ть к
ней, схватить в охапку, поцеловать, попросить прощения и не отпускать до
тех пор, пока она не улыбнется  и  не  простит  его.  Катя  уходила  все
дальше, в сторону метро, и он медленно поехал следом, боясь выпустить ее
из поля зрения и в то же время отчетливо понимая,  что  разговаривать  с
ней бесполезно. Она все решила. Зачем ее терзать? Да и себя тоже.
   Она шла метрах в ста впереди Саприна, и он видел, как она  подошла  к
перекрестку, постояла несколько секунд и шагнула на проезжую часть.  От-
куда-то справа вдруг вырвался автомобиль, делая неловкие судорожные  ма-
невры, и Саприн увидел, как белая куртка подлетела вверх и  упала  прямо
под колеса другого автомобиля. Визг, грохот...
   Он едва нашел в себе силы подойти к месту аварии. Даже издалека  было
видно, как в сплошном месиве соединились по меньшей мере пять машин. Над
проспектом поплыл надсадный гул клаксонов, и Саприну  захотелось  зажать
уши руками. Он лишь мельком взглянул на то, что еще  минуту  назад  было
живой, красивой и такой любимой Катей Мацур, и опрометью ринулся  назад,
к ее дому.
   Шоринов еще не ушел. Николай ворвался в квартиру, втолкнул его в ком-
нату и резким ударом швырнул на диван.
   - Катя... - задыхаясь, произнес он. - Она погибла... Сволочь, это  же
из-за тебя. Из-за тебя она ушла из дома.
   - Как погибла? - в ужасе переспросил Шоринов. - Почему?
   - Авария. Кто-то вылетел на красный свет. Ты во всем виноват, ты, ты!
   Первый же нанесенный им удар полностью  лишил  Михаила  Владимировича
способности сопротивляться. Саприн бил его исступленно, ожесточенно,  не
видя ничего вокруг, кроме ненавистного лица. Он словно раздвоился.  Одна
его часть смотрела со стороны и говорила: "Ты не мужчина, Саприн. Ты  не
дерешься с противником, ты просто его избиваешь, пользуясь тем,  что  ты
моложе и сильнее". Другая же часть, ослепшая и оглохшая от горя и  нена-
висти, молотила рыхлое слабое тело, изливая с каждым ударом всю накопив-
шуюся боль и отвращение. К Шоринову. К самому себе. К своей жизни.
   Наконец он сумел взять себя в руки и остановиться. Долго  смотрел  на
валяющегося на полу Дусика, сплевывающего кровь из разбитого рта,  молча
повернулся и ушел.
   Николай уехал к себе домой, долго стоял под душем,  оттирая  мочалкой
руки, потом лег на диван и отвернулся к стене. Он не знал, сколько  вре-
мени пролежал без движения. И не знал, что сотрудники милиции, наблюдаю-
щие за его передвижениями, уже получили сигнал о  том,  что  в  квартире
трагически погибшей Екатерины Мацур находится избитый до полусмерти  Ми-
хаил Владимирович Шоринов, Им не понадобилось много времени,  чтобы  со-
поставить факты и сообразить, кто его избил.
   Саприна задержали около полуночи. Просто пришли к нему домой и позво-
нили в дверь. Он и не думал сопротивляться. После проведенной  на  ногах
ночи, после гибели Кати и расправы с Дусиком у него уже ни на что не бы-
ло сил. Он ведь не был суперменом, он был самым обыкновенным  человеком,
может быть, чуть более ловким и опытным, чуть более сильным  и  выносли-
вым, но все равно самым обыкновенным. Он так же, как и все, мог  испыты-
вать страх, боль, горе, он точно так же уставал и точно так же отчаивал-
ся. И после всего, что он пережил за последний день, у него уже не  было
ни сил, ни желания от когото убегать. Он даже не дослушал до  конца  то,
что ему говорили вошедшие в квартиру работники милиции, которые заломили
ему руки за спину, едва он открыл им дверь.
   - Вы задерживаетесь в порядке статьи 122 уголовно-процессуального ко-
декса...
   - Поехали, - перебил он милиционера. - Сам все знаю.
   Его привезли на Петровку. И вот теперь красивый оперативник со  стро-
гим лицом говорил ему:
   - Моя фамилия Лесников, Игорь Валентинович...
   Они все сидели у Насти в кабинете - она сама, Алексей, Саша, Коротков
и Селуянов. Виктора Тришкана задержали сразу же после того, как он стре-
лял в Арсена: Настина поездка к кинотеатру "Урал" была подстрахована на-
дежно. Чистяков и Александр Каменский писали объяснения, остальные - ра-
порта. Гордеев по телефону велел написать пока гладенькую историю о том,
как дружная компания вышла погулять и как Настя спросила у  находящегося
в телефонной будке пожилого мужчины, нет ли у него  лишнего  жетона  для
автомата. А в это время в старика кто-то выстрелил, и доблестные  мужчи-
ны, конечно же, не упустили негодяя.
   - Не трепаться до поры, - строго сказал Виктор Алексеевич. - Я сейчас
приеду, будем разбираться. Тут дело тонкое, как бы  не  напортить  самим
себе.
   И Тришкана пока не трогайте, пусть в камере посидит. Я с ним сам раз-
говаривать буду.
   Они старательно выписывали легенду о телефонном жетоне, то и дело пе-
реговариваясь, чтобы согласовать детали.
   - Аська, как ты думаешь, зачем он это сделал? - поднял голову Юра Ко-
ротков. - Может, он в тебя хотел попасть?
   - Черт его знает! - откликнулась Настя. - Может,  и  в  меня.  Только
глупо это. Зачем я ему? Ну, устроил он мне сладкую жизнь с этой  служеб-
ной проверкой, крови попортил, шефу своему  свинью  подложил.  А  в  чем
смысл?
   - Господи, Асенька, ты как с луны свалилась, - сказал ее  муж.  -  Ты
забудь на минутку о криминале и посмотри на ситуацию чисто  по-житейски.
Зачем люди делают гадости своим начальникам?
   - Чтобы их свалить, - ответила она.
   - Правильно. А зачем они делают гадости одновременно еще кому-то?
   - Чтобы этот кто-то не занял освобождающееся место.
   - Ну вот, умница, можешь ведь соображать, когда захочешь, -  похвалил
ее Чистяков.
   - Лешка, ты что, всерьез думаешь, что этот старик готовил  меня  себе
на замену? Бред полный!
   - Пожалуйста, предлагай другое объяснение. Я с удовольствием его при-
му, если ты сможешь его придумать.
   - Придумаю, - зловеще пообещала Настя. - Можешь не сомневаться.  Твоя
версия не выдерживает никакой критики.
   - Между прочим, не так уж глупо, - заметил Селуянов. - Я бы не стал с
ходу отметать. Народ, вода закипела, кому чай наливать?
   - Мне кофе, - тут же откликнулась Настя. - И надо бы Игорю чайку  от-
нести, он там небось замучился с Саприным. И кстати, Саприну тоже  нужно
чаю дать.
   - Ага, а пиццу из ресторана?  Твоя  жалостливость,  Каменская,  порой
граничит с безумием.
   - Коля, он же человек. Да, плохой, да, убийца, но он же  живой  чело-
век. Два часа ночи. Ты не забывай, Игорь с ним разговаривает. Какой раз-
говор у них может получиться, если Лесников будет пить чай в  свое  удо-
вольствие, а Саприн будет смотреть жадными глазами? Ведь об  убийстве  в
Австрии речь пока не идет. Саприн избил Шоринова  в  состоянии  сильного
душевного волнения, вызванного гибелью девушки, которую  он  любил.  Это
официальная версия, которой он придерживается. Сам Шоринов это подтверж-
дает. И у Игорька нет никаких оснований его жестко давить. Он его должен
мягко раскалывать. А потому, Коленька, не жмись, наливай две чашки и та-
щи в соседний кабинет. И еще спасибо скажи, что Саприн  не  начал  права
качать, что Лесников с ним беседует в ночное время.
   - Имеет право, - пожал плечами Селуянов. - Это же сразу после  задер-
жания.
   Но две чашки чаю все-таки налил.
   Прошел месяц, и двое представителей австрийской  полиции  увозили  из
Москвы Николая Саприна. Он так и не признался в убийстве, совершенном на
шоссе, ведущем в Визельбург. Зато призналась Тамара Коченова. Ей  объяс-
нили, что если вина Саприна будет установлена, если будет доказано,  что
об убийстве он заранее ничего не говорил, то ей  грозит  ответственность
за недонесение о тяжком преступлении, но оказание помощи следствию будет
должным образом оценено, так что все обойдется легким испугом.  Коченова
подумала, прикинула и дала показания. Она устала бояться.
   Но об архиве профессора Лебедева и о разработке бальзама все  молчали
как заговоренные. Даже Тамара не сказала о нем ни слова.  И  на  вопрос,
зачем же в таком случае Саприн убил Веронику Штайнек-Лебедеву, она  пов-
торяла снова и снова:
   - Он не хотел платить.
   - За что платить?
   - Я не знаю. Это не мое дело. Меня наняли для помощи  Саприну  в  ка-
честве переводчицы. Но с Вероникой он  разговаривал  без  меня,  она  же
русская.
   И на йоту не отступила от своих показаний, как ни бились  следователь
и оперативники. Шоринов, естественно, от всего отказался. Да, с Саприным
он знаком, но в Австрию его не посылал, а Тамару вообще в глаза  не  ви-
дел. Саприн говорил, что ему нужно ехать в Вену по делам, и просил найти
ему толковую помощницу-переводчицу. Шоринов обратился к  своей  знакомой
Ольге Решиной, которая порекомендовала Коченову. Вот и все.  Круг  замк-
нулся на Саприне.
   Но был еще Эдуард Петрович Денисов, который знал достаточно  много  и
при желании мог дать в руки следствия хоть какие-то козыри.
   - Не смей, - оборвал Настю полковник Гордеев, когда она только  заик-
нулась об этом. - Близко к нему не подходи. Мало тебе досталось?
   Но упрямство Анастасии Каменской могло соперничать только с ее  безг-
раничной ленью. Она всетаки поехала к Денисову, который еще был в  Моск-
ве.
   - Анастасия, я сделал все что мог, - ответил он.  -  Кнопке  добился,
чтобы австрийская полиция вернулась к этому делу, я передал им все мате-
риалы, собранные Тарадиным. Что еще вы от меня хотите?
   - Эдуард Петрович, Саприн ни за что не признается в убийстве, но  его
все равно осудят на основании показаний Коченовой. Вы свою задачу выпол-
нили, убийца вашей Лили и ее сына найден. Но у меня-то другая задача.  У
меня полтора десятка, если не больше, человек, которых убили Ольга Реши-
на и ее муж Бороданков. Я ничего не могу доказать до тех  пор,  пока  не
предана огласке история с препаратом. У меня есть только Оборин, но экс-
пертиза не обнаружила в его организме никаких отравляющих  или  ядовитых
веществ. Сердечная мышца в плохом состоянии, сосуды изношены, но нет ни-
каких оснований обвинять кого бы то ни было в том, что его чем-то трави-
ли. Понимаете? Мне не добраться до этих врачей. Что может  сказать  Обо-
рин? Что любовница его обманула и скрыла, что  ее  муж  работает  с  ней
вместе? Тоже мне, криминал. Что мальчик Сережа делал глупые ходы в  шах-
матных партиях, когда речь заходила о студенческих романах Оборина? Пол-
ный бред. Что Оборин, находясь в кризисном  отделении,  стал  хуже  себя
чувствовать? Субъективно. Нет ежедневных кардиограмм, нет врачебных наб-
людений, нет заключений кардиолога и хирурга на момент его поступления в
отделение и на момент ухода оттуда. Есть записи, что Оборин лег в  отде-
ление, предъявляя жалобы на головные боли, быструю  утомляемость,  тахи-
кардию, частые головокружения, слабость. С чем лег, с тем и вышел. И ни-
кому трогательные истории о его неземной любви к Ольге Решиной  и  прек-
расном самочувствии не нужны. Это пустое сотрясение воздуха.
   - И чего вы хотите? Вы же сами сказали, что ничего нельзя сказать.
   - Я хочу, чтобы поднялся скандал. Я хочу, чтобы выплыла история с ар-
хивом и с нарушением авторских прав.  У  нас  нет  в  Уголовном  кодексе
статьи о краже интеллектуальной собственности, но журналисты пока еще не
перевелись. Вы мне поможете? Вы расскажете  о  том,  как  ваш  племянник
одалживал у вас миллион долларов на покупку архива профессора Лебедева и
о том, что он вам при этом говорил об умирающих в отделении людях?
   Денисов покачал головой.
   - Не требуйте от меня невозможного. Я не  могу  позволить  себе  быть
втянутым в скандал.
   - Значит, пусть люди умирают, пока Бороданков ищет формулу?
   - Я все понимаю, Анастасия, - тихо и твердо сказал Денисов. -  И  по-
верьте, меня это не оставляет равнодушным. Но есть вещи, которые для ме-
ня важнее. Я не могу. Простите меня. Я отдал вам сына, вы помогли  найти
убийцу Лили. Мы в расчете.



   А. Б. Маринина
   Черный список

   Изд. Центрполиграф, 1998
   OCR Палек, 1998 г.


   Анонс

   Убийство двух актрис, кинозвезды и известного кинорежиссера заставило
подполковника Владислава Стасова предположить  существование  преступной
организации, убивающей людей из мира кино.  Подтверждением  этой  версии
стал случайно оказавшийся в руках его дочери листочек бумаги  -  "черный
список" потенциальных жертв. И с этой минуты жизнь Стасова и его близких
- в смертельной опасности.


   Глава 1

   Я - счастливчик. Наверное, это оттого, что на самом деле нас двое:  я
и мой ангел-хранитель. Славный такой парнишка, с крылышками за спиной  и
стеклянным барабаном в руках. В этот барабан насыпаны свернутые  в  тру-
бочки бумажки, на которых написано "повезет" или "не повезет". И ни  он,
ни я не знаем, сколько в барабане счастливых и  несчастливых  билетиков.
Просто он каждый раз открывает заслонку,  засовывает  туда  свой  пухлый
пальчик и одну бумажку выковыривает. А я каждый раз думаю: а  вдруг  все
удачные билетики уже кончились, и теперь начнется сплошная  невезуха?  И
раз от разу этот страх все сильнее, потому что "везучие" бумажки до  сих
пор попадались чаще, и по идее они уже давно должны были кончиться.  Так
что начало полосы невезенья я ожидаю каждый день, а до  сих  пор,  видит
Бог, мне жаловаться было не на что. Даже после того, как  я  развелся  с
Ритой и начал себе позволять крутить романы с двумятремя дамами одновре-
менно, ни разу они не столкнулись на моем пороге, хотя,  надо  признать,
"люфт" между их визитами порой  бывал  минимальным,  минут  в  пять.  Но
все-таки был. Как говорится, беда уже дышала в затылок, но  в  последний
момент отступала.
   И в этой поездке мне тоже везло с самого начала.  И  самолет  вылетел
вовремя, и место в салоне досталось в задних рядах, где разрешалось  ку-
рить, и сосед всю дорогу проспал и не приставал с глупыми дорожными раз-
говорами. И Лиля не капризничала, что вообще-то дело обычное и к везению
причисляться не может, ибо Лиля - ребенок самостоятельный и  очень  спо-
койный. Когда она родилась, мы с Риткой были молодые и резвые, нам хоте-
лось не только сделать карьеру, но и сбегать в гости или на какую-нибудь
тусовку, а бабушек, с которыми можно оставить Лилю, у нас  не  было.  То
есть чисто теоретически бабушки, конечно, были, но они тоже были еще от-
носительно молодыми и достаточно резвыми для своих лет, и им тоже  инте-
реснее было работать и общаться, нежели сидеть взаперти и развлекать ди-
тятю. Поэтому в три года наша дочь уже умела читать, а в пять мы спокой-
но оставляли ее дома в компании Элли,  Тотошек,  Железных  Дровосеков  и
Трусливых Львов. Нужно было только уложить ее в  постель,  дать  книжки,
поставить рядом большую тарелку с фруктами и графин с  компотом.  Может,
если бы мы больше бывали дома, Лиля стала бы обычным капризным ребенком,
но характер ее сформировался именно под влиянием нашего с Риткой  посто-
янного отсутствия. Как там было у Корнея Чуковского? "Я не тебе плачу, а
тете Симе". Кому было ей капризничать, если все равно никто  не  слышит?
Но во всем этом наряду с множеством маленьких плюсиков был один огромный
минус: Лиля привыкла быть скрытной. Не потому, что ей было что скрывать,
а просто потому, что она не привыкла ни с кем  делиться.  И  плоды  этой
скрытности, взращенной нашими с Ритой неумелыми легкомысленными  руками,
мне еще предстояло вкусить в полной мере.
   Сейчас Лиле  было  уже  восемь,  и  она,  пользуясь  полной  бесконт-
рольностью, перечитала всего имеющегося дома Мопассана и настырно подби-
ралась к Бальзаку. Получив таким образом весьма полное  представление  о
взаимоотношениях полов, она выработала собственную версию развода  роди-
телей, в соответствии с которой факт нашего с Ритой раздельного прожива-
ния означал именно раздельное проживание, и ничего больше. Конечно,  от-
ношения у нас остались нормальные, и ни о каких проявлениях враждебности
и речь не шла. Ну удобно людям жить врозь, что тут  такого?  Тем  более,
что, учитывая характер деятельности моей бывшей супруги, видела нас  де-
вочка одинаково часто: по два часа в неделю.
   Рита всю жизнь работала в кино. Нет, она не актриса, Боже упаси,  она
кинокритик, причем с таким злым и язвительным языком, что врагов  у  нее
больше, чем вообще знакомых. Как ни странно, ее этот факт совершенно  не
огорчал, напротив, она сшила из него элегантный наряд, в котором щеголя-
ла направо и налево. Когда кто-то выказывал ей  симпатию  или  дружеское
расположение, она томно говорила:
   - Вы такой оригинал, голубчик. Меня обычно не любят. У  меня  столько
врагов!
   Впрочем, с чувством юмора у моей благоверной всегда было все в поряд-
ке.
   Два дня назад она укатила в курортный город готовить очередной  кино-
фестиваль. Следуя ее грандиозному замыслу, я должен  был  привезти  туда
Лилю и поселиться с ней в частном секторе, а Рита  будет  систематически
нас навещать, контролировать и приносить фрукты. Мне эта затея не  каза-
лась удачной, я вполне мог бы провести отпуск с  дочерью  без  Риткиного
назойливого надзора, но она была непреклонна.
   - Ребенку будет приятно побыть на юге с обоими родителями, - говорила
она, и мне, честно признаться, нечего было ей возразить.
   Я снял комнату у милейших супругов-пенсионеров и целые дни проводил с
Лилей на пляже. Удивительно, но приближение Риты девочка чувствовала еще
тогда, когда ее не было видно, а уж на зрение я никогда не жаловался.
   - Сейчас мама придет, - задумчиво тянула она, не обращая внимания  на
мои скептические ухмылки.
   И действительно, минут через пять на пляже показывалась Рита в  своей
неизменной юбке "лохмутиками". Знаете, модная  такая  юбка,  на  которой
разрезов больше, чем самой ткани. Слово "лохмутики" придумала Лиля, и  я
в который уже раз подивился тому, как хорошо она чувствует русский язык.
Нет, что ни говори, а ребенок у меня совершенно замечательный.
   Ритка шла через забитый голыми телами  пляж,  сверкая  своими  изуми-
тельными ногами в "лохмутных" разрезах, и казалась еще более обнаженной,
чем одетые в купальники загорающие дамы. Лежащие на песке мужики таращи-
лись на ее обалденные ноги, не обращая внимания на лицо, на котором  все
прожитые годы были в наличии: все тридцать два, до копейки. Она не  выг-
лядела ни на день моложе, но ее, судя по всему, это совершенно не  забо-
тило, потому что на ее потрясные ноги и вообще на ее фигуру "покупались"
все мужчины, независимо от возраста.
   Она подходила к нам, облизывала Лилю с ног до головы, небрежно чмока-
ла меня в щеку и начинала выкладывать из огромной белой сумки полиэтиле-
новые пакеты с абрикосами, персиками, сливами и виноградом.
   - А колбаски? - робко спрашивала Лиля, которая, наевшись фруктов в те
долгие вечера, когда мы с Риткой бросали ее дома одну,  теперь  смотреть
не могла ни на них, ни вообще на сладкое.
   Рита в ответ разражалась длинной нравоучительной тирадой о пользе да-
ров юга и необходимости витаминов для юного  растущего  организма,  Лиля
делала вид, что слушает, покорно вздыхала и  исподтишка  поглядывала  на
меня, а я, в свою очередь, тоже делал вид, что  согласно  киваю  в  такт
вдохновенным словесным пассажам моей экс-супруги, и одновременно  подми-
гивал дочери, что означало твердое обещание купить ей вечером  вожделен-
ной сырокопченой колбаски.
   Почему-то Рита никогда не брала с собой купальник, когда приходила  к
нам на пляж. Наверное, она предпочитала плавать в бассейне, где на  бор-
тике сервируют шампанское и легкую закуску: устроители фестиваля на  ан-
тураж в этом году не поскупились. Она опускалась на наше большое пляжное
полотенце, при этом "лохмутики" вообще исчезали неведомо куда и ноги  ее
представали перед желающими "посмотреть на красивое" во всем  длинно-ок-
руглом великолепии, увенчанном тщательным педикюром, и начинала торопли-
во жаловаться на козни конкурсантов, духоту в номере и вообще полную не-
организованность. Сценка "я делюсь с папой своими проблемами" была расс-
читана ровно на четырнадцать минут, после чего Маргарита  Мезенцева,  по
бывшему мужу Стасова, повторяла ритуал облизыван