огая и,  как  выразился  Миша
Доценко, повседневная. Нет, никаких признаков того, что в семье есть ка-
кие-то доходы помимо зарплаты, не видно. Ни машины, ни  дачи.  Оставался
невыясненным вопрос о деньгах на  кооператив,  которые  Ирина  будто  бы
должна была откуда-то получить. Отец об этих деньгах ничего не знал, как
и вообще о том, что Ирина  собиралась  вступать  в  ЖСК:  "Ирочка  очень
скрытная была. О радостных событиях никогда не сообщала заранее,  всегда
постфактум. А о неприятностях тем более не рассказывала". Вопрос  так  и
остался открытым, но был признан Ларцевым  и  Доценко  потерявшим  акту-
альность, так как история произошла, как выяснилось,  в  1987  году,  то
есть пять лет назад.
   Дело, казалось, зашло в тупик.
   - С любовью и деньгами, этими двигателями прогресса, мы покончили,  -
глубокомысленно заявил Ларцев. - Переходим к менее волнующим проблемам.
   С этими словами он положил перед Юрой Коротковым Настину записку.
   - Займешься? Аська просит нарисовать ей Павлова  из  МВД  России.  Не
знаешь, зачем?
   - Какая разница? Просит - нарисуем.
   Юра быстро выхватил у Ларцева записку, стараясь  скрыть  от  товарища
свою радость. Еще бы! Это же повод позвонить Людмиле! "Уймись, дурень, -
мысленно осадил он себя. - Она про тебя и думать забыла. Очень ты ей ну-
жен". Но на поверхность сознания чья-то коварная рука упорно выталкивала
воспоминание о ее тихом голосе: "Я не шучу. Женитесь на мне".
   Если правда, что деньги тянутся к деньгам, а беда - к беде (не зря же
говорят: пришла беда - отворяй ворота), то любовь должна тянуться к люб-
ви. Ибо влюбленный в свидетельницу Семенову сыщик Юра Коротков узнал  из
разговора с ней нечто такое, что позволило вновь поднять  закрытый  было
вопрос об убийстве Ирины Филатовой на почве неразделенной любви.
   Сотрудник Штаба МВД России полковник  милиции  Павлов  Александр  Ев-
геньевич, по утверждению Людмилы Семеновой, ухаживал за  Ириной,  причем
делал это отчаянно и весьма своеобразно. Сначала были чуть не ежедневные
посещения института с цветами и подарками,  публичное  целование  ручек,
приглашения всех сотрудников отдела на принесенный свежайший торт, воск-
лицания: "Ирочка, я ваш раб! Ирочка, вы - совершенство!" Ирину это  отк-
ровенно забавляло, она мило улыбалась, подшучивала над ухажером, но  его
это ничуть не обижало.
   Внезапно все переменилось. Прекратились цветы, чаепития и  комплимен-
ты. Павлов  перестал  наезжать  в  институт  и  превратился  в  злобного
мальчишку, который дергает за косы и старается  побольнее  ущипнуть  как
раз ту девочку, которая ему нравится. Он буквально  терроризировал  Иру,
постоянно придирался к подготовленным ею документам, без конца вызывал в
министерство. Но она все сносила, выдержки и терпения ей было  не  зани-
мать. Штаб - основной заказчик на научную продукцию отдела, и  ссориться
с ответственными работниками было нельзя. Влюбленный Павлов стал притчей
воязыцех, а Ирину называли великомученицей и дружно ей сочувствовали.
   - Я, помнится, даже сказала ей как-то: "Да отдайся ты ему  один  раз.
Может, отстанет".
   - А она что? - спросил Юра.
   - Посмотрела на меня с такой яростью, что я  даже  оторопела.  Лучше,
говорит, нищему в подземном переходе отдаться, чем ему. Хотя, - добавила
Люда, - Павлов внешне очень импозантный,  ничего  отталкивающего  в  нем
нет. Этот бугай из Академии, Богданов, на мой взгляд, в десять раз хуже.
Что ж, сердцу не прикажешь, конечно, с кем миловаться - дело вкуса.
   - А может, дело принципа? Знать бы только, какого.  -  Юра  отодвинул
пустую чашку из-под кофе и потянулся за пепельницей.
   Они сидели в  открытом  кафе  возле  большой  гостиницы,  наслаждаясь
предвкушением наступающего вечера, который принесет с собой прохладу.
   - Людочка, вы не торопитесь? Расскажите мне еще про вашу  подругу,  -
попросил Коротков.
   - Я не тороплюсь. Муж повез детей в Мариуполь, к родственникам. Деся-
того июля я уйду в отпуск и поеду, сменю его на родительской вахте.
   Юра переваривал услышанное, стараясь сообразить, как  ему  воспользо-
ваться полученной информацией. Неожиданно его собеседница добавила:
   - Юрочка, не мучайте себя. У вас все на лице написано. У нас  с  вами
вполне благополучные семьи. Я старше вас минимум лет на пять. Вы замуче-
ны и задерганы своей работой, а я устала от бесконечных конфликтов дома.
Если вы согласны с тем, что в жизни должны быть  светлые  пятна,  то  на
время до десятого июля вы можете рассчитывать.
   - А потом? - глупо спросил Коротков, не в силах оторвать взгляд от ее
глаз.
   - А про "потом" не будем загадывать. Жизнь длинна  и  непредсказуема.
Это, кстати, любимая Иркина фраза.


   Глава 4

   В пятницу, девятнадцатого июня, Горедев вызвал Игоря Лесникова.
   - Что по делу Ковалевой?
   - Как мы выяснили, судью и второго заседателя пока никто не  беспоко-
ил. В тексте приговора указаны трое свидетелей, дававших на суде показа-
ния против Шумилина. Двадцать четвертого мая тысяча девятьсот  восемьде-
сят девятого года избит сын свидетеля  Калинникова,  дело  не  раскрыто,
числится за сотым отделением милиции. Двадцать четвертого мая тысяча де-
вятьсот девяностого года ограблена девочка четырнадцати лет, дочь свиде-
тельницы Тодоровой. У нее отняли золотую  цепочку  и  серьги,  карманные
деньги, сняли американскую куртку и импортные кроссовки. Дело "висит" на
семьдесят четвертом отделении. Двадцать четвертого мая тысяча  девятьсот
девяносто первого года избит и ограблен внук свидетеля Пожидаева, терри-
тория сто семидесятого, тоже не раскрыто. В нынешнем году - Наташа Кова-
лева. У меня сомнений нет, Виктор Алексеевич. Таких совпадений не  быва-
ет.
   - Согласен. Этот Шумилин далеко не дурак, хотя  и  сволочь  изрядная.
Самих свидетелей не трогает, боится, что они его опознают, они же его на
суде видели, да и во время аварии тоже. Можно было зло на женах и мужьях
вымещать - так нет, он детей выбирает. А знаешь, почему? Потому, что де-
ти скажут, что он большой взрослый дядька, для них все, кто старше  пят-
надцати, глубокие старики, а любой, кто выше ростом,  кажется  огромным.
Ты этого Шумилина видел сам-то?
   - Глянул издалека, - усмехнулся Лесников. - Вы правы на все сто  про-
центов. Ему двадцать три года, невысокий, худенький, внешне - пацан  па-
цаном. Между прочим, за рулем, хотя его по суду  прав  лишили.  Дядюшка,
видно, постарался.
   - Значит, так, Игорек. Попали мы с тобой между  двух  огней.  Виталий
Евгеньевич Ковалев, советник вице-премьера Аверина, спит и видит,  когда
парламент потребует отставки премьера. У его шефа Аверина в этом  случае
хорошие шансы самому стать премьер-министром. Ну и с ним вместе  Ковалев
поднимется. Уж не знаю, в курсе Аверин или нет, но Ковалев ведет  актив-
ную работу в парламенте, опираясь на депутатскую  фракцию,  ратующую  за
снятие всех барьеров на пути западного капитала в нашу  страну.  На  эту
агитработу, как ты понимаешь, нужны деньги, и деньги дает ему  президент
Фонда поддержки предпринимательства некто Виноградов. Лучшие, можно ска-
зать, друзья и соратники по политической борьбе. Если сказать  Ковалеву,
что его дочку изнасиловал родной племянник Виноградова... Ну, как ты ду-
маешь, что нам с тобой ответит Ковалев?
   - Что нас гнать надо поганой метлой. Что мы не умеем раскрывать прес-
тупления, что хватаем первого, кто под руку попадается,  что  у  нас  по
тюрьмам одни невиновные сидят, а матерые преступники гуляют на  свободе.
Весь джентльменский набор.
   - Молодец. А что нам скажет следователь?
   - Это смотря по тому, какие доказательства мы ему найдем. Дело  нахо-
дится в производстве у Ольшанского, он мужик вообще-то  крепкий.  Может,
он и не испугается Ковалева.
   - Может, и не испугается, - Гордеев погрыз дужку очков. - Может, и не
испугается, - повторил он задумчиво. -  Ладно,  поезжай  к  следователю,
расскажи ему все побасенки про шумилинскую вендетту. Пусть начнет  рабо-
тать с потерпевшими по прошлым делам. Детки, конечно, будут напуганы, да
и время прошло, но - вдруг что-нибудь получится.  Про  Виноградова  пока
помолчим. Для Ольшанского Шумилин - ранее судимый, и все. Хоть  следова-
тель у нас и крепкий мужик, но пугать его раньше времени не будем. Пусть
он сам тебе скажет, какие ему нужны доказательства, чтобы предъявить Шу-
милину обвинение и чувствовать себя уверенно. А уж мы тут придумаем, как
эти доказательства добыть.
   После ухода Лесникова Виктор Алексеевич вскочил и  покатился  упругим
мячиком по кабинету, огибая длинный приставной стол  для  совещаний.  Не
ошибся ли он, пытаясь скрыть от следователя информацию? Собственно,  ин-
формация эта для расследования не нужна, но все же, все же... Не получа-
ется ли, что он подставляет Ольшанского под удар, которого тот не  ждет?
А какой такой удар? Что особенного грозит Ольшанскому? Неприятный разго-
вор с отцом потерпевшей? Не факт. Ковалев вполне может  оказаться  поря-
дочным человеком и не будет чинить следствию никаких препятствий. Почему
он, Гордеев, заранее против него настроен? Да и Ольшанский не из  пугли-
вых, тут Лесников прав. Чем его так уж сильно можно  напугать?  А  вдруг
это не Шумилин? Вдруг они ошибаются? Совпадений много? Гордеев  хмыкнул.
За четверть века в розыске он узнал, какие невероятные, какие  неправдо-
подобные бывают совпадения. Из-за этих совпадений жизнь и судьба честно-
го человека не раз висят на тонюсеньком волоске. И бывает, к  сожалению,
что волосок рвется. Бывает.
   Гордеев подкатился к креслу, снял телефонную трубку. Удар надо прини-
мать на себя.
   - Константин Михайлович? Приветствую. Гордеев.
   - День добрый, Виктор Алексеевич. Рад вас слышать, - раздался в труб-
ке слегка картавый говорок Ольшанского.
   - Константин Михайлович, к вам сейчас мой Лесников приедет насчет На-
таши Ковалевой. У нас тут идейка одна появилась, он  вам  расскажет.  Но
пока все очень приблизительно. Хочу вас попросить, вы мне  напишите  от-
дельное поручение на допрос отца потерпевшей. Лесников как раз и  захва-
тит. Все-таки версия очень спорная, так я уж сам отдуваться буду.  Чтобы
вам не краснеть, если мы ошиблись.
   - Я, Виктор Алексеевич, краснеть  давно  разучился,  -  усмехнулся  в
трубку Ольшанский. - Но Ковалева к вам с большим удовольствием переадре-
сую. Он каждый божий день мне звонит, отчета требует, как  мы  ищем  на-
сильника. Вот вы заодно перед ним и отчитаетесь. Я сегодня звонил в кли-
нику, где лежит девочка, врач сказал, что  прогноз  благоприятный,  есть
надежда, что она со дня на день заговорит.
   - Понял, - коротко ответил Гордеев. - Там будет  дежурить  кто-нибудь
из моих ребят, чтобы момент не упустить. Спасибо.
   Положив трубку, Гордеев прикинул, сколько времени ему понадобится  на
подготовку к визиту Ковалева. Лукавил хитрый Колобок, когда просил  тре-
бование на допрос. Никакой допрос ему был не нужен. Ему нужен был  Кова-
лев здесь, вот в этом кабинете, нужна была его реакция на фамилию  Шуми-
лина. А как иначе можно заполучить Ковалева, не открывая перед  следова-
телем все карты?
   Виктор Алексеевич решил сначала покончить с другими неотложными дела-
ми, в числе которых была и проверка версий по делу Филатовой.
   Поскольку никого из работающих по этому делу на месте  не  оказалось,
Гордеев вызвал к себе Каменскую. Настя подробно рассказала ему обо всем,
что сделано.
   - С корыстным мотивом на сегодня мы закончили, от "ревности"  остался
маленький хвостик, Доценко сейчас доделывает.
   - И потом что?
   - Потом перейдем на второй уровень сложности.
   - Соображения есть?
   - Ну... - Настя помялась. - Есть кое-что. Последний любовник  Филато-
вой работает в Интерполе. Наркотики, оружие, контрабанда - сами понимае-
те, вещи серьезные. Может быть, Филатова - средство  давления  на  этого
Идзиковского. Все отмечают, что последние два-три месяца она была чем-то
подавлена, расстроена. Ее начальник связывает это со сложными отношения-
ми с руководством, с сотрудниками министерства. Но  не  будем  забывать,
что Филатова была особа очень скрытная. Не исключено, что перемена наст-
роения была связана с тем, что ей или Идзиковскому угрожали,  может,  их
шантажировали.
   - Годится, - одобрительно кивнул Гордеев. - Еще что-нибудь есть?
   - Еще есть версия о мести, так сказать, на научной почве.
   Но, - Настя сделала выразительный жест рукой, - это уже  больше  ста.
Это уже почти двести.
   ...Когда-то давно Гордеев спросил у Насти, как ей  удается  выдвигать
порой совершенно невероятные версии. Она тогда ответила, что версии  ка-
жутся невероятными только тем, у кого мышление физика.  Физик  проверяет
первые 99 чисел, убеждается, что все они меньше 100, из  чего  и  делает
вывод, что вообще все числа меньше 100. Ведь 99 экспериментов  -  вполне
достаточно для научного вывода. А у нее,  Насти,  мышление  гуманитария,
испорченного математикой, а для математика все числа равноправны и имеют
равную вероятность проявления - и бесконечно большие, и  бесконечно  ма-
лые...
   - Доценко с манекенщицей закончил, так что Идзиковского будут  разра-
батывать он и Ларцев. Коротков пока занят Плешковым, так что свои "двес-
ти" будешь отрабатывать сама, - заключил Гордеев. - Я позвоню  в  инсти-
тут, тебе привезут все бумаги Филатовой.
   - Только все-все, Виктор Алексеевич, из сейфа, из стола, из дома. Все
до последней бумажки. И настольный календарь. И записные книжки.
   - И черта лысого в ступе, - засмеялся Гордеев. - Ладно, иди.
   Пока полковник Гордеев готовился к беседе с советником  вице-премьера
Ковалевым, а Настя заканчивала ежемесячный аналитический отчет в  ожида-
нии, когда ей привезут бумаги Филатовой, долговязый красавец Миша Доцен-
ко ехал из здания Министерства внутренних дел на Житной к себе  на  Пет-
ровку. Он только что закончил беседу с Александром  Евгеньевичем  Павло-
вым, неудачливым поклонником Ирины Филатовой,  и  остался  этой  беседой
крайне недоволен.
   Во-первых, он был недоволен собой, так как не посмел  достать  дикто-
фон. Уж очень надменным и вальяжным оказался полковник Павлов.  Конечно,
если бы у сыщиков были миниатюрные  магнитофоны  с  достаточно  чувстви-
тельным микрофоном, которыми можно пользоваться, не вынимая их из карма-
на, тогда другое дело. А с такой допотопной техникой, как у них, не  ра-
ботаешь, а только позоришься.
   Во-вторых, он был недоволен Ириной Филатовой, которая, как выяснилось
из беседы с Павловым, и с ним находилась в близких отношениях.  Миша  по
молодости лет еще не избавился от романтического отношения к женщинам  и
особенно к любви. Ему очень понравился дружелюбный,  интеллигентный  Ки-
рилл Идзиковский из Интерпола, и он искренне негодовал  на  покойную  за
то, что она могла изменять такому отличному парню с  этим  самоуверенным
холеным Павловым.
   И в-третьих, деликатный Миша был недоволен самим Павловым, который не
только, нимало не смущаясь, тут же признался, что состоял с Филатовой "в
интимной связи", а более того, даже как бы хвастался тем, что сумел  за-
воевать, сломить сопротивление этой строптивой красавицы.  Особенно  ра-
зозлило Мишу то, что Павлов оказался кандидатом юридических наук. Он хо-
рошо помнил, как, со слов Захарова, отзывалась Ирина о министерских  чи-
новниках с учеными степенями...
   Жара стояла такая, что даже метро, где обычно бывало  прохладно,  на-
полняла противная влажная духота. Рубашка прилипала к  спине,  по  ногам
под легкими брюками медленно стекали щекочущие капельки пота. Миша,  за-
бившись в угол вагона, постарался отвлечься от недовольства и повторял в
уме показания Павлова, чтобы как можно точнее изложить разговор  Каменс-
кой. Перед Настей Миша Доценко благоговел, называл ее Анастасией Павлов-
ной и ужасно стеснялся того, что она обращалась к нему на "вы". Ему  ка-
залось кощунственным называть это интеллектуальное божество Аськой...
   Но какой же все-таки мерзкий этот Павлов! "Мы с Ирочкой давно  знако-
мы. Когда она готовила кандидатскую, приезжала к нам в  Сибирь  собирать
материалы. Я ей, конечно, посильную помощь оказывал, сами понимаете, без
звонка от руководства никто никаких сведений не даст. И уж тем  более  в
колонию не пустят, а ей нужно было с осужденными беседовать. Ну, а когда
я собрался диссертацию писать, я уже был тогда начальником следственного
отдела, Ирочка мне советами помогала, книги рекомендовала. В общем, зна-
комство у нас старинное. А с прошлого года, как меня в Москву  перевели,
дружба наша возобновилась. Не сразу, не сразу, согласен,  драться  приш-
лось за Ирочку, бороться..." Я, Я, Я! Как будто Доценко пришел не о  по-
гибшей женщине говорить, а писать биографию Александра Евгеньевича  Пав-
лова, выдающегося борца с преступностью! Да, но  ревностью  здесь  и  не
пахнет. Этот самовлюбленный самец даже и мысли  не  допускает,  что  его
могли обманывать. Он честно дрался за свою добычу, и добыча эта  принад-
лежит ему безраздельно. Осталось проверить, что он делал в ночь  с  две-
надцатого на тринадцатое июня, и версию "ревность" можно  с  чистой  со-
вестью похоронить.
   По мере того, как Доценко пересказывал  Насте  Каменской  все  детали
разговора с Павловым, ее лицо каменело.
   - Кажется, я опять ошиблась, - Настя огорченно  покачала  головой.  -
Спасибо вам, Миша.
   Не оттого расстроилась Настя, что надежда на Павлова как на возможно-
го убийцу-ревнивца не оправдалась. Настя сожалела, что ошиблась в  Ирине
Филатовой. Положив перед собой ее фотографию, Настя всматривалась в лицо
Ирины. Короткие темные волосы, модельная стрижка, высокие скулы,  краси-
вый разрез глаз, короткий нос, очаровательный неправильный рот,  невыра-
зимо женственная улыбка. "Неужели ты меня  обманула,  Ирочка?  -  думала
Настя. - Мне казалось, я знаю тебя, я тебя чувствую, как будто ты  много
лет была моей подругой. Я думала о тебе пять дней, я была  уверена,  что
поняла твой характер. Я мысленно разговаривала с  тобой,  задавала  тебе
вопросы и слышала твои ответы. А ты на самом деле совсем другая?  Ты  не
только ловко морочила голову своим возлюбленным, но и лгала своей  близ-
кой подруге Люде Семеновой, когда говорила, что лучше переспишь с  нищим
в подземном переходе, чем с Павловым. Ты обманывала  своего  начальника,
когда приезжала расстроенная якобы из министерства и говорила,  что  это
Павлов тебя разозлил. А куда же ты, голубушка,  ездила  на  самом  деле?
После каких свиданий ты возвращалась на работу в  состоянии,  близком  к
истерике? Где же твое настоящее лицо, Ирочка Филатова?"
   Настя, вздохнув, убрала фотографию и начала  разбирать  два  огромных
бумажных мешка, в которых привезли содержимое сейфа и  стола  Филатовой.
До конца рабочего дня оставалось два часа.
   До конца рабочего дня - пятницы, девятнадцатого июня - оставалось два
часа. Гордеев закончил подготовку к визиту Ковалева и, взглянув на часы,
решил, что сегодня, пожалуй, беседа уже не состоится. Он не  хотел  зво-
нить Ковалеву и приглашать его к себе, он ждал, пока тот после очередно-
го звонка Ольшанскому объявится сам.
   И Ковалев объявился. Худощавый, подтянутый, с густыми, откинутыми на-
зад волосами цвета спелой пшеницы, элегантный, в безукоризненном костюме
и при галстуке, несмотря на изнуряющую жару. "Небось не только  кабинет,
но и машина с кондиционером, - подумал Гордеев. - Никакая  жара  ему  не
страшна. Ничего, у меня в кабинете быстро вспотеешь".
   - Виталий Евгеньевич, - начал осторожно Гордеев, - я полагаю, что вы,
как отец потерпевшей, имеете право знать, что мы делаем для того,  чтобы
найти и изобличить преступника. Если он до сих пор не задержан,  то  это
не означает, что мы бездельники и не ищем его.
   - Что вы, что вы, - быстро возразил Ковалев, - я совсем не имел это в
виду. Я действительно ежедневно звонил Константину  Михайловичу,  но  вы
должны понять: я отец...
   - Понимаю, - ласково поддакнул полковник. - Я ценю вашу деликатность,
это, знаете ли, редко встречается