ни множество маленьких радостей, вот хоть, например, от таких  утрен-
них прогулок среди пышной зелени, наслаждаясь прохладной  утренней  све-
жестью. Каждый раз она злится чуть ли не до слез, когда встает в  выход-
ной день, чтобы идти на прогулку с Иваном, а потом радуется, что  он  ее
вытащил на воздух.
   Из неспешных приятных раздумий ее вывел голос генерала:
   - Корпус не наклоняй вперед, Максим! Плечи свободнее! Вот так,  моло-
дец. Ну, Анастасия, я жду. Каковы ваши впечатления от Готовчица?
   - Впечатления сложные, но, Иван Алексеевич, вы должны быть  снисходи-
тельны и отнестись к тому, что я скажу, с пониманием. У человека  огром-
ное горе, у него погибла жена, поэтому вполне естественно, что его пове-
дение сейчас - это вовсе не норма для него. Он подавлен, у него  депрес-
сия. Борис Михайлович, насколько я успела заметить, практически не выхо-
дит из дому. Но, к его чести, следует отметить,  что  единственное,  что
способно вывести его из депрессии, - это работа. Работу свою  он  любит,
живет ею, дышит. Это, пожалуй, единственное, что осталось в его жизни. И
он цепляется за нее как за спасательный круг, который не даст  ему  уто-
нуть в его горе.
   - У него есть сын, - заметил генерал. - Он много о нем говорит?
   - Не говорит вообще. Один раз я задала вопрос о мальчике, он  сказал,
что сын в Англии, учится там и живет в семье родственников Юлии  Никола-
евны. На похороны он его не вызывал, чтобы не  травмировать  ребенка.  И
все, больше ни слова не произнес. А что, с сыном что-то не  так?  У  вас
другие сведения?
   - Нет-нет, сведения у меня те  же  самые.  Готовчиц  не  лжет  насчет
мальчика, все именно так, как он вам сказал. Вероятно, он  считает  сына
отрезанным ломтем. Мальчик будет учиться  в  Англии,  закончит  колледж,
поступит в престижный университет, денег у Бориса Михайловича  достаточ-
но, чтобы оплатить его образование. Смешно надеяться,  что  после  всего
этого Готовчиц-младший захочет вернуться в Россию. Что ему здесь делать?
Жены нет, сына нет, остается только профессиональная деятельность. Прос-
тите, я вас перебил. Продолжайте, пожалуйста.
   - Он очень хочет произвести хорошее впечатление как профессионал,  но
мы с вами только что этот момент прояснили. Действительно, после  гибели
жены работа вышла для него на первое место, и  вполне  понятно,  что  он
очень хочет быть принятым к вам на службу. Оставаться частнопрактикующим
психоаналитиком - означает остаться в том же замкнутом кругу своей квар-
тиры, где он ведет прием. А ему хочется сменить обстановку. Конечно,  он
мог бы пойти работать в какую-нибудь клинику, институт или в  центр  че-
го-нибудь, например, по работе с наркоманами или с  неудавшимися  самоу-
бийцами, их много всяких в Москве, но, вероятно, работа  в  МВД  кажется
ему более интересной, привлекательной и престижной. И это  говорит,  как
мне кажется, в его пользу.
   - Это хорошо. Что еще говорит в его пользу? Вы же понимаете, что  же-
лание работать - это далеко не все. Нужно еще и умение.
   - Ну... - Настя замялась. - Я все-таки не психиатр, поэтому  вряд  ли
могу дать достаточно надежную оценку его профессионализму. Я попробовала
поговорить с ним о своих проблемах и могу вам сказать, что он разобрался
в них довольно быстро и безошибочно, Другой вопрос, что он также  быстро
и уверенно поставил диагноз, чего психиатры обычно не делают. У  них  на
постановку диагноза уходит много времени, и в первый же  визит  больного
этого не происходит никогда. А Борис Михайлович ничтоже  сумняшеся  зая-
вил, что у меня невроз. Меня это немножко насторожило, но потом я  нашла
объяснение.
   - Да? И какое же?
   - Для него действительно сейчас важнее всего - понравиться  вам,  его
будущим работодателям. Он же неглупый человек и прекрасно понимает,  что
мои впечатления от встреч с ним будут обязательно доведены до вас. Он не
имеет в виду лично вас, Иван Алексеевич, поскольку вас не знает, он име-
ет в виду тех, от кого зависит принятие решения о приглашении его на ра-
боту в МВД. Готовчиц, как и все граждане, не работающие  в  правоохрани-
тельной системе, не делит сотрудников органов внутренних дел на работни-
ков центрального аппарата и низовых звеньев, не отличает друг  от  друга
следователей и оперативников, кадровиков и патрульных. Для него мы все -
одна сплошная милиция. И поскольку Готовчицу наверняка  и  в  голову  не
приходит, что старший опер с Петровки, то есть я, не имеет ничего общего
с руководителем главка по организованной преступности, то есть вами,  он
искренне старается произвести на меня хорошее впечатление, полагая,  что
мы с вами варимся в одном котле, знакомы друг с другом и что  вы  непре-
менно со мной поговорите о нем и спросите мое мнение. А потому он  пото-
ропился поставить мне диагноз, чтобы показать, как  легко  и  быстро  он
умеет разбираться в чужих душах. Достает кроликов из шляпы на  глазах  у
изумленной публики.
   - Позвольте, разве он не боится, что именно эта поспешность  заставит
нас усомниться в его профессионализме? - недоверчиво спросил Заточный. -
Или он считает нас всех безграмотными идиотами, которые не понимают, что
такого рода диагнозы с первого раза не ставятся?
   - Ну, Иван Алексеевич, я же просила вас быть  снисходительным.  Борис
Михайлович рассудил вполне здраво. Он видел, что  я  не  обманываю  его,
рассказывая о своих проблемах, стало быть, проблемы эти у меня  действи-
тельно есть. Так неужели же я, майор милиции, старший оперуполномоченный
уголовного розыска, побегу рассказывать вам о том, что у меня, по мнению
опытного специалиста, невроз? Конечно, не побегу. Про невроз я буду мол-
чать даже под пытками, ибо это не пристало милиционеру. А вам скажу, что
Борис Михайлович Готовчиц - очень хороший специалист, вот и все. И о его
милом маленьком фокусе никто никогда не узнает.
   - А вы? Вы ведь с самого начала знали, что это фокус,  обман.  Почему
он не боится, что вы оцените это должным образом и дадите профессору Го-
товчицу нелестную характеристику?
   - Я? - Настя расхохоталась. - Да что вы! Кто, глядя на меня, поверит,
что я что-то понимаю в неврозах? Так, серая мышка, ни два - ни  полтора,
сплошное недоразумение. Я же не кричу на каждом углу о том, что  в  свое
время прослушала курс психодиагностики у одного из крупнейших специалис-
тов в нашей стране. Да и судебную психиатрию в университете изучала  це-
лый год. Скажу вам честно, что существо своих проблем я прекрасно  пони-
мала и без консультации Готовчица, я просто проверила сама себя, а заод-
но и его.
   - Правильно ли я понял, что со мной вы об этих проблемах говорить  не
хотите?
   Настя резко остановилась. Заточный, однако, продолжал  медленно  идти
вперед, даже не обернувшись. Справившись с оторопью,  она  сделала  нес-
колько быстрых шагов и догнала его.
   - В чем дело? Чем вам так не понравился мой вопрос?
   - Бестактностью, - брякнула она первое, что пришло в голову.
   - Мило, - усмехнулся Иван Алексеевич. - Вы таким образом ставите меня
на место. Мол, не лезь мне в душу. Заточный, и без тебя  разберусь.  Кто
ты такой, чтобы я рассказывала тебе о своих бедах. Так?
   - Нет, - она растерялась и одновременно разозлилась, - не так.  Зимой
вы мне ясно дали понять, что вы - не жилетка для моих слез. А мне дважды
повторять одно и то же не нужно, я вообще-то понятливая.
   - Вы не понятливая, вы злопамятная, - поправил ее генерал. - Не далее
как той же зимой я вам объяснил, что мое поведение тогда было  вынужден-
ным, оно было продиктовано интересами операции, которую мы  проводили  в
отношении вашего начальника Мельника. Но вы не сочли нужным извинить ме-
ня, обиделись и продолжаете дуться до сих пор. Это неправильно,  Анаста-
сия. Друзей надо уметь прощать. Но поскольку вы этому еще не  научились,
вернемся к Готовчицу. Судя  по  аккуратности  ваших  формулировок,  есть
что-то еще, о чем вы умалчиваете.
   - Есть, - согласилась она. - Все, что я говорила о Борисе  Михайлови-
че, нужно принимать с большой поправкой на его состояние. Полагаю, что в
обычном состоянии он действительно хороший специалист и  может  принести
пользу в работе информационно-аналитической службы. А его смешная попыт-
ка произвести впечатление путем немедленной постановки мне диагноза  мо-
жет объясняться тем, что в нынешних условиях он просто плоховато сообра-
жает.
   - То есть вы полагаете, что  по  миновании  депрессии,  связанной  со
смертью жены...
   - Я имею в виду другое, - перебила его Настя. - Дело не в  депрессии.
Дело в страхе. И винить в этом нужно наших сотрудников.
   - А что такое? - спокойно поинтересовался Заточный. - Вы со  следова-
телем с размаху напугали бедного психоаналитика подозрениями в  убийстве
собственной жены?
   - Да нет, мы с ним ласковы и внимательны, а вот те, кто проводил про-
верку Готовчица на благонадежность, сработали топорно. В службе наружно-
го наблюдения, кажется, не осталось ни одного крепкого профессионала, во
всяком случае они действуют так неумело и грубо, что Борис Михайлович их
срисовал в ту же минуту, постоянно чувствовал их внимание к своей особе,
и вполне естественно, что это выбило его из колеи. Знать, что  за  тобой
следят, и не понимать, кто и почему - развлеченьице, которого и врагу не
пожелаешь.
   - Бардак, - в сердцах бросил Заточный. - Хорошо, что вы мне  об  этом
сказали. Завтра же с утра свяжусь с руководством наружки. Чтобы разговор
был более предметным, я возьму у них фотографии всех, кто проводил  про-
верку Готовчица, пусть он ткнет пальчиком в тех, кто его пас. Это  будет
наглядным уроком того, как не надо работать. И что, Готовчиц сильно  ис-
пугался?
   - А вы как думаете? Конечно, сильно. Он же обычный человек, ни в  ка-
ком криминале не замешанный. Скажу вам больше: он  решил,  что  сошел  с
ума. А что еще должен был подумать человек, который знает, что никто  за
ним следить не может? Он ничего не украл, никого не убил, с криминальны-
ми структурами дела не имеет. Вот Борис Михайлович и решил, что  у  него
развивается мания преследования. Хуже того: кто-то взломал дверь и  про-
ник в его квартиру, но ничего не украл. Это вам ни о чем не говорит?
   - Вы думаете, тоже наши постарались?
   - Уверена. Если они проводили проверку, то вполне могли захотеть  по-
рыться в его бумагах. Вот и порылись. А человек теперь сам  не  свой  от
ужаса. И я не знаю, как его успокоить. Ведь  правду  сказать  нельзя,  а
придумать приемлемое объяснение я не могу. Иван Алексеевич,  ну  сколько
же это будет продолжаться, а? Ну когда у нас появится  возможность  осу-
ществлять высококачественную профессиональную подготовку?
   - Вероятно, когда вас, Анастасия, назначат министром внутренних  дел,
- усмехнулся Заточный. - Не нужно мечтать о несбыточном. До тех пор, по-
ка государственная казна будет латать тришкин кафтан, в нашем  ведомстве
ничего не изменится. Придется терпеть и мириться с тем, что есть.
   Они присели на поваленное дерево, наблюдая за Максимом, который чере-
довал подтягивания на турнике с отжиманиями. Настя молча курила, думая о
своем, Иван Алексеевич следил за сыном с секундомером в руках.
   - А если вернуться к нашему разговору, который состоялся зимой? - не-
ожиданно спросил он.
   Настя так глубоко ушла в свои мысли, что даже не сразу сообразила,  о
чем он говорит.
   - К какому разговору? - непонимающе спросила она.
   - О том, чтобы вам сменить работу.
   - Спасибо, - она слабо улыбнулась, - но я уже не хочу. Ложка, как го-
ворится, дорога к обеду, а яичко - к  Христову  дню.  Гордеев  вернулся,
больше мне желать нечего.
   - Так и просидите до самой пенсии в майорских погонах?
   - А, вы об этом... Ну что ж делать, значит, просижу.  Отчим  считает,
что мне нужно попытаться поступить в адъюнктуру, защитить диссертацию  и
остаться на преподавательской или на научной работе, тогда есть все шан-
сы дослужиться до полковника.
   - И как вам такой план?
   - Да не очень, честно признаться. Преподавать не хочу  категорически,
а наука... Что ж, это дело интересное и полезное, но я, знаете ли,  нас-
мотрелась на научных работников, которые, кроме унижения и  оскорблений,
не получали за свои научные изыскания ничего. Не хочу  оказаться  на  их
месте.
   - Ну, ради звезд на погонах можно и унижение перетерпеть,  -  заметил
генерал, не глядя на нее.
   - Вы думаете?
   - Знаю.
   - Все равно не буду. Не хочу. Звезды - это ваши мальчиковые игрища, а
для девушки честь дороже. Унижаться и терпеть оскорбления я не стану  ни
за какие звезды.
   - А если без этих самолюбивых страстей? - спросил генерал. -  Если  я
предложу вам хорошую интересную работу, пойдете?
   - И бросить Гордеева и ребят? Ради чего?
   - Ради звезд, ради них, родимых. Поработаете у меня, получите  звание
подполковника, не понравится - вернетесь на Петровку. Отпущу по  первому
же требованию, обещаю. Мне нужен хороший аналитик.
   - Так вы же меня не отпустите, если я вам нужна, - рассмеялась Настя.
- Нашли дурочку.
   - А мы с вами вступим в сговор,  -  весело  возразил  Заточный.  -  Я
возьму на работу вас и еще когонибудь толкового, вы за годик научите его
аналитической работе, подготовите себе замену - и с чистой  совестью  на
волю, в пампасы городской преступности.
   "А почему, собственно, я сопротивляюсь? - мысленно спросила себя Нас-
тя. - Иван предлагает мне то, о чем я мечтала давно.  Заниматься  только
аналитикой и не чувствовать себя виноватой в том, что чисто  оперативную
работу я делаю от случая к случаю и не в полную силу. Ни  перед  кем  не
оправдываться, не терпеть косые взгляды в коридорах Петровки, не слушать
за спиной противный шепоток о том, что полковник Гордеев  создает  своей
любовнице тепличные условия. Как начальник Иван не хуже Колобка.  Конеч-
но, это совсем другой стиль. Заточный человек  жесткий,  крутой,  безжа-
лостный, он мне поблажек делать не станет, но в них и не будет необходи-
мости. Главное - он мужик очень умный и, безусловно, порядочный. Чего  я
так цепляюсь за свое место? В майорах уже без малого пять лет  хожу,  по
хорошему-то почти год назад должна была подполковника получить. И  не  в
том дело, что мне эти погоны нужны, а в том, что по погонам, вернее,  по
их своевременной смене, другие начальники и сотрудники судят о моем уме.
Переходила в майорах? Значит, дура, значит, ни на что не годишься, а мо-
жет, в личном деле у тебя не все в порядке. Нука посмотрим, что  там,  в
личном деле-то? Ах, вот оно что, отстранение от работы и служебное расс-
ледование по факту связи с криминальными структурами. Сам Эдуард Денисов
в друзьях у Каменской. Ну и что, что ничего не накопали, это в  докумен-
тах так записано, мало ли по каким причинам. А на  самом  деле,  значит,
запятнана, прокололась, потому и не двигают по службе, и звание  очеред-
ное не присваивают".
   - Я подумаю, - очень серьезно ответила Настя. - Для меня такое  пред-
ложение неожиданно, я не готова сразу дать ответ.
   - Подумайте, - согласился Заточный, - я вас не тороплю.
   Через час Настя была дома, бодрая, свежая после прогулки и даже,  как
ей показалось, полная сил, что вообще-то было  ей  несвойственно.  Из-за
плохих сосудов она почти постоянно испытывала некоторую слабость, у  нее
часто кружилась голова, а от жары и духоты даже обмороки случались. Улы-
баясь и что-то мурлыкая себе под нос, она с удовольствием  принялась  за
уборку квартиры, удивляясь сама себе. Муж бросил, работа не  ладится,  а
она поет и радуется жизни. Не к добру это, ох, не к добру.
   Она уже закончила пылесосить и готовилась к осуществлению героическо-
го подвига в виде мытья окон, когда зазвонил телефон. Это был Дима Заха-
ров.
   - Чем занимаешься? - весело спросил он.
   - Домашними делами.
   - И долго тебе еще трудиться?
   - По желанию. Могу прямо сейчас  закончить,  могу  до  вечера  прово-
зиться. А что?
   - Хочу напроситься к тебе в гости. Надо поговорить.
   - Тогда напрашивайся, - разрешила Настя.
   - Напрашиваюсь.
   - Разрешаю. Можешь приехать, так и быть, - милостиво позволила она  и
засмеялась.
   Дима приехал минут через сорок с огромным тортом в руках.
   - Спасибо, - поблагодарила Настя, забирая у него объемистую коробку с
ярким рисунком.
   - Это не тебе, а легендарному  профессору,  которому  посчастливилось
стать твоим мужем, - ответил Захаров, снимая обувь.
   - Придется тебя огорчить, профессора нет дома.
   - Но он же вернется когда-нибудь.
   - Боюсь, что нет.
   - То есть? - Дмитрий внимательно посмотрел на нее. - Вы что, поссори-
лись? Впрочем, прости, это не мое дело.
   - Это действительно не твое дело, - согласилась Настя, - поэтому торт
я отнесу на кухню, поставлю чайник, и мы с тобой  будем  поедать  конди-
терский шедевр в полное удовольствие.
   - Погоди.
   Дима придержал Настю за руку, повернул к себе.
   - Повторяю, я не лезу не в свое дело, но если вы действительно поссо-
рились, то мне лучше уйти отсюда.
   - Ты же хотел поговорить, - насмешливо напомнила ему Настя.
   - Поговорить можно и на улице. Я слишком хорошо знаю, как это бывает,
когда муж ссорится с женой и уходит, а потом возвращается и обнаруживает
в своей квартире постороннего мужчину. В этой ситуации не помогает ниче-
го, кто бы этим мужчиной ни был:  родственник,  сотрудник,  сосед,  друг
детства. Сам через это проходил, поэтому знаю точно. Не родился еще  тот
мужик, который в подобной ситуации не подумал бы: "Шлюха!  Только  я  за
порог, она уже привела. Небось жалуется на меня, сочувствия ищет. Может,
даже специально ссору спровоцировала, чтобы меня  выпроводить".  Короче,
Ася, если есть хотя бы малейший шанс, что  твой  профессор  вернется,  я
ухожу. Давай поедем куда-нибудь, ну хотя бы в Сокольники, погуляем и по-
говорим.
   - Он не вернется, - тихо сказала Настя. - И я больше не хочу это  об-
суждать. Просто поверь мне: он не вернется.
   - Что, так серьезно? - сочувственно спросил Дима.
   - Я же сказала: не обсуждается, - сердито повторила Настя. - Пошли на
кухню, я чайник поставлю.
   Ей было неприятно, что пришлось сказать Димке о  ссоре  с  мужем,  но
разговор как-то так повернулся, что и не сказать нельзя было,  чтобы  не
соврать. Можно было наплести что-нибудь насчет  командировки,  но  Настя
твердо знала, что даже самая невинная ложь может  поставить  человека  в
ужасно неловкое положение. Например, позвонит сейчас кто-нибудь Алексею,
и придется в присутствии Захарова отвечать, что он в Жуковском. Или  еще
какая-нибудь неожиданность случится, например, явятся  мама  с  отчимом.
Такое за ними водилось, хотя и редко. Но ведь все, что случается редко и
потому не принимается во внимание, имеет обыкновение происходить в самый
неподходящий момент.
   - Стало быть, ты у нас соломенная вдова, - заключил Дмитрий,  огляды-
ваясь на кухне и устраиваясь поудобнее за столом. - И часто у вас  такое
случается?
   - В первый раз, - вздохнула Настя. - Дима, я же просила это не обсуж-
дать.
   - Ну, Настасья, с тобой тяжело. Куда ни ткни, о чем ни спроси -  обя-
зательно попадешь в перечень тем,  закрытых  для  обсуждения.  Про  мужа
нельзя, про наше романтическое прошлое нельзя, про секс  нельзя.  А  про
что можно?
   - Про Юлию Николаевну, - улыбнулась она. - Про нее можно что угодно и
двадцать четыре часа в сутки.
   - Ладно, давай про Юлию. Я пошустрил немного в "Гранте", и  один  па-
рень там мне очень не нравится.
   - Кто именно?
   - В том-то и дело. Как пел небезызвестный Герман в "Пиковой даме",  я
имени его не знаю.
   - Так в чем проблема? Узнай.
   - Ася, не все так просто. Я и  так  слишком  упорно  мелькаю  в  этом
агентстве, хотя делать мне там совершенно нечего. Если я прав и этот па-
ренек понял, что я туда нос сую по его душу, то больше мне там появлять-
ся нельзя. Ну что я тебе объясняю  очевидные  вещи,  любой  опер  нутром
чувствует, когда  из  разрабатываемого  коллектива  пора  уносить  ноги.
Чувствует, и все. Короче, ситуация такова: я хочу сего