будет  крайне  затруднительно.
Разве можно в толпе встречающих выделить незнакомую женщину  без  единой
яркой черты во внешности? Лицо? Никакое. Нормальное. Глаза?  Бесцветные.
Волосы? Непонятно-русые. Куртка - в таких полМосквы ходит.  Уродина?  Да
нет, пожалуй, обыкновенная. Красавица? Вот уж точно нет.
   - Алло! Анастасия! - окликнул ее мужчина.
   - Да-да, - торопливо ответила она. - Яркая блондинка, волосы длинные,
вьющиеся, глаза карие, полушубок изумрудно-зеленый и красный шарф.  Най-
дете?
   - Блондинку с карими глазами я найду даже в темноте и при вавилонском
столпотворении, - галантно пошутил он. - Ради встречи с ней я готов  бе-
жать впереди самолета.
   "Он еще и весельчак, - с раздражением подумала Настя.  -  Мало  того,
что он погубит мне целый день, который я могла бы провести  за  работой,
так мне еще вдобавок придется терпеть его  выкрутасы  и  реагировать  на
них, чтобы не выглядеть невоспитанной".
   Она тут же спохватилась, что не подумала о том, как будет  добираться
завтра утром в Шереметьево. Чтобы оказаться в аэропорту к 9.50, ей нужно
будет встать в половине седьмого, а уже в половине восьмого выйти из до-
ма. Вот радость-то по случаю воскресенья!
   Она досадливо поморщилась. Утренний подъем всегда превращался для нее
в пытку, ей приходилось собирать всю волю, чтобы выдернуть себя из  сон-
ной вялости. Длительное стояние под  душем  одновременно  с  выполнением
"умственных упражнений" вроде перемножения трехзначных чисел и  повторе-
ния иностранных слов, потом ледяной апельсиновый сок, за; ним - две чаш-
ки крепкого кофе и сигарета. Только после этого Анастасия Каменская мог-
ла идти на работу. Зато если выпадал выходной, она спала чуть ли  не  до
одиннадцати часов. В то же время соней ее вряд ли  можно  было  назвать:
засыпала она с трудом и частенько прибегала к снотворному. Просто ее ор-
ганизм от природы был предназначен для функционирования во второй  поло-
вине суток, а в первой он предпочитал отдыхать.
   Для того чтобы соответствовать обрисованному по телефону образу, Нас-
те нужно было сделать по меньшей мере три вещи.  Во-первых,  нужно  было
пришить еще в прошлом году оторвавшиеся застежки к  зеленому  полушубку.
Неплохо бы при этом еще и вспомнить, куда она задевала эти самые застеж-
ки. Во-вторых, нужно перерыть шкаф и найти красный шелковый шарф,  кото-
рый ей когда-то подарил Лешка и который  она  ни  разу  не  надевала.  И
в-третьих, нужно покрасить волосы специальной легко смывающейся  краской
и изобразить крупные кудри, а тонированные контактные линзы она  вставит
завтра утром перед выходом из дома. Ну почему она должна заниматься  та-
кой ерундой вместо того, чтобы сесть за компьютер и заняться делом!
   Уместив на коленях тяжелый кроличий полушубок и старательно  пришивая
к нему кожаные полоски с крючками и  петельками,  Настя  размышляла  над
тем, что ей удалось узнать о самоубийстве Григория Войтовича.
   Милицию вызвала его мать, когда, придя домой, застала ужасающее  зре-
лище: ее сын Григорий сидел в ступорозном состоянии на стуле, а на  полу
лежало окровавленное тело ее невестки Евгении  Войтович.  Рядом  валялся
охотничий нож, который обычно висел в ножнах на стене.  Григорий  охотой
не увлекался, нож ему подарили в одном из сибирских академгородков, куда
он приезжал оппонировать на защите диссертации.
   Войтовича увезли из квартиры и сразу же поместили в камеру. На допро-
сах он сначала недоуменно качал головой и повторял:
   - Неужели я это сделал? Этого не может быть. Я не мог этого  сделать.
Я не мог убить Женю, я же ее любил!
   Через сутки пребывания в камере он начал давать более связные показа-
ния и рассказал, что убил Евгению охотничьим  ножом  в  процессе  ссоры.
Глубоко и искренне раскаивался, обвинял себя, ужасался содеянному и впал
в депрессию. В то же время к следователю поступило ходатайство от  руко-
водства Института, где много лет работал Войтович, с просьбой освободить
его из-под ареста и избрать ему меру пресечения, не связанную с заключе-
нием под стражу. Следователь Бакланов только хмыкал в ответ: где это ви-
дано, чтобы убийцу, взятого  фактически  с  поличным,  отпускали  из-под
стражи. Однако в тот же день ему позвонил прокурор округа и сказал,  что
из городской прокуратуры был "сигнал", при этом "городские" ссылались на
прозрачные намеки со стороны Генеральной прокуратуры. Общая канва  наме-
ков состояла в том, что Войтович является одним  из  авторов  необычайно
важного и секретного научного проекта оборонного значения,  проект  этот
находится в стадии завершения, но Войтович - генератор идей и  без  него
проект закончить не смогут. Для завершения работ и проведения  необходи-
мых испытаний нужно еще недели две-три, после чего -  пожалуйста,  пусть
уважаемый Григорий Ильич идет обратно в  камеру.  Руководство  Института
вовсе не настаивает на том, чтобы Войтович продолжал ходить  на  работу.
Работать он может и дома, давая все необходимые  указания  по  телефону,
так нельзя ли заменить ему содержание под стражей чем-нибудь  вроде  до-
машнего ареста.
   В такой ситуации следователь Бакланов  не  счел  нужным  сильно  упи-
раться. Он никогда не был особо принципиальным и  не  цеплялся  за  свою
точку зрения, отстаивая ее перед руководством. Мнение начальства  о  нем
самом было для него куда важнее, чем его собственное мнение о чем бы  то
ни было. В течение трех часов Войтовича отпустили домой.  А  через  нес-
колько дней он повесился, оставив покаянную записку с невнятными словами
о вине и возмездии.
   Сведя воедино обрывочные воспоминания работников милиции и следовате-
ля,  Настя  обнаружила  странную  деталь.  Войтович  не  был  психически
больным, его за короткое время дважды осматривал врач и не нашел ни  ма-
лейших признаков отклонений в психике. В то же время сразу после  совер-
шения преступления он совершенно не помнил, почему убил жену, воспомина-
ния возвращались к нему постепенно, и по мере того, как шло время,  кар-
тина  преступления  становилась  все  более  детальной.  При  совершении
убийства в состоянии аффекта такого не бывает. Человек не осознает того,
что делает, но потом он деталей не вспоминает. В памяти - полный провал.
То, что происходило с Войтовичем, не было похоже ни  на  одну  известную
медицине клиническую картину. Зато очень походило на  чудовищную  ситуа-
цию, когда человек преступления не  совершал,  но  потом  ему  аккуратно
рассказали, как все было, а он это добросовестно пересказывал следовате-
лю. Но зачем? Зачем брать на себя чужую вину? И если так, то КТО мог все
это ему рассказать в камере? Любопытно было бы посмотреть,  что  написал
Войтович в предсмертной записке. Жаль, что она пропала вместе с  уголов-
ным делом...
   Наконец все застежки были пришиты, и Настя нехотя принялась за поиски
красного шелкового шарфа. Роясь в шкафу, она обнаружила массу нужных ве-
щей, которые либо считала давно потерянными, либо о существовании  кото-
рых напрочь забыла на другой же день после покупки. Оказалось, например,
что у нее есть по меньшей мере пар пять новых колготок, две упаковки ки-
тайских носовых платков, замечательные теплые  гетры,  которые  она  уже
давно отчаялась найти и которые здорово выручали ее,  когда  в  квартире
было холодно. Обнаружились также купленные года два назад теплые меховые
тапочки, так и лежащие в запечатанном пластиковом пакете. Настя вспомни-
ла, что приобрела их летом и положила до зимы в чемодан. На этом  трудо-
вая биография замечательных лохматых сиреневых тапочек бесславно  завер-
шилась. Этой находке она порадовалась больше всего, потому что постоянно
мерзла, а дома все время было холодно. Шарф в конце концов тоже нашелся.
Оставалось заняться волосами и после этого можно с чистой совестью  идти
спать.
   Прибытие рейса из Мадрида задерживалось на 45  минут.  Настя  немного
послонялась по аэропорту, потом не выдержала и позвонила Юре Короткову.
   - Аська! - обрадовался он. - Ты куда пропала с утра пораньше? Я  тебе
с восьми часов названиваю, а тебя дома нет. Хотел еще вчера вечером поз-
вонить, да пришел поздно, не решился тебя будить.
   - А что, есть новости?
   - Как посмотреть. Ты знаешь, кто был тот злостный хулиган,  чье  дело
сперли у Бакланова?
   - Нет. Фамилию знаю, но она мне ничего не говорит. А кто он?
   - Имиджмейкер Владимира Тарсукова.
   - Да что ты?! Самого Тарсукова?!
   - Ну а я о чем! Уж не знаю, какую телегу этот придурок Бакланов  нап-
равил в аппарат президента, но подозреваю, что ее и в природе-то не  бы-
ло. Кишка у него тонка бумаги Тарсукову слать. Но если и послал, то  сам
Владимир Игнатьевич, я так думаю, распорядился, чтобы  ее  никто,  кроме
него самого, не читал. Представляешь, какой был бы скандал, если бы ока-
залось, что Тарсуков, краса и гордость российской экономической  полити-
ки, формировал свой публичный образ, руководствуясь консультациями  пош-
лого хулигана. Наши отечественные домохозяйки его обожают, и вдруг такой
удар!
   - Да, Юрасик, озадачил ты меня, - протянула  Настя,  втайне  радуясь:
есть чем занять мозги, пока к Москве подлетает роскошный воздушный  лай-
нер с мадридским шутником на борту.
   - У тебя какие планы на сегодня? - спросил Коротков.
   - Неопределенные. Я сейчас в Шереметьеве, встречаю какого-то маминого
приятеля из Мадрида, потом везу его в гостиницу, далее -  по  усмотрению
сторон. А у тебя есть предложения?
   - Давай встретимся на ВДНХ, - предложил он.  -  Привози  туда  своего
страстного испанца, покажи ему наше народное гульбище с песнями и  пляс-
ками, а мы заодно кое-что обсудим.
   Настя поняла, что у Юры дома очередной скандал и он ищет, куда бы ему
уйти. Обычно в таких случаях он уходил на работу. Собственно,  и  сейчас
он собирался сделать то же самое.
   - Ты сейчас в контору? - спросила она.
   - Догадалась? - уныло ответил он. - Куда ж еще, в контору,  известное
дело.
   - Давай встретимся в четыре часа у того павильона, где мы летом  шаш-
лык ели. Помнишь?
   - Помню, - обрадовался он. - Спасибо тебе, Аська, ты всегда меня  вы-
ручаешь. Попробую Люсе позвонить, вдруг она тоже сможет вырваться. Будет
развлекать твоего Эскамильо, пока мы пошепчемся.
   Оставшиеся до прилета полчаса Настя провела в  машине.  Она  опустила
стекло, откинулась на спинку сиденья, закурила и прикрыла глаза. Три де-
ла. Три дела. Какое из них? Дело о хулиганстве, конечно, теперь выглядит
совсем по-другому. Если уж и красть, то только его. Слишком многое  пос-
тавлено на карту, особенно с учетом современной  политической  ситуации.
Война в Чечне заметно повлияла на расстановку сил в высших кругах,  Тар-
суков был в команде президента, и камень в его огород - это бомба,  под-
ложенная под законно избранного лидера. Папка с  материалами  уголовного
дела, бросающими тень на одного из приближенных президента, нужна в рав-
ной мере как самому Тарсукову,  так  и  его  противникам.  Ему  -  чтобы
скрыть, им - чтобы обнародовать. И в том, и  в  другом  случае  кража  -
вполне приемлемый способ решения задачи. Хотя, пожалуй, Тарсукову  проще
было бы действовать старым испытанным способом: деньгами и  звонками.  А
если не получается - тогда, конечно, кража. Только  с  одной  оговоркой:
нужно было хорошо представлять себе  характер  следователя  Бакланова  и
быть уверенным, что он не начнет звонить во все колокола по поводу укра-
денных дел. Нужно было точно знать, что Олег Николаевич Бакланов - дурак
и трус. Впрочем, эти сведения  вряд  ли  составляли  тайну  Версальского
дворца. Тот, кто решился на кражу, был неплохим психологом  и  правильно
предугадал реакцию следователя. Или договорился с ним,  посулив  большие
деньги в виде компенсации за неприятности по службе? Ничего себе  непри-
ятности! Уголовное дело по обвинению в халатности - это все-таки не  вы-
говор, пусть даже и строгий. Конечно, посадить не посадят,  но  кровушки
попьют. Нет, что-то не очень вытанцовывается.
   Если же кража - дело рук противников Тарсукова, то им-то как раз нап-
левать на шум, который может поднять следователь, для них главное - что-
бы дело не прикрыли и не замолчали, им нужно иметь  в  руках  подлинники
протоколов, в которых написано, как грубо и недостойно вел себя  гражда-
нин Свиридов, какими нецензурными витиеватыми  фразами  изъяснялся,  как
отправлял естественные надобности на глазах у изумленной публики и  ком-
ментировал этот процесс, поясняя, что выражает таким образом свое  отно-
шение к политической платформе одной из парламентских фракций. Документ,
судя по всему, весьма пикантный. Объяснения же протрезвевшего Свиридова,
насколько их смог припомнить следователь, отличались яркой образностью и
непринятой в политических кругах прямотой,  содержали  контробвинения  в
адрес ряда крупных политиков и хотя и не  свидетельствовали  о  развитом
интеллекте имиджмейкера Владимира Игнатьевича Тарсукова, но тоже были бы
кое-кому небезынтересны, а кое для кого - небезопасны.  Если  не  знать,
кто такой Свиридов, то ко всем этим документам можно  относиться  как  к
плоду воспаленного воображения человека, свихнувшегося на почве  полити-
ческой активности. Таких сейчас, слава Богу, пруд пруди. Именно  поэтому
дело о хулиганстве и показалось Насте с самого  начала  неперспективным,
не тянущим на роль главного объекта кражи. Но  если  понимать,  что  все
сказанное может оказаться не домыслами, а правдой, тогда дело другое.
   Дело о злостном хулиганстве, совершенном гражданином Свиридовым, было
простым и понятным, но очень привлекательным для заинтересованных  чита-
телей. Дело же о самоубийстве Григория Войтовича было абсолютно  неинте-
ресным с точки зрения его похищения. Но дело это Насте почему-то не нра-
вилось. И было еще третье дело о групповом разбое. Будем надеяться,  что
Коротков выяснил о нем достаточно, чтобы можно было делать выводы.
   Настя взглянула на часы и нехотя вышла из машины. Пора  было  идти  в
зал прилета.
   Подруга Юры Короткова Люся, она же майор  милиции  Людмила  Семенова,
работала старшим научным сотрудником в одном из научно-исследовательских
учреждений Министерства внутренних дел, а до  этого  была  следователем.
Юра познакомился с ней два с половиной года назад во время расследования
убийства Ирины Филатовой, Люсиной коллеги  и  подруги.  С  того  момента
влюбчивый Коротков приостановил  свои  амурные  похождения  и  терпеливо
ждал, когда вырастут его и Люсины дети, чтобы можно было вступить в  но-
вый брак. Как ни странно, но ему удалось  вытащить  Люсю  в  воскресенье
прогуляться по выставочному комплексу, который все по старой памяти про-
должали называть ВДНХ.
   Они медленно прогуливались по огромной территории комплекса,  держась
за руки и наслаждаясь так редко выпадающей  в  последнее  время  возмож-
ностью побыть вдвоем и спокойно поговорить. Но  разговор  почему-то  все
время съезжал с личных проблем на служебные.
   - Когда ты работала следователем, у вас за сроками строго следили?  -
спросил Коротков, разрывая обертку на мороженом  и  отхватывая  крепкими
зубами солидный кусок.
   - Еще как. Два месяца прошло - бежишь к  прокурору  срок  продлевать,
день в день, чтобы не опоздать. За вторым продлением придешь - он обяза-
тельно дело возьмет, прочитает и устроит тебе показательное  выступление
на тему: вы четыре месяца бездельничали, в деле никаких материалов  нет,
чем вы там занимались столько времени, а теперь хотите, чтобы я вам срок
продлевал. Примерно в таком духе. А почему ты спросил? Ты же  сам  прек-
расно все знаешь.
   - Люся, а может такое быть, чтобы дело лежало у следователя  месяцами
без всяких продлении?
   - Теперь все может быть. На следствии такой бардак творится - уму не-
постижимо. Никому ни до чего дела нет. Никто никого не  проверяет  и  не
контролирует. Все под честное слово, а то и вообще без него. Ты  мне  не
ответил, откуда такой пристальный интерес к  проблемам  предварительного
следствия.
   - Понимаешь, Люсенька, я столкнулся с тем, что у  следователя  украли
четыре уголовных дела, а он молчит, как воды в рот набрал.  Пока  его  к
стенке не приперли, он никому и не сказал, что у него дела украдены. Вот
я и пытаюсь разобраться, как такое может быть.
   - Да элементарно, Ватсон, - пошутила Людмила. -  Кому  могут  понадо-
биться материалы дела? Прокурору и самому следователю. Больше  никто  не
имеет права требовать, чтобы их показали. Правильно?
   - Ну, правильно, - согласился Коротков.
   - Прокурор их не требует, потому что ему наплевать.  Сам  следователь
перед оперативниками делает вид, что все в порядке, они работают,  он  с
умным видом кивает, дает им новые поручения, а сам потихонечку новую па-
почку заводит, протоколы по памяти восстанавливает,  потом  вызовет  под
каким-нибудь благовидным предлогом основных свидетелей  и  потерпевшего,
допросит их, подписи на те протокольчики скопирует - и вся недолга. Если
в деле были фотографии с места происшествия -  так  они  и  у  экспертов
есть, всегда можно попросить отпечатать снимки еще раз, мало ли для  че-
го. Допустим, для следственного эксперимента. Мол, первые  фотографии  в
дело вклеены, папка тяжелая, не тащить же ее с собой. Конечно, есть  до-
кументы, которые продублировать невозможно,  но,  Юра,  я  тебя  уверяю,
опытный следователь почти для любой краденой бумажки легенду  придумает,
чтобы получить дубликат. Тем более сейчас и легенда-то не особо нужна, я
же повторяю, никому ни до чего дела нет, никто никого не проверяет. А уж
если преступление раскрыто и сыщики рядом с ним не  крутятся,  то  можно
просто забыть о нем, как о вчерашнем сне. Какие дела-то украли?
   - Покушение на кражу джинсов из магазина, хулиганка, бытовое убийство
с самоубийством и разбой. Пожалуй, ты права, старушка...
   - Конечно, я права! - подхватила Людмила. - При покушении на кражу из
магазина нет реального потерпевшего, ущерб возмещен, кто  пойдет  трясти
следователя, чтобы он наказал виновного? Никто. При хулиганке был потер-
певший?
   - Нет. Морду никому не набили.
   - Вот видишь. Преступник есть, потерпевшего нет,  жаловаться  некому.
Сам хулиган, как ты понимаешь, тоже не побежит к следователю  с  криком:
"Давайте наказывайте меня скорее!" После самоубийства дело  об  убийстве
закрывается за смертью виновного. Остается разбой. Там что?
   - Почти ничего. Дело совсем свежее, к моменту кражи его дня  три  как
возбудили. Сыщики работают вовсю.
   - Ну вот, а следователь плоды своего трехдневного труда продублировал
и спит себе спокойненько. Коротков, перестань есть  мороженое,  на  тебя
смотреть холодно.
   Он посмотрел на часы.
   - Пора обедать, ты не находишь? У меня уже голодные спазмы  начинают-
ся. Пойдем съедим по шашлыку.
   Они подошли к тому месту, где летом Юра с Настей ели  вкусный  сочный
шашлык. Но на месте шашлычной оказались какие-то симпатичные павильончи-
ки, надписи на которых оповещали гостей выставки,  что  здесь  находится
индийский ресторан.
   - Рискнем? - предложил Коротков.
   - Боязно, - неуверенно ответила она. - А вдруг это несъедобно?
   - Ну интересно же, - настаивал Юра. - Пойдем.
   Они вошли внутрь и сели за столик. К ним  тут  же  подскочил  смуглый
официант-индус с меню.
   - Добро пожаловать, - вежливо произнес он на ломаном русском языке. -
Что будете кушать?
   Выбирать блюда оказалось трудно, названия были незнакомые и никак  не
отвечали на главный вопрос: из чего ЭТО сделано? Наконец  они  останови-
лись на чем-то под названием "спринг роллз" и цыпленке с апельсинами.
   Юра заметил, что Людмила, разговаривая с ним, как-то странно  посмат-
ривает ему за спину.
   - Ты чего? - поинтересовался он, перехватив ее взгляд.
   - У тебя за спиной, за столиком, сидит пара.
   Мне кажется, что женщину я откуда-то знаю, но не могу вспомнить, кого
она мне напоминает.
   - Что за женщина? - спросил он не оборачиваясь.
   - Блондинка в зеленой шубе. По-моему, француженка.
   - Это наша Аська, - ответил