: он в восемь утра на работу, а через два  часа
я за ним, издали гляну - сидит в своем киоске, и домой возвращаюсь.  По-
том ближе к ночи еще разочек съезжу. Точно вам говорю, он  за  последние
два месяца ни одного рабочего дня не пропустил. Даже когда его избили, и
то денек всего отлежался, в свой выходной, а на другой день с битой  ро-
жей потащился торговать. Его понять можно, он же в этом киоске не  хозя-
ин, ему платят процент с того, что он наторгует. Пропустит день - меньше
получит.
   - А как же с той женщиной? Вы говорили, он тогда целые дни пропускал,
не работал.
   - Ну, у нее денег было много, она, видно, ему подбрасывала. Но  вооб-
ще-то Васька жадный, за копейку удавится, потомуто  я  и  насторожилась,
когда узнала, что он на работу не ходит. Сразу поняла, что это не  обыч-
ная шлюха, которых он каждый день меняет,  а  что-то  другое.  Шлюхам-то
своим он и пачки сигарет не подарит.
   - Еще вопрос. Как получилось, что вы уволились из стройтреста, но ос-
тались прописанной в общежитии? Вас должны были сразу же выписать, разве
нет?
   - Не-а, я же детдомовский лимит. Меня нельзя выписать без моего  сог-
ласия, даже если я на предприятии уже не работаю.
   - Хорошо, вернемся к вашему мужу. Кстати, он не рассказывал,  за  что
его избили?
   - Как же, он расскажет. А и расскажет, так соврет. Поэтому я его ни о
чем и не спрашиваю, в его дела не суюсь.
   - Скажите, он никогда не говорил вам, что видел Вику  на  Савеловском
вокзале?
   - Нет, не было такого.
   - Он не спрашивал у вас, где она работает?
   - Я как-то сама ему сказала, что секретаршей на фирме. А он ничего не
уточнял. Вообще-то он ее недолюбливал.
   - Почему?
   - Ну, он считал, что Вика может на меня плохо повлиять.
   - Это в какую же сторону?
   - Насчет пьянства и вообще... Его, по-моему, ужасно  раздражало,  что
Вика больше его зарабатывала. Он ведь мной помыкает, потому что  у  меня
денег - ни гроша и я полностью от него зависима. Вот он и боялся, что  я
по Викиным стопам пойду, начну деньги зарабатывать,  смогу  купить  себе
квартиру или хотя бы снять ее. Где он еще такую дуру найдет, как  я?  Ни
одна нормальная баба такую жизнь терпеть не будет, уж вы мне поверьте.
   - А вы пытались заняться тем же, чем Вика? Или ваш муж зря боялся?
   - Зря, конечно. Он глупый и всех на свой аршин мерит.  Но  у  меня-то
голова есть на плечах. Быть такой, как Вика, я бы не смогла -  рожей  не
вышла. А для обычной проституции я уже старовата. И  вообще  не  по  мне
это. Мне бы дом вести, детей  растить,  а  больше  ничего  и  не  нужно.
Васька, сучонок, детей не хочет.
   - Почему?
   - Зачем они ему? Лишние сложности. И потом, когда есть ребенок,  меня
уже так просто в общагу не выпрешь, он законы знает, вот и  боится,  что
его власть надо мной кончится.
   ...Что удерживает людей друг подле  друга?  Что  заставляет  их  быть
вместе?..
   Киоск на вокзале, в витрине - стандартный набор  спиртного,  сигарет,
жевательной резинки и презервативов. Продавец  -  парень  лет  двадцати,
чернявый, горбоносый, с виду вполне дружелюбный.
   - Вы знаете Василия Колобова?
   - Васю? Знаю. А что?
   - Вы знаете, что примерно месяц назад, в начале  ноября,  его  кто-то
сильно избил?
   - Он сам не говорил, но видно было. Лицо все в отметинах.
   - И вы не знаете, за что?
   - Он не говорил, а я не спрашивал. У нас это не принято.
   Это их дела.
   - Кого "их"?
   - А то вы не знаете. Васькин киоск на той стороне  стоит,  мой  -  на
этой. Та сторона контролируется  Бутырской  группой,  а  моя  сторона  -
Марьинской, из Марьиной рощи, значит. Мало ли чего там у них происходит.
Мы не вмешиваемся.
   - Значит, вы думаете, это была разборка?
   - А что еще?
   - Взгляните на эту фотографию. Вы когда-нибудь видели эту девушку?
   - Не припомню. Красавица какая, бывают же такие на свете!
   - Спасибо, извините за беспокойство...
   Следующий киоск.
   - Ваську? Знаю, конечно. Мы все тут друг друга знаем...
   Побитый? Помню, было такое. Как раз в начале ноября, точно.
   Нет, не знаю, Васька не рассказывал. Девушку не видел...
   Еще один киоск, и еще один, и еще... И так до самого вечера. Никто не
знает, за что был избит Василий Колобов и кто это сделал. Те, кто торго-
вал на Бутырской стороне, уверяют, что Василий  ничем  не  провинился  и
разборок с ним никто не устраивал. Впрочем, даже если они и лгали и  по-
били Колобова действительно на почве коммерческих дел, то к убийству Ви-
ки Ереминой это вряд ли имело отношение. Девушку на фотографии тоже ник-
то не узнал. Еще один день прошел впустую.
   "Ах, как бы сейчас пригодился Ларцев", - причитала про себя Настя. Он
бы уж точно сумел "раскрутить" Колобова и вытянуть  из  него  правду  об
этом избиении, о котором он почемуто никому ничего  не  сказал.  Опытный
психолог, Володя сумел бы разговорить даже сфинкса, чем порой совершенно
беззастенчиво пользовались не только сотрудники отдела, но и многие сле-
дователи, с которыми ему доводилось работать. Выяснить бы до конца исто-
рию с дракой и поставить на этом точку! Настя  почему-то  была  уверена,
что избиение мужа Ольги Колобовой не имеет ничего общего с убийством, но
она привыкла проверять и отрабатывать все до конца.
   Она заикнулась было Гордееву о том, чтобы поручить Ларцеву поговорить
с Василием, но начальник недовольно поморщился:
   - Вас и так четверо, с учетом Доценко - даже пятеро. А Ларцев  и  без
того сильно загружен. Давайте-ка сами управляйтесь.
   Но все-таки почему Колобов напрягся, когда его спросили, не бывала ли
Вика на вокзале? Или это только показалось тому, кто с ним разговаривал?
Могло и показаться, конечно. Но Насте, не любившей  бросать  начатое  на
полпути, пришлось потратить еще день на то,  чтобы  прояснить  ситуацию.
Вместе с Евгением Морозовым и стажером Мещериновым она  опросила  касси-
ров, работников вокзала, сотрудников линейного отдела милиции, буфетчиц,
врачей в медпункте, рабочих, рывших уже третий месяц котлован возле вок-
зала... Ничего. Никто Вику не вспомнил. Опять "пустышка".
   Пожилой мужчина, которого некоторые называли просто Арсеном,  положил
телефонную трубку на рычаг, несколько  минут  поразмышлял,  потом  снова
снял ее и набрал номер. Ему никто не ответил. Тогда он поднялся с  крес-
ла, прошел в соседнюю комнату, где тоже был телефон, и снова позвонил по
тому же номеру. И снова длинные гудки были ему ответом. Арсен удовлетво-
ренно улыбнулся, надел темно-зеленый плащ с меховой подстежкой,  ботинки
на толстой подошве и вышел на улицу. Пройдя два квартала, зашел в  теле-
фонную будку, позвонил еще раз и, не получив ответа, зашел в метро.
   Через полчаса он сидел в уютном кафе и пил "боржоми".  Напротив  него
потягивал пиво дядя Коля.
   - Надо еще поработать с тем парнем, - спокойно произнес Арсен.
   - Что, первый урок впрок не пошел? - вскинул брови дядя Коля.
   - Пошел, пошел, не волнуйся, - покровительственно усмехнулся Арсен. -
Но надо подстраховаться. Кажется, на него скоро начнут давить. Мы должны
работать на опережение, так что лучше напомнить ему, кто  он  и  что  на
этой грешной земле.
   - Напомним, - кивнул дядя Коля и улыбнулся своей странной улыбкой,  в
которой тускло сверкнули железные зубы.
   Человек, которого сегодня многие знали под именем  Арсен,  в  детстве
носил самое обыкновенное имя Митя, был серьезным и вдумчивым  мальчиком,
хорошо учился и много читал. С раннего возраста его преследовал необъяс-
нимый страх за целостность своей телесной сферы, он ужасно боялся  боли,
уколов, ушибов, поэтому не бегал по улицам, не гонял мяч с  мальчишками,
не играл с ними в Чапаева или в казаки-разбойники, а предпочитал  сидеть
дома, решать шахматные задачки и обдумывать свои маленькие мысли.
   Детство его пришлось на героический период, когда все мальчики мечта-
ли стать папанинцами, челюскинцами, Чкаловыми, Ляпидевскими и громовыми.
Не стал исключением и Митя. Но ему объяснили, что с  его  субтильностью,
неспортивностью и плохим зрением славное будущее ему не угрожает.  Пере-
живал Митя по этому поводу совсем недолго, потому что мозг  его  получил
новый толчок и начал ставить перед мальчиком новые вопросы.  Какие  люди
для каких работ годятся? Грузчик должен  быть  сильным.  Учитель  должен
быть терпеливым. Летчик должен не бояться высоты... Вопрос оказался нас-
только увлекательным, что Митя стал читать специальные книжки по  психо-
логии, которых в то время было не так уж много. Его знали в  большинстве
городских библиотек и всегда с уважением поглядывали на  невысокого  ху-
денького очкарика, часами просиживавшего в уголке читального зала за ка-
кой-нибудь редкой книгой.
   Шли годы, и к тому моменту, когда Дмитрий оказался сотрудником отдела
кадров КГБ, он считал себя знатоком в области профориентации.  Вдумчивое
и ответственное отношение ко всему, что он делал, отразилось  и  на  его
служебной деятельности. Он всегда подолгу беседовал с людьми,  поступаю-
щими на работу, и даже давал им советы, в каком подразделении они  могли
бы найти лучшее применение своим способностям и  природным  данным.  Ему
казалось, что он делает важное и нужное дело, помогая правильной расста-
новке кадров в столь серьезной организации, и тем самым хотя бы косвенно
вносит свой вклад в укрепление безопасности Родины.
   Однажды к нему пришел молодой сотрудник Московского управления госбе-
зопасности, который оформлялся на работу в центральный аппарат, в управ-
ление, ведающее внешней разведкой. Дмитрий по обыкновению  принялся  ему
объяснять особенности работы за рубежом, подчеркнул необходимость учиты-
вать в своем поведении культуру и традиции страны пребывания, особенно в
сфере бытовой психологии. Все помещения посольства  прослушиваются  вра-
жеской разведкой, ищутся возможности для вербовки советских граждан, по-
этому особое внимание следует уделять семейным проблемам, иными  словами
- не ссориться с супругой и уж тем более не бить ее, ибо, узнав о  нела-
дах в супружеской жизни, сотруднику посольства могут тут  же  подставить
привлекательную подружку. Кандидат на новую  должность  слушал  невнима-
тельно и своими репликами дал понять, что все советы кадровика яйца вые-
денного не стоят, что он, мол, в Москве прекрасно справлялся с работой и
за границей не оплошает. А как он с бабой своей разбирается, никого  ка-
саться не должно.
   Дмитрий отчетливо понимал, что этот молодой человек с блестящими  ха-
рактеристиками, несомненно, способный, прекрасно владеющий двумя  языка-
ми, для работы во внешней разведке не годится. Он  был  хорош  здесь,  в
Москве, в знакомой советской субкультуре столичного города, а за рубежом
он провалится. Однако попытка Дмитрия изложить  свои  резоны  начальнику
того подразделения, куда оформлялся кандидат, наткнулись на  откровенную
грубость. Ему в ясной и недвусмысленной форме дали понять, что он клерк,
"шестерка", его дело - бумажки подшивать да фотографии вклеивать,  а  не
соваться в оперативную работу, вопрос уже решен, все  согласовано,  дело
только за приказом. Такая реакция ошеломила  инспектора  отдела  кадров.
Обида ржавым гвоздем засела в нем.
   Через несколько дней кандидата на выездную работу доставили в вытрез-
витель в состоянии тяжелого опьянения, с портфелем,  набитым  секретными
бумагами, и без удостоверения, которое так и не нашлось. Он  был  немед-
ленно уволен из органов и отдан под суд. Никто так и не узнал, что  наз-
начение в управление внешней разведки сорвалось потому, что Дмитрий  по-
сидел пару вечеров над справочниками по медицине и фармакологии, а потом
нашел нужных людей и заплатил им. Кадровик был  очень  доволен,  что  не
состоялось назначение, которое он сам считал неправильным.  Он  даже  не
задумывался над тем, что сломал жизнь человеку, который  не  сделал  ему
ничего плохого и к которому у него не было личной неприязни. Он  испытал
неожиданно острое удовольствие от того, что все равно вышло так, как  он
хотел. Это был первый опыт манипулирования людьми, и опыт удачный. Дмит-
рий понял, что вовсе не обязательно обивать пороги или бить  кулаком  по
столу, дабы доказать свою правоту. Можно действовать и иначе, выстраивая
хитроумные комбинации, рассчитывая ходы, как в шахматной партии,  дергая
за невидимые ниточки и удовлетворенно наблюдая за тем, как события  раз-
виваются по придуманному тобой сценарию, хотя все участники этих событий
искренне полагают, что действуют самостоятельно  и  добровольно.  Жертвы
значения не имеют... Пешки в чужой игре. В его игре.
   Вдова Валентина Петровича Косаря, трагически погибшего двадцать пято-
го октября под  колесами  неустановленного  автомобиля,  была  моложавой
стройной женщиной с миловидным лицом и роскошной гривой темно-каштановых
волос. Человека из уголовного розыска она встретила приветливо, но видно
было, что она держится изо всех сил и разговор этот ей тягостен и непри-
ятен.
   - Разве это имеет отношение к гибели мужа? - с  недоумением  спросила
она, когда ее начали расспрашивать о событиях середины октября.
   - Нет, не имеет. Мы не занимаемся расследованием обстоятельств наезда
на вашем мужа.
   - Я так и поняла, - она горестно вздохнула. - По-моему, этими обстоя-
тельствами вообще никто не занимается. Никому нет дела до какого-то  Ко-
саря. Вот если бы он был министром или депутатом, вы бы не так забегали.
   - Я понимаю ваши чувства, но поверьте мне, вы не правы. Наездом зани-
мается Юго-Западное окружное управление, а я работаю на Петровке, в Мос-
ковском уголовном розыске, и мы пытаемся раскрыть совсем другое преступ-
ление.
   - Какое отношение мог иметь к этому Валентин? Он честнейший  человек,
за всю жизнь копейки чужой не взял, мухи не обидел...
   Женщина заплакала, но быстро взяла себя в руки.
   - Ладно, спрашивайте.
   - Примерно десятого - двенадцатого октября к  вашему  мужу  обратился
некто Борис Карташов с просьбой свести его с врачом-психиатром для полу-
чения консультации. Ваш муж говорил вам об этом?
   - Да, я помню этот разговор. Он сразу сказал,  что  попробует  дозво-
ниться до Масленникова, а если не найдет его, то позвонит другому знако-
мому врачу, Голубеву.
   - Валентин Петрович не сказал вам, что за проблема возникла у  Карта-
шова?
   - Сказал. У девушки Карташова будто бы возникла идея  воздействия  на
нее по радио. Нет, кажется, не так... Подождите... А, вот!  Она  решила,
что кто-то крадет ее сон и рассказывает его по радио. Так будет точнее.
   - Что было дальше?
   - Валя тут же позвонил Масленникову, договорился с  ним.  Помню  еще,
Масленников сказал, что в ближайшие два дня будет очень  занят,  поэтому
принять Валиного знакомого сможет только в пятницу.
   - В пятницу? У вас нет поблизости календаря?
   - Вот, пожалуйста.
   Вдова Косаря протянула маленький календарик, который вынула из лежав-
шей на столе записной книжки. В календаре карандашом было обведено  пят-
надцатое октября, пятница.
   - Вы не помните, о какой пятнице шла речь? Пятнадцатого  октября  или
позже, двадцать второго?
   - Скорее всего, пятнадцатого. Да, точно, - она заглянула в календарь.
- Видите, дата обведена карандашом.
   - И что это означает?
   - Это Валин календарь, он им постоянно пользовался. Одним цветом  об-
водил дни рождения и памятные даты, другим - визиты, о которых договари-
вался, и так далее. А простым карандашом он обводил числа, которые лично
к нему отношения не имели, но о которых надо было кому-то сказать, как в
случае с Карташовым. Валя, видите ли, всегда боялся кого-нибудь подвести
или что-то напутать.
   Женщина готова была снова расплакаться, но удержалась.
   - Это записная книжка вашего мужа?
   - Да.
   - Можно ее взять на некоторое время? Я обязательно верну.
   - Берите, если нужно.
   - Еще вопрос, если позволите. Вы постоянно были в курсе дел мужа?
   - Разумеется. Мы были очень дружны...
   - У него было много друзей?
   - Послушайте, не травите мне душу. Какое это теперь  имеет  значение?
Не думаете же вы, что его сбил на машине кто-то из друзей? И вообще,  вы
сказали, что не занимаетесь делом о наезде...
   - И все же, скажите, пожалуйста, были у него друзья,  с  которыми  он
делился всеми своими проблемами?
   - Да он со всеми делился. Он был такой открытый, такой общительный!
   - Значит, о Карташове и его заболевшей  знакомой  он  рассказывал  не
только вам?
   - Он говорил об этом практически всем, с кем в тот день разговаривал.
Даже своей матери. Позвонил ей, чтобы справиться о самочувствии, а потом
говорит: "Ты представляешь, мама, какие бывают болезни! Мне сегодня поз-
вонил один знакомый..." Ну и так далее. На него история с девушкой  Кар-
ташова произвела почему-то большое впечатление, он еще долго о ней вспо-
минал.
   - Валентин Петрович больше ничего не рассказывал вам о Карташове?
   - Нет.
   - Вы абсолютно точно помните?
   - Вы могли бы убедиться, что у меня хорошая память. Я помню все,  что
касается Валентина. После его смерти я перебирала в памяти последние ме-
сяцы, дни, часы, как будто это могло оживить его. Мне казалось, что сто-
ит вспомнить все до последней мелочи - и он вернется...
   Бежевая "волга" свернула с Киевского шоссе и поехала в сторону Матве-
евского. Возле Дома инвалидов и престарелых она остановилась, и  из  нее
вышел дородный мужчина с привлекательным, благородных  очертаний  лицом.
Мужчина уверенно вошел в вестибюль, поднялся в лифте на четвертый  этаж,
прошел по коридору и без стука вошел в одну из палат.
   - Здравствуй, отец.
   С подушки  на  него  глянули  тусклые  слезящиеся  глаза,  в  которых
мелькнуло подобие улыбки. Старческие губы дрогнули.
   - Сынок... Давно не был.
   - Извини, отец. - Мужчина придвинул стул к кровати  и  сел.  -  Дела.
Пришлось уехать на целый месяц, проводил избирательную кампанию.  Ты  же
знаешь, через несколько дней выборы в Думу. Как ты себя чувствуешь?
   - Плохо, сынок. Видишь, лежу, почти не встаю уже. Забрал бы  ты  меня
отсюда, очень уж не хочется на казенной койке помирать.
   - Заберу, отец, обязательно. Вот пройдут выборы, кончится  беготня  и
нервотрепка - и сразу же заберу тебя домой.
   - Скорей бы. Не доживу...
   Старик прикрыл глаза. По морщинистой щеке сбежала слезинка и  потеря-
лась в складках кожи.
   - Отец, ты помнишь семидесятый год?
   - Семидесятый? Это когда с тобой...
   - Да-да, - нетерпеливо перебил мужчина. - Помнишь?
   - Помню. Как же не помнить такое? А что? Побеспокоили тебя?
   - Нет, нет, не волнуйся. Это дело похоронено. Но  всетаки...  Как  ты
думаешь, кто еще может помнить?
   - Дружок твой, с которым ты...
   - Это ясно, - снова перебил сын. - А еще кто?
   - Даже и не знаю. Батыров умер давно. Смеляков? Он, может, и  помнит,
да не знает, что к чему. Кроме меня, пожалуй, никто не знает. А ты к че-
му спрашиваешь-то?
   - Да так, на всякий случай. Сам знаешь, если моя партия наберет  нуж-
ное количество голосов и я пройду в Думу, найдутся доброжелатели,  люби-
тели в грязном белье копаться.
   - У тебя есть враги, сынок?
   - А у кого их нет в наше-то время?
   - Боюсь я за тебя, сынок. Не лез бы ты в это пекло, сожрут ведь тебя.
   - Не бойся, отец, прорвемся. Ну, я пойду.
   - Не бросай меня, сынок, приходи почаще, а? У меня на  свете  никого,
кроме тебя, не осталось. Твоя мать умерла, моя жена тоже...
   - Не драматизируй отец. У тебя, кроме меня, еще дочка есть и сын.  Ты
сам виноват, сволочей из них вырастил, все лучшее им отдал,  вот  они  и
бросили тебя на старости лет.
   - Не надо так, сынок, зачем ты... - Голос старика был еле слышен. - Я
и для тебя немало сделал, ты вспомни.
   - Я-то помню, - жестко ответил сын. - Потому и езжу  к  тебе.  Ладно,
отец, крепись, самое позднее через месяц заберу тебя отсюда.
   - Прощай, сынок.


   Глава шестая

   Можно ли составить такое уравнение, в котором уместились бы, не  про-
тивореча друг другу, подспудные желания Бориса Карташова и Ольги Колобо-
вой избавиться от Вики Еремин