самой?
   - Я не хочу тревожить людей, перенесших такую трагедию, - сказала она
наобум. И попала в цель. Дмитрий сразу смягчился.
   - Значит, вы знаете?
   - Конечно.
   - Елена Викторовна совсем... - Он замялся, не желая обижать мать Лизы
и стараясь подобрать подобающие слова. - Одним словом, она все эти  годы
пребывает в глубоком трауре и заставляет всю семью жить под сенью вечной
трагедии. Вот примерно так. Знаете, Андрюшина комната,  Андрюшины  вещи,
рисунки, стихи, фотографии. В таком духе.
   - А дочь?
   - С Лизой тоже плохо. Она все время болеет, без конца  пьет  какие-то
таблетки, живет только воспоминаниями о брате.  Если  хотите  знать  мое
мнение, они генерала совсем задавили. Он  же  нормальный  мужик  с  нор-
мальной психикой, представляете, каково ему в этом царстве слез и причи-
таний?
   - Вы хорошо знаете Владимира Сергеевича?
   - Не очень. Вот Лизу я знаю много лет.
   - У вас близкие отношения? Сотников посмотрел на Настю  с  упреком  и
недоумением.
   - Какое это имеет значение?
   - Никакого. Я просто спросила. Она вас любит?
   - Наверное.
   - А вы?
   - Анастасия Павловна, вы пришли говорить о ее отце, а не  о  наших  с
ней отношениях. Я прав?
   - Разумеется, вы правы. Но коль вы знаете ее отца  не  очень  хорошо,
то, может быть, ваш рассказ о Лизе поможет мне понять его характер.
   - Лиза... Ну, она полностью попала под влияние матери. Ходит на клад-
бище каждую неделю и готова на полном серьезе обсуждать  вопрос  о  том,
понравились ли Андрюше цветы, которые она ему принесла.
   - А что, Елена Викторовна верит в бессмертие души?
   - Еще как верит! И в церковь ходит, да еще и  Лизу  заставляет.  Даже
крещение приняла. Лиза рассказывала, что теперь у  матери  один  свет  в
окошке - ее крестная. Незыблемый авторитет.
   Они проговорили целый час. За это время Насте удалось составить неко-
торое представление о той обстановке, в которой жил генерал Вакар, и она
еще больше уверилась, что ключ к несговорчивому  свидетелю  надо  искать
именно здесь.
   Расставшись с Сотниковым, она связалась с Бокром и рассказала ему про
церковь, которую посещала Елена Вакар.
   - Там крутится некая тетя Люба, крестная мать Елены. Посмотрите,  что
это за человек. Мне бы надо с ней поговорить.
   - У нас тоже есть новости, - сообщил Бокр.  -  Резников  зашевелился,
вечером сообщу подробнее.
   Ближе к концу дня Настю вызвал Гордеев. Он был злой и красный.
   - Ты маленькая паршивка, - изрек он, едва увидев Настю на пороге сво-
его кабинета. - Какого лешего ты мне не сказала, что Резников был связан
с оборонными объектами? Я начал наводить о нем справки, а  мне  в  ответ
показали большую красивую фигу, да еще и пытались из меня информацию вы-
трясти.
   - Я не знала, - растерялась Настя. - Честное слово, я не знала. У ме-
ня таких сведений не было.
   - Плохо, что не было. Куда твои хваленые бандиты глядели? Теперь того
и жди явятся наши доблестные контрразведчики и заберут себе весь матери-
ал, в том числе и убийство Малушкина. А ведь ты его, как я понимаю, поч-
ти раскрыла. Опять все лавры им достанутся, а нам - пенделя под задницу.
Черт, знал бы, ни за что бы не сунулся проверять твоего Резникова.
   - Да ладно вам, Виктор Алексеевич, чего нам с ними делить? - примири-
тельно сказала она. - Пусть забирают.
   - Ах, пусть забирают? - вскипел Колобок. - А твоя работа? А твои нер-
вы? Ты вкладываешь в раскрытие преступления свою душу, свой  талант,  ты
живешь им, не спишь ночей, рискуешь жизнью, теряешь аппетит, ты  пережи-
ваешь взлеты от каждого удачного шага и впадаешь в  отчаяние  от  каждой
ошибки. Поэтому каждое дело, которым ты занимаешься, - это твой ребенок,
которого ты пестуешь, вместе с которым растешь и вместе с которым  боле-
ешь. А потом приходит чужой дядя и забирает твоего ребенка,  уже  воспи-
танного и обученного, усыновляет его и всем рассказывает, какой  у  него
чудесный сынок. И все его поздравляют. Со мной такое впервые  случилось,
когда мне было даже меньше лет, чем тебе сейчас. И мне это тогда оч-чень
не понравилось. Потом такое бывало неоднократно, и не нравилось мне  все
больше и больше. А тем более сейчас, когда мы раскрываем убийство  мили-
ционера, нашего товарища, нашего коллеги. Для нас, в том числе и для те-
бя, моя дорогая, это дело чести. В уважающих себя странах все  полицейс-
кие на уши становятся, когда убивают кого-то из них. А ты готова  просто
так, за красивые глаза, обломать об Вакара все зубы,  добиться  от  него
показаний и преподнести убийцу Кости Малушкина федералам со словами веч-
ной любви? У тебя есть хоть немного самолюбия?
   - Нету, - призналась она. - А Лешка говорит, что  у  меня  и  совести
нет.
   - Много он понимает, Лешка твой, - проворчал Колобок, выпустив пар. -
И всетаки, что общего может быть у Резникова с оборонкой?
   - Он кандидат технических наук, об этом как-то говорили  между  собой
Ерохин и Костыря. Я и надеялась, что вы сможете узнать о нем побольше.
   - Надеялась она, - продолжал бурчать полковник. - Втравила меня  черт
знает во что. Ладно, раз уж влезли - так не поворачивать  же  назад.  Не
хотел тебя расстраивать, но лучше, наверное, сказать.
   - Еще что-то плохое?
   - Федеральная служба  контрразведки  уже  связалась  с  нашим  минис-
терством. Они требуют себе все материалы по Резникову. Путь примерно та-
кой: сначала Резников, потом  его  ближайшее  окружение,  следовательно,
Ерохин, потом поглубже брать каждого из них. Тут всплывает 1985  год,  а
за ним тянутся три трупа ерохинских подельников. Дальше нужно  некоторое
напряжение интеллекта - и вот вам, пожалуйста, генерал  Вакар.  Так  что
генерала вместе с Костей Малушкиным у тебя уведут прямо из-под носа.  Не
выполнить указание министерства мы не можем. Но в  главке  сидят,  слава
Богу, тертые калачи, которые понимают, от чего я пришел в бешенство. По-
этому договорились мы с ними так: все материалы для  федералов  собирать
будут добросовестно, но в среднем темпе, без особой спешки. Добросовест-
но - понятно почему. Потому что если мы что-то проглядим, в смысле утаим
от них, а они, не дай Бог, сами это выкопают, то  закидают  нас  гнилыми
помидорами, начнут тыкать в нас пальцем и на весь свет орать, что  мили-
ция работать не умеет. Поэтому тут жульничать нельзя. А темп будем  дер-
жать средний, чтобы дать тебе возможность успеть. Ты уже въехала в этого
Вакара так глубоко, что сможешь, пожалуй, с ним справиться. Ты же у меня
умница. А если они его перехватят, то ничего не добьются,  и  наш  Костя
"повиснет" на веки вечные. Федералы пока про Костю не  знают,  но  могут
узнать. Все поняла?
   - Поняла, - кивнула Настя. Она вернулась  к  себе,  вскипятила  воду,
сделала кофе и долго сидела, уставившись невидящими глазами  в  покрытую
масляной краской казенную стену, время от времени прихлебывая  дымящийся
напиток. Ей нужен ключ к Вакару. Нужен немедленно.
   Владимир Вакар понял, что попал в цейтнот. Времени, о котором он  до-
говорился с женой, оставалось совсем мало,  и  решение  принимать  нужно
быстро. Если он убьет Ерохина, его посадят. Если не  убьет  Ерохина,  то
два варианта: либо он даст показания об убийстве молоденького милиционе-
ра, и посадят Ерохина, либо он таких показаний не даст, и Игорь останет-
ся на свободе. Игорь садится за убийство милиционера, но Елена  не  даст
ему покоя, дом по-прежнему будет напоминать  ад,  в  котором  находиться
станет совсем невыносимо. И рано или поздно Игорь выйдет из тюрьмы...  И
опять все сначала. Нет.
   Другой вариант: он не убивает Игоря и не дает против него  показаний.
Тогда за дело берется Елена, а это еще хуже. Переубедить ее не  удастся,
он пробовал делать это неоднократно, но ничего у него не вышло.
   Выбор приходилось делать между тремя альтернативами.
   Идти в тюрьму самому.
   Допустить, чтобы в тюрьме оказалась Елена.
   Или жить в аду...
   Артем Резников внимательно посмотрел на своих помощников.
   - Вы все уяснили? - требовательно спросил он. - Готовимся к очередной
передаче. Партия будет большая, придется обмениваться  пакетами.  Идите,
тренируйтесь, чтобы все прошло гладко.
   Сурик и Костыря стали одеваться в прихожей, а Игорь Ерохин остался  в
комнате. Поймав вопросительный взгляд Артема, он смущенно сказал:
   - Поговорить надо.
   Закрыв дверь за гостями, Резников вернулся в комнату.
   - Выкладывай, что там у тебя.
   Слушая рассказ Ерохина о Владимире Вакаре, Артем недовольно жевал гу-
бами и постукивал пальцами по колену.
   - Говоришь, он все время тебя пасет?
   - Не все время, а от случая к случаю. Но часто. Вдруг его  следом  за
мной в метро принесет?
   - И давно это?
   - Черт его знает. Я недавно заметил.
   - Дурак ты, - в сердцах бросил Артем. - Чего молчал-то столько време-
ни? Давно бы уже все сделали.
   - Что - сделали? - дрогнувшим голосом спросил Игорь.
   - Убирать его надо, вот что. Сроку тебе - три дня. Чтоб через три дня
был чистенький, ты понял?
   - Можно мне ребят попросить, чтобы помогли?
   - Чего? - презрительно протянул Артем. - Ребят  попросить?  Да  ты  в
уме, родимый? Сам, голубчик, все сам, твои грехи - тебе и замаливать.  А
о ребятах и думать забудь.
   - Но почему, Артем? Втроем-то легче будет.
   - Но и знать будут трое, не забывай об этом. А так - только ты один.
   - И ты. - Игорь пристально посмотрел на Резникова.
   - Я не в счет, - ухмыльнулся Артем. - У меня в этой игре ставка самая
большая, поэтому я в молчании больше тебя  заинтересован.  Все,  Игорек,
больше ничего не обсуждается. Иди и убивай своего  Вакара,  где  хочешь,
как хочешь, но чтобы через три дня его среди живых не  числили.  Имей  в
виду, если он давно за тобой ходит, то может много чего знать. Он опасен
в любом случае.
   Выйдя из дома, где жил Артем, Игорь впервые не ощутил привычного  ра-
достного чувства при виде своей ослепительно красивой и дорогой  машины.
Да, несколько дней назад он принял решение убить своего  преследователя.
Но только сегодня, когда убийство стало необходимостью и  неизбежностью,
он вдруг понял, что ему не так просто на это решиться. И только сегодня,
впервые за девять лет, он с удивлением подумал о том,  как  же  он  смог
дважды это сделать. И тогда, когда был еще пацаном и вообще не  понимал,
что такое жизнь и каково это - отнять ее. И тогда,  месяц  назад,  когда
стрелял в розовощекого сержанта, не захотевшего отдать клочок бумажки за
пятьсот долларов. Одно дело - убить сразу и не думая. И совсем другое  -
готовиться к убийству...
   - А знаете, Анастасия Павловна, похоже, наш генерал находится в  жес-
током клинче, - задумчиво сказал Бокр, меряя шагами комнату  в  Настиной
квартире.
   - С чего такие выводы? - насторожилась она.
   - Эта тетя Люба - препротивнейшее создание, днюет и ночует  в  церкви
да на кладбище, со всеми могильщиками дружит, водочку с  ними  попивает.
Там целая партия уголовного элемента вертится, так вот среди них  слушок
пошел, что одна прихожанка через тетю Любу хочет нанять человека для ду-
шегубского дела.
   - Прихожанка? Какая? - нетерпеливо спросила Настя.
   - Та самая. Видная такая, вся из себя генеральша. Это я с их слов вам
пересказываю. Так как, будете с тетей Любой разговаривать?
   - Нет, не буду. Спасибо вам, Бокр.
   - Почему не будете? - непритворно огорчился он. - Мы так старались.
   - Потому и не буду, что вы постарались как следует. Я уже  и  так  из
ваших слов узнала все, что мне нужно.
   - Тогда ладно, - просиял он. - А что касается Резникова, то он сегод-
ня утром выезжал в область, в Подлипки, и встречался  там  с  человеком,
которого зовут Сева. Вот запись. - Он положил на  стол  видеокассету.  -
Снимали с большого расстояния, ближе подойти не удалось. Но все  главное
хорошо видно. Сева передал ему пакет.
   - Что-нибудь выяснили про этого Севу?
   - Почти ничего, кроме того, что живет он там, в Подлипках. Адрес, ес-
тественно, узнали, а дальше уж вам самой проще действовать.
   - Бокр, я хочу вас попросить...
   - Слушаю вас, Анастасия Павловна.
   - Он прекратил размеренное движение и остановился прямо  перед  крес-
лом, в котором сидела Настя.
   - Я боюсь, что Вакар вот-вот убьет Ерохина. Пожалуйста,  смотрите  за
ним как можно внимательнее. В случае, если вам покажется, что  "горячо",
немедленно вмешивайтесь. Любым способом: зовите на помощь,  оттаскивайте
его за руки, делайте все, что придет в голову, но не допустите, чтобы он
совершил еще одно убийство.
   - Вам что, жалко Ерохина? - саркастически улыбнулся Бокр.
   - Нет. Мне жалко Вакара. Мне безумно жалко Вакара, -  тихо  повторила
она. - Я не хочу, чтобы он оказался за решеткой. Это никому не  принесет
радости.
   - А правосудие? Правосудие и не должно нести людям радость, оно долж-
но нести справедливость. Разве нет, Анастасия Павловна?
   - Я не знаю, Бокр, - горько покачала она  головой.  -  Правосудие  не
имеет права быть зрячим, оно слепо, у Фемиды глаза  завязаны.  Наверное,
это правильно. Но слепота никому еще не помогла принять правильное реше-
ние. Я не знаю, я не знаю, я не знаю! - в отчаянии воскликнула она, уда-
рив себя сжатой в кулак рукой по колену, и заплакала.
   Они опять сидели все в том же тихом дворике, где прошла их первая бе-
седа. На этот раз они встретились днем, вечером Владимир  Сергеевич  был
занят. Когда Настя позвонила ему, он не стал отказываться от  разговора,
сухо, коротко и по-деловому обсудив с ней время и место встречи.
   - Вы подумали над моими словами? - спросила Настя.
   - Я думал о них, - неопределенно ответил генерал.
   - Вы не изменили свое решение? Вы попрежнему  отказываетесь  говорить
со мной о Ерохине?
   - Я не изменил своего решения, - ровным, каким-то деревянным  голосом
сказал Вакар.
   - Пожалуйста, выслушайте меня, Владимир Сергеевич. Я понимаю ваше го-
ре. Но месть никогда и ничего не меняла в этой жизни.  Она  не  обладает
способностью восстанавливать разрушенное. Вы - боевой офицер, вы были  в
1968 году в Чехословакии, вы прошли Афганистан, вы воевали  в  Карабахе.
Видите, я изучила вашу служебную биографию. И я знаю, вы  не  можете  не
понимать, что возмездие - это только красивое слово, которое имеет смысл
лишь тогда, когда исходит от самой судьбы и может  еще  чему-то  научить
провинившегося. Возмездие, исходящее от человека, ввергает людей  в  по-
рочный круг взаимной расплаты. А мертвые уже ничему не могут  научиться,
с этой точки зрения месть бессмысленна. Вы со мной согласны?
   - Как боевой офицер - безусловно.
   - А как отец?
   - И как отец тоже.
   - Тогда зачем все это, Владимир Сергеевич?
   Он молчал.
   - Хорошо, оставим прошлое, вернемся к сегодняшним проблемам,  -  про-
должала она. - Вы знаете о том, что затеяла ваша жена?
   Он молча кивнул.
   - Я догадываюсь, что у вас происходит. Она  вынуждает  вас  пойти  на
убийство Ерохина, в противном случае она сделает это сама. Ведь так?
   - Вы удивительно догадливы, - по-прежнему ровным голосом ответил  Ва-
кар.
   - А если я вам пообещаю, что у нее ничего не получится?
   - И она пойдет под суд?
   - Нет. Просто из ее затеи ничего не выйдет.
   - Это не решение проблемы. Она не успокоится, пока Ерохин жив.
   - Даже если он окажется в тюрьме лет на пятнадцать?
   - Даже в этом случае. Просто я получу отсрочку на пятнадцать лет. Бы-
ло бы безнравственно надеяться, что за эти пятнадцать лет моя  жена  ум-
рет. А я готов нести ответственность за все, что сделал. Если,  конечно,
вы сумеете доказать мою вину, - усмехнувшись, добавил он.
   "Он действительно железный, - с отчаянием подумала Настя. - Ну как же
мне пробиться к нему? Осталась последняя попытка".
   - Владимир Сергеевич, попробуйте посмотреть на ситуацию с другой сто-
роны. У нас с вами дилемма: или вы убиваете Ерохина, или  мы  раскрываем
убийство, которое он совершил. Трагедия вашей семьи происходит из  того,
что убийцы вашего сына не были наказаны за содеянное ими зло и причинен-
ное вам горе. Теперь у нас есть убитый мальчик Костя Малушкин,  который,
конечно, старше вашего сына, но, в сущности, ненамного. Ему  только  не-
давно исполнилось двадцать. Он пришел работать в милицию сразу после ар-
мии. Он еще ничего не успел в своей жизни, у него даже девушки не  было.
И у него остались родители и двое братьев. Вы не думаете о том, что  они
тоже захотят отомстить разгуливающему на свободе  убийце?  Братья  Кости
Малушкина еще подростки, и их незрелые сердца будут смолоду  исковерканы
ненавистью и жаждой мести. А они, в отличие от  вас,  свою  жажду  мести
удовлетворить не смогут, потому что убийцу их брата  собираетесь  лишить
жизни вы. Конечно, рано или поздно они узнают об этом, но в их  возрасте
достаточно два-три месяца прожить с мыслью о ненависти  и  возмездии,  о
том, что на них и на их убитого брата всем наплевать, и они могут вырас-
ти моральными уродами. Вы не боитесь  этого,  Владимир  Сергеевич?  Ваша
жизнь разрушена бесплодными попытками отомстить, но вы-то  уже  извлекли
из этого свой урок. Зачем же вы хотите, чтобы  точно  так  же  разрушили
свои жизни двое мальчишек, из которых одному пятнадцать, а другому  сем-
надцать. Я была у них, я разговаривала с братьями  и  родителями  Кости.
Поверьте мне, это страшное зрелище. Вы сами через это прошли и прекрасно
можете себе представить, что я там увидела и услышала. Мальчики на  Кос-
тиной могиле клялись покарать преступника. Они уже отравлены страшной  и
ненасытной жаждой мести. Так дайте же мне  возможность  привлечь  к  от-
ветственности убийцу их сына и брата. Вспомните себя девять  лет  назад,
Владимир Сергеевич. Если бы тогда вам сказали,  что  убийц  вашего  сына
можно отдать под суд, но для этого не хватает показаний свидетеля, кото-
рый почему-то хранит гордое молчание, что бы вы почувствовали? Что стали
бы делать?
   И снова молчание было ей ответом.
   "Все, больше я ничего сделать не могу. Если он и сейчас  не  дрогнет,
то это безнадежно. Придется ждать, следить за ним и арестовывать  в  мо-
мент покушения. Ерохина мы,  может  быть,  и  спасем,  а  генерала  ждет
тюрьма. Но Бог свидетель, как же мне этого не хочется!"
   Наконец Вакар прервал паузу:
   - Правильно ли я вас понял, что у вас нет никаких официальных доказа-
тельств моей причастности к тем трем убийствам?
   - Правильно.
   - И точно так же у вас нет никаких доказательств тому,  что  я  якобы
собираюсь убить Игоря Ерохина.
   - Никаких, - снова подтвердила она.
   - Мои слова в разговоре с вами могут быть истолкованы как признание?
   - Для меня лично - да. Но больше ни для кого.
   - Почему?
   - Потому что я могу кому угодно рассказывать, что вы мне признались в
трех убийствах и в намерении совершить четвертое, а  вы  потом  скажете,
что пошутили. Вот и все. Прямых доказательств нет. Ваше признание должно
быть написано и подписано вами, тогда оно имеет силу доказательства. Все
остальное - разговоры на скамеечке.
   - Я не признавался вам в трех убийствах, не передергивайте.
   - Ну вот видите, как все просто, - вымученно засмеялась Настя.  -  Вы
отказались от своих слов, и этого достаточно. Знаете ли,  даже  на  суде
очень часто подсудимые отказываются от своих показаний,  которые  офици-
ально давали на предварительном следствии. Отказываются, и все тут.
   - И чем они это объясняют? - заинтересовался Вакар.
   - Да кто чем. Их били, их обманули, их вынудили дать такие показания,
пообещав что-нибудь взамен, или они не поняли вопрос, или  у  них  болел
живот вместе с головой и левой пяткой. Всего не перечесть.
   - Подводя итог, могу ли я считать, что у вас против меня на самом де-
ле ничего нет?
   - Можете. Вы можете так считать, - очень тихо и очень внятно ответила
Настя, чувствуя, как рушится ее последняя надежда. Она сделала ставку на
прямой и честный характер генерала, ни разу не солгала ему, ни  разу  не
блефовала, не пыталась напугать его ворохом якобы имеющихся у нее  дока-
зательств. Она хотела выменять у него показани