встретились поздно вечером. - Деловые люди такими глупостями не  за-
нимаются, тем более что тебя никто не знает и не может дать  тебе  реко-
мендации. Конечно, есть такие, кого твое предложение  может  заинтересо-
вать, но не нас. И потом, для такой работы  надо  иметь  соответствующую
репутацию, а у тебя ее нет. Кто ты такая? Откуда взялась? Можно ли  тебе
доверять? Брось эту затею, девочка, она тебе не по зубам. Сиди  тихонько
в своей библиотеке и ищи приличного мужа, вот тебе мой совет. Я на  зоне
побывал, могу тебя заверить, ничего хорошего  там  нет.  Ничего.  Только
плохое.
   - Мне, Геночка, твои советы не нужны, - холодно ответила  Кира,  мед-
ленно шагая рядом с ним по аллее и крепко держа его под руку. - Мне нуж-
на помощь. Но если ты мне в ней отказываешь, то придется обходиться сво-
ими силами. Начиная с этой недели каждые выходные в  Московской  области
будет труп. Выстрел с двадцати пяти метров в затылок из револьвера. И  я
гарантирую тебе, что, во-первых, я не промахиваюсь,  а  вовторых,  никто
меня не найдет. Трупы будут появляться до тех пор, пока ты и твой хозяин
не поймете, что со мной можно иметь дело.
   Шлык остановился и внимательно посмотрел на нее.
   - Ты - сумасшедшая? - с тихим ужасом спросил он.
   - Я - целеустремленная, - так же тихо ответила Кира. -  И  не  думай,
пожалуйста, что твои детские советы и уговоры заставят  меня  отказаться
от своей цели. Не смотри, что я красивая баба, характер у меня  твердый.
И слово свое я держу.
   Она мягко высвободила свою руку, легонько поцеловала Шлыка в  щеку  и
ушла за город поджидать свою первую жертву.
   Сейчас, сидя на мокрой скамейке под моросящим дождем, она вспоминала,
как ехала в электричке, как шла по дороге, выбирая место и намечая  вре-
мя, когда можно будет дождаться одинокого путника и  спокойно  скрыться.
Для себя она решила, что женщин и стариков трогать не будет, постарается
выбирать молодых мужчин примерно одного и того же возраста. Пусть  мили-
ция думает, что их отстреливает сумасшедший маньяк.
   Тогда, в первый раз, ее беспокоило опасение, что она не сможет  выст-
релить в живую мишень, в человека. Ведь говорят же, что, когда дело  до-
ходит до выстрела в человека, многие ломаются, не каждому это оказывает-
ся под силу. Но тот первый выстрел дался ей на удивление  легко.  Просто
надо сосредоточиться на цели и не думать о том, что  это  чья-то  жизнь,
что это живой человек, такой же, как она сама. Кира умела отвлекаться от
всего несущественного и не думать о постороннем.
   И вот прошло шесть недель, всего шесть недель, и ее затея  обернулась
против нее же.
   После первого убийства она испытала совершенно новые, неведомые ранее
чувства, когда смотрела по телевизору очередную милицейскую хронику. Они
меня не найдут, радостно твердила она про себя, они никогда меня не най-
дут.
   После второго убийства она поехала на Житную и встала прямо перед ши-
роким крыльцом Министерства внутренних дел. Мимо нее проходили сотрудни-
ки министерства в форме и в гражданском, некоторые  оглядывали  красивую
молодую женщину хорошо знакомым ей взглядом и шли дальше, а она стояла и
в радостном возбуждении твердила про себя: "Вы ходите мимо меня, вы даже
можете прикоснуться ко мне, и никто из вас не знает и  не  догадывается,
что я - та, кого вы все ищете. Я - преступница. Я -  убийца.  Вы  должны
меня схватить и запереть в камеру, а вы ходите мимо меня,  улыбаетесь  и
думаете о том, что хорошо бы со мной переспать". Ощущение пьянило  ее  и
будоражило, оно было одним из самых сильных, которые Кире Левченко дове-
лось испытать в жизни.
   Она и после третьего убийства пришла сюда, на Житную улицу. Ее тянуло
к министерству как магнитом. Тогда-то она и увидела  Дмитрия  Платонова,
садящегося в красивую дорогую машину. Собственно, из-за машины она и об-
ратила на него внимание, запомнила лицо, потому что, пристально глядя на
него, подумала: "Пройдет немного времени, и у меня будет такая же.  Нет,
моя будет лучше. Обязательно будет, потому что тебе никогда меня не пой-
мать".
   А после четвертого убийства она увидела его в метро. Он  стоял,  дер-
жась рукой за верхний поручень и опираясь  лбом  на  предплечье,  словно
дремал. Вид у него был усталый и измученный, и Кира с  интересом  приня-
лась его разглядывать, пытаясь угадать, почему он едет в метро, а не  на
своей роскошной машине. Их глаза встретились, и в  Кире  вспыхнул  азарт
игрока...
   Она знала, что и как нужно делать, чтобы понравившийся ей мужчина за-
хотел с ней познакомиться. Все вышло так, как она задумала. В то  время,
как ее ищет вся московская милиция, она сближается с сотрудником  Минис-
терства внутренних дел. Более того, она оказывает ему помощь,  наслажда-
ясь каждой минутой, проведенной рядом с ним, потому что это минуты непе-
реносимо острого чувства смертельного риска. Она уезжает за город, чтобы
убить очередную жертву, и он, сыщик, провожает ее до двери и просит вер-
нуться поскорее, потому что она ему нужна. Она возвращается  домой,  при
каждом шаге чувствуя засунутый за пояс джинсов и скрытый свободным  сви-
тером револьвер, из которого два часа назад застрелила человека,  и  он,
работник милиции, встречает ее у дверей, радуется ей и  разогревает  для
нее еду. Никакой наркотик не дал бы ей такого наслаждения. А  впереди  -
еще одно новое ощущение, если она решится переспать с ним. Это тоже  мо-
жет оказаться интересным...
   Платонов ей нравился, и она искренне хотела помочь ему, хотела, чтобы
его неприятности кончились и он смог спокойно жить дома и ходить на  ра-
боту. Кира не желала ему зла, наоборот, она была благодарна Диме  за  те
дни и часы необыкновенного душевного подъема, который она испытала,  иг-
рая с ним, ничего не подозревающим, в азартную и опасную игру. Она  ста-
ралась как можно лучше и точнее выполнять все его поручения, остро  ощу-
щая, что он, подполковник из МВД,  доверил  ей  свою  жизнь.  Ей,  убий-
це-снайперу. Подумать только! Никакому фантасту такое и в голову не при-
дет, думала она, улыбаясь про себя.
   А теперь шутка обернулась устрашающей правдой. Жизнь Димы и  в  самом
деле оказалась в ее руках, потому что ей ведено было его убить.
   Кира отчетливо понимала, что ввязалась в нешуточное дело. Те люди,  в
среду которых она так упорно прорывалась, не в игрушки играют. Не выпол-
нить заказ нельзя, ее тут же найдут и примерно накажут. Но  и  выполнять
его Кира не собиралась. Она никогда, ни при  каких  условиях  не  станет
убивать Платонова. Потому что, сидя на скамейке на пустынном бульваре  и
слизывая с губ стекающие по лицу капли дождя, она вдруг поняла, что выб-
росила шесть человек из жизни легким движением пальца на спусковом крюч-
ке, как игроки, взяв в руки колоду карт, первым делом выбрасывают ненуж-
ные для игры шестерки. Сначала убирают эти шестерки, и только потом  на-
чинается собственно Игра. Оказывается, убить незнакомого человека,  вну-
шая себе, что это не более чем движущаяся мишень, совсем не то же самое,
что убить человека, с которым ты прожила десять дней бок о бок  в  одной
квартире. С которым ты разговаривала. Для которого готовила еду. Которо-
му помогала и сопереживала. Человека, которому ты нравишься.  И  который
тебе доверяет. Нет, это совсем не одно и то же.
   Поэтому единственное, что ей нужно сейчас, это придумать, как  спасти
Дмитрия и себя. И на все про все у нее времени - до вечера  вторника.  В
крайнем случае - до утра среды.


   Глава двенадцатая

   Старушки в этом подъезде оказались как на подбор словоохотливы. То ли
дети и внуки их навещали редко, то ли характер у всех них был  открытый,
дружелюбный и любознательный, но  так  или  иначе  о  своих  соседях  по
подъезду они знали много и рассказывали о них охотно.
   Особенно долго пришлось просидеть у семидесятишестилетней Марии Федо-
ровны Казаковой, живущей на первом этаже.
   - Ой, бедная девочка! - причитала старушка, взмахивая руками,  но  не
забывая при этом подливать гостье чаю и подкладывать в розетки  варенье.
- Растет ведь без материнского пригляду. Отец-то у нее хороший,  достой-
ный, да только он на работе круглые сутки. А Верка - не мать, а  ехидна.
Что ни день - то пьяная. Как она девочку-то до сих пор не угробила -  не
пойму. Чудом разве что.
   - А что же она не лечится? - спросила Настя, с удовольствием слизывая
с ложки сироп от абрикосового варенья.
   - Так не хочет, - вздохнула Мария Федоровна.
   - Может, им лучше развестись? - предположила Настя.
   - Да куда им! - безнадежно махнула рукой старушка. -  Уж  мы  сколько
раз ему говорили: забирай, мол, дочку, да подавай в суд на  жену,  чтобы
развели и родительских прав лишили.
   - А он что?
   - Ничего. Головой качает. Не могу, говорит, такому позору жену преда-
вать. И дочку жалко. В школе-то сразу узнают, что у нее мать  -  алкого-
личка, лишенная родительских прав. Знаете, дети ведь  жестоки,  затравят
они ее. Да и учителя в нынешнеето время не особо умные, не то что не за-
щитят ее от других детей, а еще и сами добавят масла в  огонь.  Нет,  он
правильно делает, благородно. Сам себе жену выбирал - сам свой  крест  и
неси, на других не перекладывай.
   - Да ведь ребенок же растет, - возразила Настя. - Девочке-то  каково?
Она же себе мать не  выбирала,  почему  она  должна  страдать  из-за  ее
пьянства?
   - Вот и получается палка о двух концах, - согласно кивнула  Казакова.
- И дочку жалко, и жену жалко, и против своей совести идти не хочется. А
совесть ему велит жену из дома не гнать.
   - Да? - хмыкнула Настя. - А совесть ему не велит создать ребенку нор-
мальные условия для жизни?
   - Ой, дочка, путано все это. И так нехорошо, и эдак. Пусть уж он  сам
разбирается, не нам с тобой его судить.
   - Ну что вы, Мария Федоровна, я же не для того, чтобы его  судить,  к
вам пришла. Я участковому помогаю, у меня что-то вроде практики. Вот  он
меня попросил пройтись по участку, с людьми поговорить,  может,  у  кого
соседи беспокойные, или дети неблагополучные растут, скандалы в семье  и
все такое. Благодаря вам я теперь знаю, что за девочкой  надо  пригляды-
вать, чтобы от рук не отбилась, в плохую компанию не попала. А  осуждать
ее отца за то, что с женой справиться не может, - не наше дело,  это  вы
правильно сказали.
   - Он ведь и голос на  Верку  никогда  не  повысит,  видно,  любит  ее
все-таки, - заметила Казакова.
   - Так-таки и не повышал никогда? - усомнилась Настя. - Не поверю. Так
не бывает. Может, вам не слышно?
   - Ну как это мне не слышно! - обиделась  Мария  Федоровна.  -  Дом-то
блочный, семидесятых годов постройка, у нас каждый шепот слышен,  не  то
что крик. А если ты, дочка, думаешь, что я глухая к старости стала,  так
это верно, поэтому шепота я, конечно, не слышу. Но если голос  чуть-чуть
повысить - так каждое их слово пересказать могу.
   Она пожевала губами, сделала несколько глотков из чашки,  всем  своим
видом показывая, что не верить человеку в ее почтенном возрасте  -  грех
непростительный. Если она сказала, что муж на Верку-пьяницу голос не по-
вышал, значит, так оно и было. Потом смущенно перевела взгляд  с  гостьи
на окно и откашлялась.
   - Вообще-то ты права, дочка, один раз было. Кричал он на нее  сильно.
Но только один раз. Это точно.
   - И по какому поводу?
   - Утверждать не берусь, но похоже было, что он ее на  мужике  поймал.
Очень гневался. Я даже бояться стала, чтоб он ее не прибил.
   - Да что вы, Мария Федоровна, не похоже,  -  снова  поддела  старушку
Настя. - Если, как вы говорите, она пьет давно, много и каждый день,  то
поймать ее на мужике можно по меньшей мере три раза в неделю. Вы мне по-
верьте, я точно знаю. Все женщины-алкоголички одинаковые. Не может тако-
го быть, чтобы муж ее поймал на этом деле только один раз.  А  если  это
случалось неоднократно, то не стал бы он так  уж  сильно  гневаться  еще
из-за кого-то. Подумаешь, одним меньше - одним больше. Если он терпит ее
запои, то и это стерпит. Нет, Мария Федоровна, там что-то  не  то  было.
Вы, наверное, ошиблись.
   - Да нет же, не ошиблась я, - стала горячиться старушка. - Я же  каж-
дое слово слышала. Она с другом его... Вот из-за этого он и  разозлился.
Он прямо так и сказал, мол, когда ты с пьяных глаз с  такой  же  швалью,
как ты сама, валяешься, так это черт с тобой, это твое  личное  дело.  Я
тебя давно не трогаю, поэтому если ты на себе заразу какую-нибудь таска-
ешь, меня не волнует. Но его, дескать, ты не имела права  за  собой  та-
щить, он мужик слабый, поддался тебе, ну и так далее.
   - А она что же? Что-нибудь отвечала?
   - Ой, вы знаете, она, наверное, сильно пьяная была. Потому что  нача-
лось-то все не с того, что он ее поймал, а она сама ему рассказала.
   - Как это?
   - Да вот так. Он ей замечание сделал какое-то безобидное, а она заве-
лась с пол-оборота, ну ее и понесло. Мол, ты сам  только  своей  работой
живешь, ничего тебя в жизни не интересует, хоть бы ты по  бабам  шлялся,
так хоть на нормального мужика был бы похож, а так - ни рыба ни мясо, ни
педик, ни импотент. Вот Димка твой - он настоящий  мужик,  сразу  видит,
чего женщина хочет, и умеет сделать так, чтобы она  была  довольна.  Вот
тут он и начал кричать. Честное слово, первый раз за все годы я слышала,
как он кричит. Вот те крест. А Верка его  слушает  и  отвечает  невпопад
как-то, не про то, я потому и говорю, что она, наверное, совсем не в се-
бе была. Он ей про друга, а она ему про сестру чью-то, не то про его, не
то про свою. Он ей говорит, что она могла его друга, Димку-то этого, за-
разить чемнибудь, а она ему отвечает, что, мол, конечно, сестра чихнет -
а для него уже мировая катастрофа. Видать, совсем мозги-то пропила,  уже
не понимает ничего.
   - Может быть, - согласилась Настя, только чтобы что-нибудь сказать.
   Значит, Дмитрий Платонов переспал с женой Сергея Русанова,  шлюхой  и
алкоголичкой. И Сергей, ни в малейшей степени  не  покоробленный  невер-
ностью жены и недостойным поведением друга, рассердился только из-за од-
ного: он боялся, что Дмитрий заразился какой-нибудь гадостью от его жены
и принесет потом (если уже не принес) эту  гадость  его  горячо  любимой
сестре Елене. Похоже, привязанность брата к сестре была и в  самом  деле
такой сильной, как говорил сам Русанов. Настолько сильной, что перекрыла
эмоции, связанные с поступком жены и друга. Настолько сильной, что могла
заставить ненавидеть Платонова, который предал Елену, опустившись до ми-
молетной связи со спившейся женой друга. В глазах Русанова Дмитрий сразу
свалился на две ступеньки ниже. Подонок, потому что прикоснулся  с  жене
друга, близкого и давнего друга. И дурак, потому что спутался со шлюхой,
спавшей Бог весть с кем. И вдвойне дурак, потому что одно дело, когда ты
спишь со шлюхой и на этом останавливаешься, и совсем другое -  когда  ты
после этого идешь к прелестной юной девушке, которая тебя любит  и  тебе
доверяет.
   Русанов мог начать ненавидеть Дмитрия. А это уже многое меняло...
   Дмитрий так болезненно ощущал, что время идет, а он так ничего  и  не
придумал, что ему казалось, будто с каждой  прошедшей  минутой  из  него
уходит частица жизни. Каждая прошедшая минута приближала возвращение Ки-
ры, и что ему делать, он не знал. Единственная верная линия поведения  -
делать вид, что ничего не случилось. Только так можно  попытаться  спас-
тись. Но это лишь в том случае, если Кира - не сумасшедшая. Тогда ее по-
ведение можно хоть как-то прогнозировать,  рассчитывать,  предвидеть.  А
если нет? Если она буйнопомешанная маньячка, в голову  которой  в  любую
секунду может прийти все, что угодно?
   "Я должен это сделать, - твердил себе Платонов, растерянно мечась  по
квартире, - я должен собраться с силами и сделать это. Тем  более  вчера
утром я на это намекал. Нужно продолжать свою линию,  словно  ничего  не
случилось, словно я ничего не знаю, не видел никакого револьвера и ни  о
чем не догадываюсь. Теперь я понимаю, почему не мог нормально  восприни-
мать ее, как всегда воспринимал женщин, особенно  красивых.  Потому  что
она не такая, как они. Господи, как же мне это  сделать?  Где  набраться
мужества? Где взять мужскую силу? А вдруг у меня  ничего  не  получится?
Тогда она сразу догадается, что я все понял. Нормальный мужик  не  может
заниматься любовью с женщиной-убийцей. И если я не смогу, если у меня не
получится, сразу станет понятно, из-за чего".
   Он не понимал, почему Кира задерживается, и нервничал, оттого что  не
мог точно прикинуть, когда она придет и есть ли у него в запасе еще  ка-
кое-то время. Наконец ему удалось взять себя в руки и мысленно составить
примерную схему той пьесы, которую ему придется разыгрывать, когда  вер-
нется хозяйка квартиры.
   Когда она вернется, он сделает вид, что спит. Полежит тихонько,  пос-
лушает, что она будет делать, потом "проснется",  позовет  ее,  попросит
присесть рядом с ним на диван и...
   Нет, наверное, не так. Он будет сидеть на кухне,  изображая  глубокую
задумчивость. Не встанет ей навстречу, не выйдет в прихожую, а будет си-
деть и ждать, пока она сама подойдет к нему. Начнет трагическим  голосом
говорить что-нибудь душещипательное, всем своим видом показывая, как  он
страдает. Будет бить на жалость, рассказывать, как ему тяжело  от  того,
что все так получилось, что он не может показать себя настоящим мужиком,
ухаживать за ней так, как положено ухаживать за красивыми женщинами, по-
тому что заперт в ее квартире кознями недоброжелателей...
   А можно встать в прихожей как истукан, молча смотреть на нее грустны-
ми глазами, а потом чуть слышно, но выразительно  произнести:  "Господи,
Кира, дорогая моя, мне было так страшно, я вдруг испугался,  что  ты  не
придешь, и понял, как много ты для меня значишь..."
   Перебирая в уме возможные варианты быстрого сближения, Дмитрий так ни
на чем конкретном и не остановился, решив в конце концов  положиться  на
случай. Как пойдет.
   Воскресенье незаметно катилось к вечеру, и Насте  казалось,  что  оно
тянется уже трое суток. То ли оттого, что проснулась она в четыре  утра,
в восемь уже разгуливала по парку с генералом Заточным, а в  одиннадцать
начала обход квартир в доме, где жил Сергей Русанов, то ли  оттого,  что
мысли ее за это время много раз меняли направление и предлагали  ей  для
обдумывания несколько разных и так не похожих друг на друга схем,  но  к
пяти часам она почувствовала себя разбитой и больной. Ночные заморозки к
полудню сменились дождем, а сейчас из-за быстро гонимых  ветром  облаков
уже проглядывало солнце, и резкая смена давления отзывалась в ней непри-
ятными ощущениями и слабостью. Руки начали дрожать, голова кружилась,  и
больше всего на свете ей хотелось завернуться в теплое одеяло и уснуть.
   Вернувшись домой после разговора  со  словоохотливыми  пенсионерками,
она созвонилась с Игорем Лесниковым, уселась за компьютер и, чтобы убить
время, стала снова и снова разглядывать карту Московской области с обоз-
наченными на ней местами убийств, совершенных неизвестным снайпером. То-
чек на карте было уже шесть, и Настя пристально вглядывалась в них, ста-
раясь уловить хоть какую-нибудь закономерность в их расположении.
   Позвонил Леша Чистяков, она поболтала с ним минут  пятнадцать,  порой
отвечая невпопад и продолжая думать о снайпере, убившем внука самого ве-
ликого Трофима.
   - Ася, очнись! - окликнул ее Лешка. - Ты где витаешь? Я тебя  спраши-
ваю, сколько еще ты будешь сидеть за компьютером.
   - От забора и до обеда, - отшутилась она, припомнив старый анекдот об
армейском старшине, которому удалось соединить пространство и время.
   - Если я приеду сегодня, ты меня пустишь за машину на часок?  Ты  не-
бось опять голодная сидишь, привезу тебе продукты, накормлю, но мне нуж-
но будет немного поработать.
   - Что? - рассеянно переспросила она и вдруг выпалила: - Лешик,  ты  -
гений. Приезжай. Я тебя люблю.
   - Ты - чокнутая, - пробурчал Чистяков, но Настя была уверена, что  он
у