бо сам верующий и
порядки знает, либо следит за Геликом не первый день. Он чуть замешкался при
выходе, дал  Ремису  возможность  перекреститься  на  храм  и  только  потом
продолжил движение.
   Стоя возле забора,  огораживающего  территорию  храма,  Виктор  задумчиво
смотрел вслед удаляющимся фигурам Гелия Ремиса и того, кто  за  ним  следил.
Все сработало. Они подумали именно так, как заставил их подумать Спилберг.
   Не зря этот человек имеет  такую  кличку,  Спилбергом  его  окрестили  за
любовь к  сложным  инсценировкам  и  за  страсть  к  режиссуре  криминальных
спектаклей. Люди Богомольца на все пошли, чтобы выманить  Юрку  Симонова.  И
как только они узнали, что он не погиб при взрыве  на  шахте?  Кто-то  сдал,
видно. Они, падлы, даже сестренку Аню не пожалели, убили, надеялись, что  он
на похороны приедет. Самое паскудное - они точно знают,  что  в  Камышове  у
кого-то есть с ним связь, иначе как бы он  вообще  узнал  о  смерти  младшей
сестры? Но Богомолец был уверен, что Симонов про сестру узнает. И он  узнал.
Однако на трюк не купился, на похороны не  поехал.  А  поехал  позже,  через
полтора месяца. К этому времени Спилберг разработал  комбинацию  и  подыскал
нужных людей, возрастом, фигурой и цветом волос схожих с  Виктором.  Главная
трудность была не столько во внешних данных, сколько в биографиях  и  образе
жизни. Эти двое, без  которых  задуманная  Спилбергом  комбинация  не  могла
состояться, должны были быть людьми либо  с  сомнительным  прошлым,  либо  с
таким,  которое  трудно  проверить.  Ранее  судимый  Эдик   Гусарченко,   не
проживающий  по  месту  прописки  и  редко  появляющийся  на  своей  съемной
квартире, был идеальным вариантом. Странноватый Гелий Ремис  тоже  прекрасно
вписался в отведенную ему роль осторожного и запуганного человека, боящегося
собственной тени. Им  были  предложены  хорошие  деньги  за  сущую  малость:
поехать  вместе  с  Виктором  в  Кемеровскую  область,  помочь  организовать
материальную и социальную помощь одинокой женщине, потерявшей всех  близких,
а по возвращении в Москву спокойно всем рассказывать о том, где были и зачем
ездили, но напрочь забыть о том, что  были  они  втроем  и  что  им  за  это
заплатили. И имена двух других спутников  по  поездке  выкинуть  из  памяти.
Больше ничего не требовалось. Эдик  Гусарченко  купился  на  легкие  деньги,
Гелик Ремис - на благотворительную, а стало  быть,  угодную  господу  помощь
одинокой несчастной женщине. Одним словом, уговаривать их долго не пришлось.
Спилберг сказал, что, может, ничего и не будет, и у Богомольца ума не хватит
проверить в аэропорту списки вылетающих в Москву.  Но  рассчитывать  на  это
особо не следует, у Богомольца мозги устроены  как  надо  и  сбоев  пока  не
давали. Таким образом, правильно  построенная  комбинация  даст  возможность
убить сразу двух зайцев: Виктор съездит в родной город и организует там  все
для матери, а заодно, если Богомолец просечет ситуацию и клюнет на приманку,
запудрить ему мозги и подставить Гелика Ремиса  вместо  Виктора.  Для  этого
нужно только в соответствующий момент услать Эдика Гусарченко  из  Москвы  и
разыграть  соответствующий  спектакль,  чтобы  Богомолец   поверил:   Виктор
Слуцевич - это совсем даже не Юрка  Симонов,  а  всего  лишь  вторая  личина
ловкого афериста Гусарченко. Стало быть, Симонов - это Ремис.
   Ремиса должны убить, полагая, что он и есть Симонов. Перед этим его будут
долго пытать и задавать разные вопросы, а Гелик, конечно же, будет говорить,
что это недоразумение, что он ничего не знает и вообще они обратились не  по
адресу. Но все его слова будут как мертвому припарки. Ему никто не  поверит.
Даже если он начнет ни с  того  ни  с  сего  рассказывать  о  том,  что  ему
заплатили за поездку в Камышов, это его не спасет. Богомолец таким байкам не
верит, комбинация Спилберга слишком сложна для того, чтобы в нее можно  было
поверить. На это, собственно говоря, и был расчет.
   Да, на  вопросы,  которые  ему  будут  задавать  люди  Богомольца,  Гелик
ответить не сможет и, скорее всего, умрет даже раньше, чем  у  них  иссякнет
терпение и они решат  его  прикончить.  И  вот  тогда  на  истории  с  Юркой
Симоновым будет поставлен крест, окончательный и  жирный.  И  Виктор  сможет
дышать и жить спокойно. Если только этот пронырливый журналист не законтачит
с Богомольцем и не  вспомнит...  Вот  здесь  комбинация  Спилберга,  которая
казалась Виктору такой изящной и  простой,  почему-то  засбоила.  Что-то  не
складывается, как он задумал, не связывается, и дело  no-прежнему  стоит  на
месте. А время идет, и каждый день люди Богомольца могут прийти к Нильскому.
Для этого нужна всего-то ничтожная малость: выяснить, что Нильский и Симонов
родом из одного города. И тогда все выплывет.
   И даже смерть Гелика Ремиса, святого и простодушного человека, ни  в  чем
не замешанного и ни к чему не причастного, Виктору не поможет.

***

   Накануне,  во  вторник,  Коротков  приехал  вечером  к   Насте   злой   и
раздраженный.
   - Опять у меня свидание сорвалось! Какой-то  роман  получается  с  самого
начала неудачный, - пожаловался он.  -  Ирина  сказала,  что  Яна  бьется  в
истерике, и она останется ночевать у Вороновой,  чтобы  быть  буфером  между
Натальей Александровной и Нильскими.
   - Не переживай, - с улыбкой утешала его Настя, - зато у тебя, а заодно  и
у меня есть возможность получать новости горячими, прямо с места событий.
   - Что да -  то  да,  -  согласился  Юра.  -  Я  попросил  Иру  немедленно
позвонить, если Яна или Руслан все-таки вспомнят,  кто  такой  этот  Николай
Бесчеревных, снимок могилы которого им подсунули.
   Настя уже знала, что и Руслан, и его жена без колебаний опознали кладбище
как кемеровское: в кадр на  заднем  плане  попал  известный  каждому  жителю
города надгробный памятник группе подростков, погибших в автокатастрофе.  Но
фамилия Бесчеревных супругам Нильским ни о чем не говорила. Так,  во  всяком
случае, они заявляли.
   В семь утра в среду раздался звонок от Ирины Савенич. Дрожащим и звенящим
от гнева голосом она сообщила Короткову, что Яна ни за  что  не  соглашается
больше оставаться в Москве, она боится, и сегодня же  Руслан  вместе  с  ней
улетает в Кемерово.
   Еще через полчаса позвонил Зарубин. Его  голос  тоже  звенел,  но  не  от
гнева, а от деловитости, смешанной с торжествующим лукавством.
   - Здорово, Пална! - поприветствовал он Настю. - А чего я зна-а-аю! А чего
я тебе расскажу-у-у!
   - Говори, - нетерпеливо потребовала Настя.
   - Ну да, прям-таки, разбежался с простого телефона. Вот придешь на службу
и узнаешь. Если твое начальство тебе передаст.
   - Сережа, ты маленький подлый клоп,  -  возмутилась  она.  -  Кровопивец,
одним словом. Будешь говорить или нет?
   - Не, Пална, и не проси, - голос Зарубина внезапно стал серьезным. -  Тут
дело такое - сама понимать должна. Подожди пару часиков - и все узнаешь.
   - Зачем же ты мне позвонил сейчас?
   - А подразнить.  Интересно  же.  И  потом,  меня  тоже  распирает  удачей
поделиться. Пусть рассказать не могу, но  похвастаться-то  хочется!  Кстати,
наш общий горячо любимый шеф с тобой?
   - Куда ж он денется, - усмехнулась Настя. - Дрыхнет  как  сурок.  Полчаса
назад поговорил по телефону и давай снова спать. У него подъем  минут  через
сорок по графику. Сережа, я вот  о  чем  хочу  попросить.  Сегодня  Нильские
собираются возвращаться в Кемерово. Я бы хотела, чтобы ты там понаблюдал  за
ними на всякий случай. И еще: поспрашивай у местного народа  насчет  Николая
Филипповича Бесчеревных,  родился  в  шестьдесят  пятом,  умер  в  девяносто
девятом, места рождения не знаю, а похоронен в Кемерове. Мне  надо  знать  о
нем все, что можно.
   - Зачем? - неосторожно спросил Сергей и тут же нарвался:
   - А  я  тебе  потом  скажу,  если  начальство  разрешит,  клопик  ты  мой
ненаглядный.
   - Сколопендра, - огрызнулся Зарубин.
   - А ты - каракурт, - тут же отпарировала она. - Сержик, ты со мной в  эти
игры не играй, я всю жизнь кроссворды разгадываю и потому знаю  нужных  слов
раз в сто больше, чем ты.
   - Жужелица! - отчаянно кинулся в  бой  Сергей,  но  тут  же  испугался  и
повесил трубку.
   Настя с улыбкой погладила телефон, щелкнула по нему указательным пальцем,
мысленно представляя себе при этом зарубинский курносый нос, и принялась  за
приготовление завтрака.
   Вечером того  же  дня  она  сидела  в  своей  квартире  одна-одинешенька.
Короткой поехал к Ирине и,  трогательно  смущаясь,  предупредил  Настю,  что
ночевать не придет, но к завтраку непременно будет.
   - Это еще зачем? - удивилась она. - Ты что, не можешь  прямо  от  нее  на
работу приехать?
   - Ира завтра снимается с девяти утра где-то у черта на рогах, за городом.
Подъем у нее в шесть, выход из дома - в семь. Я,  конечно,  могу  изобразить
трудовой порыв и приступить к несению службы в половине восьмого, но лучше я
все-таки к тебе приеду, ладно? Ты меня покормишь не спеша и расскажешь, чего
за ночь надумала.
   - Ну конечно, - фыркнула Настя, -  ты  ночью  будешь  развлекаться,  а  я
думать должна? Здорово придумал.
   - На то я есть твой  начальник,  -  строго  ответил  Юра.  -  И  не  смей
огрызаться.
   Готовить еду для  себя  одной  Насте  не  хотелось,  она  скучно  сжевала
оставшуюся со вчерашнего дня холодную отбивную с куском хлеба,  запила  этот
изысканный ужин чашкой некрепкого кофе и улеглась на диван, закинув руки  за
голову.
   Сведения, добытые Сережей Зарубиным, были и в самом деле интересными, они
будили воображение, но в единую картинку не складывались.  По  крайней  мере
сразу. Может быть, в спокойной  обстановке,  в  тишине  одиночества  и  уюте
мягкого дивана мысли станут более  стройными  и  упорядоченными?  Во  всяком
случае, Настя очень на это надеялась.
   В начале  апреля  неизвестные  воришки  проникли  в  дом  матери  Руслана
Нильского, перевернули все вверх дном, вероятно, искали деньги  и  ценности,
однако таковых не обнаружили  и  удовольствовались  какой-то  ерундой  вроде
дорожной сумки из кожзаменителя и дешевой бижутерией. Руслан в это время уже
уехал в Москву показывать свой роман, и Ольга Андреевна Нильская решила сына
не тревожить из-за ерунды, тем паче урон был нанесен совсем  незначительный,
бижутерию эту она все равно уже давно не носит, а  сумка  слова  доброго  не
стоит, да и некуда с ней  ездить.  В  милиции  дело  возбудили,  но  никаких
преступников, естественно, не нашли, списали  все  на  залетных  наркоманов,
которые тырят по мелочи, лишь бы на очередную дозу хватило.
   Спустя примерно неделю после кражи у  Нильской  весь  город  Камышов  был
взбудоражен убийством Анечки Симоновой. Убийц опять же  не  нашли,  но  зато
рассказали Зарубину о несчастной семье, в  которой  сначала  при  взрыве  на
шахте погиб старший сын Юрочка, потом скоропостижно скончался глава семьи, а
теперь вот Анечку  убили.  И  все  за  какой-то  год  с  небольшим.  Клавдию
Савельевну Симонову все искренне жалели, пытались помочь  кто  чем  мог,  но
народ в Камышове в основном небогатый, так что  помощь  получилась  от  всей
души, но  не  очень  существенная.  И  вдруг  спустя  месяца  полтора  после
Анечкиной  смерти  появился  в  городке  незнакомец.   Что-то   типа   графа
Монте-Кристо, который явился, чтобы помочь семье судовладельца  Мореля.  Все
организовал, всем денег дал, всех на уши поставил, чтобы осиротевшей Клавдии
ни в чем и нигде отказа не было. И исчез. Так же внезапно, как  и  появился.
Кто он и что - никому не ведомо, ведь когда человек такие  деньги  наличными
прямо в руки дает, у него документов обычно не спрашивают.
   А  кемеровские  оперативники,  занимающиеся  борьбой   с   организованной
преступностью, поведали Зарубину, что какой-то слушок нехороший прошел среди
братвы насчет Юрки Симонова. Дескать, и не погиб он вовсе при взрыве  шахты.
Другие двенадцать человек - да, погибли, а вот тринадцатого  промеж  них  не
было, да разве по разорванным  и  обгоревшим  кускам  плоти  точно  скажешь,
сколько их там было? Кто не поднялся наверх после  взрыва,  того  и  считают
погибшим. Симонов не поднялся. И отчего-то братва стала поговаривать, что он
жив. Но разговоры эти появились не сразу, а только много месяцев спустя.  Не
то видели этого Симонова где-то живым и здоровым, не  то  шепнул  кто...  Но
даже если Симонов  жив,  то  ходить  ему  по  этой  земле  недолго,  видимо,
осталось, потому как сам Богомолец, главнейший  кемеровский  авторитет,  его
активно разыскивает.
   История  конфликта  Богомольна  и  Симонова  выглядела  и  в  самом  деле
устрашающе в том  смысле,  что  шансов  выжить  y  псевдопогибшего  не  было
никаких.  И  если  он  действительно  инсценировал  собственную  смерть,  то
совершенно ясно, почему. Никому не дозволено запускать лапу  в  "общак".  За
это неминуемо следует самое жестокое наказание. Странность, однако, состояла
в том, что Симонов ни к  какой  группировке  не  принадлежал  и  к  "общаку"
доступа иметь не мог. Так, во всяком случае, выходило по  сведениям  местных
оперативников. Почему же его так настырно искал Богомолец и  почему  в  этой
информации постоянно мелькало слово "общак"?

***

   Сергей Зарубин проклинал все на свете. Ну почему так получается, что  как
только ты соберешься сделать решительный шаг в собственной жизни,  так  тебя
немедленно посылают в командировку? Еще в понедельник он позвонил  в  Москву
своей девушке по имени Гуля и, прикрывая  показной  вежливостью  собственное
смущение, спросил, не согласится ли она выйти за него замуж.  На  что  Гуля,
тихонько засмеявшись, ответила, что сделанные  по  телефону  предложения  не
рассматривает как серьезные. Она, мол, никуда не торопится  и  вполне  может
подождать, пока Сергей вернется из командировки и  повторит  эти  слова  при
личной  встрече.  Не  исключено,  что  за  время   пребывания   вдалеке   от
Первопрестольной он одумается.
   Зарубин знал, что не передумает. Но боялся, что за время  его  отсутствия
случится что-нибудь непредвиденное, например встреча Гюльнары с двухметровым
красавцем-богатеем, который выразит  готовность  бросить  к  ее  ногам  куда
больше, чем может предложить скромный опер с Петровки. Ему всегда  казалось,
что он влюблен в Гулю  куда  сильнее,  чем  она  в  него,  и  оттого  Сергей
постоянно ждал вмешательства неожиданного соперника.
   А  перспектива  отъезда  домой  с  каждым  часом  выглядела   все   более
неопределенной. Ведь первоначально  его  заданием  было  выявить  связи  Яны
Нильской  и  поработать  с  информацией  о  группировке  Богомольца.   Потом
выяснилось, что надо заниматься  еще  и  каким-то  Николаем  Бесчеревных.  А
теперь вот Симонов, сведения о котором он нарыл  на  свою  голову.  С  одной
стороны, к убийству  Тимура  Инджия  и  похищению  Яны  Нильской  история  с
Симоновым никакого отношения иметь не  должна,  но  Каменская  сказала,  что
Симонов по крайней мере двумя точками  соприкасается  с  Русланом  Нильским:
городом Камышовом, где прошло детство обоих, и личностью Богомольца, который
их обоих почему-то страшно не любит, одного пытался  запугивать,  а  другого
вообще собирается убить. И закрыть глаза на эти  две  точки  соприкосновения
она не считала возможным.
   Город Камышов Сергею понравился, давно уже не  доводилось  ему  бывать  в
таких спокойных уютных местах,  заросших  буйной  зеленью,  столь  густой  и
щедрой, что и заборов вокруг домов зачастую не было: все равно сквозь  ветки
и листву ничего не видно, а если кто вознамерится забраться в дом,  так  ему
никакой забор не помешает, разве что бетонный, метров пять-шесть высотой, но
ставить такие ограды в Камышове никому и в голову не приходило, да и дорого.
   Первой, с кем решил поговорить Зарубин, была мать Руслана Нильского Ольга
Андреевна, моложавая приятная женщина с милым лицом и негромким голосом.
   - Что-то с Русланом? - испуганно  спросила  она,  услышав  от  нежданного
гостя, кто он и откуда. - Или с Яночкой?
   - С ними все в порядке, - Сергей решил прежде времени не волновать  Ольгу
Андреевну рассказом о похищении Яны.  -  Меня  интересует  один  человек,  с
которым, возможно, ваш сын был хорошо знаком.
   - Кто такой?
   - Юрий Симонов.
   - Юрка-то? - Брови Ольги Андреевны взлетели вверх и забыли  вернуться  на
прежнее место, так и остались где-то под линией волос. - Ой, шалопут он был!
Вот  родители-то  с  ним  намучились.  Отец  его  порол  нещадно  за  каждую
провинность, а толку никакого.
   - И какие же это были провинности? - поинтересовался Сергей.
   - Подворовывал, хулиганил, патронами баловался. В милицию его уж  сколько
раз забирали, внушения делали - да все без толку. Потом, правда, остепенился
немножко, после армии техникум закончил, на шахту работать пошел взрывником.
Даже деньги родителям постоянно привозил.
   - Руслан с ним дружил?
   - Нет, что вы, Руслан младше был года на два или на три я уж сейчас точно
не вспомню. Но они оба в одной школе учились.
   - А сами вы знали Юру?
   - В лицо - знала, конечно, а так... Он к нам в дом никогда  не  приходил.
Его мать, Клавдия, работала буфетчицей в исполкоме, я тоже в исполкоме тогда
работала, вот я про Юркины подвиги от нее и узнавала.
   - Скажите,  Ольга  Андреевна,  а  позже,  когда  Руслан  уже  переехал  в
Кемерово, он никогда вам не рассказывал, что, мол, Юрку Симонова встретил?
   - Нет, - твердо ответила Нильская, - такого не было.
   Выяснив, где находится школа,  в  которой  учились  когда-то  Нильский  и
Симонов, Зарубин отправился искать учителей,  которые  могли  бы  припомнить
что-нибудь интересное. Ведь часто так бывает, что родители и знать не знают,
с кем их дети общаются на школьных переменках. Домой приводят одних  друзей,
а курить в школьный сад бегают совсем с другими, это Зарубин помнил  еще  по
собственному опыту.
   Директор школы сразу заявила, что сидит в этом кабинете всего третий год,
посему о детях, учившихся полтора  десятка  лет  назад,  ничего  сказать  не
может, и посоветовала Зарубину обратиться к тем учителям,  которые  работают
давно. Например, преподавательницы химии или истории, они  здесь  старожилы,
все остальные пришли позже.
   Разыскав обеих, Зарубин не  узнал  ничего  нового,  оба  педагога  хорошо
помнили  и  Юру  Симонова  (отпетого  хулигана,  с  которым  никто  не   мог
справиться), и прилежного и воспитанного Русика Нильского,  и  категорически
отрицали факт их дружбы.
   - Да что вы! - преподаватель химии даже руками всплеснула, услышав вопрос
оперативника. - Между ними на было ничего общего! И потом, Русик был младше,
он общался только со своими ровесниками. Вы  должны  понимать,  чтo  в  этом
возрасте разница в три года - это очень много, это  просто  пропасть,  через
которую невозможно перепрыгнуть! Когда одному человеку тридцать,  а  другому
тридцать три, они этого даже не замечают. Но когда одному мальчику десять, а
другому - тринадцать, это совершенно разные миры, поверьте мне  как  старому
учителю. В тринадцать уже начинаются сигареты, выпивка, скабрезные разговоры
о сексе и о том, как заработать  деньги,  а  в  десять  мальчики  еще  сущие
кутята.
   Учительница   истории    была    не    столь    многословна,    как    ее
коллега-естественница. Вопрос о Юрке Симонове вызвал на ее породистом гордом
лице лишь брезгливую гримасу, видно было, что она и вспоминать-то о  нем  не
хочет, зато Руслана она отрекомендовала самым лестным образом, сказала,  что
мальчик был очень способный, прилежный, ответственный. И удивительный.  Этим
словом она и зацепила внимание Зарубина.
   - Почему удивительный? - спросил он.
   - Знаете, он был таким худеньким, маленьким, в очках. Его, как  я  помню,
даже от уроков физкультуры освободили из-за зрения. А его боялись.
   - Как это? Кто боялся?
   - Да все, как это ни смешно. И ученики, и учителя.
   - Вот как? - встрепенулся Сергей. - Даже учителя боялись?
   - Представьте себе. Стр