рука
лежала на подлокотнике. А на столе,  на  ее  столе,  лежал  его  блокнот,  в
котором он делал свои записи.
   Находиться дома одной было невыносимо. Надо пользоваться  моментом,  пока
отца нет, надо бежать отсюда в нормальную жизнь, в  ту  жизнь,  которую  так
планомерно, с садистским удовольствием отбирает у нее отец. Конечно,  бежать
не навсегда, куда она денется с мелочью в кармане, но хотя бы на время, хотя
бы на несколько часов, пока есть возможность,  чтобы  потом  вспоминать  эти
сладкие мгновения свободы, которые будут  греть  ее  до  следующего  отъезда
тюремщика.
   Она достала из сумочки ключ от сейфа, расположенного в комнате отца. Ключ
был у нее совершенно официально,  отец  держал  в  сейфе  некоторые  деловые
бумаги и иногда отсылал Женю с работы домой за ними. Кроме того, там  лежали
деньги, и отец хотел,  чтобы  Женя,  случись  что-то  непредвиденное  в  его
отсутствие, могла их оттуда взять. Он  был  совершенно  уверен  в  честности
дочери и ни секунды не сомневался в том, что без острой нужды она не возьмет
оттуда ни рубля. Справедливости ради надо заметить, что основания для  такой
уверенности у него были: Женя действительно ни разу ничего из сейфа не взяла
без его ведома.
   Сегодня она рискнула. Уж очень невыносимой была  душевная  боль,  которую
причиняли ей мысли об Игоре. Открыв дверцу встроенного в стену  сейфа,  Женя
сунула внутрь руку и достала наугад две пачки купюр, в одной были доллары, в
другой - рубли, пятисотенные.  Поразмысли  и  немного,  она  положила  пачку
рублей назад, а с пачки долларов сняла резинку и тщательно  их  пересчитала.
Сумма оказалась некруглой, семь тысяч триста  стодолларовыми  купюрами,  еще
девятьсот купюрами по пятьдесят долларов и шестьсот семьдесят  бумажками  по
двадцать  и  десять  долларов.  Итого  восемь  тысяч  восемьсот   семьдесят.
Наверняка отец не помнит точно,  сколько  здесь.  Взяв  две  купюры  по  сто
долларов, две по пятьдесят и несколько по двадцать и  десять,  Женя  закрыла
сейф и отправилась в магазин. Нет, не в "Охотный ряд", а куда ближе,  где  и
товары не такие роскошные, и цены не такие высокие. Через час она  вышла  из
магазина, одетая в длинную темно-синюю юбку с высоким,  почти  до  трусиков,
разрезом сбоку, и  в  блестящую  коротенькую  майку-топ,  плотно  облегающую
высокую грудь и оставляющую открытой широкую полоску смуглой кожи на животе.
На ногах у  нее  были  изящные  босоножки  на  высоких  каблуках,  на  плече
болталась крошечная голубая сумочка на длинной цепочке  вместо  ремешка.  От
полос и открытых плеч исходил сладкий аромат духов "Кашмир".  Старую  одежду
Женя аккуратно сложила в пакет, который несла в руке.
   Она отправилась в ресторан,  в  тот  самый  "Испанский  уголок".  Идти  в
босоножках было неудобно, тонкий каблук  то  и  дело  застревал  в  рифленой
поверхности ступенек эскалатора, да и вообще Женя привыкла совсем  к  другой
обуви. Она даже не подозревала, как трудно ходить на  каблуках,  не  имея  к
этому привычки. Прохожие с интересом  и  недоумением  оглядывались  на  нее,
одета Женя была явно не по погоде, все ходили в куртках или пиджаках, но она
не чувствовала холода. Она ощущала себя взрослой, красивой и свободной, и от
одной мысли об этом ее бросало в жар. Ах, если бы ее сейчас увидел Игорь!
   В ресторане она заказала паэлью по-валенсиански,  не  глядя  в  меню.  Ей
хотелось  произвести  впечатление  знающего  человека,  хорошо  знакомого  с
испанской кухней. Само название блюда, которое она увидела и запомнила еще в
тот раз, когда была здесь с отцом, звучало для нее как волшебное заклинание.
   -  Это  блюдо  на   двоих,   -   осторожно   заметил   высокий   красивый
юноша-официант. - Вы кого-нибудь ждете? Поставить второй прибор?
   - Нет, я одна, - высокомерно ответила Женя, не очень понимая,  что  такое
"блюдо на двоих".
   - Вы знаете, что паэлья долго готовится?  Вам  придется  подождать  минут
сорок, не меньше.
   - Я не тороплюсь, - улыбнулась она. - Принесите мне пока кофе.
   Она в книгах читала, что на Западе сначала  пьют  аперитив,  а  иногда  -
кофе, не после еды, а именно до  нее.  Сидя  у  окна  и  глядя  на  Манежную
площадь, она давилась слишком горьким и крепким  кофе,  мучительно  стараясь
удерживать на лице выражение задумчивости и легкой  печали.  Когда  принесли
заказ, Женя ужаснулась. Конечно, это было вкусно, но так  много!  Столько  и
вдвоем-то не съесть...
   Аппетит у нее пропал, она для порядка впихнула в себя  немного  паэльи  и
попросила счет. Расплатившись и оставив в ресторане больше  пятисот  рублей,
вышла на площадь, хотела было зайти в то кафе, где недавно  была  с  Игорем,
выпить сок и съесть пирожное, но передумала. Она сделала то, что хотела,  но
это не принесло ей радости. Снова навалилась  тоска,  босые  ноги,  натертые
тонкими ремешками босоножек, невыносимо болели  (она  не  догадалась  купить
колготки). Выйдя на улицу Охотный ряд, Женя не успела даже  поднять  руку  в
попытке поймать такси, как около нее остановился красный "Ниссан".  Сидевший
за рулем мужчина опустил стекло.
   - Сколько? - задал он непонятный Жене вопрос.
   - Что - сколько?
   - Мартышка, - презрительно бросил водитель и уехал.
   Женя почувствовала, как задрожали ноги.  Он  принял  ее  за  проститутку!
Она-то думала, что выглядит взрослой и красивой  молодой  женщиной,  которая
может привлечь внимание  интересных  и  умных  мужчин,  а  оказывается,  она
выглядит как дешевая уличная проститутка с Тверской. Даже если ей удастся  и
таком виде поймать машину, нет никаких гарантий, что она доедет  до  дому  в
целости и сохранности, другой водитель  тоже  может  подумать,  что  она  из
"этих", и начнет приставать. Женя вдруг почувствовала, как холодно на улице.
Изнывая от боли в ногах и дрожа от озноба, она направилась в метро.
   Дома она не спеша сняла  новую  одежду,  полюбовалась  на  нее  несколько
минут, погладила шелковистую ткань, потеребила пальцами  тонкую  цепочку  на
сумочке, постучала по ладони острым каблучком босоножек, тщательно упаковала
обновки и сложила в тот самый пакет, из которого только  что  вынула  старые
джинсы и майку. Переодевшись в  спортивный  костюм,  который  обычно  носила
дома. Женя взяла пакет, вышла во двор и выбросила в мусорный контейнер. Дома
это хранить нельзя, отец найдет. А кому отдать? У  нее  даже  подружек  нет.
Единственное, что можно оставить, это флакончик  духов.  Он  маленький,  его
можно спрятать вместе с косметикой среди белья в шкафу.
   Вернувшись домой без  пакета.  Женя  села  в  гостиной  перед  включенным
телевизором и сначала даже не поняла,  почему  так  плохо  видит.  И  только
спустя несколько минут, почувствовав соленый привкус на губах,  поняла,  что
плачет. Выключила телевизор, вытерла слезы, умылась. Снова достала  ключ  от
сейфа и положила туда неистраченные  доллары.  Она  собралась  было  закрыть
дверцу, но передумала. Снова запустила руку в его темную глубину  и  достала
несколько бархатных футляров, больших, средних и  маленьких.  Открыла  их  и
долго внимательно рассматривала  кольца,  браслеты  и  колье  с  изумрудами,
бриллиантами и сапфирами. Ненависть поднималась в ней, закипала,  давила  на
горло и мешала дышать. По-прежнему неторопливо Женя  положила  украшения  на
место и закрыла сейф, а ключ сунула в сумочку.
   Теперь она знала, что ей делать.
   Глава 19
   Дождливая прохлада вновь сменилась удушливым теплом и назойливым солнцем.
Циклону, наверное, надоела Москва, и  он  отправился  порезвиться  в  другие
места, оставив  вместо  себя  неподвижно  стоящий  влажный  горячий  воздух,
которому лень было даже слегка шевелиться, изображая ветер.  Москвичи  снова
заахали в ожидании непереносимой жары, заворчали на непредсказуемые перемены
климата, попрятали в шкафы куртки и  пиджаки  и  сосредоточили  внимание  на
висящих  за  окнами  градусниках  в  попытках  "правильно  одеться",  ибо  к
метеосводкам доверие как-то потеряли.
   Зарубин и Доценко закончили томительный поквартирный обход и  в  качестве
награды за безрезультатный труд позволили себе выпить пива и съесть  шашлык,
сидя за чистенькими голубыми столиками, расположенными на бульваре  прямо  в
тени раскидистых каштанов.
   - Итак, что мы имеем? - грустно  начал  Доценко,  одним  махом  опорожнив
литровую кружку на добрую половину. - Родители  Алены  Гребневой  ничего  не
знают о соседе, который стригся в салоне у их дочери.  Она  им  об  этом  не
рассказывала. Это раз.
   - А у нас в квартире газ, - тут же подхватил Сергей. - Подруги  Гребневой
тоже о таком клиенте не слышали. Это два.
   - На дворе растет трава. - Миша тоже  включился  в  игру.  -  Но  это  не
означает, что такого клиента не было. Просто это не  повод  для  обсуждения.
Подумаешь, клиент, проживающий где-то рядом. Алена небось и вспоминала-то  о
нем только тогда, когда возле дома встречала.  Мы  с  тобой  отработали  все
фамилии из  журнала  предварительной  записи,  но  ведь  часто  бывает,  что
записавшийся не приходит или на это время вообще  никто  не  записывался,  и
тогда мастера берут случайного клиента, который в  этот  момент  заглянул  в
салон. И фамилия его нигде не фиксируется. Это три.
   - Ой, кум, и не говори! Ни один из опрошенных жильцов в десяти  домах  не
признался, что стригся у Гребневой. Это четыре.
   - Безобразия в квартире, -  сердито  буркнул  Доценко.  -  Но  что  самое
интересное, никто из них не сказал,  что  имеет  привычку  прогуливаться  по
вечерам и иногда встречал Алену, когда та возвращалась  домой.  Складывается
впечатление, что этот свидетель куда-то испарился. То ли в отпуск уехал,  то
ли в командировку, то ли в больницу попал. Это пять.
   -  Баба  ягодка  опять.  Редкое  прочесывание  с  использованием  научной
организации  труда  результата  не  дало,  и  мы  с  тобой  провели   полный
поквартирный обход, не успокоившись до тех пор, пока нам не  открыли  каждую
дверь. Мы убили на это дело три дня. И ничего. Слушай, а может,  его  вообще
нет, свидетеля этого? Может, мы с тобой как два идиота ловим черную кошку  в
темной комнате, а кошки там никогда и не  было,  -  предположил  Зарубин.  -
Хорошее пиво, пойду еще возьму. Тебе принести?
   - Давай.
   Пока Сергей отходил за двумя новыми кружками пива, Миша пытался осмыслить
его слова. Как это - не было свидетеля? Не мог же жених Гребневой  Алик  его
выдумать. То есть мог, конечно, выдумать можно все, что  угодно,  но  зачем?
Зачем ему врать? Какой смысл? Какая выгода?
   А могла ли солгать сама Алена, отвечая на вопрос Алика "Кто это  такой?".
Тоже в принципе могла. Но опять же - зачем? Допустим, этот мужчина, стоявший
в тени деревьев, был ее поклонником, ухаживал за ней, Алена не хотела, чтобы
об этом узнал Алик, поэтому и... Что? Да ничего! Могла просто  сказать,  что
это сосед. Зачем было  наворачивать  историю  про  клиента,  который  у  нее
стригся? И потом, даже если это действительно не клиент, а ухажер, то почему
он не признался, что встречал Алену несколько раз  по  вечерам?  Потому  что
женат и жена стояла рядом, когда оперативники задавали  свои  вопросы.  Нет,
тоже не получается, его же не спрашивали, ухаживал  ли  он  за  Аленой,  его
спрашивали, не имеет ли он обыкновения гулять перед сном и не встречал ли во
время  этих  прогулок  Гребневу  из  дома  номер  два,  корпус  один,  такую
симпатичную девушку-парикмахера. А он все равно промолчал. Может, он и  есть
убийца?
   Зарубин поставил перед Мишей большую кружку с шапкой пены, которая начала
медленно сползать по стеклянной стенке.
   - Чего молчишь, бравый капитан? Хоть  бы  спасибо  сказал  за  труды  мои
скорбные. В следующий раз твоя очередь за пивом идти.
   - Спасибо, Серега, - рассеянно откликнулся Миша. -  Я  про  черную  кошку
думаю.
   - А, это полезно, укрепляет мозговую ткань. И что надумал?
   Михаил собрался было ответить, но в этот момент глаза Зарубина скользнули
куда-то в сторону и застыли в немом  изумлении.  Доценко  проследил  за  его
взглядом и увидел прелестное существо лет двадцати двух -  двадцати  трех  с
точеной  фигуркой,  пышными  волосами  и  улыбчивым  личиком.   Главным   же
достоинством этого ангелочка был, несомненно, рост: примерно метр  пятьдесят
пять.  Такую  девушку  Сергей  Зарубин,  рост  которого  не   превышал   ста
шестидесяти  сантиметров  и  доставлял  своему  обладателю  массу   проблем,
пропустить не мог, это очевидно.
   Крошка-ангелочек подошла к окошку домика-кафе.
   - Посиди-ка, - бросил Сергей, срываясь с места.
   Уже через секунду он был возле окошка, через две  -  о  чем-то  оживленно
болтал с девушкой, а через пятнадцать подвел ее к столику, за которым  сидел
Михаил.
   - Позволь представить тебе моего друга Мишу, - церемонно произнес  он.  -
Миша, это Гуля.
   - Очень приятно. Гюльнара, - звонким голоском представилась ангелочек.
   Зарубин отодвинул для нее стул и сделал приглашающий жест.
   - Садись, Гуля, я сейчас все принесу.
   Девушка послушно села, с любопытством поглядывая на Доценко.
   - Миша, я вам, наверное, мешаю, - вдруг смущенно сказала  она.  -  Сережа
пригласил меня за ваш столик, а у вас разрешения не спросил. Вы скажите,  не
стесняйтесь, я пересяду.
   Доценко спохватился и подумал, что, вероятно, выражение лица у него  было
не очень-то  приветливым.  Нет,  он  ничего  не  имел  против  Гули,  просто
задумался о том неуловимом свидетеле.
   - Ну что вы, Гуля, - улыбнулся он, - я очень рад, что вы с  нами.  Я  вот
тут одну задачку решаю...
   Гуля чуть вздернула брови и понимающе кивнула.
   - Финансовую?
   - Почему финансовую? Нет, про любовь.
   Ротик ангелочка округлился, брови взлетели еще выше.
   - У вас проблемы в личной жизни, Миша?
   - А вот и я! - громогласно заявил Зарубин, ставя на  столик  перед  Гулей
чай и кулебяку с капустой. - О чем треп?
   - Хочу предложить Гуле логическую задачу про любовь, -  Михаил  подмигнул
Зарубину. - Не возражаешь?
   - Если это не про меня, то не возражаю.
   -  Так  вот,  Гуля,  -  Доценко  повернулся  к  девушке  и  для   большей
убедительности взял в руку вилку, которой ел шашлык, и стал постукивать ею о
поверхность стола. - У нас есть три человека, одна девушка и двое мужчин.
   - Любовный треугольник, - услужливо подсказала Гуля. - А  двое  мужчин  -
это вы с Сережей?
   - Ни в коем случае, речь не о нас, а об абстрактных мужчинах  и  девушке.
Один мужчина провожает девушку домой, и вдруг встречают они другого мужчину,
который с девушкой здоровается. Первый мужчина спрашивает, кто это такой,  а
девушка отвечает, что он живет неподалеку, где-то в соседнем доме, и недавно
она столкнулась с ним по работе. Пока история понятна?
   - Понятна, - Гуля слушала как завороженная, будто ей  рассказывали  самую
интересную в мире сказку. - А в чем задачка?
   - А задачка в том, что ни в одном из соседних домов этот  второй  мужчина
не живет. Как вы думаете, Гуля, почему так получилось?
   - Я не знаю, - растерянно протянула ангелочек. - А почему?
   - Так это я вас спрашиваю, почему. Ну подумайте пять минут и скажите, как
так могло получиться. Вы женщина, вот поставьте себя на место этой девушки и
скажите, могли бы вы в такой ситуации сказать неправду?
   Гуля рассмеялась  и  положила  на  тарелку  кусок  кулебяки,  который  на
протяжении всего рассказа держала в руке, забыв, что его надо есть.
   - Конечно, могла бы. Если тот, кто меня провожает, мне дорог,  я  сказала
бы все что угодно, только бы он не ревновал.
   - И что бы вы сказали в такой ситуации? - продолжал допытываться Доценко.
   - Мишка, не устраивай Гуле допрос, - вмешался Сергей.  -  Человек  пришел
после работы отдохнуть, выпить чаю с пирожком,  посидеть  в  тенечке,  а  ты
пристаешь с глупостями.
   Гуля живо повернула голову к Зарубину и  быстро  коснулась  пальцами  его
руки.
   - Нет-нет, Сережа, мне очень интересно.
   Зарубин момент не упустил и тут же взял девушку за руку и начал  тихонько
поглаживать.
   - Ну отвечай, если интересно, - великодушно разрешил он.
   - Я сказала бы... - Гуля наморщила лобик. - Я  сказала  бы...  Ну  да,  я
сказала бы, что этот мужчина со мной вместе работает. Или  что  он  живет  в
доме рядом с моим.
   -  Вот!  -  Доценко,  словно  в  подтверждение  значимости   услышанного,
пристукнул черенком вилки по столу. - Именно что. Или - или. Либо одно, либо
другое. А одно и другое одновременно -  это  слишком  громоздко.  Избыточная
ложь вызывает подозрения.
   Гуля переводила глаза с Михаила на Сергея и обратно.
   - Я ничего не понимаю, - жалобно произнесла она. - О чем вы говорите?
   - О логической задаче, - Сергей похлопал  ее  по  руке.  -  Если  девушка
сказала правду, то почему ни в одном соседнем доме этот  второй  мужчина  не
обнаружен? Куда он делся? А если она сказала неправду, то опять-таки почему?
С какой целью она придумала такую сложную ложь?
   Гуля осторожно высвободила крошечную  ладошку  из  цепких  лап  Зарубина,
сложила руки перед собой и строго посмотрела на своих новых знакомых.
   - Почему у  вас  всегда  женщина  виновата?  Чуть  что  -  сразу  лгунья,
обманщица Можно подумать, мужчины никогда не врут.
   - Врут, - с готовностью согласился Зарубин. - И еще как.
   - Вот, например, откуда вы взяли эту историю? Это с вами лично случилось?
   - Нет, что вы, это случилось с одним... м-м-м... с одним знакомым нашим,
   - пояснил Михаил.
   - То есть он вам об этом рассказал?
   - Ну да.
   - А он мог соврать?
   - Нет, - тут же ответил Доценко. - Я  об  этом  уже  думал.  У  него  нет
заинтересованности говорить неправду.
   - Тогда получается, что солгал кто-то из оставшихся, либо  девушка,  либо
второй мужчина. Почему вы сразу решили, что именно девушка сказала неправду?
Почему вы исключили второго мужчину? Он что,  такой  хороший  и  правильный,
никогда не врет?
   - Да мы вообще не знаем, какой он, - пожал плечами Зарубин.  -  О  том  и
речь, что мы его никак найти не можем. Но он солгать не мог, потому  что  он
вообще в той истории ни слова не произнес, только с девушкой поздоровался.
   Гуля задумчиво посмотрела на Сергея и нахмурилась.
   - А вы что, в милиции работаете? Зачем вы его ищете? Или вы бандиты, а он
вам деньги не отдает?
   - Точно! - выдохнул Миша. - Гуля права.
   Ангелочек побледнела и сделала попытку встать. По ее лицу было видно, что
если бы попытка удалась, то она уже бежала  бы  без  оглядки  от  этих  двух
странных молодых людей, разгадывающих  такие  странные  загадки,  да  еще  и
признающихся в том, что они бандиты. Зарубин вовремя угадал ее  намерение  и
крепко схватил за запястье.
   - Гуля, ты совершенно права. Если  девушка  не  солгала,  то  это  сделал
второй мужчина. Тогда все получается. Мишаня, езжай в контору.
   - А ты? - глупо спросил  Доценко,  хотя  было  совершенно  очевидно,  что
Сергей намеревается продолжить общение  с  новой  знакомой,  а  вовсе  не  с
руководством группы по поиску Фаната.
   - А я останусь с Гулей, - внушительно произнес Сергей. - И ты еще  будешь
мне по гроб жизни благодарен за  то,  что  я  привел  за  наш  столик  такую
замечательную девушку. Ты меня понял, бравый капитан?
   - Я тебя понял, старлей, - усмехнулся Миша.
   * * *
   - Ну и наглец!
   Андрей Чеботаев оторвался от компьютера и взъерошил себе волосы.
   - Это ж надо, - продолжал он, - пришел в салон, сел в кресло,  дал  Алене
себя подстричь, познакомился с ней, да еще и напел,  что  живет  в  соседнем
доме, чтобы она не удивлялась и не пугалась, если случайно заметит,  как  он
по вечерам за ней следит.
   - Ничего не боится, - согласилась Настя. - Или он очень  уверен  в  себе,
или просто кретин, что вернее. И все-таки мне любопытно, есть его фамилия  в
журнале, который вы взяли из салона, или нет. Миша, у тебя копия с собой?
   Доценко положил перед ней сложенные вчетверо листы, на которых мужские  и
несклоняемые фамилии были отмечены желтым маркером.
   - Настя, это мартышкин