его не перебивая, сочувственно и заинтересованно киваешь и  тем
самым создаешь у него иллюзию свободного полета, и эта иллюзорная свобо-
да его опьяняет настолько, что он перестает  следить  за  речью".  Марта
Генриховна Шульц и была той самой  подругой,  звонить  которой  кинулась
после ограбления Екатерина Бенедиктовна, заходясь от хохота.
   - Марта Генриховна, скажите, какие отношения были у вашей  подруги  с
Иваном Елизаровичем Бышовым?
   - Самые хорошие. Они знают друг друга с  детства.  Ванечка  даже  ка-
кое-то время ухаживал за мной, правда, это было очень давно,  мне  тогда
еще пятидесяти не было. Он, знаете ли, рано овдовел  и  подыскивал  себе
новую подругу жизни.
   - А вы? Не ответили на его ухаживания?
   - Ну почему же, - кокетливо улыбнулась Шульц. - Ванечка был  очарова-
телен. Но дело в том, что я не была свободна. Даже если бы я в  тот  мо-
мент увлеклась, на развод я бы все равно не пошла.
   - Почему? У вас были маленькие дети?
   - Да Господь с вами, какие же маленькие дети могут быть в сорок  семь
лет! Нет, дети были уже большими. Но Ванечка - русский. А  мы  -  немцы.
Родители с самого детства приучили меня к мысли, что мы не должны  асси-
милироваться, вступая в браки не с немцами. Мой покойный муж тоже немец.
   - А что же Екатерина Бенедиктовна? За ней Бышов не пытался ухаживать?
   - О, что вы, голубушка, они этот этап прошли лет  в  пятнадцать-шест-
надцать. Эдакая детская влюбленность. Потом у Катеньки  появился  жених,
она встречалась с ним года полтора или два, пока война не началась.
   - И как потом складывались отношения Екатерины Венедиктовны и Бышова?
   - Очень ровно. Они дружили домами. Ивану нравилась коллекция  картин,
которую собрал Катин отец, и он постоянно говорил, что купит их все, ес-
ли только Катенька соберется продавать.
   - Марта Генриховна, насколько мне  известно,  ваша  подруга  завещала
почти все свои картины музеям, за исключением нескольких, которые она  и
продала Бышову. Это так?
   - Да, это правильно. Она так и сделала.
   - А почему она не продала Ивану Елизаровичу все картины, если он  так
этого хотел? Ведь они дружили всю жизнь. Почему  же  она  не  пошла  ему
навстречу?
   - Катя хотела дожить свой век в окружении этих картин. Она видела  их
рядом с собой всю жизнь и не хотела расставаться с ними до срока. И сна-
чала она действительно предложила Ивану завещать картины в  его  пользу.
Но он проявил в этой ситуации редкостное благородство. Не хочу, говорит,
чтобы ты думала, будто я с нетерпением жду твоей смерти.  Не  хочу  быть
твоим наследником. И тем более не хочу получить эти картины даром. Тогда
они и договорились, что Катя продаст  ему  несколько  картин,  чтобы  на
жизнь хватило, а остальное завещает музеям.
   - Почему все-таки завещание было составлено только в  пользу  музеев?
Неужели у Екатерины Бенедиктовны не было никаких родственников?
   - Да есть у нее родственники, но им картины  не  нужны.  Родня  такая
дальняя, что они и связей не поддерживают. Это было  похоже  на  правду.
Екатерина Бенедиктовна бережно хранила получаемые ею  письма,  поздрави-
тельные открытки и телеграммы за много лет, и среди них не было ни слова
от родственников. И Бышов, и Петр Васильевич Анисковец в один голос  ут-
верждали, что где-то какие-то родственники есть по линии отца, но  очень
дальние, не то в Мурманске, не то в Магадане, но у Екатерины они не  по-
являлись. Так что не было никаких оснований подозревать их  в  корыстном
интересе к коллекции академика Смагорина.
   - Скажите, если бы эти родственники вдруг объявились, Екатерина Бене-
диктовна сказала бы вам об этом? - спросила Настя Марту Генриховну.
   - Уверена, что сказала бы, - твердо ответила Шульц. - Какой смысл  ей
скрывать это от меня? Наверняка сказала бы.
   - А вообще у нее могли быть от вас тайны?
   - О, голубушка, - вздохнула Шульц, - надо было знать Катю.  Она  была
веселая и открытая, но отнюдь не  болтушка.  Отнюдь.  Если  Катя  хотела
что-то скрыть, ни одна живая душа об этом не узнала бы, смею  вас  заве-
рить. Она умела молчать и держать язык за зубами как никто.  Ее  за  это
очень ценили. С ней можно было поделиться любым секретом и быть в полной
уверенности, что дальше ее это не пойдет. Катя ни разу в жизни никого не
подвела. Или, как теперь  принято  говорить,  не  заложила.  Кто  знает,
сколько альковных тайн она унесла с собой в могилу...
   Марта Генриховна всхлипнула и приложила платочек к глазам. Впервые за
весь такой долгий разговор она позволила себе показать слабость, и Настя
в который уже раз за последние дни подумала, что многие молодые напрасно
недооценивают стариков. Они намного умнее, чем принято  думать  в  среде
тех, кому еще нет сорока, намного хитрее и сильнее духом. А что касается
унесенных в могилу альковных тайн, то это уже интересно. Не  в  этом  ли
коренится причина ее трагической и жестокой смерти?
   Настя взглянула на часы - половина седьмого. Бедная Марта  Генриховна
сидит здесь уже больше четырех часов. Ну можно ли так терзать  немолодую
и не очень-то здоровую женщину?
   - Спасибо вам, Марта Генриховна, с вашей  помощью  я  теперь  гораздо
лучше представляю себе вашу подругу, - тепло сказала  Настя.  -  Могу  я
предложить вам чай или кофе?
   - С удовольствием, - оживилась Шульц. - И я буду  вам  очень  призна-
тельна, если вы покажете мне, где тут у вас дамская комната.
   Настя виновато улыбнулась. В самом деле, свинство с  ее  стороны  так
обращаться со свидетелем. Надо было раньше об этом подумать, не  дожида-
ясь, пока терпение у нее лопнет. Шульц вышла в туалет, и тут же на столе
у Насти звякнул аппарат внутреннего телефона.
   - Настасья Павловна, занята? - послышался голос Стасова.
   - Свободна. А ты где-то здесь?
   - Угу, брожу по коридорам. Можно к тебе на полминуты?
   - Валяй. Только без глупостей, у меня свидетель.
   - Обижаешь, - фыркнул Стасов. - Любовь не может быть глупа. Она может
быть неудобна. Все, бегу.
   Вероятно, он действительно бежал, а может быть, звонил  из  соседнего
кабинета, во всяком случае, появился он буквально  через  несколько  се-
кунд. Вместе с ним в кабинет вошла худенькая невысокая девушка с  измож-
денным лицом, покрытым прыщами. Рядом с  ней  двухметровый  зеленоглазый
красавец Стасов казался еще выше, еще плечистее и еще красивее.
   - Не мог пройти мимо и не сказать тебе о своих пылких чувствах, -  со
смехом заявил Владислав прямо с порога. -  Знакомься,  это  Ирочка,  моя
бывшая соседка и нынешняя подопечная. Я тебе рассказывал о ней.
   - Да-да, я помню, - кивнула Настя. - Очень приятно. Девушка  буркнула
в ответ что-то невразумительное и даже не улыбнулась.
   - Мы выясняли личность некоего Ильяса, - продолжал Стасов  как  ни  в
чем не бывало. - Он собирается снять у Иры комнату.
   - И как? Он оказался бандитом и убийцей, находящимся в розыске? - по-
шутила Настя.
   - Слава Богу, нет. Его привел нынешний жилец, о котором  мы  уже  все
знаем, поэтому установить личность Ильяса было несложно. Обормот, конеч-
но, челнок турецко-египетско-итальянской направленности, но пока чистый.
Ни от кого не прячется, руки не замараны, ну если только по мелочи. Вер-
нувшаяся в этот момент Марта Генриховна с любопытством оглядела странную
парочку. Удобно усевшийся было на стул Стасов  моментально  вскочил  при
появлении пожилой женщины, чем вызвал ее благосклонную улыбку, а Ира во-
обще никак не отреагировала на ее появление и даже не кивнула в ответ на
вежливое "Добрый вечер", произнесенное светским тоном.
   - Кому чай, кому кофе? - гостеприимно предложила Настя, выключая  ки-
пятильник и доставая из стола чашки, кофе, чай и  сахар.  -  Вам,  Марта
Генриховна?
   - Чаю, пожалуйста.
   - И мне чайку, - подал голос Стасов. - А тебе, Ириша?
   - Мне не надо, - буркнула девушка. Владислав выпил  свой  чай  в  три
больших глотка и решительно поднялся.
   - Ну все, Настасья Павловна, мы побежим. Спасибо тебе за чай, рад был
тебя повидать. Не пропадай, звони.
   - И ты не пропадай, - улыбнулась в ответ Настя. Марта Генриховна  за-
думчиво посмотрела вслед Стасову и его спутнице.
   - Какая странная девушка, - сказала она, когда дверь за  ними  закры-
лась.
   - Почему странная?
   - Совершенно невоспитанная. И взгляд у нее какой-то дикий. Затравлен-
ный. Это у вас называется "трудный подросток", так, кажется?
   Можно было бы просто молча кивнуть и не развивать тему. Но Настя была
признательна Марте Генриховне за обстоятельный  и  довольно  откровенный
рассказ об убитой Анисковец, и ей  хотелось  сделать  своей  собеседнице
что-нибудь приятное, тем более что беседовать с  ней,  видимо,  придется
еще не раз. А что может быть приятнее  в  этой  ситуации,  чем  рассказ,
слегка напоминающий сплетню, который Марта  потом  сможет  пересказывать
своим знакомым, ссылаясь на то, что "это ей прямо на Петровке рассказали
под большим секретом". У пожилых людей главная радость -  поговорить,  а
главная удача - новая пища для разговоров.
   - Что вы, Марта Генриховна, Ира уже давно не подросток,  ей  двадцать
лет. Просто она выглядит так, потому что жизнь у нее трудная.  А  насчет
того, что она невоспитанная и дикая, вы отчасти правы, но вряд  ли  надо
ее за это судить. Я вам расскажу, если хотите. Страшная трагедия.
   Разумеется, Шульц хотела. И еще как!
   - Может быть, вы помните, как шесть лет назад почти во  всех  газетах
прошло сообщение о чудовищном случае. Женщина выбросила из окна с  девя-
того этажа троих детей и выбросилась следом за ними, а старшая дочь  ус-
пела убежать и спрятаться у соседей.
   - Да-да, - оживленно кивнула Марта Генриховна, - я читала.
   - Так вот Ира и есть та самая старшая дочь.
   - Да что вы говорите! - всплеснула руками Шульц. - Какой ужас!
   - Я вам расскажу то, чего вы, может быть, не знаете,  -  таинственным
голосом продолжила Настя. - Они все остались живы, две девочки,  мальчик
и мать. Но, конечно, все стали глубокими инвалидами. Отец  на  следующий
день после случившегося умер от инфаркта. Не смог вынести. И  Ира  оста-
лась в четырнадцать лет совсем одна. Понимаете? Совсем одна. И ей прихо-
дится очень много и тяжело работать, чтобы содержать и себя,  и  четырех
инвалидов. Правда, они с ней не живут, дети в больнице, мать в доме  ин-
валидов, но ведь им нужны лекарства, продукты, одежда. Так что, я  пола-
гаю, мы с вами можем закрыть глаза на то, что Ира забывает сказать "спа-
сибо" и "пожалуйста" и вообще ведет себя невежливо.
   - Бедная девочка, - вздохнула Шульц. - Какая  страшная  судьба,  Боже
мой, какая судьба.
   Народная мудрость говорит, что терпеливых Бог любит. А  еще  говорят:
тому, кто умеет ждать, достается все. Насте Каменской  совсем  не  нужно
было это ритуальное чаепитие с семидесятилетней чрезмерно  разговорчивой
свидетельницей. У нее была масса текущей работы, ей нужно  было  сделать
несколько срочных телефонных звонков, но она считала  необходимым  проя-
вить терпение, чтобы сохранить у Марты Шульц хорошее впечатление  о  ра-
ботниках уголовного розыска. И была за это вознаграждена сторицей. Пото-
му что Марта Генриховна, о чем-то поразмышляв, внезапно произнесла:
   - А вы знаете, мне кажется. Катя знала маму этой девочки.
   - Почему вы так решили?
   - Я теперь вспомнила, об этом ужасном случае действительно было напи-
сано почти во всех газетах, да и по телевизору рассказывали. Катя газеты
не выписывала и не читала их, но, как-то придя ко мне в  гости,  увидела
случайно заметку и сказала: "Несчастная. Я знала, что добром это не кон-
чится".
   - Что еще она сказала? - спросила Настя, чувствуя, как вмиг пересохли
губы.
   - Больше ничего. Вероятно, это была одна из тех альковных тайн, кото-
рые было невозможно вытянуть из Кати. Проводив  Марту  Генриховну  вниз,
Настя стала подниматься к себе на пятый этаж.  Неисповедимы  пути  твои,
сыщицкая удача! А если бы Стасов не зашел к ней? А если бы ушел сразу же
и не встретился с Мартой Шульц? А если бы Ира  Терехина  оказалась  нор-
мальной воспитанной девушкой и Марте не пришло бы в голову ее обсуждать?
Удача балансировала на тонком шесте, каждую секунду  грозя  свалиться  в
пропасть и разбиться, но все-таки  удержала  равновесие  и  благополучно
добралась до места назначения


   ГЛАВА 2

   Мать смотрела на Иру ясными светлыми глазами и безмятежно  улыбалась.
При падении с девятого этажа она сломала позвоночник и потеряла  способ-
ность самостоятельно передвигаться. Но еще хуже было то, что  вследствие
травмы черепа она потеряла память. То,  что  она  знала  на  сегодняшний
день, было рассказано ей врачами, дочерью и обитателями дома  инвалидов.
На восстановление памяти надежды не было никакой. То есть на самом  деле
надежда эта была, но нужен был  высокооплачиваемый  специалист,  который
провел бы с Галиной длительный курс занятий по специальной методике. Де-
нег на это у Иры не было, каждая заработанная копейка, которую удавалось
сэкономить, откладывалась на лечение брата Павлика.
   - Почему ты не занимаешься своим лицом? - спросила  мать,  придирчиво
оглядывая Иру. - Эти безобразные прыщи тебя портят.
   - Твоего совета не спросила, - грубо ответила Ира - Ты бы лучше поин-
тересовалась, как твои дети себя чувствуют.
   - Как они себя чувствуют? - послушно повторила Галина. - Ты у них бы-
ла?
   - Была. Вчера ездила. Плохо они себя чувствуют. Тебе спасибо,  поста-
ралась.
   - Зачем ты так говоришь, доченька? - жалобно проскулила Галина. - Ка-
кая ты жестокая.
   - Зато ты очень добрая. Устроила мне счастье на всю оставшуюся жизнь.
Ну можешь ты мне объяснить, зачем ты это сделала? Почему, мама, почему?
   Из ясных глаз Галины Терехиной потекли слезы. Она ничего не  помнила.
Ей сказали, что она выбросила из окна своих  детей  -  одиннадцатилетнюю
Наташу, семилетнюю Оленьку и полугодовалого Павлика.  Но  она  этого  не
помнила. И почему она это сделала, Галина не знала.
   Еще ей сказали, что у нее был муж, который не выдержал этого ужаса  и
умер от разрыва сердца. Мужа она тоже не помнила, но понимала, что раз у
нее было четверо детей, то, наверное, и муж был.
   - Ты всегда меня упрекаешь, - всхлипнула она. - А я ни в чем не вино-
вата.
   - А кто же тогда виноват? Кто? Ну скажи мне, кто виноват? Кто  заста-
вил тебя это сделать?
   - Я не знаю, я не помню, - прошептала Терехина. - Не мучай меня.
   - Это ты меня мучаешь! - внезапно заорала Ира. -  Это  ты  превратила
мою жизнь черт знает во что! Я уж не говорю о жизнях твоих детей,  кото-
рые уже шесть лет лежат в больнице. Я не могу их забрать  домой,  потому
что не могу обеспечить им уход. И я вынуждена колотиться семь дней в не-
делю с утра до вечера, а в итоге  покупаю  тебе  какое-то  дурацкое  ле-
карство, вместо того чтобы купить Павлику лишний килограмм клубники  или
новую майку для Наташи. Господи, когда же это кончится! Она  обессиленно
опустилась на пол рядом с кроватью, на которой лежала мать, и  зарыдала.
Галина осторожно вытянула руку и легко погладила Иру по голове. Та  дер-
нулась, словно ее током ударило.
   - Не смей ко мне прикасаться! Мне не нужна твоя жалость! Лучше бы  ты
детей пожалела шесть лет назад. Ты же четыре жизни изуродовала,  а  отца
просто убила!
   - Лучше бы я умерла тогда, - обреченно произнесла Галина.
   Ира поднялась, вытерла слезы рукой, взяла свою сумку и подошла к две-
ри.
   - Это точно, - сказала она, не глядя на мать. - Лучше бы ты умерла.
   Вернувшись домой в первом часу ночи, Ира Терехина тихонько  зашла  на
кухню, чтобы что-нибудь съесть. После поездки к матери и до вечерней ра-
боты в ресторане она успела убрать в квартире, и теперь кухня сияла чис-
тотой. Шамиль съехал, а новый жилец, Ильяс, появится  только  через  два
дня. Георгий Сергеевич, второй съемщик, беспорядка после себя не  остав-
лял, и Ира могла быть уверена, что в ближайшие два дня дома будет царить
чистота.
   Георгий Сергеевич ей нравился, и она мечтала о том, чтобы все  жильцы
у нее были такие же, как он. Тихий интеллигентный мужчина лет  пятидеся-
ти, съехавший от жены после развода в ожидании решения квартирного  воп-
роса, он относился к своей хозяйке по-доброму и  даже  старался  помочь,
чем мог, видя, как она беспрерывно мотается с одной работы на другую.
   - Ирочка, я собираюсь нести вещи в химчистку. Что-нибудь ваше  захва-
тить? - спрашивал он.
   - Ирочка, у меня завтра запланирован большой поход за продуктами. Вам
что-нибудь нужно?
   Если Ира приходила с работы, а он еще не спал, Георгий Сергеевич  со-
чувственно говорил:
   - Садитесь, Ирочка, я вам чайку налью, а вы отдыхайте.  Но  вообще-то
бывало это нечасто. Георгий Сергеевич рано вставал и уходил на работу, а
потому и вечерами не засиживался  допоздна.  Но  сегодня  была  пятница,
завтра ему на работу не идти, и, когда Ира пришла домой, он еще не спал.
Услышав ее осторожные шаги, жилец вышел на кухню.
   - Что, Ирочка, остались мы с вами вдвоем? Пополнения не ожидается?
   - Через два дня, - ответила она, отрезая себе кусок хлеба и  доставая
из холодильника дешевый маргарин.
   - И кто на этот раз?
   - А, - она небрежно махнула рукой, - такой же, как Шамиль.
   - И как вы не боитесь, - покачал головой Георгий Сергеевич.  -  Такая
публика сомнительная, и приводят сюда Бог знает кого. Даже я боюсь, а уж
вы-то...
   Ира твердо помнила наказ Стасова и его друзей из милиции про проверки
никому не рассказывать, потому и не стала успокаивать боязливого жильца.
   - Да ладно, чего там, не убьют. Конечно, мне бы лучше  найти  второго
такого, как вы, да где ж такого взять. Расскажите лучше, какое кино  се-
годня по телеку смотрели.
   - Хотите сыру? - предложил жилец. - Я купил сегодня чудесный  сыр.  И
колбаса есть хорошая. Давайте я вам отрежу, а то вы  все  время  хлеб  с
маргарином жуете, это же так вредно. Конечно, вредно. У нее  и  прыщи  с
лица не сходят, потому что все время ест хлеб с этим  дурацким  маргари-
ном, напичканным химией и всякой прочей гадостью. Но зато дешево. А  она
должна экономить. Однако побираться у жалостливого жильца она  не  будет
ни за что на свете. Лучше умереть.
   - Я в ресторане поела, официанты подкинули, - выдала она дежурную от-
говорку. - Сейчас просто так пожую, для порядка, и спать пойду. А вы че-
го не ложитесь?
   - Не спится. С бывшей женой разговаривал, расстроился, все не успоко-
юсь никак.
   - Скандалила? - догадалась Ира. - Ух, сука! Я  бы  ее  своими  руками
придушила. Такого хорошего человека обижает. И как не стыдно, ей-Богу!
   - Не надо так, - мягко остановил ее жилец.  -  Она  хорошая  женщина.
Просто характер тяжелый. Кстати, Ирочка, я совсем  забыл  вам  передать,
вам звонил какой-то мужчина, ваш бывший сосед.
   - И чего сказал? - насторожилась Ира.
   - Просил, чтобы вы ему позвонили.
   - Угу, - буркнула она, откусывая бутерброд. - Ладно. Дядя Владик. Ко-
нечно, в ее возрасте смешно называть кого-то дядей или тетей,  пора  уже
переходить на имена-отчества, но Стасов всегда был для нее дядей  Влади-
ком. Когда он переехал в их дом, Ире и десяти лет не было еще.  Дочка  у
него совершенно замечательная растет. А жена, тетя Рита,  -  сука.  Мало
того, что развелась с таким мужиком, так еще и водит  к  себе  какого-то
мерзкого типа. Для Иры Терехиной все женщины, не умеющие ценить  хороших
мужиков, были суками. И тетя Рита сука. И бывшая жена Георгия Сергеевича
- тоже. Господи, достался бы ей такой непьющий  приличный  человек,  как
нынешний жилец, она бы ноги ему мыла и воду пила, каждый день Бога  бла-
годарила бы. А о таком, как дядя Владик, и мечтать нечего.  Красавец,  и
служба достойная, и добрый, и тоже, между прочим, не употребляет. Ну ес-
ли только чуть-чуть, по случаю. И чего этим бабам надо? Горя они настоя-
щего не нюхали, нужды не знали, вот и  кочевряжатся,  принцесс  из  себя
изображают, нос воротят. Ну уж такой-то, как Георгий Сергеевич, чем  мо-
жет быть плох? Денег мало зарабатывает? Так зато честные эт