взяли книгу? Из моих авторских?
   - Нет, я ее купил по дороге.
   - Зачем?
   - На всякий случай. Вот и пригодилась.
   А паренек оказался предусмотрительным. И не нахальным, книгу сам  ку-
пил, хотя мог бы перед отъездом и попросить у Соловьева, тот бы не отка-
зал.
   - Во всяком случае, мне удалось привезти все, что вы велели. И еду, и
спиртное. Сейчас я все выгружу, и будем ужинать. Или вы  хотите  сначала
поесть?
   - Нет-нет, выгружайте покупки, я еще не очень голоден.
   Андрей ушел, и Соловьев вернулся к своему переводу. Книгу  предстояло
сдать через две недели, в середине апреля, и  он  вполне  укладывался  в
график, но Владимир Александрович не любил ничего оставлять на последний
момент и предпочитал заканчивать работу чуть раньше установленного изда-
тельством срока, чтобы иметь возможность лишний раз пройтись по  рукопи-
си, выправляя последние штрихи.
   После ужина Соловьев устроился в гостиной перед телевизором.
   - Андрей, - вдруг спохватился он, - я забыл вам напомнить сегодня ут-
ром про массажиста.
   - Я звонил ему, - тут же откликнулся помощник. - Вы же  предупреждали
еще два дня назад. Он приедет завтра к десяти утра.
   - Спасибо, - с облегчением пробормотал Соловьев.
   Массажист приезжал через день в одно и то же время - в пять часов ве-
чера. Но завтра этот визит мог оказаться совершенно некстати, в пять ча-
сов уже могут быть гости. Соловьев никого специально не  приглашал,  как
это бывает, когда зовут в гости к определенному часу, и те, кто  захочет
его поздравить, могут появиться в любое время в течение дня.  И  пропус-
кать массаж ему не хотелось, после него Соловьев чувствовал себя  заново
родившимся. Ну что ж, парнишка не забывчив, это еще один плюс.
   Ночью он долго не мог уснуть. Почему-то завтрашний день его тревожил,
хотя что в нем особенного? Такой же день, как и все  остальные.  И  день
рождения - не первый и не последний в его жизни. Чего он так  разнервни-
чался? Будто беды ждет...
   Его спальня находилась на первом этаже, комната Андрея -  на  втором,
над спальней, Соловьеву было видно, что из  окна  второго  этажа  падает
свет. Помощник не спит, и это почему-то тоже тревожило. Второй час ночи,
чего парню не спится? Если он такой, каким  хочет  казаться,  непритяза-
тельный в плане честолюбия, не имеющий никаких побочных интересов и дел,
кроме работы у Соловьева, то должен крепко спать по ночам. Или тоже бес-
сонницей мается? У него-то откуда? Совесть нечиста? Душевные  страдания?
Господи, какой бред в голову лезет!
   Свет на втором этаже наконец погас, и Соловьев немного успокоился. Он
уже задремал, когда ему послышались шаги. Кто-то осторожно спускался  по
пандусу со второго этажа. Кто-то! Да кто это может быть, если не Андрей?
Владимир Александрович открыл глаза, но света, падающего из окна комнаты
помощника, не увидел. Почему он не зажег света, если ему надо спуститься
вниз? Почему ходит в темноте? Сердце заколотилось с такой силой, что да-
же в ушах зазвенело.
   Шаги приближались, и, хотя они были очень осторожными и  тихими,  Со-
ловьев все равно слышал, они громом отдавались в его ушах. Он не  выдер-
жал.
   - Андрей! - громко позвал он, включая бра над изголовьем.
   Дверь тут же распахнулась, Андрей стоял на пороге в одних шортах. Со-
ловьев заметил, что помощник был босиком.
   - Простите, я вас побеспокоил, - сконфуженно произнес он. - Я  думал,
вы уже спите, старался не шуметь.
   - Я не сплю, - сухо сказал Владимир Александрович. -  Что  случилось?
Почему вы бродите ночью по дому?
   - Знаете, я уже засыпал и вдруг вспомнил, что не убрал масло в  холо-
дильник. Неужели я так шумел?
   - Нет, но у меня слух хороший, - проворчал Соловьев. - Убирайте масло
и ложитесь.
   Он снова погасил свет и закутался в одеяло. Ему было стыдно перед са-
мим собой. Как ребенок, ейБогу, любого шороха пугается. Нельзя так.  Ре-
шил же раз и навсегда, что бояться ему нечего,  ничего  ценного  в  доме
нет, грабители сюда не полезут. Просто неприлично быть таким  трусливым.
Надо взять себя в руки.
   Против ожидания проснулся он в прекрасном расположении духа.  В  окно
светило солнце, и вообще у него сегодня день рождения. И наплевать,  что
он инвалид. Сегодня праздник, и он проведет этот день как праздник.
   До прихода массажиста Соловьев решил не вставать, все равно ведь при-
дется раздеваться и ложиться. Массажист явился ровно  в  десять,  как  и
обещал, и через сорок минут  Владимир  Александрович  почувствовал,  как
приятно горит кожа и наливаются силой ослабевшие мышцы спины. После мас-
сажа он принял ванну, вымыл голову, побрился, надел серую  шелковую  ру-
башку с красивым темно-серым джемпером и отправился завтракать.
   В глаза сразу бросился огромный букет цветов  посреди  стола.  Андрей
сиял улыбкой, и в руках у него Соловьев увидел объемистый  нарядный  па-
кет.
   - С днем рождения, Владимир Александрович!  -  торжественно  произнес
помощник, протягивая подарок. - Поздравляю вас, желаю вам  всего  самого
хорошего и предлагаю провести сегодняшний день так, чтобы целый год при-
ятно было вспоминать.
   Внезапно Соловьев развеселился, ему стало легко  и  радостно,  ночные
страхи забылись и ушли, казалось, навсегда. Хорошо, что Андрей разделяет
его настрой и тоже готов устроить праздник.
   Он ловко развязал пакет и чуть не ахнул от изумления. Прелестный пей-
заж, стилизованный под традиционную японскую манеру письма. Соловьев ни-
когда не считал себя знатоком живописи, оценивая  картины  исключительно
по тому впечатлению, которое они производили лично на него. Эта  картина
ему понравилась с первого взгляда. Он просто влюбился в нее.
   - Спасибо, Андрей, - тепло сказал он. - Большое вам спасибо. Прекрас-
ный подарок и прекрасная картина. Как вы думаете, где  она  лучше  всего
будет смотреться? Я бы хотел повесить  ее  в  кабинете,  там  я  провожу
больше всего времени, и мне будет приятно на нее смотреть.
   - Договорились, - подхватил Андрей. - После завтрака повесим  картину
в вашем кабинете. А сейчас - сюрприз.
   - Еще один? - удивился Соловьев.
   - Поскольку уже половина двенадцатого, у нас с вами будет  не  легкий
завтрак, как обычно, а полноценный европейский ленч.
   С этими словами помощник вытащил из духовки огромную пиццу и водрузил
ее на стол. Подумать только, его любимая, "Quatro staggione"  -  "Четыре
времени года". Как он угадал?
   - Сначала итальянский салат "Цезарь" с помидорами и сыром, потом пиц-
ца, потом кофе со струделем. И все это не спеша,  с  чувством.  Растянем
удовольствие не меньше чем на час.
   - Согласен,  -  кивнул  Соловьев,  вдруг  почувствовав,  что  у  него
действительно разыгрался аппетит.
   Какой забавный мальчишка! Как точно угадал и его  настроение,  и  его
вкусы. Соловьев действительно любил итальянскую кухню, наверное, об этом
Андрея предупредили заботливые издатели "Шерхана". Давно, еще  когда  их
сотрудничество только-только начиналось, они ездили в турпоездку по  го-
родам Италии. Соловьев был с женой Светланой, Кирилл Есипов -  со  своей
девушкой, Гриша Автаев - с сыном. Как славно они тогда провели время!  И
как трогательно, что они позаботились о том, чтобы рассказать новому по-
мощнику о нем как можно больше. Все-таки хорошие они ребята.  Умеют  це-
нить высококвалифицированный труд.
   Салат оказался приготовлен по всем правилам, что еще раз приятно уди-
вило его.
   - Вы сами делали салат? - спросил он, накладывая себе вторую порцию.
   - Конечно. По кулинарной книге. Что-нибудь не так?
   - Нет-нет, все отлично. Превосходный салат. А пицца?
   - Пицца из ресторана. Я с тестом не умею управляться. Владимир  Алек-
сандрович, утром звонил Есипов, спрашивал, в какое время вам  удобно  их
принять. Я взял на себя смелость сказать, что после пяти - в любое  вре-
мя. Но если у вас есть возражения, я перезвоню им.
   - Возражений нет. Пусть приезжают после пяти. Больше никто не звонил?
   - Больше никто.
   На мгновение Соловьеву стало грустно. Были времена, когда в день  его
рождения телефон разрывался с самого  утра.  Звонили  с  поздравлениями,
уточняли, к какому часу будет накрыт стол, спрашивали разрешения привес-
ти с собой приятеля или подругу. А теперь...
   Он отогнал грустные мысли. Все нормально. Соловей, не кисни, люди  не
любят горя, и нельзя их за это винить. Вспомни лучше, сам-то  ты  многим
ли позвонил за минувший год, чтобы поздравить? Ты  же  переехал,  сменил
телефон, и хотя в старой твоей квартире остался Игорь, на  него  надежда
слабая, вряд ли он возьмет на себя труд давать тем, кто  тебе  позвонит,
твои новые координаты. У него там перманентная тусовка, и трубку снимают
все, кому не лень. Просто отвечают, что ты здесь  больше  не  живешь,  и
все.
   - Закончим завтрак и отправимся гулять, - решительно приказал  он.  -
Погода отличная, грех дома сидеть.
   Но во время прогулки настроение резко испортилось. И он сам  не  смог
бы сказать, отчего. Никто его не обидел и не расстроил, а все равно ста-
ло тоскливо. Зря он затеял праздник, не получится у него ничего.  Одино-
кий инвалид должен вести жизнь тихую  и  затворническую  и  не  пытаться
сравняться с теми, кто здоров и самостоятелен.
   Андрей вез его в кресле по асфальтовой дорожке, опоясывающей "Мечту".
Весенний воздух был теплым и вкусным, и Соловьев с удовольствием  вдыхал
его полной грудью, но все равно ему захотелось вернуться домой, к  своим
переводам. Только в работе он чувствовал себя самостоятельным и  незави-
симым, но главное - незаменимым.
   Соловьев уже хотел было попросить Андрея повернуть домой, но  переду-
мал. Незачем показывать мальчику, что  настроение  испортилось.  Он  так
старался, чтобы сделать этот день приятным и радостным,  купил  подарок,
приготовил замечательный завтрак. Наверное, он расстроится, если поймет,
что его усилия оказались напрасными. "Что это я, - одернул себя Владимир
Александрович, - почему я думаю о том, расстроится он или нет? Он же мне
не друг и не родственник, он работает у меня по найму. И его  настроение
меня никаким образом касаться не должно".
   - Наверное, пора возвращаться, - сказал он как можно спокойнее, чтобы
не выдать внезапно нахлынувшего раздражения. - Мне надо сегодня  порабо-
тать.
   - Конечно, Владимир Александрович, как скажете, - откликнулся Андрей,
тут же разворачивая кресло в обратную сторону.
   Дома Соловьев сразу же принялся за работу, и  очень  скоро  тоскливое
раздражение отступило. Он с головой ушел в иероглифы, с легкостью считы-
вая их и преобразуя в изящные отточенные фразы на русском языке,  однов-
ременно отдавая должное мастерству, с которым автор закручивал  интригу.
От перевода его отвлек шум затормозившей у дома машины, и  он  удивленно
взглянул на часы. Неужели уже пять и он так увлекся, что не заметил, как
пробежало время? Но на часах было только начало четвертого. В дверь поз-
вонили, послышались торопливые шаги Андрея, щелкнул замок. До  Соловьева
донесся женский голос, показавшийся  ему  незнакомым.  Наверное,  кто-то
приехал к соседям, но забыл номер дома и зашел спросить, решил  Владимир
Александрович. Однако уже через минуту в кабинете появился помощник.
   - Владимир Александрович, к вам гостья.
   Соловьев выкатился на своем кресле в гостиную. Посреди комнаты стояла
высокая светловолосая женщина в узких брюках, обтягивающих стройные бед-
ра, и в свободном белом свитере. В первый момент он не узнал ее. Они  не
виделись много лет, и почти так же долго Соловьев не  вспоминал  о  ней.
Просто вычеркнул из памяти как что-то лишнее, ненужное.
   - Здравствуй, Соловьев, - сказала она негромко. - Поздравляю  тебя  с
днем рождения.
   У него язык присох к гортани. Теперь он вспомнил ее и узнал.
   - Ты?
   - Я, как видишь.


   Глава 2

   Они пили кофе в уютной гостиной, отослав Андрея наверх, в его  комна-
ту. Настя с любопытством смотрела на человека, которого не видела больше
десяти лет. Внешне он мало изменился, если не считать инвалидной  коляс-
ки. Все то же мужественное красивое лицо, все те же ласковые глаза,  ко-
торые умели смотреть так тепло и проникновенно. Светло-каштановые волосы
по-прежнему густые, и даже седины почти нет.
   - Как я должен понимать твой визит?
   - Как женский каприз, - уклончиво ответила она.
   - Это что-то новенькое, - скупо улыбнулся  Соловьев.  -  Насколько  я
помню, ты не была капризной.
   - Я изменилась.
   - Сильно?
   - Очень. Ты даже представить себе не можешь, Володя, как сильно я из-
менилась.
   - Но я все равно рад тебя видеть.
   - Спасибо. Мне приятно это слышать.
   - Так зачем ты все-таки пришла? С тех пор как мы расстались,  ты  ни-
когда не поздравляла меня с днем рождения.
   - Зачем пришла? Сама не знаю. Захотелось  увидеть  тебя,  посмотреть,
каким ты стал за эти годы. Я же любила тебя, хотя, может быть, тебе неп-
риятно об этом вспоминать.
   - Каким я стал за эти годы? - зло  переспросил  Соловьев.  -  Я  стал
вдовцом и беспомощным инвалидом. Ты удовлетворила свое любопытство?
   - Мне очень жаль, - тихо сказала она, глядя ему в глаза. - Хочешь по-
говорить об этом?
   - Нет. Бессмысленно об этом  говорить,  поправить  все  равно  ничего
нельзя.
   - Ну, коль так - тогда и не заговаривай об этом.
   Его взгляд потеплел, и Настя на какой-то миг снова попала под  очаро-
вание его невероятных серых глаз.
   - Ни капли ты не изменилась, - произнес он почти весело. - Все  такая
же хитрюга. Ловишь на слове и оборачиваешь каждый промах в свою  пользу.
Ты чем занимаешься? Где-нибудь на фирме бабки заколачиваешь?
   - Конечно. Сейчас все юристы на фирмы подались.
   - Тем более с твоим знанием иностранных языков, - подхватил Соловьев.
- Сколько? Три, если не ошибаюсь?
   - Пять, - с улыбкой поправила Настя. - Английский,  французский,  ис-
панский, итальянский, португальский. Но по сути, конечно, ты прав. Языки
латинской группы так похожи, что могут считаться за один.
   - Да уж, с твоей головой да с языками в милиции тебе делать нечего. А
помнишь, как ты волновалась перед распределением, боялась, что  тебе  не
дадут направление в милицию, а определят куда-нибудь юрисконсультом?  Ты
тогда так хотела надеть погоны и служить, я же помню. Теперь,  наверное,
самой смешно, да? Юрисконсульты со стажем сегодня на вес золота, особен-
но хозяйственники и жилищники. Самые богатые люди нашей страны.
   Настя за много лет привыкла к таким разговорам. Первое время  они  ее
ужасно злили, потом она как-то притерпелась к тому, что  многие  считают
противоестественной ее любовь к милицейской работе.
   - И много ты зарабатываешь на своей фирме?
   - Не очень. Ты же знаешь мое пристрастие к порядку. Я не стала бы ра-
ботать в конторе, которая делает большие деньги незаконным путем. А  за-
конным путем да после уплаты налогов деньги получаются пока маленькие.
   - Ну, на машину все-таки заработала, - заметил он.
   - Это машина мужа.
   - Так ты еще и замужем?
   Он снова не смог скрыть изумления, и Настя с трудом удержалась, чтобы
не расхохотаться. Соловьев всегда обладал недюжинным самомнением. Неуже-
ли он полагает, что после их разрыва она будет до гробовой доски  носить
в себе и лелеять страстную и неутоленную любовь к нему?
   - И кто счастливый избранник? Какой-нибудь бизнесмен из "новых  русс-
ких"?
   - Нет. Доктор наук, профессор, лауреат, почетный академик и  так  да-
лее. Полный набор. И машина в придачу.
   - Выгодная сделка, - хмыкнул он. - Не боишься остаться молодой вдовой
при таком пожилом муже?
   - Не боюсь.
   Она легко просчитывала ход его мыслей. Сейчас он наверняка  думает  о
том, что, имея очень заслуженного и очень немолодого  мужа,  она,  Настя
Каменская, решила завести роман и выбрала для начала свою старую любовь.
Все лучше, чем нового возлюбленного искать. Старые-то - они проверенные,
хорошо изученные, надежные. Вот и разыскала его, узнала,  наверное,  что
овдовел. А о том, что инвалид, - не знала. Сейчас он обязательно  скажет
что-нибудь на эту тему.
   - Ты, наверное, разочарована тем, каким я стал.
   Ну конечно. Так и есть. Совсем не изменился за  двенадцать  лет.  Она
по-прежнему без труда угадывает его мысли.
   - Я пока еще не знаю, каким ты стал, - мягко ответила она. - Мы с то-
бой разговариваем всего полчаса. Я сварю еще кофе?
   - Не нужно, это сделает Андрей.
   Соловьев нажал кнопку на маленьком квадратном аппаратике, и сразу  же
послышались шаги: помощник спускался со второго этажа вниз.
   - А ты стал барином, - с усмешкой заметила Настя. - Даже кофе сварить
помощника зовешь.
   Он не ответил, молча глядя на нее. И снова ей стало не по  себе,  как
тогда, двенадцать лет назад, становилось  не  по  себе  от  его  теплого
взгляда. Неужели она еще что-то чувствует по отношению к нему?  Да  нет,
не может этого быть. Не должно  быть.  Тогда  он  имел  слишком  большую
власть над ней, двадцатитрехлетней выпускницей юридического  факультета.
Тогда он мог вить из нее веревки и вытирать о нее ноги, она все  терпела
и все ему прощала, потому что была влюблена без памяти. Сейчас она  сов-
сем другая. Влюбиться без памяти уже не может и веревки вить из себя ни-
кому не позволяет. Даже тем, кто намного сильнее.
   - Ты ждешь сегодня гостей? - спросила она, когда Андрей принес кофе с
вкусными свежими струделями и снова поднялся к себе.
   - Так, заедет кое-кто. - Соловьев неопределенно качнул головой.
   - В котором часу?
   - После пяти. А почему ты спросила?
   - Если ты не хочешь, чтобы меня здесь видели твои  друзья,  скажи.  Я
уйду пораньше.
   - Глупости, - фыркнул он. - Почему я должен тебя скрывать?
   - Не знаю. Мало ли какие у тебя обстоятельства.  Может  быть,  придет
твоя дама.
   - Успокойся, я жду только мужчин.
   - Что ж, это меня радует. Значит, мой приезд сюда не был напрасным.
   Она поставила чашку на стол, поднялась и подошла к нему сзади,  обняв
за шею и прижавшись щекой к густым, слегка вьющимся волосам.
   - Соловьев, какой же ты дурак, - вздохнула  Настя.  -  Почему  ты  не
повзрослел за двенадцать лет?
   Она почувствовала, как напряглись его мышцы. Интересно,  он  пытается
скрыть, что ему неприятно ее прикосновение, или борется  с  желанием  ее
обнять?
   - А ты сама повзрослела?
   - Вот это я и пытаюсь понять сейчас. Для этого и приехала к тебе  се-
годня.
   - Я что-то не понял.
   Голос у него был напряженным, но мышцы слегка расслабились.
   - Я хочу понять, перестала ли я на тебя реагировать. Ты мне мешал все
эти годы, Соловьев. Я все время помнила, как сильно любила тебя. И я хо-
чу наконец убедиться, что это прошло. Или не прошло. Одно из двух. Лучше
знать правду, даже если она мне не понравится, чем мучиться догадками  и
предположениями.
   - И зачем тебе эта правда? - Он чуть склонил голову, прижавшись щекой
к ее руке. - Чем она тебе поможет?
   - Поможет понять, выросла ли я из этой любви  иди  все  еще  бегаю  в
детских штанишках. Мне в этом году исполнится тридцать  шесть.  Рубежный
возраст. Хочу подойти к нему, наведя порядок внутри себя.
   Настя не могла понять, сколько правды  в  том,  что  она  говорит,  и
сколько лжи. Это объяснение она приготовила заранее, оно было  вполне  в
ее стиле и характере и не могло бы удивить того, кто хорошо ее знал.  Но
теперь, произнося отрепетированные мысленно слова, она словно поверила в
них, и ей уже казалось, что действительно она явилась к  своему  давнему
возлюбленному именно за этим. А вовсе не за тем, чтобы попытаться  раск-
рыть тайну исчезновения смуглых темноволосых  юношей.  Ей  было  приятно
прикосновение его щеки к ее руке, ей нравился запах,  исходящий  от  его
волос, она с удовольствием позволяла его теплому взгляду согревать себя.
Ей, как и много лет назад, было хорошо рядом с этим мужчиной.
   Она услышала тихие шаги за спиной и поняла, что помощник Андрей спус-
тился вниз. Не оборачиваясь, она наклонилась к Соловьеву и ласково поце-
ловала его в губы.
   - Прошу прощения, - раздался го