ядом  с  ней  сидела  Дашенька  и
улыбалась ей своей изумительной, озаряющей все вокруг улыбкой.
   - Я спросила, как у тебя дела, - шепотом повторила она.  -  Чего  ты  так
испугалась?
   - А... Ничего... - Настя сделала над собой усилие и постаралась  говорить
нормальным голосом. -  Я  задумалась.  Просто  задумалась.  Все  в  порядке,
Дашунчик.
   - Не ври, - так же шепотом  ответила  Даша.  -  Ты  брата  своего  можешь
обмануть, а меня - нет. Я тебя чувствую за километр. У тебя неприятности?
   - Угу, - промычала Настя, делая вид,  что  выбирает  на  большой  тарелке
кусок кекса.  -  Так,  обычные  рабочие  нестыковки.  Не  обращай  внимания.
Расскажи лучше, как мой племянник поживает. Растет?
   - Дети всегда растут, - тихо и медленно сказала Даша, - а ты мне зубы  не
заговаривай. Мы зря пришли сегодня, да? Ты не в настроении, тебе не до  нас,
а тут еще Саша с этим разговором про деньги... Я его предупреждала,  что  вы
обидитесь, а он меня не послушал.
   - Ну что ты, Дашенька, ласточка моя, я страшно рада  вас  видеть,  и  мне
очень приятно, что вы вспомнили про мой праздник и пришли  меня  поздравить.
Правда-правда, честное пионерское!
   Настя старалась говорить как можно искреннее, она даже пыталась заставить
себя поверить в то, что говорит, но получалось  у  нее  плохо.  И  Даша  ей,
конечно же, не поверила.
   - Ты даже наш подарок не посмотрела, - укоризненно произнесла она. - А мы
так старались, мы его целый месяц собирали. Готовились...
   - Господи, да что же это за подарок такой, который нужно месяц  собирать?
Конструктор  какой-нибудь?  -  рассмеялась  Настя  и  сама  удивилась  своей
способности смеяться.
   - Если тебе интересно, пойди и посмотри, -  подал  голос  Алексей.  -  Я,
например, уже обозрел это пиршество интеллектуального труда.
   - Не смей над этим смеяться, - тут же горячо вступилась Даша, - ну и что,
что тебе не нравится. У тебя вкусы другие. А Насте нравится, я знаю. Это  ей
подарок, а не тебе.
   - Да бог с тобой, Дашуня, разве я смеюсь? Я рыдаю. И в ужасе рву на  себе
волосы. Мало того, что наша сыщица целыми днями  имеет  дело  с  убийцами  и
трупами, мало того, что она  таскает  с  работы  домой  всякие  криминальные
бумажки, мало того, что она вместе с бумажками приносит еще и мысли, которые
всю ночь пережевывает, так теперь мы будем  иметь  кровь  и  смерть  даже  в
телевизоре. Моя нежная научная душа этого не вынесет.
   Настя видела, что муж ерничает, но глаза у него  серьезные.  Неужели  его
действительно так "достает" ее работа с бесконечными трагедиями, смертями  и
ужасами? Да нет, какие там ужасы, обычная повседневная  рутина,  сумасшедших
маньяков, расчленяющих трупы детишек,  или  по-настоящему  сложных  убийц  с
непонятными, "навороченными" мотивами, вроде нынешнего  Шутника,  бывает  не
так уж много, в основном ей приходится иметь дело с криминалитетом,  делящим
власть или деньги, что, в сущности, одно и то же.
   Но Дашка права, она, Настя, ведет  себя  неприлично.  Надо  встряхнуться,
улыбнуться, вступить в общий разговор  и,  между  прочим,  пойти  посмотреть
подарок и поохать над ним.
   Она выскользнула из-за стола и, аккуратно переставляя ноги, пробралась  в
комнату. В ярком пакете рядом с  букетом  были  видеокассеты.  Ровно  десять
штук. Судя по наклейкам, некоторые фильмы переведены на русский, некоторые -
на языке оригинала,  английские  или  французские.  Настя  быстро  пробежала
глазами по аннотациям. Да, Саша и Дашенька знали, чем ей угодить! Все фильмы
были  детективами,  но  не  боевиками  про  борьбу   с   наркобизнесом   или
террористами, а триллерами про серийных убийц.
   Она давно уже пришла к убеждению, что "все когда-то  было".  Человеческая
жизнь богата и разнообразна в своих проявлениях, но количество стержней,  на
которые эти проявления нанизываются, все-таки ограничено. Это количество  не
такое  уж  маленькое,  но  оно  не  бесконечно.  И  поскольку   человечество
существует не одну тысячу лет, все эти стержни по многу раз проявляли себя и
были описаны и в документальной литературе, и в  художественном  творчестве.
Стержни - это  желания,  стремления,  побуждения,  страсти.  Стержни  -  это
мотивы. А старая истина гласит: найди мотив - найдешь убийцу. Поэтому  Настя
испытывала острый интерес ко всему, что придумано фантазией  творцов  насчет
мотивов убийства, особенно мотивов патологических. Она твердо  знала:  любое
преступление,  с  которым  ей  приходится  сталкиваться,  имеет  под   собой
стержень, кем-то где-то уже описанный. И считала: чем больше она будет знать
о том, что придумано, тем легче ей будет разобраться с тем, что существует в
реальности.
   - Спасибо вам, ребятки, - с чувством сказала она, вернувшись на кухню,  -
вы сделали мне классный подарок.
   "И как раз по теме, - добавила она мысленно, - потому  что  Шутник  очень
напоминает мне сумасшедшего серийного убийцу".
   Но говорить это вслух было нельзя, трепетная Дашка, как всегда,  насмерть
перепугается, а деятельный брат Саша тут же начнет предлагать помощь в  виде
охраны, оплаченной, разумеется, им самим. Все-таки любопытная порода людей -
богатые бизнесмены! Некоторым из них, в частности, Саше, кажется, что деньги
могут решить любую проблему. Вернее, не так: им  кажется,  что,  как  только
возникает проблема, нужно тут же предпринимать попытки решить ее при  помощи
денег. Купить, заплатить, откупиться и так далее. А может быть,  они  правы?
Может  быть,  действительно  деньги  могут  решить  все  и  распутать  любую
ситуацию? Нет, от смерти все равно не откупишься.
   Справиться со своим настроением Настя так и не сумела,  и  в  праздничный
вечер был скомкан. Ей  было  неловко  перед  родственниками,  ей  было  жаль
Лешкиных трудов по подготовке праздничного ужина, но  она  ничего  не  могла
поделать. В ушах постоянно звучал чей-то приглушенный голос: "Я  приближаюсь
к тебе, дорогая".
   Утром она встала с тяжелой  головой,  но  с  вполне  ясным  сознанием,  в
котором четко проступила мысль: у Виктора Петровича Шувалова есть  сообщник.
Преступления были придуманы  Шуваловым,  но  осуществлялись  вдвоем.  Именно
поэтому четвертое убийство Шутника совершено тогда, когда Шувалов  находился
в камере. Этот факт якобы свидетельствует о непричастности Виктора Петровича
к тем убийствам, и предполагается, что милиционеры на это клюнут.
   "А записка?" - тут же спросила себя Настя. Записка на  итальянском  языке
недвусмысленно говорила о том, что вторая серия убийств не имеет отношения к
Татьяне. Ну что ж, это ловкий ход, чтобы отвести глаза сыщикам и переключить
внимание на Каменскую.  Раз  Каменская  -  значит,  не  Образцова.  Коль  не
Образцова - стало быть, и не Шувалов. Умно.

   ДОЦЕНКО

   Он почему-то был уверен, что, если сделает предложение  Ире  Миловановой,
она ему не откажет. Ну как же она может отказать, если невооруженным  глазом
видно, что они созданы друг для друга. Она же не  слепая!  И  потому  Михаил
методично, насколько позволяла работа  оперативника,  продолжал  ухаживания,
понимая, что это  необходимый  этап,  без  которого  невозможно  обойтись  в
приличном обществе, и ни минуты не сомневаясь, что  Ира  относится  к  этому
точно так же. Конечно, история знает и другие факты. Вот,  например,  Стасов
сделал предложение Татьяне через неделю после  первого  знакомства,  правда,
она сперва отказалась, но через три  недели  согласилась.  И  из  этих  трех
недель две они жили вместе. Но Стасов и Таня - совсем иная песня,  Владислав
уже однажды был женат, а Татьяна до него побывала замужем аж целых два раза.
Они люди опытные, у них все  происходит  проще.  А  Михаилу  и  Ирочке  надо
соблюдать установленные правила.
   За несколько дней у Доценко вошло в привычку звонить Ире по  утрам,  едва
проснувшись, хотя ничего толкового он сказать ей не мог. Текст был  примерно
одним и тем же:
   - Ириша, я совершенно не представляю, как у меня сложится день,  но  если
появится возможность встретиться, я позвоню, хорошо?
   И Ира отвечала тоже одинаково:
   - Даже если возможности не будет, ты все равно позвони, ладно?
   Этого ему было достаточно, чтобы целый день летать как на крыльях. Крылья
эти заносили его бог весть куда, а точнее -  туда,  куда  надо  в  интересах
раскрытия очередного преступления. Хотя, если быть точным,  процесса  полета
Миша не замечал. Он знал, что час назад был в одном месте, сейчас  находится
уже в другом, но как он здесь оказался  -  не  помнил  совершенно,  ибо  всю
дорогу думал о своей будущей жене и о предстоящей семейной  жизни,  которая,
если верить интуиции, сулит одни сплошные радости и удовольствия.
   Сегодня Миша занимался убитой накануне одинокой старушкой, рядом с трупом
которой была обнаружена очередная замысловатая записка  Шутника.  Ему  нужно
было найти ответы  по  меньшей  мере  на  два  вопроса:  как  Шутник  с  ней
познакомился и почему, нарушая им же самим созданную  традицию,  не  оставил
денег на похороны. Строго говоря, традиция была весьма неустойчивой,  ибо  в
самом первом случае с Надеждой Старостенко этих денег тоже не было. Но потом
два раза они были, и логика в этом определенная  просматривалась:  у  Надьки
Танцорки  были  друзья,  которые  ее   похоронят,   и   была   какая-никакая
собственность, продав которую, можно эти похороны оплатить. Хотя,  возможно,
дело вовсе не в этом, просто идея оставлять деньги появилась у  Шутника  уже
после первого убийства. Но в любом случае непонятно, почему  этих  денег  не
оказалось у убитой совершенно  одинокой,  беспомощной  и  практически  нищей
восьмидесятивосьмилетней старухи Серафимы Антоновны Фирсовой.
   Соседи по дому отзывались о покойнице  сочувственно  и  тепло.  Некоторые
даже помнили, что, кажется, у Фирсовой когда-то была семья, но очень  давно,
так давно, что будто бы и не было никогда. Единственное, что знали точно:  у
нее был сын, который лет пятнадцать назад умер от  пьянства.  Жена  от  сына
ушла через три года после  свадьбы,  не  став  дожидаться,  пока  ежедневная
выпивка превратится в тяжелые многодневные запои, с тех пор мужик так  и  не
женился, жил с матерью, где-то как-то работал, но  больше  лечился  и  снова
ударялся в запой, пропивая все, что  находил  в  доме.  Кончилось  тем,  что
Фирсова сына выгнала, пошла даже на то, чтобы через суд лишить его права  на
жилплощадь. В  ближайшем  отделении  милиции  Мише  эти  сведения  полностью
подтвердили. Что касается мужа убитой, то никакой официальной  информации  о
нем не было, в эту квартиру Серафима Антоновна въехала тридцать с лишним лет
назад вдвоем с сыном.
   Михаил Доценко терпеливо ходил из квартиры в квартиру, задавал вопросы  и
выслушивал самые  разные  ответы,  то  краткие  и  скупые,  то  пространные,
сопровождаемые длинными лирическими отступлениями о давно  ушедших  годах  и
брюзжанием по  поводу  нынешнего  финансового  "беспредела",  изза  которого
старики,  честно  отработавшие  на  государство  всю  жизнь,  отдавшие   ему
здоровье, теперь вынуждены влачить жалкое существование на  пенсию,  размеры
которой существуют как будто отдельно от цен на продукты и лекарства,  никак
с ними не  пересекаясь.  Из  разговоров  с  жильцами  хрущевской  пятиэтажки
выяснилось, что Серафима Антоновна была женщиной  не  особо  приветливой,  в
гости к себе никого не звала и вполне довольна была обществом своих  четырех
кошек. Но справедливости ради надо заметить, что те  из  соседей,  кто  хоть
однажды рискнул зайти к одинокой старушке, выскакивали из  ее  квартиры  как
ошпаренные и больше попыток сближения не предпринимали, ибо  запах  там  для
непривычного обоняния стоял поистине невыносимый.
   - Как-то я встретила ее на лестнице, - рассказывала женщина  лет  сорока,
живущая этажом выше Фирсовой. - Серафима Антоновна шла из магазина. С  таким
трудом она поднималась, что без слез смотреть было  невозможно.  Мы  к  тому
времени только недавно в этот дом переехали, я еще соседей не знала  совсем,
увидела старуху, предложила  помочь  сумку  донести  до  квартиры.  Она  мне
пожаловалась, что еле ходит, а вот Пасха скоро, так даже кулич  освятить  не
сможет, потому что церковь далеко. Когда Пасха  настала,  я  решила  сделать
соседке приятное, купила кулич для нее и освятила вместе со своими. Зашла  к
ней, кулич отдала, она благодарит, а я с трудом сдерживаюсь,  чтобы  нос  не
заткнуть. Нет, я понимаю, конечно, женщина  старая,  одинокая,  убираться  в
квартире у нее сил нет, но тогда зачем же кошек  держать?  Я  осторожно  так
спросила у нее: мол, неужели некому прийти помочь по хозяйству? Она же могла
обратиться в собес, к одиноким старикам помощников присылают, я точно  знаю.
А Серафима Антоновна на меня зыркнула, губы поджала и говорит:  я,  дескать,
чужих в свою квартиру отродясь не пускала и на старости  лет  тем  более  не
пущу, теперь ворья развелось видимо-невидимо, никому верить нельзя.
   - Ну надо же, - удивился Доценко, - а вы что на это сказали?
   -  Я  предложила  ей  сделать  генеральную  уборку,  хотя  бы  один  раз,
бесплатно.  Мне  не  трудно,  квартира  у  Фирсовой  небольшая,  за   полдня
управилась бы.
   - А она?
   - Отказалась. Да таким тоном, как будто не я ей предлагаю, а наоборот, ее
прошу у меня уборку сделать. Знаете, я потом все  думала,  может,  я  что-то
неприличное сделала? Уж очень она на меня злобно посмотрела.
   - Странная дама, -  вздохнул  Доценко.  -  Не  понимаю,  почему  она  так
болезненно реагировала. А из разговора с ней  вы  не  поняли,  в  чем  дело?
Только ли в том, что  она  воров  боялась?  Вы  же  совершенно  очевидно  не
воровка, вы - соседка, а она все равно отказалась от вашей помощи.
   - Вот и я не понимаю, - согласно кивнула женщина. - Мне  показалось,  что
Фирсова немного не в себе.
   Михаил насторожился:
   - Отчего так? Вам что-то показалось странным?
   - Не  то  чтобы  странным...  Мне  показалось,  что  она  заговаривается.
Понимаете, когда она  от  моего  предложения  отказалась,  она  пробормотала
что-то  невнятное,  про  Нюрку  какую-то.  Вот  я  и   подумала,   что   она
заговаривается.
   - А что про Нюрку? Что конкретно? - настаивал. Миша.
   - Что она на нее управу найдет. Что-то в этом роде.
   - Пожалуйста, я очень вас прошу, воспроизведите всю фразу целиком.
   - Да я не помню...
   - Ну как помните.
   Женщина задумалась, отвела глаза вправо, припоминая.
   - Сейчас... А на эту суку Нюрку управа еще найдется.
   - А кто такая Нюрка? - поинтересовался Доценко.
   - Да откуда же мне знать? - искренне удивилась соседка. - Вот поэтому я и
подумала, что она заговаривается.
   "Нюрка, Нюра, Нюрочка, стройная фигурочка", - напевал  мысленно  Доценко,
возвращаясь на Петровку. Войдя в свой  кабинет,  он  первым  делом  позвонил
Ирочке, обменялся с ней парой ничего не  значащих  фраз,  тут  же  воспрянул
духом и зашел к Каменской.
   - Из длительных бесед с соседями по дому выяснилось, что старуха  Фирсова
недобрым  словом  поминала  некую  Нюру,  сиречь  Анну,  причем  поминала  в
контексте полной  невозможности  пускать  в  дом  чужих  людей,  потому  как
непременно обворуют, - весело доложил он.
   Настя сидела за столом вялая и безразличная ко всему. На  нее  навалилась
неизвестно откуда взявшаяся апатия, которая окутала мозг  ватным  туманом  и
тяжелыми цепями повисла на руках и ногах.
   - Нюра? - тупо повторила она. - И кто это?
   - Насколько я понимаю, это  бывшая  невестка  Фирсовой,  Анна  Николаевна
Фирсова. Правда, они уже два десятка лет не живут вместе, с тех  самых  пор,
как  Анна  Николаевна  развелась  с  сыном  Фирсовой,  но  вполне  возможно,
отношения поддерживали. Если же судить  по  тому,  как  тепло  и  с  любовью
Серафима Антоновна  отзывается  о  невестке,  между  ними  произошел  крутой
конфликт, и, по всей вероятности, не так давно. По крайней мере  есть  шанс,
что Анна Фирсова знает о своей свекрови немного больше, чем соседи по  дому.
Анастасия Павловна, вы больны? - озабоченно спросил Доценко.
   Она с трудом подняла голову и посмотрела на Мишу.
   - Больна? Почему? Нет, я здорова.
   - Вы на себя не похожи. У вас что-то случилось?
   - Нет, все в порядке.
   Голос ее был монотонным и невыразительным, яснее всяких слов говорившим о
том, что, конечно же, не все в порядке. Но  Доценко  не  стал  допытываться.
Во-первых, это неприлично, а во-вторых... Во-вторых, ему гораздо приятнее  и
интереснее думать об Ирине.

   ЗАРУБИН

   План был прост в описании, но отнюдь не  легок  в  осуществлении.  Сергей
Зарубин должен был тщательнейшим образом отрабатывать всех знакомых  Виктора
Петровича Шувалова, в то время как Мише Доценко поручено выявить максимально
возможное количество  людей  из  окружения  Валентина  Казаряна  и  Серафимы
Антоновны Фирсовой. Где-нибудь эти два круга должны пересечься.  Обязательно
должны. И тогда во всей полноте и красоте встанет картина связи  двух  серий
убийств. Шувалов нанял человека, который совершал бы преступления  от  имени
Шутника, этот человек до сих пор на свободе, вполне  возможно,  он  даже  не
знает о том, что его наниматель арестован. В конце концов, даже Казаряна, не
говоря уж о Надьке Танцорке и Лишае,  можно  было  найти  случайно,  но  вот
старуху  Фирсову  случайно  не  найдешь.  Трудно  предположить,  что   некий
злоумышленник ходит по улицам, заговаривает с людьми и выспрашивает  у  них,
где тут живут одинокие беспомощные старушки. Да и с самой Фирсовой, судя  по
отзывам соседей, просто так в магазине или возле подъезда не  познакомишься,
Серафима Антоновна - дама не из доверчивых. Тот, кто к  ней  пришел,  должен
был знать, что и как ей сказать, чтобы она впустила его в квартиру. Но самое
главное - он должен был знать, к кому и куда идти. Это значит,  что  либо  у
Шувалова,  либо  у  его   наемника   Шутника   есть   источник   информации,
предоставивший  сведения  о  Фирсовой.  Так  что  круги  непременно   должны
пересечься.
   Кандидатура Анны Николаевны Фирсовой, бывшей невестки Серафимы Антоновны,
выглядела в этом свете весьма и весьма перспективной. Только попробуй  найди
женщину с таким "редким" именем и с непонятно какой нынешней фамилией,  ведь
Анна могла после развода вернуть свою девичью фамилию, а могла  снова  выйти
замуж и взять фамилию мужа.
   Поиски, вопреки  ожиданиям,  увенчались  успехом  довольно  быстро,  Анна
Николаевна Фирсова фамилию больше не меняла, хотя  и  находилась  во  втором
браке. На этом, однако, все  и  закончилось,  ибо  проживала  она  в  городе
Челябинске вот уже на протяжении двенадцати лет, бывшую  свекровь  видела  в
последний раз на похоронах бывшего мужа, то есть пятнадцать лет тому  назад.
Очень сокрушалась о страшной смерти Серафимы Антоновны, худым словом  ее  не
поминала и выглядела при этом  вполне  искренней.  Так,  во  всяком  случае,
утверждали сотрудники местной челябинской  милиции,  которым  было  поручено
найти  и  опросить  Фирсову.  Можно  было  бы  продолжать  подозревать  Анну
Николаевну в неприглядной связи с убийцей, однако ей был задан вопрос, ответ
на который сразу отмел все подозрения. Фирсову спросили, не  знает  ли  она,
какую женщину по имени Анна покойная могла бы называть "сукой Нюркой".
   - Конечно, знаю, - тут же отозвалась Фирсова, - это Анна  Захаровна,  она
на первом этаже жила в том  же  доме,  что  и  Серафима.  Свекровь  ее  люто
ненавидела, впрочем, Захаровна отвечала ей тем же.
   - У них конфликт был? На какой почве?
   - Вот уж не знаю, - покачала головой Фирсова, - но,  похоже,  ссора  была
давняя, еще до того, как я в семью к Серафиме вошла. Сколько помню,  столько
Серафима Анну Захаровну Нюркой-сукой называла. При этом  ведь  они  общались
постоянно, Серафима Антоновна  Анне  Захаровне  улыбалась,  в  гости  к  ней
ходила, к себе приглашала, а за глаза... Лучше не  вспоминать,  какие  слова
говорила. Тяжелый характер у свекрови был, что и говорить.
   Получив сведения из Челябинска, Зарубин кинул