а оказался в  зале  ре-
гистрации, интересующие его люди исчезли. Человек, принявший пакет, про-
должал стоять в очереди, но уже в одиночестве. Александр кинулся на сто-
янку, рванул дверцу своей машины и помчался по шоссе в  сторону  Москвы,
но синюю "Вольво" так и не догнал. Конечно, это было не смертельно, ведь
он знал, кто такой Ильяс и где его можно найти, но жаль было терять  фи-
гуранта. Теперь его не отыщешь, а спрашивать у Ильяса означает засветить
всю комбинацию, ведь группа Аякса, судя по всему, и не подозревает,  что
ее серьезно разрабатывают. И хорошо бы продержать их  в  этом  неведении
как можно дольше.
   Расстроенный Саша вернулся в Москву, пытаясь утешить себя надеждой на
украинских коллег, которые не упустят пассажира львовского рейса.  Около
десяти утра он пришел к себе на работу, и тут  же  на  столе  затренькал
внутренний телефон.
   - Ташков, - послышался голос начальника отделения, - свяжись с МУРом,
там что-то срочное.
   Александр горестно вздохнул, снял трубку и позвонил полковнику Горде-
еву. Виктор Алексеевич продиктовал ему данные человека, на чье  имя  был
оформлен дачный участок, куда накануне наведывался фигурант.
   - Это данные из местной милиции, - прокомментировал под конец  Горде-
ев, - они, как вы понимаете, могут оказаться изрядно  устаревшими.  Ваша
задача быстренько сделать установку на жильцов и на владельцев, если это
разные лица. К вечеру жду результаты.
   Саша внимательно посмотрел на листок с записями, сделанными под  дик-
товку Гордеева. Владелец дачи обладает ею уже без малого четыре  десятка
лет, приличный человек в весьма преклонном возрасте. Небось  помер  дав-
ным-давно, на даче теперь живут дети и внуки, а в местной милиции он все
числится живым хозяином. Черт знает, что творится теперь с  информацией!
Никто не заботится о том, чтобы она была полной и достоверной.
   К восьми часам вечера Александр Ташков прибыл на Петровку с  докладом
о результатах оперативной установки.
   - Вот это номер, - протянул полковник Гордеев, выслушав его. - Никог-
да бы не подумал. Все, что угодно, только не это. Может, случайное  сов-
падение?
   - Нет, Виктор Алексеевич, - вмешалась Настя, которая сидела тут же, в
кабинете Гордеева, - это не совпадение. Конечно, это  совершенно  неожи-
данно, но зато многое объясняет. Да не многое, а практически все.


   ГЛАВА 19

   Львовские коллеги Ташкова сработали на совесть, но то, что им удалось
узнать, несколько обескураживало. Пассажира, вылетевшего  из  Москвы  во
Львов, встретили и проводили до места, но место это  оказалось  усадьбой
детского дома, расположенной в Карпатах. Детский дом в связи с нехваткой
бюджетных средств долгое время приходил в упадок, и  наконец  в  прошлом
году его просто закрыли, распределив оставшихся малышей до другим  детс-
ким домам, а усадьбу кто-то взял в аренду. И что там  теперь  находится,
никто не знал. Вернее, кто-то наверняка знал, но молчал.
   Понаблюдав за усадьбой, украинские оперативники обнаружили мощную ох-
рану и сделали вывод о полной невозможности проникнуть за ворота  мирным
путем. О чем и сообщили Александру Ташкову.
   - Сашко, тут надо выходить на государственный уровень, - сказали они,
- сами мы ничего не сделаем. Тот, кто взял усадьбу в аренду, должен  был
давать огромные взятки, и те чиновники, которые  эти  взятки  брали,  за
красивые очи нам ничего не скажут. А если и скажут, то, во-первых,  нав-
рут, а вовторых, информация сразу же утечет к арендаторам. Тебе это  на-
до?
   Ташкову "этого" было не надо. И он решил  вылететь  во  Львов,  чтобы
посмотреть на месте, что можно сделать. Но перед отъездом он  встретился
с Зоей Смирнягиной и рассказал ей о докторе Волохове.  Он  ощущал  почти
физическую боль от каждого сказанного им слова и видел, как тяжело  Зое,
но не считал себя вправе скрывать от нее правду.
   - Что же, ребенок, которого я рожу, будет не человеком? - тихо  спро-
сила Зоя, когда Ташков умолк.
   - Да нет же, Зоенька, он будет человеком, но... Вероятно,  не  совсем
обычным.
   - Я не хочу, - покачала она головой. - Я не хочу его рожать.
   - Не говори глупости, у тебя уже большой срок  для  аборта.  Ни  один
врач не возьмется.
   - Можно сделать искусственные роды. Я придумаю чтонибудь, поговорю  с
врачами. Я не буду рожать этого ребенка. Господи, ну почему  это  должно
было случиться именно со мной! Родители так радовались, что у них  нако-
нец будет внук, хоть под конец жизни хотели с малышом повозиться. Что  я
им теперь скажу? Что они зря радовались? Что их дочь связалась с негодя-
ем и проходимцем? Им-то за что такой удар. Какая я дура, Саша, какая ду-
ра, что поверила. Выходит, Валерий Васильевич меня совсем не любил, да?
   - Погоди, Зоя, не надо так резко, - ласково сказал Ташков.  -  Доктор
Волохов - это одна песня, а твой ребенок - совсем другая, не надо валить
все в одну кучу. Да, Волохов негодяй, но ребенок-то при чем?  Ты  должна
его родить и воспитывать, одно к другому касательства не имеет.
   - Я не смогу, Саша, я все время буду думать о том, что он не  настоя-
щий. Искусственный. Это грех - делать искусственных людей, большой грех.
   - Ну что ты придумываешь, нет тут никакого греха.  Это  все  иллюзия.
Зоя, подумай о том, что одна женщина впала в такое же заблуждение,  под-
далась иллюзии греха и искалечила тем самым своих детей и себя  саму,  а
мужа просто убила. Вот это действительно грех. Не  повторяй  ее  ошибку.
Очень тебя прошу, не предпринимай ничего, оставь все как есть.
   - Он меня обманул, - глухо произнесла Зоя, глядя куда-то в сторону, -
но я не могу его винить за это. Я сама виновата в том, что позволила се-
бя обмануть. Я должна была понимать, что такой человек, как Валерий  Ва-
сильевич, не может мной заинтересоваться. Кто я и кто он? Я ему не пара.
Но я закрыла на все глаза, я была счастлива, я надеялась...
   - Прекрати! - Ташков повысил голос и резко встал из-за стола.
   Они сидели в уличном кафе возле одной из  станций  метро  на  окраине
Москвы. Здесь было тихо и малолюдно, а в кафе они были вообще единствен-
ными посетителями, поэтому разговаривать можно было, не стесняясь посто-
ронних ушей.
   - Кто вбил тебе в голову эту чушь? С чего ты решила, что такой  чело-
век, как Волохов, не может всерьез тобой увлечься? Да, Волохов  тебя  не
любит и не любил никогда, но это не потому, что ты недостойна его любви,
а потому, что он вообще никого никогда не любил, он так устроен, понима-
ешь? У него в организме нет того приспособления, которым любят. Ты - мо-
лодая красивая женщина, а ты себя заживо хоронишь. Ну куда это  годится?
Ты должна ходить, высоко подняв голову, носить короткие юбки, чтобы  все
видели твои длинные ноги, ты должна  улыбаться,  чтобы  всем  показывать
свои великолепные зубы. А ты что с собой сделала? Съежилась,  сжалась  в
комочек и боишься слово лишнее сказать. Была б моя воля...
   Ташков запнулся, подыскивая слова. Была б его воля, он одел бы Зою  в
самые лучшие платья и меха, он сделал бы все, чтобы она стала веселой  и
начала улыбаться. Он любил бы ее, холил и лелеял, делал ей подарки,  по-
могал по дому и растил вместе с ней детей. Но разве он мог  сейчас  ска-
зать ей об этом?
   - Зоенька, сегодня вечером я уезжаю в командировку. Надеюсь, что  это
ненадолго. Ты можешь дать мне слово, что не  наделаешь  глупостей,  пока
меня не будет? Конечно, я не могу повлиять на решения, которые ты прини-
маешь, ты взрослый человек и сама себе хозяйка, ты  сама  распоряжаешься
своей жизнью, но я прошу тебя только об одном: какое бы  решение  ты  ни
приняла, ничего не предпринимай, пока я не вернусь. Обещаешь?
   - Хорошо, Саша. Я подожду, пока ты вернешься. Хотя, видит Бог,  я  не
понимаю, что может измениться за это время. То, что  ты  мне  рассказал,
останется правдой и через неделю, и через месяц. И с этим уже ничего  не
поделаешь.
   - Ты права, факты останутся такими же, но может измениться твое отно-
шение к ним. Я хочу, чтобы ты сделала одну вещь. Вот адрес, - он  протя-
нул Зое клочок бумажки, - по этому адресу живет  старшая  дочь  Волохова
Ира Терехина. Познакомься с ней и посмотри, как она живет. Посмотри, ка-
кой она человек. Посмотри, как ей трудно и как мужественно она  борется.
Если следовать твоей ущербной логике, она тоже  искусственное  существо,
не имеющее права на существование. Посмотри на нее внимательно, Зоенька,
и если в тебе не шевельнется жалость и сочувствие к ней, значит, я  кру-
гом не прав. Если, глядя на Иру, ты не поймешь, что она - такой же чело-
век, как и ты, как я, как все мы, значит, тебе  действительно  не  нужно
рожать этого ребенка. И я больше не стану убеждать тебя и настаивать  на
том, чтобы ты сохранила ему жизнь. Ты сделаешь то, о чем я прошу?
   - Хорошо, Саша, - послушно повторила она, - я познакомлюсь с ней, ес-
ли ты этого хочешь. Только не сердись  на  меня,  пожалуйста,  я  и  так
чувствую себя виноватой. Ташков подошел к ней, обнял, осторожно  прикос-
нувшись губами к ее волосам, вкусно пахнущим шампунем и духами.
   - Ну что ты, Зоя, зачем ты так говоришь. Ты ни  в  чем  не  виновата,
просто так вышло. И помни: что бы ни случилось, ты всегда можешь на меня
рассчитывать. Всегда. И во всем. Ты меня поняла?
   - Спасибо, Саша, - ответила она, сглатывая  слезы.  Во  Львов  Ташков
прилетел не один. Поскольку речь шла о группе, наверняка связанной с та-
инственным Аяксом, вместе с Сашей на Украину отправились еще два челове-
ка. Львовские оперативники показали им план местности, где располагалась
усадьба бывшего детского дома.
   - Или официальный путь с множеством препон, потерей времени и  гаран-
тией утечки информации, или операция захвата с потерей личного  состава,
- сделали они вывод после трехчасового совещания.
   Вывод, конечно, не утешал.
   - Есть еще одно обстоятельство, - сказал Ташков. - Если даже мы  при-
думаем такой план захвата, при котором потери будут минимальными, мы ма-
ло чего добьемся. Девочку мы освободим и обитателей усадьбы арестуем,  а
дальше что? Аякса среди них наверняка нет. И мы его никогда  не  найдем,
так же, как и остальных членов группировки. Наивно надеяться на то,  что
арестованные сдадут нам остальных. Человек, воспитанный в исламе,  умеет
не испытывать страха и мужественно встречать смерть. Вряд ли нам удастся
их испугать настолько, что они пойдут на предательство  своих.  Я  знаю,
среди членов группировки есть люди, которые работают просто  за  деньги,
но их очень и очень мало. Основная масса борется за идею, и мы должны  с
этим считаться. Если же выкурить обитателей особняка мирным и  легальным
путем, они обязательно приведут нас к Аяксу и к другим, которых мы,  мо-
жет быть, еще не знаем. Конечно, Ташков лукавил. Он уже был  почти  пол-
ностью уверен, что знает, кто такой Аякс. На совещании у полковника Гор-
деева его сотрудница Каменская излагала факты очень убедительно и логич-
но. Но сейчас Ташков думал о другом. Он думал о  тех  ребятах-спецназов-
цах, которых пошлют в горы брать усадьбу. Если там действительно  мощная
охрана, то потери будут немалыми. Ради чего? Почему  эти  ребята  должны
жертвовать собой? Александр достаточно давно занимался оперативной рабо-
той и хорошо знал, что жизнями спецназа никто не дорожит, все  это  одни
красивые слова. Чуть что - поднимают их и посылают на задание, не удосу-
жившись провести предварительную подготовку, даже не дав себе труд поду-
мать о том, как можно было бы обойтись без них. Этих ребят рассматривают
как живое мясо, которое не жалко. Чего их жалеть, в самом деле? Работа у
них такая. Рисковать собой - их прямая обязанность, они за это  получают
оклад денежного содержания. Только за два последних года Ташков  похоро-
нил пятерых своих друзей, служивших в спецназе. Поэтому сегодня он  счи-
тал, что, если может сделать хоть что-то, чтобы сохранить хотя  бы  одну
жизнь, он должен это сделать. Никто не заботится об этих ребятах,  никто
не дорожит их жизнями, и некому их защитить.
   - Что ты предлагаешь? - спросил его начальник львовского  управления.
- У тебя есть вариант?
   - Я должен подумать.
   - Только недолго, - предупредил Ташкова подполковник  Фетисов,  прие-
хавший вместе с ним из Москвы. - Времени в обрез. Сам же говорил, у  них
там девочка. Не дай Бог с ней что случится.
   - Не должно. Если Волохов сказал правду, девочка им нужна для  иссле-
дований и еще для чего-то. Я  пока  не  понял,  для  чего  еще,  но  это
"что-то" совершенно точно есть. Не зря они  послали  человека  в  Москву
сначала за медицинской картой, потом за книгой. Наташа нужна  им  живая,
по крайней мере пока. Не стали бы они прилагать такие усилия, чтобы дос-
тать для нее редкую книгу, если уже списали ее со счетов.
   - Может, ты и прав, - задумчиво сказал местный начальник,  -  но  все
равно лучше бы побыстрей.
   Остаток дня Ташков провел, гуляя по городу. То и дело  он  останавли-
вался на бульварах перед стендами с расклеенными газетами и  пытался  их
читать. Украинского языка Александр не знал, но кое-что понять  все-таки
мог. С трудом продравшись сквозь отчасти понятные  и  совсем  непонятные
слова, он убедился, что смысл уловить  вполне  может,  и  начал  изучать
местную прессу более пристально. Наконец он нашел то, что искал:  статью
о благотворительном фонде "Щасливе дитинство", что в  переводе  означало
"Счастливое детство". Здесь же, в статье, был указан адрес фонда  и  его
расчетный счет.
   Фонд располагался в маленьком уютном особнячке на улице Ивана Франко.
Ташков приготовился к тому, что придется долго и  упорно  пробиваться  к
директору фонда, но, к его удивлению, все  получилось  легко  и  быстро.
Здесь ему не встретилось ни одного мужчины, кругом были только  женщины,
которым вообще не свойственна охранная психология "держать и не пущать".
Все они говорили по-украински, но Ташков их понимал.
   Директором фонда тоже была женщина,  и  Ташкову  лицо  ее  показалось
смутно знакомым. Он совершенно точно уже видел раньше эти четко прорисо-
ванные брови над слегка раскосыми кошачьими глазами, эту гладкую причес-
ку и полные, красивого рисунка губы. Неужели они знакомы?  Это  было  бы
неслыханной удачей.
   - Мне кажется, мы с вами встречались, - как можно  обаятельнее  улыб-
нулся он. - Вы меня не помните?
   - Вы ошибаетесь, - строго ответила директор фонда.
   - Но ваше лицо мне знакомо.
   - Ничего удивительного, - она слегка улыбнулась, -  но  мне  приятно,
что меня все еще узнают, хотя я уже давно не снимаюсь.
   Не снимаюсь. Черт возьми, это была Жанна  Дорошенко,  когда-то  очень
известная актриса, прославившаяся в нашумевшем телесериале на историчес-
кую тему.
   - Не ожидал увидеть вас здесь, - признался Ташков. - Если бы мне ска-
зали, что Жанна Дорошенко занялась благотворительной деятельностью, я бы
скорее подумал, что вы создали фонд поддержки артистов или  театров  или
что-нибудь в этом же роде.
   - А я поддерживаю не артистов и не театры, а обездоленных детей.  Вас
не должно это удивлять. Для большинства людей я актриса,  которую  знают
по телефильмам, а ведь я всю жизнь работала в детском театре  здесь,  во
Львове. Мы часто давали благотворительные спектакли для сирот, для  дет-
домовских и интернатских детишек, для детей-инвалидов. Так что с пробле-
мами несчастливого детства, - она грустно усмехнулась, - я знакома очень
хорошо. И когда таких благотворительных спектаклей стало  все  меньше  и
меньше, когда нас все реже стали  приглашать  выступать  в  больницах  и
детских домах, я спросила себя: разве обездоленных детей у нас становит-
ся меньше? Разве уже не осталось у нас тех детей, которым нужно наше ис-
кусство, но которые не могут заплатить за билет на спектакль?  Ответ  вы
сами можете себе представить. Оказалось, что  детей  по-прежнему  много,
только они вдруг стали никому не нужны. У государства не  хватает  денег
на них. Вот и все. Но это лирика. Вы, собственно, с чем пожаловали?
   - Я хотел бы поговорить с вами насчет детского дома в Карпатах, неда-
леко от Косова.
   - Знаю, - кивнула Дорошенко, - есть такой, вернее, был. Детишек  рас-
пихали кого куда, а все жители поселка остались без работы. Ведь сотруд-
ники детдома в основном все поселковые  -  воспитатели,  врачи,  повара,
уборщицы и все остальные. Не представляю, на что они теперь  живут,  там
никакого  производства  нет,  заработать  негде.  Фруктами  торгуют   из
собственных садов да контрабандой занимаются, благо граница  рядом.  Так
что вы хотели сказать насчет детдома?
   - Я полностью разделяю вашу озабоченность, - очень серьезно  произнес
Ташков, - и хочу сделать так, чтобы детский дом был восстановлен.
   - И как вы предполагаете это сделать? - вздернула красивые брови  До-
рошенко. - На голом энтузиазме?
   - Не совсем. Мне удалось выяснить, что усадьба сдана в аренду на  три
года. Из этих трех лет прошел только год. Первое, что нужно  сделать,  -
выкупить усадьбу.
   - Что значит выкупить? Вы же сами сказали, что она  сдана  в  аренду.
Это значит, что заключен договор, и до истечения  трех  лет  его  нельзя
расторгнуть.
   - Можно, Жанна Петровна, расторгнуть можно любой договор. Другое  де-
ло, что при досрочном расторжении придется платить большую неустойку. Но
это уже вопрос денег, а не возможностей.
   - У фонда нет таких денег, - вздохнула Дорошенко. - Мы, к  сожалению,
нищие, хотя что-то, конечно, пытаемся делать. Так что  ваша  идея,  увы,
несостоятельна.
   - Деньги есть. Их хватит на то, чтобы выплатить неустойку. Более  то-
го, их хватит даже на то, чтобы вложить в прибыльное предприятие и полу-
чать солидный доход, который позволит содержать детишек в усадьбе и пла-
тить зарплату персоналу.
   - Откуда эти деньги? Какой-нибудь криминал?
   - Это мои собственные деньги.
   - Вы меценат? Подпольный миллионер?
   - Помилуйте, Жанна Петровна, я вовсе не подпольный, я  самый  обыкно-
венный российский миллионер. Деньги у меня абсолютно честные, я могу от-
читаться перед вами за каждый рубль. Если вас  это  интересует,  поясню:
это наследство, которое я получил очень давно и к которому за  все  годы
ни разу не прикоснулся, в том смысле, что не потратил из него ни  копей-
ки. Но я сделал все для того, чтобы  оно  приумножалось.  Вы,  вероятно,
слышали о таком писателе Михаиле Богатове?
   - Разумеется, - пожала плечами Дорошенко, -  это  классика  советской
литературы, мы его произведения еще в школе проходили. Да они почти  все
экранизированы. Кстати, я даже играла в двух экранизациях его романов на
украинском телевидении. Почему вы вспомнили  о  Богатове?  Он  же  давно
умер. Кажется, погиб в катастрофе, если я не путаю.
   - Потому что я - его наследник. К моменту гибели Михаил Федорович был
мужем моей матери и невероятно состоятельным человеком, и все его деньги
перешли ко мне. Потом стали поступать гонорары за многочисленные переиз-
дания в нашей стране и за рубежом, так что можете  себе  представить,  о
каких суммах идет речь. Их должно хватить на то, чтобы возродить детский
дом и поставить его на ноги, если  вы  сумеете  правильно  распорядиться
этими деньгами.
   - Заманчиво. И что вы хотите взамен?
   - Взамен? Ничего. Ровным  счетом  ничего.  Считайте  это  благотвори-
тельным взносом.
   - Александр Николаевич, мы с вами взрослые люди и понимаем, что  бла-
готворительности на пустом месте не бывает. Времена не те, да и люди то-
же. Какой у вас интерес в этом деле? Имейте в виду, пока я не пойму, что
вами движет, я не приму ваше предложение. Вы гражданин России, так поче-
му вы решили осчастливить своим широким жестом именно украинских ребяти-
шек? Что, в России не осталось ни одного обездоленного ребенка?
   - У меня такое впечатление, что вы ищете предлог  для  отказа.  Я  не
ошибся?
   - Вы ошиблись, - строго сказала Дорошенко. - У меня нет желания отка-
заться от вашего дара, что скрывать, он  нам  очень  нужен.  И  проблема
детских домов действительно больная. Но я не могу  р