л гостье чаю.  Людмила
от чая отказалась, чем моментально расположила к себе супругов, и  гордо
удалилась. Знакомство состоялось, остальное было делом техники.  Случай-
ная встреча в метро - что может быть естественнее? А когда выходит  ваша
новая книга? Ах, как долго еще ждать, целый месяц, я сгораю от  нетерпе-
ния. А возможно ли прочесть в рукописи? Я вам буду так  благодарна.  Да,
конечно, когда вам удобно, запишите мой телефон, как только у  вас  поя-
вится свободная минутка, я подъеду, куда вы скажете, и возьму  рукопись.
Обещаю прочесть ее за сутки. Ваши книги читаются так легко... Потом пос-
ледовала встреча, во время которой Леонид Параскевич передал Людмиле ру-
копись своей новой книги. Огромное вам спасибо, я немедленно бегу  домой
читать... Куда вам позвонить, когда прочту? - Сами  позвоните?  Конечно,
конечно, я завтра целый день буду дома. Буду ждать.
   На следующий день Леонид позвонил ей из квартиры  родителей  и  начал
подробно выспрашивать, что ей понравилось  в  романе,  что  не  понрави-
лось... Одним словом, та же история, что и с Рюхиной. Знакомство  посте-
пенно крепло, Леонид пару раз заезжал к Людмиле домой, но никаких сексу-
альных поползновений не делал, чем приводил ее в неописуемую ярость. Она
предприняла попытку сломить его целомудрие, но в ответ услышала традици-
онное объяснение о том, что он любит свою жену и изменять ей не хочет, а
Людмила - глубокий, интересный, неординарный человек  и  интересует  его
только в этом качестве, что, несомненно, намного более почетно, чем быть
женщиной для плотских утех. Но Людмилу эти объяснения не  удовлетворили,
и она принялась развивать перед  Параскевичем  свою  теорию  о  взаимном
предназначении и знакомстве в прошлой жизни. Леонид сказал, что для него
такой подход несколько, мягко говоря, странен и он должен  подумать.  На
том они в тот раз и расстались.
   После того как процесс обдумывания новой теории затянулся  у  Леонида
на слишком длительное время, Людмила отправилась к нему домой, поскольку
сам Параскевич почему-то перестал ей звонить, а своих телефонов  предус-
мотрительно ей не оставлял. Дома его  не  оказалось,  дверь  ей  открыла
Светлана, и Людмила прямо с порога начала требовать, чтобы Светлана, эта
случайная женщина, немедленно уступила свое место ей и вообще  не  смела
удерживать то, что ей не принадлежит. Светлана сначала терпеливо  слуша-
ла, потом указала гостье на дверь. Но справиться  с  одержимой  Исиченко
оказалось не так-то просто.
   - Твой муж принадлежит мне! - орала та. - Он любит меня  и  доказывал
это неоднократно. Ты не можешь быть рядом с ним, он тебя  только  терпит
из жалости, потому что ты была рядом столько лет и он не  может  выгнать
тебя на улицу, как жалеют и не могут выгнать ставшую ненужной  состарив-
шуюся собаку. Так прояви же благородство, уйди с его дороги. Дай нам со-
единиться и быть вместе.
   - С чего ты взяла, что он меня всего лишь терпит? -  спросила  ошара-
шенная Светлана.
   - Да он сам мне говорит об этом каждый раз, когда  я  довожу  его  до
экстаза.
   Терпение Светланы лопнуло, она схватила Людмилу за руку и  попыталась
вытолкнуть ее из квартиры. Но не тут-то было. В руках  у  Людмилы  неиз-
вестно откуда оказался огромный нож для разделки мяса. Светлана завизжа-
ла и потеряла сознание от ужаса, очнулась в больнице, в клинике  нервных
болезней, где пролежала после пережитого потрясения  почти  два  месяца.
Леонид ежедневно приходил к ней, клялся, что между ним и Людмилой никог-
да ничего не было, даже намека на близость, уверял, что Исиченко - обык-
новенная сумасшедшая, которую нельзя принимать всерьез.
   Постепенно состояние Светланы стабилизировалось, Леонид забрал ее до-
мой, и они вместе выработали линию поведению, которая  хоть  в  какой-то
мере обезопасила бы их от сумасшедшей Исиченко. Суть нового курса была в
том, что Леонид, как человек благородный, не может сейчас  выгнать  свою
женщину, поскольку она тяжело больна. И больна, между прочим, по милости
самой Людмилы. Поэтому должно пройти какое-то время, прежде чем Светлана
достаточно окрепнет. Людмила же должна воздерживаться от общения с  Лео-
нидом и тем самым искупить свой грех перед ни в чем не повинной  Светла-
ной. Параскевич умел быть очень убедительным. И кроме того, он  довольно
искусно использовал овладевшие Людмилой бредовые идеи, чтобы внушить  ей
то, что считал нужным. Одним словом, они договорились,  что,  пока  идет
процесс искупления греха, им нельзя быть вместе, нельзя видеться и  даже
разговаривать. Ровно через год, сказал Леонид, они встретятся на том  же
самом месте, где разговаривают сейчас, и в тот же  самый  час  и  дальше
пойдут по жизни рука об руку. Людмиле ничего не  оставалось,  кроме  как
согласиться. Других-то предложений все равно не было.
   - Она превратила нашу жизнь в ад, - говорила Насте Светлана  Параске-
вич. - Мы не могли спокойно ходить по улице, все время  ждали,  что  она
нас где-нибудь подкарауливает. Мы боялись открывать дверь, если не  были
предупреждены о визите заранее. И потом, знаете, меня  все  время  точил
червь недоверия. А вдруг они меня обманули? Вдруг  Леня  изменял  мне  с
Людмилой? В общем, нам обоим все время было тяжко и как-то... ну, непри-
ятно, что ли. Это постоянно висело в воздухе, мешало жить, мешало верить
друг другу. Тогда мы и начали искать возможность обмена нашей  квартиры,
хотели переехать.
   - А что произошло, когда год прошел?
   Светлана задумчиво посмотрела на Настю.
   - Леня умер. Примерно в это время. Эта идиотка даже на похороны  при-
тащилась. Я все боялась, что она начнет публично вещать о том, что пред-
назначена для Лени, скандал начнется и все такое. Но, слава Богу,  обош-
лось, она вела себя тихо.
   - Скажите, Светлана, вам не  приходило  в  голову  подозревать  ее  в
убийстве вашего мужа?
   - Нет, честно признаться. Я как-то о ней не подумала.  Зачем  ей  его
убивать, если она хотела с ним жить?
   - Ну, видите ли, обещанный год прошел, и она могла разгневаться,  по-
няв, что ее обманули.
   - Но год же еще не прошел. Он только исполнился в тот день, когда Ле-
ня погиб...
   После разговора со Светланой Настя вынуждена была снова ехать к  Иси-
ченко и уточнять у нее некоторые детали.
   - Это правда, что Леонид обещал вам через год все устроить?
   Исиченко стала мертвенно-бледной, отчего морщины на лице обозначились
резче.
   - Откуда вы знаете? Я не стану с вами разговаривать, пока вы не  ска-
жете мне, откуда вы это узнали.
   - Мне Леонид сказал, - не моргнув глазом, соврала Настя. В конце кон-
цов, чего мучиться, изобретая велосипед, когда на нем уже давно весь мир
ездит.
   - Леонид? Значит, вам тоже было видение?
   - Было, - подтвердила Настя. - Он понял, что я хочу  найти  убийцу  и
помочь его мятущейся душе успокоиться, поэтому он пришел ко мне и  расс-
казал про ваш договор.
   - Он не велел мне ни с кем говорить об этом.
   - Но это же было давно, - попыталась вывернуться Настя. - Ведь он  не
мог знать, что погибнет, иначе он снял бы свой запрет.
   - Он запретил мне это уже после смерти.
   - Значит, он вам является? - вырвалось у Насти прежде, чем она успела
сообразить, что говорит очевидную глупость.
   - Конечно, не вам же одной.
   В голосе Исиченко снова зазвучали нотки высокомерного презрения.
   - Людмила, почему вы не хотите помочь мне найти убийцу Леонида?  -  с
упреком сказала Настя. - Вы - самый близкий ему человек,  вы  так  много
знаете о нем, он даже вступает с вами в контакт  после  смерти,  значит,
доверяет вам больше всех. Он не мог не сказать вам,  кто  и  почему  его
убил. Я никогда не поверю, что вы этого не знаете.
   Исиченко буквально позеленела, лицо ее перекосилось от ужаса и  нена-
висти.
   - Да, - гордо сказала она, - я знаю, кто его убил. Но вам я этого  не
скажу.
   - Почему же?
   - Потому.
   - Людмила, не забывайте, мне тоже было видение.  Леонид  мне  сказал,
что говорил с вами о том, кто и почему его убил. Более того,  он  сказал
мне, что велел вам ни в коем случае не скрывать этого, если кто-то спро-
сит. Вы что же, собираетесь нарушить его волю?
   Исиченко молчала, уставившись глазами в свои острые колени, туго  об-
тянутые желтыми брюками.
   - Я жду, Людмила. Что вам говорил Леонид?
   Настя блефовала отчаянно и безоглядно, но в  конце  концов  рисковала
она не так уж сильно. Даже если ее догадки по поводу содержания психоти-
ческого бреда Исиченко неверны и Леонид Параскевич ничего подобного Люд-
миле не говорил, не велел и не запрещал, всегда можно отговориться  тем,
что уж ей-то, Насте Каменской, он на самом деле являлся.  Проверить  это
невозможно. А тот факт, что сказанное Насте  не  совпадает  со  словами,
сказанными Людмиле, - что ж, дело житейское, призраки тоже  могут  гово-
рить неправду, мало ли по каким причинам. Особенно беспокоила Настю фра-
за, сказанная Исиченко в прошлый раз: "Леонид должен был умереть,  чтобы
понять это". Нехорошая, прямо скажем, фраза. Даже если разделить  ее  на
степень психического нездоровья Людмилы, все равно от  нее  веет  чем-то
криминальным.
   Наконец Исиченко подняла голову и уставилась на Настю темными  глаза-
ми, в которых горел болезненный и яростный огонь.
   - Он предупредил меня перед смертью, что должен умереть, иначе мы ни-
когда не сможем соединиться. Только в смерти он будет  принадлежать  мне
целиком и безраздельно. Поэтому в тот день, когда исполнится год  с  мо-
мента заключения нашего договора, он покинет этот мир.
   "Ну, здрасьте, приехали, - в отчаянии подумала Настя.  -  Сейчас  она
начнет натягивать на самоубийство. Никаким суицидом  там  и  не  пахнет,
оружие валялось слишком далеко от трупа и выстрел был произведен с расс-
тояния больше двух метров".
   - Каким образом он предупредил вас об этом? - терпеливо спросила она.
- Он к вам приходил накануне гибели?
   - Нет, это было бы нарушением договора. Он  мне  позвонил  и  сказал,
что, пока принадлежит этому миру, мы не сможем быть вместе. У него слиш-
ком много земных долгов и обязательств, которые он должен отдавать и вы-
полнять, а наш союз предначертан свыше и не может совмещаться  с  суетой
земного бытия. Но после смерти мы будем вместе вечно.
   - Он так и сказал - после смерти?
   - Да, так и сказал.
   - Может быть, он имел в виду не свою смерть?
   - А чью же?
   - Вашу, например. Или смерть Светланы.
   - Если бы он хотел моей смерти, он бы сказал мне об этом. Если бы  он
хотел смерти этой женщины, он бы убил ее. Нет, он  хотел  смерти  именно
для себя. И он ее получил. Он говорил: очень важно, чтобы смерть настала
до наступления полуночи в тот день, когда исполнился  год.  Если  смерть
запоздает хотя бы на минуту, мы не сможем соединиться.
   - И что же? - Настя сделала глупое лицо. - Успел Леонид покинуть этот
мир до наступления полуночи?
   Исиченко медленно поднялась с дивана, на котором сидела, сгорбившись,
распрямила спину, вздернула подбородок и окинула Настю сияющим взглядом.
   - Вы же видите, мы вместе. Значит, все получилось, как он хотел.
   - Скажите, Людмила, а вы не помогали ему осуществить этот замысел?
   - Я всегда и во всем помогала Леониду.
   - Значит, плохо помогали, - с внезапной злостью сказала Настя. -  По-
тому что Леонид Параскевич ушел из жизни через тридцать минут после нас-
тупления полуночи. И я вынуждена сделать вывод, что или меня обманываете
вы, Людмила, или вас саму обманывает кто-то  еще.  У  вас  есть  близкие
родственники?
   - Какое это имеет отношение к Леониду?
   - Никакого, поэтому я и спрашиваю. Есть или нет?
   - Есть двоюродные сестры отца, но они уже старые.
   - А ваши родители?
   - Умерли. Давно уже.
   - У этих двоюродных сестер есть семьи, дети?
   - Да, конечно. Но я не понимаю...
   - И не надо. Кем были ваши родители, чем занимались?
   - Отец был искусствоведом и коллекционером, очень известным.
   - Значит, вы - богатая наследница?
   - Это все предназначалось Леониду.
   - А если бы вы не встретили Параскевича?
   - Я должна была его встретить, это было предначертано свыше.
   "О Боже, - взмолилась Настя, - дай мне силы это вынести. Если она еще
раз вякнет про предназначение, я задушу ее собственными руками".
   - Ваши родственники знали о наследстве?
   - Разумеется. Они много раз заговаривали со мной об  этом,  но  я  им
объяснила, что все это принадлежит тому единственному мужчине...
   Из квартиры Исиченко Настя  вышла  обессиленная,  словно  только  что
разгрузила на овощебазе вагон картошки. По дороге в городскую прокурату-
ру она пыталась сложить из полубредовых высказываний Людмилы  более  или
менее связный рассказ. Ей все время мешало желание отделить бред от реа-
лий, но в конце концов Настя поняла, что занятие это  пустое,  поскольку
пришла к твердому убеждению, что кроме очевидного  бреда  и  вполне  ре-
альных событий здесь имел место какой-то ловкий обман, который и не поз-
воляет четко отделить сумасшествие от действительности, цементирует  их,
сплетает в единое целое.
   На следователя Ольшанского было жалко смотреть, его скрутил очередной
приступ гастрита, который заставлял Константина  Михайловича  сидеть  за
столом, ссутулившись, и не давал ему расправить плечи.
   - Ты не обращай на меня внимания, - проскрипел он несчастным голосом,
когда Настя разохалась по поводу его болезненного вида.  -  Я  уже  съел
все, что причитается - и аллохол, и смекту, и фосфалюгель, теперь  оста-
ется ждать, когда подействует.
   - А когда подействует? - с сочувствием спросила она.
   - Минут через двадцать, если повезет.
   - А если не повезет?
   - Начну глотать по новой. Рассказывай, что нового узнала.
   - Константин Михайлович, у нас в процессе отработки ревности  выплыла
одна странная особа - Исиченко Людмила Борисовна. Во-первых, она  совер-
шенно сумасшедшая, и это сильно  нас  с  вами  ограничивает.  Верить  ей
нельзя, допрашивать ее нельзя, с ней вообще нельзя иметь  дело.  Во-вто-
рых, если она не сумасшедшая, то она  вполне  могла  убить  Параскевича,
ревность там, судя по всему, безразмерная и неконтролируемая. В-третьих,
она могла убить Параскевича и в том случае, если она все-таки  сумасшед-
шая, мотив у нее, как я уже сказала, был весьма мощный.  И  в-четвертых,
Исиченко действительно больная женщина, но Параскевича убила не  она,  а
ее родственники, которые позарились на наследство. Исиченко весьма,  как
выяснилось, богатая наследница, но имела намерение все  это  положить  к
ногам гениального романиста. Вот такой салат "оливье".
   - Это не салат, это стрихнин какой-то, - поморщился Ольшанский. - Вот
только сумасшедших нам с тобой и не хватает, давно что-то  их  не  было.
Слушай, а она что, совсем того? Или, может, только чуть-чуть?
   - Константин Михайлович, я в психиатрии дилетант, но даже мне  понят-
но, что Исиченко невменяема. Но это только в том  случае,  если  она  не
врет. Она вполне может оказаться гениальной актрисой. Бред у нее  систе-
матизированный, то есть логичный, внутренне связанный, охватывающий  це-
лый ряд внешних событий и дающий им объяснение. При этом она хорошо ори-
ентируется в окружающей действительности, так что все это  вполне  можно
было бы причислить к бреду воображения, если бы не одно "но". У нее гал-
люцинации. Ей, видите ли, является призрак покойного Параскевича и ведет
с ней долгие душещипательные беседы. Исиченко утверждает,  что  накануне
гибели Параскевич позвонил ей и высказывал идеи необходимости  собствен-
ной смерти, после которой он сможет соединиться с  ней  навечно.  Теперь
смотрите, какие картинки я вам буду рисовать.
   - Страшные картинки-то? - поинтересовался Ольшанский, морщась от оче-
редного приступа боли.
   - Жуть. Значит, так. Явление  первое.  Родственники,  раздосадованные
тем, что богатейшая коллекция живописи и  антиквариата  уйдет  какому-то
писаке, принимают соответствующие меры. Поскольку  Людмила  ни  от  кого
своих бредовых идей не скрывает, более того, она как  бы  даже  гордится
ими, то родственнички, естественно, полностью в курсе дела.  Они  звонят
ей по телефону, имитируют голос Параскевича и просят помочь уйти из жиз-
ни. Текст может быть примерно таким: "Любимая, я  должен  соединиться  с
тобой, но это возможно только в том случае, если такого-то числа до нас-
тупления полуночи я умру. Помоги мне. Я не могу сам уйти из жизни, рели-
гия запрещает самоубийство и считает это грехом. Возьми оружие, оно  бу-
дет лежать там-то и там-то, и жди меня на лестничном балконе в  доме  по
такому-то адресу..." Ну и так далее. Если текст будет хорошо вписываться
в бредовую систему Исиченко, она вполне может всему поверить. В  крайнем
случае, можно проконсультироваться у психиатра. Людмиле в  любом  случае
ничего не грозит, судебно-психиатрическая экспертиза признает ее  невме-
няемой, и суд отправит ее на принудительное лечение. После  этого  через
определенное время оформляется опека над утратившей дееспособность  Иси-
ченко, и дело в шляпе. Все денежки плавно перетекают к родственникам.
   - Все это отлично, но ведь те, кто позвонил Людмиле, должны были  по-
нимать, что она может перепроверить их слова. Представь себе, через пол-
часа после звонка она сама звонит Параскевичу и  спрашивает:  "Милый,  я
забыла, где должен лежать пистолет?" И все, обман раскрыт.
   - Не-а. Параскевич за несколько дней до смерти переехал в  новый  дом
на окраине Москвы, и там не было телефона. Так что Исиченко при всем же-
лании не могла бы ему позвонить.
   - Но она могла прийти к нему.
   - Не могла. Я же сказала, он только что переехал. Причем нового адре-
са он ей не давал, поскольку вообще старался скрыться от нес.
   - Ладно, твоя взяла. Рисуй следующий пейзаж.
   - Следующий пейзаж у нас разворачивается на фоне безумной любви  Иси-
ченко к Леониду Параскевичу. Поняв, что он не собирается оставлять жену,
она вполне самостоятельно приходит к выводу о том, что мерзавцу не место
среди живых. Никто ее не подбивает и не обманывает, она приобретает ору-
жие и подстерегает неверного на лестничной площадке  возле  лифта.  Весь
вопрос только в том, больна она или здорова. Ведь выдаваемый ею бред мо-
жет оказаться симуляцией. Но тогда нужно признать, что возникает  пейзаж
номер три, совершенно кошмарный, на разгадывании  которого  мы  с  вами,
Константин Михайлович, все мозги до дыр протрем.
   - Ой, напугала, - замахал руками Ольшанский. - Мне, например,  терять
нечего, у меня и так в голове одни дыры остались.
   - Видите ли, бред у Людмилы Исиченко появился не сегодня и не  вчера.
Идея овладела ею достаточно давно, во всяком случае, год назад она  при-
ходила домой к Параскевичу и рассказывала его жене  о  том,  что  Леонид
предназначен ей свыше. Если допустить, что Людмила  совершенно  здорова,
то придется признать, как это ни прискорбно, что мы имеем  дело  с  тща-
тельно срежиссированной мистификацией, которая началась чуть ли не  пол-
тора года назад. Кому это нужно? Какова цель? Кто получает от этого  вы-
году? У меня ум за разум заходит. Ведь жизнь Параскевича  кажется  абсо-
лютно открытой, в ней нет ни тайн, ни темных  пятен,  ни  подозрительных
знакомых - ну совсем ничего. Безумно талантливый застенчивый мямля,  ко-
торый не умеет сказать "нет" и послать подальше, задавленный деспотичной
матушкой и исподтишка ненавидящий ее,  позволяющий  себе  робкие  сексу-
альные излишества, но в основном только для того, чтобы покопаться в ду-
ше очередной женщины и набраться новых знаний, которые он не без  успеха
потом использует в очередном романе. Кому нужно полтора года вести обла-
ву на такого человека? Кому он мог помешать?
   - Эка вы, Каменская, горазды вопросы-то задавать, -  покачал  головой
следователь. - Вот иди домой, выспись и подумай как следует над  ответа-
ми. А чего? Вопросы ты ставишь абсолютно правильные и грамотные,  вот  и
попробуй на них ответить.
   - Ну, Константин Михайлович... - Настя даже задохнулась  от  возмуще-
ния,