я документы. Тогда естественно, что в  "Лозанне"  конк-
ретно об этом контракте никто не знает, но  могут  знать,  что  какая-то
фирма или какойто человек обращался к Карине. Я хочу  попробовать  найти
всех этих "обращавшихся".
   - Мартышкин труд, - фыркнул начальник. - Если в "Лозанне" уже пошуст-
рили люди из конторы, то они это учли, можешь  не  сомневаться.  Они  не
глупее нас с тобой. Все сотрудники фирмы будут молчать, ты ничего от них
не добьешься. И потом, дорогая моя, ты строишь какие-то поистине наполе-
оновские планы. Ты проверяешь всю  медицинскую  общественность,  которая
так или иначе могла быть знакома с Тамарой Коченовой. Ты  хочешь  прове-
рить всех, кто общался с убитой Мискарьянц, чтобы выяснить, не заключали
ли они с Коченовой "левый" контракт. А как, позволь спросить, ты собира-
ешься все это делать? У тебя сколько рук? Десять?  Шестнадцать?  Или  ты
рассчитываешь на то, что добрый дядя Колобок освободит всех  сотрудников
от раскрытия убийств и изнасилований и бросит всех единым фронтом на ра-
боту по Мискарьянц и Коченовой? Я хочу услышать от тебя  членораздельный
ответ - каковы первоначальные цели и задачи, какой ожидается результат и
сколько тебе на это нужно времени. И прошу не забывать, что по  убийству
Горелова сроки все прошли, полностью вырезанная семья художника тоже ви-
сит на тебе, насильник-маньяк, на счету которого уже  двенадцать  жертв,
до сих пор не пойман.
   - Виктор Алексеевич, речь идет не о Коченовой и не о  Мискарьянц,  вы
же прекрасно это понимаете. Речь идет о конторе...
   - И о твоем дружке Денисове, - ехидно вставил полковник.
   - Хорошо, и о нем тоже. Мне безразлично, где находится Коченова и кто
убил любовницу Денисова, это не те преступления, за которые у меня,  как
говорится, душа ноет. Может, я безразличная и бездушная, может, я непра-
вильно устроена, но судьба Лилианы Кнопке меня никаким образом не трога-
ет. А вот Карина - совсем  другое  дело.  Карину  убила  контора,  чтобы
скрыть какое-то преступление. Или Карину убили по совсем  другим  причи-
нам, а контора теперь только прилагает усилия к тому, чтобы преступление
не было раскрыто. И в том, и в другом случае речь идет о конторе. И важ-
нее этого на сегодняшний день ничего нет.
   - Лихо сказано, - хмыкнул Гордеев. - Значит, убийца целой семьи вмес-
те с малыми детьми гуляет на свободе - пусть. Насильник с  перевернутыми
мозгами шляется по темным улицам - тоже пусть. Вообще все  -  пусть.  Мы
должны встать стройными рядами и двинуться на борьбу с невидимой и неве-
домой конторой. На каком, спрашивается, основании? Будем мстить  за  то,
что два года назад они убили Женю Морозова и  сделали  инвалидом  нашего
Ларцева? Или будем их шлепать по попке за то, что они тебя беспокоят те-
лефонными звонками? Я хочу услышать от тебя четко сформулированную  цель
нашего похода против конторы. И если твоя цель совпадет с моей  -  будем
действовать вместе.
   - Виктор Алексеевич, - Настя сделала глубокий вдох и задержала воздух
в легких, потом медленно выдохнула, - наш разговор ушел  в  сторону.  Вы
хотите услышать от меня, что разработка  конторы  даст  нам  возможность
свернуть шею Денисову. Посадить его вряд ли удастся, мы с вами не склон-
ны переоценивать свои силы. Но по крайней мере мы  сможем  сделать  так,
что он больше никогда не обратится ко мне ни с  какими  просьбами,  даже
самыми невинными. Он даже закурить у меня не посмеет попросить. Он вооб-
ще забудет мой телефон и мое имя. Вы хотите это услышать? Считайте,  что
вы это услышали. План разработки я принесу вам через два часа.
   - Ну что ж, - задумчиво произнес Гордеев, - ты оказалась сильнее, чем
я думал. Взрослеешь, Стасенька. Между прочим, я давал тебе на  составле-
ние плана два дня, и они уж три дня как прошли.
   - План был готов вовремя. Просто я его не отдавала.
   - Понятно, - усмехнулся начальник. - А сейчас будешь за два часа  его
переделывать?
   - Буду. Появились новые данные, и они должны быть учтены в плане.
   - Ладно, через два часа жду. Иди, Анастасия.
   Она поднялась и пошла к двери. Сильно болела голова, она вдруг вспом-
нила, что последний раз ела вчера вечером, сегодня утром  только  выпила
кофе и сок, а сейчас уже половина седьмого вечера. В  горле  стоял  ком,
который Настя никак не могла сглотнуть, это часто случалось,  когда  она
нервничала, и продолжалось порой по полтора-два месяца.
   Она уже взялась за ручку двери, как услышала за спиной:
   - Стасенька!
   - Да, Виктор Алексеевич? - спросила она, не оборачиваясь.
   - Тебе очень тяжело?
   Почему-то ее глаза прилипли к царапине на деревянной  обшивке  двери.
Настя тупо вглядывалась в эту длинную, сантиметров  двенадцать,  светлую
полосу, словно хотела выискать там ответ на  вопрос  Гордеева.  Внезапно
глаза ее наполнились слезами, губы свело противной судорогой. Она  пони-
мала, о чем спрашивал ее Колобок. Не о том, что она устала, что взвалила
на себя непомерно много работы. И не о том, что она безумно боится  кон-
торы и живет в постоянном страхе перед столкновением с ней. Он спрашивал
ее о Денисове. Да, ей было очень тяжело, потому что Эдуард Петрович  Де-
нисов нравился ей и был ей глубоко симпатичен. Она отдавала себе отчет в
том, что он крупный криминальный воротила, что он купил, приручил и  по-
ложил себе в карман целый город вместе со всей администрацией,  органами
власти и управления. Но она помнила, что, как только Эдуард Петрович за-
подозрил, что в ЕГО городе какие-то уголовники совершают тяжкие и жесто-
кие преступления, он немедленно поднял на ноги всю милицию и не  успоко-
ился, пока убийцы не были найдены. Она помнила,  как  прощалась  с  ним,
уезжая из его города. Помнила его слова: "Я сделаю для вас все,  Анаста-
сия, все, что могу, а могу я даже то, что невозможно". Она помнила,  как
он приехал в Москву за телом сына и вместе с Настей  пошел  на  похороны
человека, защищая и охраняя которого погиб его сын. И как он  ни  словом
не упрекнул ее за то, что не сберегла его мальчика.
   Она все понимала про Эдуарда Петровича Денисова. И в то же время  она
все помнила. А вот теперь ей нужно решить, что же все-таки  важнее:  то,
что она понимает, или то, о чем помнит. Но, похоже, возможности выбора у
нее нет. И ей нужно заставить себя смириться с этим.
   Она ничего не ответила начальнику, боясь, что голос  выдаст  ее.  Она
только молча кивнула, так и не повернувшись к нему  лицом,  и  торопливо
вышла из кабинета.


   ГЛАВА 10

   Юрию Оборину предстояло много дел, ведь он  собирался  "уйти  в  под-
полье" как минимум на две недели, а если повезет, то и на месяц. В аспи-
рантской среде такие "уходы" были распространены довольно широко.  Когда
молодой ученый набирал достаточное количество  материала  и  нужно  было
плотно садиться, чтобы его систематизировать, анализировать и описывать,
как назло случались всякие непредвиденные вещи, которые никак не  давали
сосредоточиться и углубиться в работу. Это был  злой  рок,  висящий  над
всеми аспирантами юрфака, а может быть, и всего университета. Как только
дело доходило до написания параграфа или главы, сей же час либо  заболе-
вали все преподаватели кафедры и нужно было немедленно все бросать и бе-
жать вместо них на занятия, либо на кафедру сваливалось невероятное  ко-
личество поручений на рецензирование каких-то  монографий,  диссертаций,
законопроектов и прочих творений, и к делу подключались  все  вплоть  до
аспирантов-первогодков (рецензировать они еще не умеют,  но  хоть  текст
напечатают). Очень популярным был "прикол"  в  виде  внезапного  приезда
родственников, которым негде остановиться, кроме как у означенного аспи-
ранта. В свете необходимости интенсивно поработать над текстом диссерта-
ции очень выгодно смотрится любое, даже  крошечное  изменение  законода-
тельства, потому что немедленно после опубликования нового закона в  га-
зете нужно хватать, во-первых, фондовые лекции, во-вторых, рукописи, го-
товящиеся к изданию, и срочно вносить коррективы.  На  этот  аврал  тоже
поднимали всех - и хворых, и бесталанных. А если  принять  во  внимание,
что разговоры о принятии новых уголовного и уголовно-процессуального ко-
дексов ведутся уже три года, но вместо цельных и внутренне логичных  ко-
дексов Дума все время принимает какие-то законы, вносящие частные  изме-
нения, неумело латая тришкин  кафтан  устаревшего  законодательства,  то
постоянная переделка учебных и научных материалов, программ,  рукописей,
методичек висела над сотрудниками кафедры  уголовного  права  дамокловым
мечом.
   Одним словом, если аспирант хотел написать более  или  менее  связный
текст, ему приходилось "уходить в подполье", иными словами,  становиться
недоступным, не выходить из дома и, главное, не подходить к телефону. Во
избежание недоразумений перед "уходом" следовало предупредить всех заин-
тересованных лиц, чтобы не беспокоились и не звонили в милицию с криками
о пропавшем человеке, не приезжали и не взламывали  дверь.  Кроме  того,
нужно было сделать какие-то обязательные дела, нанести все  обязательные
визиты и купить продукты. После этого можно было смело  раскладывать  на
столе бумаги и садиться за машинку или за компьютер.
   Оборин на начало октября "подполье" не планировал. У него  была  пол-
ностью готова первая глава диссертации, собран эмпирический материал для
второй главы и даже написан теоретический параграф, так что для заверше-
ния второй главы ему осталось проанализировать эмпирику, а уж  потом  ее
описывать. Из результатов этого анализа будут вытекать теоретические по-
ложения и практические рекомендации, которые предполагается  изложить  в
третьей главе. И Оборин составил для себя график, согласно  которому  он
до Нового года закончит обработку эмпирики, а потом скроется от всех ме-
сяца на полтора и спокойно все допишет. На самом деле ему уже сейчас бы-
ло ясно, какие именно выводы следуют из собранного  материала,  так  что
третью главу он мог бы написать хоть сейчас. Но правила требовали, чтобы
эмпирический материал был подан в определенном виде - с таблицами, диаг-
раммами, расчетами, с подробным описанием, где и как изучались уголовные
дела, по какой анкете. Эта работа не требовала большого интеллектуально-
го напряга, ее можно было делать урывками, по два часа в день, чем  Обо-
рин и собирался заниматься в предстоящие три месяца,  вплоть  до  Нового
года.
   Однако появление в его жизни Ольги заставило Юрия внести коррективы в
тщательно разработанный план завершения диссертации. Они провели  вместе
четыре упоительных дня, а потом пришлось  открыть  глаза  перед  суровой
действительностью в лице Ольгиного ревнивого и строгого супруга. О  том,
чтобы медсестра оставила свой пост и ушла с работы во  время  дежурства,
не могло быть и речи. После смены все ее передвижения жестко контролиро-
вались мужем.
   - Давай я буду приходить к тебе на работу, когда ты дежуришь в ночную
смену, - предлагал Юрий. - Ведь ночью  у  вас  наверняка  спокойно,  все
спят.
   - Ты с ума сошел, - грустно усмехалась Ольга. - Весь персонал отделе-
ния знает моего мужа, он в профилактических целях со всеми перезнакомил-
ся. Дежурный врач тут же доложит ему о твоем приходе.
   - Как же быть? - растерянно спрашивал Оборин. - Что же, мы теперь во-
обще не сможем видеться?
   - А я тебя предупреждала, что так и будет.
   - Да, конечно, - кивал он. - Но ведь должен быть какой-то  выход.  Не
может быть, чтобы его не было.
   - Не знаю, - пожимала плечами Ольга. - Лично я никакого выхода не ви-
жу.
   В таких пустых телефонных переговорах прошло два дня, когда Юрия осе-
нило.
   - А я могу лечь в твою больницу?
   Она с трудом сдержала облегченный вздох. Господи, как  много  времени
ему понадобилось, чтобы додуматься до этого!  Ольга  уже  начала  побаи-
ваться, что Юрий не сможет самостоятельно дойти до такой простой  мысли.
Но сейчас нужно было сыграть точно, нигде не пережать,  чтобы  не  спуг-
нуть.
   - Ну, в общем... - промямлила она как бы неуверенно. - Это можно уст-
роить. Но это стоит денег, и немалых. Ты сможешь заплатить?
   - Взятку, что ли, дать?
   - Нет, ты не понял. У нас коммерческое  отделение,  лечение  платное.
Примерно сто долларов в сутки. Потянешь?
   - Господи, да от чего ж у вас там лечат за такие деньги?! -  изумился
Оборин.
   - Да ни от чего, - рассмеялась Ольга. - Когдато это было закрытое от-
деление Четвертого главного управления Минздрава, здесь выводили из  за-
поев членов ЦК и правительства и их родственников. Жен отхаживали  после
стрессов, детей - после суицидальных попыток. Лечили  от  пристрастия  к
наркотикам. Были такие, кто полностью менял зубы, удалял все свои и имп-
лантировал новые, но после удаления собственных зубов нужно было  где-то
отлежаться, чтобы никто эту небесную красоту не увидел. Так что в  нашем
отделении не только выдающиеся члены партии и правительства  полеживали,
но и народные артисты, любимцы  публики,  телевизионные  дикторы.  Здесь
роскошные одноместные палаты типа гостиничного "люкса", ресторанное  пи-
тание по предварительному заказу, но в соответствии с прописанной врачом
диетой, первоклассный уход,  витамины,  поддерживающая  терапия.  Только
раньше это все было за счет налогоплательщиков, а теперь - за счет жела-
ющих поправить здоровье.
   - И кто же у вас теперь  лечится?  Опять  члены  правительства  и  их
семьи?
   - Не скажу.
   - Как это? - оторопел Оборин. - Почему не скажешь?
   - Нельзя. - Она ласково засмеялась. - Это одно из условий  пребывания
в нашем отделении. Мы сохраняем полную анонимность. У  нас  даже  палаты
запираются снаружи, чтобы пациенты не разгуливали по коридору и не  заг-
лядывали "в гости" к соседям. Каждый наш пациент  может  быть  абсолютно
уверен, что в его палату не войдет никто, кроме  медсестры  и  врача,  и
никто из посторонних не узнает, что он здесь лежит.
   - Значит, когда ты дежуришь, в мою палату не может войти никто, кроме
тебя и врача? - обрадовался Оборин, и Ольга поняла, что  он  клюнул.  Он
сказал "в мою палату" - мысленно он уже лежал в клинике.
   - Никто, - уверенно подтвердила она. - Но наши пациенты,  знаешь  ли,
народ капризный, они не любят, когда их  беспокоят,  поэтому  существует
расписание, которое никогда не нарушается. В девять утра  приходит  мед-
сестра, приносит утренние лекарства и завтрак. В три часа - дневные  ле-
карства и обед, в восемь - ужин. Перед ужином, с семи до восьми, по  па-
латам ходит врач и беседует с каждым пациентом. У нас обходы вечерние, а
не утренние. Так повелось с самого начала. Вот и все. Больше  к  тебе  в
палату никто входить не будет. Три раза придет сестра и один раз - врач.
Все остальные визиты - только по твоему вызову.  В  каждой  палате  есть
кнопка вызова медсестры и отдельная кнопка для врача.  Можно,  например,
позвонить медсестре и попросить чаю или кофе, или что-нибудь перекусить,
если голоден и если диетой не запрещено. Одним словом, у  нас,  конечно,
хорошо, но и дорого. Так что не знаю даже, Юра, имеет ли смысл...
   - Господи, да, конечно же, имеет! - горячо перебил ее Оборин. - Тут и
думать нечего. Деньги я найду, хотя бы недельки на две, ты не  сомневай-
ся. Что мне нужно сделать? Направление какое-нибудь взять? Анализы?
   - Ничего не нужно, Юра. Я запишу тебя на консультацию  к  заведующему
отделением, ты придешь и скажешь ему, что хотел бы полежать две-три  не-
дели в нашем отделении. Тебе нужно заканчивать диссертацию, а у тебя ра-
бота не идет. Слабость там, вялость, голова болит, бессонница,  сосредо-
точиться не можешь. В общем, эту часть ты сам придумай, можешь  говорить
все, что хочешь, диагноз значения не имеет, потому что у нас, как я  уже
сказала, ни от чего не лечат, у нас скорее в чувство приводят, дают  че-
ловеку отоспаться, привести нервы в порядок, набраться  сил.  Понимаешь?
Скажешь Александру Иннокентьевичу, что тебе нужно срочно дописывать дис-
сертацию, время поджимает, а голова не варит.  Этого  будет  достаточно,
чтобы он тебя положил к нам. А дальше все просто. Возьмешь свои  бумаги,
придешь к нам, будешь целыми днями работать над диссертацией, а я буду к
тебе приходить каждую свободную минутку.
   - Здорово! - обрадовался Оборин. - А пока я буду там  у  вас  лежать,
глядишь, что-нибудь и придумаем насчет наших будущих встреч.
   - Твоему оптимизму можно позавидовать, - усмехнулась в трубку  Ольга.
- Так записывать тебя на консультацию или еще подумаешь?
   - Чего тут думать, - отмахнулся он. - Записывай, конечно.
   - Когда тебе удобно?
   - Да хоть сейчас.
   - Размечтался... Ладно, по блату сделаю тебе  на  завтра,  на  десять
тридцать. Записывай адрес.
   Она подробно объяснила ему, где находится больница и как найти  каби-
нет, в котором Александр Иннокентьевич  Бороданков  принимает  для  кон-
сультаций. Все, подумала она, попался. Никуда теперь не  денется.  В  те
четыре дня она так выложилась и в постели, и вне ее,  что  два  дня  без
встреч с Ольгой показались Оборину мучительными и  горько-безрадостными.
Уж что-что, а превращать жизнь мужчины в сверкающий  радостный  праздник
Ольга Решина умела как никто.
   За четыре дня ей не удалось выяснить, знает ли он, где Тамара. Он  ни
разу не упомянул ее, на какие бы темы Ольга ни  затевала  разговор  -  о
старых ли друзьях, об ошибках юности, о первой студенческой  влюбленнос-
ти, о легкомыслии, из-за которого можно запросто вляпаться  в  какой-ни-
будь криминал. Даже об автомобилях, которые не следует заводить, если не
можешь обеспечить их сохранность. Один раз она,  уже  полностью  отчаяв-
шись, очень осторожно завела разговор о переводчиках.  Но  Юрий  молчал,
словно никогда и не знал такую переводчицу Тамару  Коченову,  с  которой
из-за ее легкомыслия случилась беда и с которой его связывал давний юно-
шеско-студенческий роман. Но он не мог ее не знать. Ведь  он  забрал  ее
машину и поставил в свой гараж.
   Если бы Ольге удалось точно установить, что Оборин  не  знает  ровным
счетом ничего, что Тамара прожила  у  него  три-четыре  дня,  ничего  не
объясняя или сославшись на ссору с любовником, и  уехала  в  неизвестном
направлении, она бы оставила его в покое. Просто перестала бы звонить  и
исчезла бы из его жизни. Или сослалась бы на грозного мужа. Или  спрово-
цировала бы ссору. Да не проблема это, не в том суть. Но беда в том, что
точно ничего выяснить не удалось. Оборин молчал о Тамаре, и было  совер-
шенно непонятно, рассказала она ему о событиях в Австрии и о  том,  куда
уезжает, или нет. Поэтому с Обориным вопрос  нужно  было  решать  карди-
нально.
   Во-первых, необходимо было все-таки выяснить, что именно ему  расска-
зала Тамара, и если она всетаки что-то рассказала, то узнать, не  перес-
казывал ли это Оборин кому-нибудь еще. Одним словом,  следовало  устано-
вить, как далеко разошлась информация о тройном убийстве на шоссе, веду-
щем в Визельбург. Во-вторых, Оборину следовало помочь замолчать  навсег-
да.
   Закончив неотложные и обязательные  дела,  Юрий  начал  собираться  в
больницу. Первым делом он внимательно перебрал все свои бумаги, чтобы не
тащить лишнего, но в то же время не забыть дома что-нибудь нужное. Поло-
жил в папку целую пачку миллиметровой бумаги, на которой так удобно чер-
тить графики и диаграммы и составлять таблицы. Достал из книжного  шкафа
толстенный темно-зеленый "Справочник по математике для научных  работни-
ков и инженеров". Оглядел внушительную стопку,  которая  возвышалась  на
столе. Кажется, с бумагами все.
   Он достал из шкафа легкую, но очень вместительную  дорожную  сумку  и
принялся паковать свой багаж - книги, бумаги,  блокноты,  папки,  белье,
туалетные принадлежности, множество мелочей, к которым он привык  и  без
которых не желал обходиться, вплоть до крошечного стеклянного мышонка  с
длинным завитым спиралью хвостиком. Юра привык, что-то  обдумывая,  кру-
тить в пальцах его округлую фигурку  или  посасывать  кончик  тоненького
хво