нать как можно больше людей. Поэтому он с  го-
рящими глазами спрашивает: когда? Когда вожделенная пленка будет обнаро-
дована и показана по всероссийскому каналу? Ему отвечают: как  только  -
так сразу. Мы вам позвоним. Да-да, разумеется, заранее, а не в день эфи-
ра, чтобы вы смогли предупредить всех знакомых, родственников и  друзей.
Да, конечно, и кассету после передачи мы вам подарим, мы специально  для
вас сделаем копию, чтобы у вас осталась память, так  что  записывать  на
видео не обязательно.
   Имярек уходит домой, счастливый и вожделеющий славы, а  тем  временем
начинает разыгрываться вторая пьеса, под названием  "За  все  надо  пла-
тить". Можно полагать, что делалось это не каждый раз. По  Мишиным  при-
кидкам, примерно в каждом четвертом-пятом случае. По какому сценарию  ее
играют - еще предстоит выяснить, но это на самом деле  не  столь  важно.
Важен результат. У имярека есть состоятельные знакомые (будем пока назы-
вать их так), состоящие с ним в деловых отношениях. Может быть,  спонсо-
ры, может быть, партнеры, может быть, просто люди, чем-то ему обязанные.
И вот эти самые знакомые вдруг звонят имяреку и  спрашивают,  настаивает
ли он на том, чтобы передача пошла в эфир. Разумеется, он настаивает!  А
как же может быть иначе? Для чего же тогда все это  делалось?  Понимаете
ли, говорят ему богатые  знакомые,  нам  предложили  внести  спонсорский
взнос на программу "Лицо без грима", в противном случае уже записанная и
смонтированная передача в эфир не пойдет. Сколько? Много. Двадцать тысяч
долларов. Мы, конечно, можем заплатить, от нас не сильно убудет, так что
если вы настаиваете... Имярек в растерянности. Он ведь уже видел себя на
экране, и это было так хорошо! И ему так хочется... Он просит  время  на
размышления, но чем больше размышляет, тем больше ему хочется, чтобы пе-
редача вышла. Ах, если бы он ее не видел! Тогда можно  было  бы  разумно
опасаться, что там не все гладко, что он, возможно, выглядел  не  лучшим
образом, и тогда черт с ней, с этой передачей, деньги заплатят,  а  ока-
жется только во вред. Если бы так... Но вся беда в том, что  он  уже  ее
видел. И в ней нет ни одного слабого места, ни одного неудачного выраже-
ния, ни одного некрасивого поворота лица.  Человеку  свойственно  любить
самого себя, это признак здоровой психики, это  нормально  и  правильно.
Ему показали его самого, привлекательного, обаятельного, умного и  неор-
динарного, и он попался на этот крючок. Расчет безошибочный. Надо  иметь
совсем особый характер, чтобы не попасться.
   И в итоге имярек твердо заявляет, что он настаивает на выходе переда-
чи. Передача выходит. Вот и все.
   Оксана Бондаренко свое дело знала отлично. Долгие  беседы  с  будущим
гостем программы были нужны для того, чтобы выявить  самые  сильные  его
стороны, нащупать те проблемы и вопросы, обсуждая которые он высказывает
наиболее интересные взгляды и суждения. Она даже одежду  помогала  выби-
рать, чтобы гость смотрелся на экране как можно лучше. Когда  Оксаны  не
стало, готовить передачи стало некому. Можно было бы через очень  корот-
кое время найти такого же толкового и расторопного корреспондента и вер-
нуться к былой практике, но Уланов с той поры работает только  в  прямом
эфире. О чем это говорит? О том, что он не знает, где и как искать таких
гостей, за спиной у которых стоят богатые спонсоры. Совершенно очевидно,
что этим занимался директор программы Виктор Андреев, и  с  его  смертью
милое вымогательство прекратилось...
   - Действительно, милое, - покачал головой Гордеев. - Можно  предпола-
гать, что Андреева и Бондаренко как раз из-за этого и убили. То ли  зап-
рашиваемая сумма возмутила гостя и его благодетелей, то ли телевизионщи-
ки надули кого-нибудь, деньги взяли за эфир, а передачу не показали.
   - Могло быть и по-другому, - заметила Настя. -  Ход  переговоров  был
таким сложным, напряженным и наполненным  взаимными  оскорблениями,  что
команда Андреева - Уланова, взяв деньги, перемонтировала  пленку,  убрав
самые удачные куски и оставив самые плохие. Как вам такая версия?
   - Ну, деточка, это несерьезно. Это уж просто  детский  сад  какой-то,
мелкое злобное хулиганство. Хотя как знать... На этом свете все  бывает.
Надо срочно раздобыть кассеты с программами, которые пошли в эфир в пос-
ледние полгода. Скажи Мише, пусть займется. Посмотрим, нет ли хоть одной
такой передачи. И вот еще что, Настасья...
   Гордеев умолк и уставился взглядом в окно. То, о чем он собрался  по-
говорить с Настей, ему самому не нравилось, но сказать все равно надо.
   - Да, Виктор Алексеевич? - полувопросительно сказала она.
   - Гмыря просит забрать из бригады Игоря Лесникова. Не могут они найти
друг с другом общий язык. Ты не знаешь, в чем там дело?
   - Игорю не нравится Гмыря, вот и все, - она пожала плечами. - Обычное
дело, когда оперативнику вдруг начинает не нравиться какой-нибудь следо-
ватель или наоборот. Мне тоже, если вы помните. Костя Ольшанский  долгое
время не нравился, потом притерлись и даже подружились. Ничего особенно-
го.
   - Гмыря утверждает, что Лесников ему не верит и за каждым словом ищет
второе дно. Это так?
   Она посмотрела на начальника светлыми глазами, в которых не  было  ни
смущения, ни неловкости, хотя фактически получалось, что они  за  спиной
обсуждали сотрудника, и ничего хорошего в этом не было. Но за то и люби-
ла Настя полковника Гордеева, что знала совершенно точно: он никогда  не
сделает по отношению к своим подчиненным ничего непорядочного, и  в  его
присутствии можно не напрягаться. Если он обсуждает Игоря - значит,  так
надо.
   - Да, - ответила она, - это так. Игорь ему не верит. А чего же вы хо-
тите в деле о политическом убийстве? Игорь, как всякий нормальный  мили-
ционер, всегда имеет в виду, что на следователя уже оказывают  давление,
что его уже купили или запугали. И всякий раз, когда следователь начина-
ет педалировать какую-то одну версию и повышает голос, как  только  речь
заходит о чем-нибудь другом, так вот, всякий раз возникает здоровое  по-
дозрение. Было бы странно, если бы оно не возникало. Игорь - опытный сы-
щик и просто умный человек, с логикой и тревожностью у него все в поряд-
ке. И если бы на его месте оказалась я, то  тоже  не  верила  бы  Гмыре.
Игорь хочет выстроить такую версию, в которую укладывался бы взлом квар-
тиры Готовчицев, а Гмыря кричит, что кража не имеет к этому никакого от-
ношения и чтобы Игорь вообще забыл о ней, будто ее и не было. Вы-то сами
что делали бы на его месте?
   - Я-то? - усмехнулся Гордеев. - Я, деточка, свою сыщицкую жизнь  про-
жил ярко, интересно, результативно, но  неправильно.  Партизанил  много,
законы регулярно нарушал. Зато когда стал начальником, понял,  что  вас,
моих подчиненных и моих детей, надо учить  работать  по-другому.  Сейчас
адвокаты не те, что были раньше, и законы другие, сейчас за малейшее на-
рушение можешь получить полностью разваленное уголовное дело. Мне  ваших
трудов жалко, мне до слез обидно, когда вы мучаетесь, мозги  напрягаете,
ночами не спите, жизнью рискуете, а из-за какой-то поганой мелочи, кото-
рую адвокат опротестует, и совершенно, надо  сказать,  справедливо,  все
это катится псу под хвост и дело прекращается. Так что ты имей  в  виду,
что начальник Гордеев - это совсем не то же самое, что сыщик Гордеев.
   - Вы мне не ответили, - напомнила Настя. - На месте Игоря как  бы  вы
себя повели?
   - А я на месте Игоря не бывал, потому что в  мое  время  политических
убийств не случалось. Все больше по пьянке, из-за баб или  из-за  денег.
Ты меня не подначивай, я тебе все равно не скажу то, что ты хочешь услы-
шать. Ты хочешь, чтобы я тебе сказал, можно верить Гмыре или нет? А я не
знаю. Не знаю я, Стасенька. В этой жизни все так круто  поменялось,  что
где друг, где враг - ни хрена не разберешь. Пока жив буду,  всегда  буду
помнить о нашем Ларцеве. У кого рука поднимется назвать его врагом? Ни у
кого. А ведь работал на ту сторону. Не по призванию, не по убеждению,  а
из-за страха за дочь. Можно его простить? Не  знаю.  Можно  его  понять?
Можно. Вот и думай. Сама думай. Когда Борька Гмыря зеленым опером  начи-
нал, мне казалось, я его насквозь вижу, но это было лет двадцать  назад.
Каким он стал за эти годы? Может ли он продаться? А испугаться? Он  ведь
с оперативной работы на следствие ушел именно из-за детей, это все  зна-
ли. Боялся жену вдовой оставить, а малышей - сиротами. Но это  случилось
лет пять назад, когда работать следователем еще было  не  так  опасно  и
трудно, как сейчас. Борькина жена дома сидит с детьми, так что они вшес-
тером живут на одну его следовательскую зарплату да на детское  пособие.
Не разгуляешься, сама понимаешь. Короче, я это все к чему веду-то...
   Он снова умолк, делая вид, что ищет что-то в ящике стола. Настя  тер-
пеливо ждала продолжения.
   - Ты поговори с Игорем. Мне самому не с руки,  он  мальчик  неглупый,
сразу поймет, что Гмыря жаловаться приходил. Не  стоит  отношения  между
ними напрягать попусту. Насчет недоверия друг к другу в деле  о  полити-
ческом убийстве ты все правильно сказала, вот и постарайся убедить  Иго-
ря, что не нужно демонстрировать свои чувства на  всех  перекрестках,  а
особенно в кабинете следователя. Следователь ведь тоже не на грядке  вы-
рос и не вчера работать пришел, у него ровно столько же оснований в деле
о политическом убийстве не доверять любому из  оперативников,  верно?  И
то, что Игорь расценивает как проявление  продажности,  может  оказаться
просто проявлением того же самого здорового недоверия.
   - Хорошо, - кивнула Настя, вставая, - я поговорю с ним.


   Глава 15

   Выполняя поручение начальника, Настя не уходила домой, пока  не  поя-
вился Игорь Лесников. Он был усталым и измученным,  лицо  приобрело  ка-
кой-то землистый оттенок, глаза ввалились. Настя знала, что со здоровьем
его ребенка возникли серьезные проблемы, не мудрено, что Игорь так плохо
выглядит.
   - Ты чего засиделась? - спросил он, проходя мимо по коридору  и  даже
не глядя на Настю.
   - Тебя жду, - честно ответила она.
   - Зачем?
   - Поговорить надо о Готовчице. Что-то там не все ладно. Кстати,  Иго-
рек, я хотела с тобой посоветоваться. Гмыря хочет, чтобы меня  назначили
к нему в бригаду. Я упираюсь, а Колобок считает, что мне  уже  хватит  в
тенечке отсиживаться.
   - И что? - равнодушно спросил он, по-прежнему шагая вперед и не глядя
на нее.
   - Хочу спросить: он очень противный?
   - Кто? Гмыря? Не очень. Выдержишь.
   - Игорь, я ведь не шучу. Я с Гмырей работала по убийству  Алины  Ваз-
нис, и он мне тогда показался нормальным мужиком. Но я точно так же  хо-
рошо помню, что тебе он не понравился. Ты даже говорил какие-то слова  о
том, что ему не веришь. Вот я и хочу спросить,  насколько  серьезны  эти
твои высказывания.
   - Серьезны.
   - Ты можешь разговаривать по-человечески? - взорвалась Настя.  -  Что
ты цедишь слова сквозь зубы, как будто я нищий на улице и выклянчиваю  у
тебя милостыню.
   Лесников остановился посреди коридора и с интересом взглянул на нее.
   - Ожила, что ли? Эмоции какие-то появились. А то ходила  как  вареная
вобла.
   - Вобла не вареная, она сушеная, - с улыбкой возразила Настя.
   - Сам знаю. Но если сушеную воблу как следует поварить,  то  как  раз
получишься ты. Ася, у меня цейтнот, так что извини.
   Он снова быстро зашагал по коридору, но Настя не отставала.
   - Подожди, Игорь, ну еще два слова. Это для меня важно.
   - Ладно, только я сначала позвоню.
   - Пошли ко мне, - предложила она, - моя конура ближе, а я  тебе  кофе
налью, у меня как раз кипятильник включен.
   Лесников молча кивнул на ходу и свернул к Настиной двери. Войдя в ка-
бинет, он тут же схватился за телефонную трубку.  Настя  наливала  кофе,
краем уха прислушиваясь к разговору, хотя и понимала, что вообще-то  это
не совсем прилично. Но ей нужно было  выполнить  поручение  Гордеева,  а
Игорь явно не расположен к задушевным беседам, и  ей  необходимо  быстро
понять его настроение, чтобы найти подход к неразговорчивому коллеге. Из
его реплик стало понятно, что очередной врач, к которому ребенка  возили
на консультацию, тоже ничего вразумительного сказать не смог и посовето-
вал обратиться к специалистам по заболеваниям крови.
   - Игорь, - сказала она, когда Лесников положил трубку, - может,  тебе
сходить к Колобку?
   - Зачем?
   - Пусть он заменит тебя в бригаде у Гмыри. Возьми две недели  в  счет
отпуска и займись ребенком, так будет лучше.
   - Кому лучше? - сухо спросил Игорь.
   - Всем. В первую очередь - твоей жене и дочке.
   А дело не пострадает, все равно ты не работник, у тебя голова не  тем
занята.
   - И Гмыре будет лучше?
   Настя вздрогнула. Откуда он узнал, что следователь просил забрать его
из бригады? Или не узнал, а просто почувствовал неприязнь и желание  из-
бавиться?
   - Чего ты на него взъелся? - как можно миролюбивее заметила она. -  А
сам только что говорил, что он не очень противный. Сказал,  что  даже  я
выдержу. Пей кофе, а то остынет.
   Лесников молча взял чашку, сделал несколько глотков,  потом  поставил
ее на стол и вытащил из кармана сложенный пополам лист бумаги.
   - На, прочти.
   - Что это?
   - А ты прочти сначала.
   Настя развернула листок. Две строчки, отпечатанные на обычном матрич-
ном принтере:
   "Твой следователь давно куплен. Если хочешь раскрыть убийство депута-
та, не верь ни одному его слову".
   Она аккуратно сложила листок и положила на стол.
   - И что теперь? Давно ты это получил?
   - Неделю назад.
   - И до сих пор молчал. Ты что, с ума сошел? Почему Колобку  не  доло-
жил?
   - Потому что не люблю анонимок. Прежде чем бежать к начальству,  надо
прислушаться к себе и понять, веришь ты этой анонимке или нет. И  потом,
какой смысл идти к Колобку? Все закономерно, кто-то убил депутата Готов-
чиц и хочет, чтобы преступление не раскрыли, а кто-то  другой  этого  не
хочет. Если Гмыря куплен, мой поход к руководству ясности все  равно  не
внесет. На основании анонимок следователей от дела не отстраняют. А если
это поклеп, то у Бориса Витальевича будут неприятности ни за что ни  про
что.
   - Как к тебе попала эта прелесть?
   - В почтовый ящик бросили, даже без конверта. Жена вместе с  газетами
достала.
   - Может, это не тебе? - на всякий случай безнадежно  спросила  Настя,
хотя прекрасно понимала, что письмо было адресовано именно Игорю.  Глупо
было бы надеяться, что кто-то из соседней квартиры или даже из соседнего
дома тоже работал в уголовном розыске и занимался  убийством  еще  како-
го-нибудь депутата, а письмо по ошибке бросили не в тот  ящик.  Никакого
другого убийства депутата ни у кого в производстве нет, это Настя  знала
точно. Подобные преступления всегда стоят на жестком контроле, и не  мо-
жет такого быть, чтобы хоть об одном из них на Петровке не знали.
   - Не может, - жестко ответил Игорь. - Так что ты хотела спросить нас-
чет Готовчица?
   Настя с ходу не смогла сообразить, о чем он спрашивает. Фраза  о  Го-
товчице была обыкновенным "крючком", чтобы разговорить Лесникова, на са-
мом же деле ее интересовало совсем другое.
   - Погоди, о нем потом. Ты уверен, что Гмыря не получил такую  же  бу-
мажку?
   - Гмыря? Я не понял.
   - Игорь, мы с тобой давно уже живем во времена всеобщей гласности, ты
не забыл об этом? Если есть на свете человек, искренне  заинтересованный
в раскрытии убийства депутата, то почему он шлет тебе подметные  письма?
Это же полная глупость. Человек получает сведения о том, что следователь
подкуплен, и, желая, чтобы процессу раскрытия и расследования преступле-
ния ничто не мешало, он садится за стол и пишет письма в МВД, в  Генпро-
куратуру, в Верховный Суд, в прессу. Он обивает пороги в инстанциях,  он
кричит о своих подозрениях на всех углах, дает громкие интервью. Вот так
себя сегодня ведут. А если он пишет анонимки, то он либо псих, либо  ду-
рак, либо хочет внести разлад в работу бригады. И в первом, и во втором,
и в третьем случае ему верить нельзя. Но в первых двух случаях он вполне
мог ограничиться только одним письмом - вот этим. В третьем же случае он
со стопроцентной вероятностью напишет точно такое же письмо и  Гмыре,  и
Юрке Короткову, и кому угодно. Ему нужно породить  между  вами  взаимное
недоверие. Зря ты о письме молчал столько времени, давно бы уже все  вы-
яснил.
   Игорь молчал, и видно было, что думает он о чемто другом. Когда у те-
бя тяжело болен маленький ребенок, то какое уж тут убийство депутата.  И
проблема подкупа следователя как-то меркнет...
   - Я возьму письмо, - решительно сказала Настя. - И ни о чем не беспо-
койся. Только я тебя прошу, не демонстрируй Гмыре свое недоверие,  помни
о том, что и он может тебе не верить.
   - А я тебя прошу - не вмешивайся, - холодно произнес Игорь. - Отноше-
ние к следователю - это интимное дело каждого опера. Прояви, будь любез-
на, деликатность.
   Настя с изумлением слушала Лесникова и не понимала,  что  происходит.
Да, Игорь всегда был замкнутым, с коллегами ничем особенно  не  делился,
редко улыбался и вообще был как бы "вещью в себе". Он был совершенно  не
похож на Юру Короткова, который вспыхивал моментально, как порох, и  тут
же бежал к Насте делиться любыми новостями, и плохими, и хорошими,  при-
чем привычка все обсуждать с Каменской была в нем настолько сильна,  что
он не задумываясь звонил ей домой и в пять утра,  и  в  два  часа  ночи.
Игорь же ни с кем из отдела не был близок, держался  со  всеми  ровно  и
дружелюбно, в просьбах не отказывал, но сам почти никогда ни  о  чем  не
просил.
   - Хорошо, извини, - смущенно сказала Настя. - Я  не  хотела  лезть  в
твои интимные отношения с Гмырей. Ты настаиваешь на том, чтобы я  никому
не рассказывала о письме?
   - Делай, как знаешь. Но не жди от меня никаких действий. Гмыря мне не
нравится, и на этом закончим. Разбираться с письмом я не буду, у меня  и
без него проблем достаточно.
   По дороге домой она не могла отделаться от неприятного  осадка  после
разговора с Лесниковым. Его реакция на письмо была необычной, более того
- неправильной и непрофессиональной. Уж чего-чего, а этого она от  Игоря
никак не ожидала. "А ты на себя посмотри, курица! - с внезапной  злостью
сказала она себе. - Кто ты такая, чтобы судить о  его  профессионализме?
Главный сыщик всей России? Игоря дважды Признавали лучшим  оперативником
главка, а тебя? Вспомни лучше, какие высоты профессионального мастерства
ты сама демонстрировала не далее как в минувшем январе, когда очертя го-
лову кинулась подозревать отчима, вместо того, чтобы сесть и хладнокров-
но все продумать и взвесить. Прав был Готовчиц, чужую беду все мы гораз-
ды руками разводить. А когда тебя самого коснется, мозги полностью отка-
зывают. У Игоря болен ребенок, и болен, судя по всему,  тяжело,  у  него
голова занята только этим. Кто осмелится его осудить? Когда  все  вокруг
начинают кричать, что милиция не раскрывает преступления, подразумевает-
ся, вероятно, что в милиции работают исключительно  киборги,  у  которых
нет души, нервов, семейных проблем и болезней. Считается, что  все  наши
помыслы должны быть направлены только на поиски преступников и  разгадку
криминальных секретов, и это,  наверное,  правильно.  Так  действительно
должно быть. Но природа распорядилась иначе, мы не киборги, а живые  лю-
ди, и мы далеко не всегда можем сосредоточиться полностью на деле, пото-
му что мысли отвлекаются на всякие человеческие проблемы, потому что  мы
точно так же, как все, болеем, страдаем, нервничаем,  любим,  женимся  и
разводимся, хороним близких и друзей, считаем копейки до зарплаты, кото-
рую еще неизвестно когда дадут, и выслушиваем справедливые упреки жен  в
том, что ребенок обносился и ему нужны новые ботинки, а  денег  нет.  Мы
такие же, как все, никто не освободил нас от обычной повседневной  жизни
со всеми ее тяготами, и от этого мы часто делаем ошибки, не можем  доду-
маться до очевидного,