил. Вывез и бросил, как на помойку выкинул.
Зато потом плакал горючими слезами, когда узнал, что, по  предположениям
оперативников, Олега убили. А Ниночку свою щадит.  Тоже  еще  джентльмен
выискался. Но не бить же его, коль отказывается отвечать  на  вопрос.  А
может быть, он и  не  деликатничает  вовсе,  а  просто  пытается  что-то
скрыть? Тогда тем более давить нельзя. Надо искать самим.
   Однако поиск девушек, учившихся когда-то в Плехановском  институте  и
носивших имя Нина, обещал превратиться в  мероприятие  затяжное.  Только
две из них были москвичками, остальные приехали учиться из разных концов
огромного и многонационального СССР. И наверняка все они уже успели вый-
ти замуж и сменить фамилии, не говоря уж о месте жительства.
   Естественно, начать следовало с двух москвичек, их было легче искать.
Одна Нина уже давно уехала из России и основала вместе с мужем собствен-
ную фирму на Кипре. Вторая работала в подмосковном  Щелкове  начальником
финансово-экономического отдела крупного завода. Вот к ней-то и помчался
на своей старенькой чихающей машине Юра Коротков.
   - Черкасов? Да, помню, - кивнула Нина Кривцова, выслушав Юрин вопрос.
- Это тот, которого выгнали за гомосексуализм, правильно?
   - Он самый. Вы хорошо его знали?
   - Нет, совсем почти не знала. То есть знала, что на курсе есть  такой
студент и как он выглядит, но в одной компании мы не были.
   - А его девушку вы знали? Ее, кажется, тоже звали Ниной.
   - Что вы, - рассмеялась Кривцова. - Ее звали совсем не так.  Конечно,
я ее знала. После того как Черкасова выгнали, она  стала  знаменитостью,
на нее только что пальцем не показывали.
   - Погодите, - насторожился Коротков, - я не уверен, что мы говорим об
одной и той же студентке. Мне сказали, что ее звали Ниной.
   Он достал большую групповую фотографию и показал Кривцовой.
   - Вот это - Михаил Черкасов. А вот черненькая девушка рядом с ним. Вы
о ней говорите?
   - О ней. Какая же это Нина?
   - А кто это?
   - Это Яна. Яна Бергер.
   - Но мне сказали, что ее имя - Нина, - упорствовал Коротков, уже  по-
нимая, что все кончилось. Он испытывал такое облегчение, такую ни с  чем
не сравнимую радость от неожиданно наступившей развязки, что даже боялся
сам себе признаться в удаче. "Так не бывает, - мелькало у него в голове,
- я сплю, и мне это снится".
   Сыщики занимаются одновременно несколькими преступлениями, это в  по-
рядке вещей. И Миша Доценко наряду с работой но делу Черкасова имел мно-
жество других заданий, в том числе и связанных с отработкой издательства
"Шерхан". Начинать принято обычно с самого слабого звена, и таким звеном
ему представлялась любовница генерального директора издательства Кирилла
Есипова. Прежде чем знакомиться с ней, Доценко решил присмотреться к де-
вушке со стороны и, может быть, для начала вступить в контакт с  кем-ни-
будь из ее окружения, чтобы побольше узнать об Оксане, собрать предвари-
тельную информацию и на ее основе разработать  комбинацию  "вхождения  в
доверие". Первые два дня наблюдения за длинноногой  манекенщицей  ничего
интересного не принесли. Оксана выходила из  дома  только  после  обеда,
встречалась с Есиповым, ездила на репетиции, съемки  и  показы,  вечером
снова встречалась с Есиповым. В первый день она ночевала у него, во вто-
рой день - у себя. Зато на третий день Доценко увидел ее вместе  с  сот-
рудником налоговой полиции Устиновым, с тем самым, у которого  Миша  пы-
тался выяснить финансовые дела "Шерхана". Это обстоятельство Доценко об-
радовало. Видимо, интерес уголовного розыска к издательству  не  остался
без внимания налоговой полиции, и они со своей стороны тоже начали  опе-
ративную разработку. Более того, тот факт, что налоговая полиция, как  и
сам Доценко, начала именно с Оксаны, свидетельствовал о том, что  и  они
считают девушку самым слабым, а потому и самым перспективным звеном  для
получения информации.
   - Налоговая полиция? - задумчиво откликнулась  Настя,  когда  Доценко
сообщил ей о том, что видел Оксану вместе с Устиновым. - Это очень любо-
пытно. Надо мне с ним встретиться. Именно  с  налогами-то  у  них  самые
большие проблемы, если я вообще что-то в этой жизни понимаю. Пожалуй,  я
смогу быть полезной товарищу Устинову, и будем надеяться, что и он  меня
чем-нибудь порадует.
   Но ее ждало разочарование. Устинов страшно удивился ее визиту  и  еще
больше - ее вопросам.
   - Но ваш сотрудник уже приходил ко мне, - недоуменно сказал он. - И я
объяснил ему, что, к сожалению, на "Шерхан" у  меня  ничего  нет.  Кроме
большого острого зуба, конечно, - добавил он с улыбкой. - Они очень чис-
то работают, подкопаться невозможно. Я говорил вашему товарищу, кажется,
его фамилия Доценко... Доценко? Я не ошибся? Так вот, я говорил ему, что
приложил в свое время немало усилий к тому, чтобы подкопаться под  изда-
тельство, но ничего у меня не вышло. И больше я им не занимаюсь. До поры
до времени, конечно.
   - Извините, - пробормотала Настя, - я  просто  подумала,  что,  может
быть, у вас появилось что-то новое. Они ведь почти наверняка гонят  "ле-
вые" тиражи, и в больших количествах. Неужели вы даже этого не выявили?
   - Увы, - развел руками Устинов. - Уверяю вас, это первое, что в  свое
время пришло мне в голову.