йманным, Лыков заявил, что узнал эти сведе-
ния от недавно убиенного Галактионова. Вопрос: а откуда сам  Галактионов
мог это узнать? Спросить мы у него уже ничего не можем, к сожалению. По-
этому Косте остается только одно: прошерстить весь круг знакомых  покой-
ного, чтобы попытаться найти ниточку, которая приведет его к человеку  с
излишне  длинным  языком.  Если  Костя  сейчас  кинется  заново  терзать
родственников, друзей и знакомых Галактионова, причем с какими-то стран-
ными и совершенно другими вопросами, то потратит массу сил и времени,  а
в результате только людей озлобит. Ему бы получить перечень свидетелей и
краткие характеристики показаний, да Лепешкин ему дело не дает.  Просьба
ясна?
   - Так Лепешкин и нам дело не дает,  -  подал  голос  Коротков.  -  Мы
Ольшанскому можем дать только то, что сами сделали, а уж чего там Лепеш-
кин надопрашивал - мы и знать не знаем. Так только, в общих словах,  ис-
ходя из того, что он соизволит нам сквозь зубы процедить.
   - Ребятки, Косте надо помочь.
   - Конечно, Виктор Алексеевич, о чем речь, Ольшанский - нормальный му-
жик, с ним хорошо работать. Поможем. А почему бы ему не забрать дело Га-
лактионова себе?
   - С какой это стати, скажи, пожалуйста? Кто он такой, чтобы  забирать
дела по собственному усмотрению? Чтобы это сделать, нужно по меньшей ме-
ре доказать, что убийство и разглашение тайны усыновления можно  объеди-
нять в одно уголовное дело. У тебя есть основания так думать? Правильно,
нет. И у меня нет. И у него нет. Во-вторых, нужно еще доказать, что дела
надо объединять именно у Ольшанского, а не  у  Лепешкина.  По  общему-то
правилу, дело о менее тяжком преступлении присоединяется к делу о  более
тяжком, а никак не наоборот. Усыновление можно отобрать у Кости и отдать
этому дегенеративному Лепешкину. А наоборот - маловероятно.
   Выйдя от начальника, Настя направилась к своему  кабинету,  когда  ее
догнал высокий черноглазый Миша Доценко, самый молодой сыщик в отделе по
борьбе с тяжкими насильственными преступлениями.
   - Анастасия Павловна, можно к вам на минутку?
   - Заходите, Мишенька.
   Она приветливо улыбнулась, открывая перед Мишей дверь. Он ей нравился
своим упорством, неугасимым стремлением научиться тому, чего он  еще  не
умеет, открытостью и какой-то почти детской наивностью и  чистотой.  Сам
он перед Каменской трепетал, называл ее по имени-отчеству, чем  вот  уже
три года ввергал ее в смущение и краску, но переходить на "ты" и на  об-
ращение по имени отказывался категорически.
   - Выпьете со мной кофе? - спросила она, доставая большую керамическую
кружку и кипятильник. Без кофе она не могла прожить и двух часов, и если
ей не удавалось вовремя влить в себя чашку  горячего  крепкого  напитка,
она начинала слабеть, внимание рассеивалось, а глаза закрывались.
   - С удовольствием, если можно, - застенчиво ответил Миша. - Анастасия
Павловна, объясните мне, пожалуйста, про Лепешкина, я не  все  понял  из
того, что говорил Виктор Алексеевич.
   У  Миши  Доценко  было  еще  одно  отличительное  качество:  он   был
единственным сотрудником отдела Гордеева,  который  никогда  не  называл
своего начальника Колобком не то что за глаза, а даже и в мыслях.
   - Видите ли, Мишенька, я сама узнала об этом  только  сегодня  утром.
Оказывается, от Игоря Евгеньевича в свое время ушла  жена,  бросила  его
ради красивого богатого любовника. Подозреваю, там было еще кое-что,  но
вам как человеку молодому эти гадости знать не  обязательно.  Игорь  Ев-
геньевич очень переживал, причем настолько, видимо, сильно, что  у  него
сформировался свой взгляд на адюльтер. Мужчина, как холостой, так и  же-
натый, может делать все, что считает нужным, но изменяющая мужу  женщина
достойна всяческого порицания. Он ненавидит только свою жену,  но  никак
не ее нового мужа. Понятно?
   - Пока понятно, - кивнул Миша, не сводя с Насти  внимательных  черных
глаз. - У вас вода кипит.
   - Спасибо.
   Она повернулась к тумбочке, на которой стояла кружка с кипятильником,
вытащила вилку из розетки.
   - Вам крепкий?
   - Средний.
   - Сахар?
   - Два кусочка, если можно, пожалуйста.
   - Можно, пожалуйста. - Настя бросила в его чашку два куска сахару.  -
От вашей вежливости, Мишенька, можно сойти с ума. Вы не устаете от  нее?
Впрочем, извините, это с моей стороны уже грубо. Вернемся  к  Лепешкину.
Если Игорю Евгеньевичу приходится беседовать с женщиной, имеющей  любов-
ника, то беседу можно считать загубленной с самого начала. Он  проявляет
крайнюю резкость, нетерпимость, невежливость вплоть до грубости,  посто-
янно давая ей понять, что она нарушает нормы морали и ей вообще не место
среди людей. Понятно, что практически любая женщина в  такой  обстановке
замкнется и слова лишнего не скажет, лишь бы быстрее ноги унести от это-
го малоприятного человека. А поскольку Галактионов в любовных  связях  и
разовых похождениях себя не ограничивал, то совершенно очевидно, что его
подруги составляют значительную часть всех источников информации. И  вот
сегодня утром оказалось, что полноту информации, полученной из этих  ис-
точников, нужно ставить под сомнение. Костя-то Ольшанский хорошо  знает,
что такое Лепешкин, вот он меня и просветил.
   - Вы мне не расскажете?
   - О чем? - удивилась Настя.
   - О том, что сказал Ольшанский. Я только в кабинете у Виктора Алексе-
евича в первый раз об этом услышал.
   - Ох, Мишенька, простите меня, ради Бога! - спохватилась Настя. Она и
в самом деле до начала оперативки не успела поговорить с Мишей, а теперь
получалось, что она отстранила младшего товарища от дела, ничего ему  не
объясняя. - Понимаете, свалить вину на покойника - дело некрасивое,  но,
к сожалению, весьма распространенное. Ольшанский подозревает, что шанта-
жист Лыков может говорить неправду и сведения об усыновлении он  получил
вовсе не от Галактионова. Проверить это очень трудно, но Ольшанский вце-
пился в это дело как собака в кость и хочет, чтобы мы по возможности ему
помогли. Мы имеем, с одной стороны, мужа и жену Красниковых, а с  другой
- Галактионова, якобы обладавшего информацией об их семейной тайне. И мы
должны попробовать провести линию между ними. При этом мы  договорились,
что Константин Михайлович будет двигаться нам навстречу со стороны Крас-
никовых и их окружения, а мы, в свою  очередь,  еще  раз  проанализируем
круг знакомых Галактионова, на этот раз с точки зрения контактов с теми,
кто соприкасался с Красниковыми. Идея понятна?
   - Вот теперь понятно, - облегченно улыбнулся Доценко.
   - Ну, раз понятно, тогда начнем. Несите мне все, что у  вас  есть  по
Галактионову, я пока начну приводить это в систему, а вы, Мишенька, отп-
равляйтесь к свидетельницам, которых допрашивал Лепешкин. Придумайте ка-
кую-нибудь убедительную сказочку, заморочьте им голову, но  постарайтесь
их разговорить. Ни один из тех, с кем мы беседовали, не сказал ни слова,
из которого можно было бы догадаться, откуда у Галактионова сведения  об
усыновлении. Никто не упоминал ни о связях в органах ЗАГСа, ни о  роддо-
мах, ни о Саратове, где родился и был усыновлен мальчик. Ну не во сне же
ему это приснилось, правда? Должен быть кто-то, кто сказал ему об  этом.
Вот этого "кого-то" мы с вами и должны вычислить.
   Получив от Михаила все блокноты  с  записями  по  делу  Галактионова,
Анастасия Каменская заперлась в кабинете, сварила себе еще кофе,  убрала
со стола все лишнее и с головой погрузилась в изучение списка  людей,  с
которыми так или иначе был связан Александр Владимирович Галактионов.
   Инна Литвинова, невысокая, широкоплечая, крепко сбитая, легко  подни-
малась по лестнице, неся в одной руке объемистый портфель,  в  другой  -
тяжелую сумку с продуктами. Открыв дверь своей квартиры и войдя в прихо-
жую, она сразу поняла, что Юля дома.
   - Котенок! - радостно позвала она. - Я пришла!
   Ей никто не ответил. Инна быстро сбросила грязные сапоги и,  даже  не
сняв короткую шубку, стремительно ворвалась в спальню. Юля лежала в пос-
тели с книжкой, ее длинные светло-рыжие волосы казались золотыми на фоне
голубой наволочки, а выражение  смазливого  личика  было  недовольным  и
скучным.
   - Котенок, ты чего не откликаешься? Ты плохо себя чувствуешь?  -  за-
ботливо спросила Инна.
   - Нормально, - вяло протянула Юля.
   - Сейчас я приготовлю ужин. Хочешь салат с крабами? Я купила...
   - Да ну, - все так же вяло протянула девушка. - Я хочу шампиньонов, я
тебе еще вчера говорила. Курицу хочу с шампиньонами. И креветок в кляре.
   - Я все купила, котеночек, не злись, я сейчас все сделаю, -  засуети-
лась Инна.
   - Да? - Юля заметно оживилась. Просто удивительно, откуда в этой юной
девушке была такая непреодолимая страсть к  изысканной  кухне.  Она  ела
немного, была очень стройной и изящной, но претензии по  части  кухни  у
нее были поистине княжеские, и она знала, что Инна в своей слепой  любви
к ней готова на все, лишь бы доставить ей удовольствие.
   Ужин Инна принесла ей в постель. Сидя рядом на краешке  кровати,  она
с, умилением наблюдала, как Юля с аппетитом ест крупные креветки в  кля-
ре, обмакивая их в специальный соус.
   - Вкусно? - с надеждой спросила Инна.
   - Нормально, - безразличным тоном ответила девушка. - Ты мне обещала,
что мы поедем на Средиземное море, где в ресторанах подают устрицы, кре-
ветки и омаров. Когда мы поедем?
   - Скоро, котеночек. Скоро у нас будет много денег,  очень  много.  Я,
может быть, не смогу с тобой поехать, но ты ведь и одна съездишь,  прав-
да?
   Инне очень хотелось услышать в ответ сожаления по поводу невозможнос-
ти поехать на Средиземное море вместе. Но она, как, впрочем, и  ожидала,
услышала совсем другое.
   - Ладно, я и одна не пропаду. Так даже лучше. Так когда я поеду?
   - Я не могу сказать точно. Я думаю, что получу деньги в течение двух,
самое большее - трех месяцев. Сейчас январь, значит, наверное, в мае  ты
уже сможешь ехать.
   - Договорились, - повеселела Юля, - в мае я еду в  Италию,  на  море,
есть устрицы.
   Инна тщательно перемыла на кухне всю посуду, протерла мокрой  тряпкой
пол. Ей приходилось тщательно следить за чистотой в квартире, потому что
Юля обожала ходить босиком и по целым дням не снимала белых, нежно-голу-
бых или розоватосиреневых пеньюаров, и не дай Бог на кухонном столе  ос-
танется непросохший след от чашки с кофе или от розетки с вареньем.
   Закончив уборку, она отправилась в ванную. Сняв юбку и темную строгую
блузку, она осталась в одном белье и по привычке окинула себя взглядом в
зеркало. Прямые плечи, мощный торс,  полное  отсутствие  талии  и  узкие
сильные бедра. Лицо некрасивое, грубоватое. Коротко остриженные волосы с
ранней сединой. Да, Инна Литвинова, до красавицы тебе далеко, но это  не
так уж и важно. Мужик и не должен быть красивым, вполне достаточно, если
он чуть-чуть лучше обезьяны.
   Стоя под душем, она с нежностью подумала о Юле, о ее золотых  волосах
и молочно-белом теле на голубых простынях, и  почувствовала,  как  внизу
живота возникла приятная ноющая тяжесть.  Юлечка...  Юленька...  Котено-
чек...


   Глава вторая

   Дима Красников родился в 1979 году в Саратове. Его мать,  Вера  Бори-
совна Боброва, так и не вышла замуж, но, защитив диссертацию и  построив
себе кооперативную квартиру, в сорок три года решила, что нужно  рожать.
Родители ее были уже старенькими, и перспектива остаться совсем одной на
этом свете Веру Борисовну ужасала.
   Она поехала в южный санаторий "за беременностью", но в первый раз  ей
не повезло. На следующий год она повторила попытку, но  снова  неудачно.
Ей хотелось родить ребенка от здорового непьющего мужчины, а  такой  на-
шелся лишь под самый конец ее пребывания в санатории, и хотя  и  удалось
затащить его в постель, но забеременеть Вера снова не успела. Третья по-
ездка оказалась успешной, правда, врач предупредил, что  первые  роды  в
сорок пять лет - дело весьма опасное. Отец Веры к  этому  времени  умер,
оставалась мать, которой было уже за семьдесят и которая здоровьем  пох-
вастаться не могла. Перспектива полного одиночества была такой  близкой,
что Вера рискнула пренебречь советом врача, хотя тот очень и очень сове-
товал ей подумать, показывал результаты анализов, кардиограмму и говорил
о высокой вероятности неблагоприятного исхода.
   Прогноз врача оправдался. Двоюродная сестра Веры Борисовны Оля Бобро-
ва, коренная москвичка, работавшая в то время в Курске учителем русского
языка и литературы по распределению после окончания педагогического инс-
титута, примчалась в Саратов, едва узнав о смерти сестры.
   - Тетя Люба, давайте я заберу мальчика, - предложила она своей тетке.
- Вы с ним не справитесь, а отдавать в детский дом при живых родственни-
ках - кощунство.
   Мать Веры Борисовны вынуждена была согласиться с тем, что ее  племян-
ница права. Ольга назвала мальчика Дмитрием, оформление документов прош-
ло легко и быстро отчасти потому, что у покойной сестры и у самой  Ольги
фамилии были одинаковыми: обе они носили фамилии своих  отцов  -  родных
братьев. Поэтому в доброй половине учреждений тот факт, что Ольга Бобро-
ва оформляет какие-то документы на Дмитрия Боброва, ни малейших вопросов
не вызвал.
   К моменту, когда произошли эти  печальные  события,  срок  работы  по
распределению подходил к концу, через два с половиной месяца Ольга соби-
ралась возвращаться в Москву, к родителям, а примерно через месяц должна
была состояться ее свадьба с Павлом Красниковым, учителем истории,  пре-
подававшим в той же школе, что и она.
   - Ты можешь оставить ребенка в Курске на некоторое время?  -  спросил
Павел, когда взбудораженная Ольга позвонила ему в Саратов и  объявила  о
предпринятом ею шаге.
   - Зачем? - насторожилась она.
   - Мы поженимся здесь, в Саратове, потом вместе поедем в Курск и офор-
мим перемену фамилии мальчику. После этого ты пишешь родителям в  Москву
покаянное письмо, что, мол, родила за месяц до  свадьбы,  стеснялась  им
говорить, что ждешь ребенка. Ждите, мол, дорогие мои, меня  вскорости  с
мужем и младенцем на постоянное жительство в город-герой, столицу  нашей
Родины.
   - И что нам это дает? - не поняла Оля. - Зачем такие сложности?
   - Я не сторонник ненужной огласки, - объяснил ей жених. - Чем  меньше
людей знают об усыновлении, тем дальше спокойнее жить. Если ты привезешь
сейчас ребенка в Саратов, то все поймут, в чем дело, потому что беремен-
ной тебя никто здесь не видел. Таким образом, отсюда  ты  уедешь  просто
замужней дамой, а в Москву приедешь счастливой молодой матерью. Все, кто
знает об усыновлении, останутся только в Курске. Поняла?
   - Ты хочешь, чтобы я и от своих родителей это скрыла? Но это не полу-
чится, есть же тетя Люба, она им расскажет. Они ведь знают, что  Верочка
умерла в родах.
   - А ты поговори со своей тетей Любой. Я очень тебе  советую,  Олюшка,
попытайся ее убедить. Ты у меня умница, ты сумеешь найти  нужные  слова.
Все, что я хочу сделать, пойдет только на благо мальчику. Чем меньше лю-
дей знает, тем лучше, поверь мне, милая, - ласково уговаривал ее  Павел.
- Попробуй договориться со своей теткой. Не получится - так не  получит-
ся, но попробовать надо. Мы ведь не знаем,  кто  отец  мальчика,  откуда
твоя сестра привезла свою беременность. А вдруг она поддерживала  с  ним
отношения вплоть до самых родов? А вдруг он знает, что у него должен ро-
диться ребенок? Ты можешь гарантировать, что он в один прекрасный момент
не ворвется в нашу жизнь с какими-нибудь гадостями?
   Оля была вынуждена согласиться с тем, что Павел прав. Она сделала все
в точности так, как он предлагал, и через три  месяца  молодая  семья  с
грудным Димочкой переступила порог московской  квартиры  Бобровых.  Тетя
Люба вняла Ольгиным уговорам и объяснениям и поклялась ничего  не  гово-
рить брату своего покойного мужа и его жене. А через полгода она умерла.
   Таким образом в Москве обладателями  тайны  усыновления  были  только
супруги Красниковы. Те же люди в Курске, которые знали о смерти Веры Бо-
рисовны Бобровой, не знали, какую фамилию стал всего  через  три  месяца
носить маленький Димочка, а те, кто знал, что Дима Бобров превратился  в
Диму Красникова, понятия не имели о том, что его настоящая мать умерла.
   Обдумывая эту информацию, Константин Михайлович Ольшанский чувствовал
себя неуютно. Конечно, проследить путь Димы Красникова от момента рожде-
ния до сегодняшнего дня можно, но для этого надо быть работником  право-
охранительных органов и иметь доступ к любым архивным документам,  зада-
вать вопросы множеству людей, которых еще предварительно надо найти, по-
тому что за минувшие пятнадцать лет почти никто из тех,  кто  работал  в
1979 году, не остался на прежнем месте. Кто на пенсии, кто умер, кто уе-
хал в другой город... И потом, нужно же еще найти самих Красниковых. Что
толку от того, что какой-то болтун из Курска сегодня скажет: "А  в  1979
году я оформлял перемену фамилии мальчику Боброву, который стал  Красни-
ковым. И я точно знаю, что хоть у него и записана мать Ольга Боброва, но
она ему не родная". Красникова в тот момент была прописана  в  Саратове,
из Саратова убыла в Москву, и спустя пятнадцать лет живет вовсе не в той
квартире, куда приехала с грудным Димой, и работает совсем не в той шко-
ле, где начала работать после возвращения. Найти Красниковых,  безуслов-
но, можно, но опять-таки это под силу только работнику милиции или  про-
куратуры. Обычный гражданин сделать этого не сможет.
   "Что же из всего этого следует?" - задавал себе вопрос Константин Ми-
хайлович, сидя за столом в своем служебном кабинете над раскрытой папкой
с материалами по Красниковым и Леониду Лыкову. Вариантов только два: ли-
бо Красниковы всетаки кому-то проболтались, либо в деле  фигурирует  ра-
ботник милиции или прокуратуры, который раскопал историю Бобровых и  за-
чем-то поделился ею. Вот только с кем? С Лыковым? Значит, Лыков  врет  и
покрывает его, спихивая вину на Галактионова. Или он поделился с  Галак-
тионовым? Тогда получается, что Лыков не врет, а среди связей  Галактио-
нова есть такой нечистоплотный представитель правоохранительной системы,
но почему-то его не назвал и не упомянул ни один из почти восьми  десят-
ков свидетелей. Выходит, если у Галактионова и была такая связь,  то  он
ее охранял бережно и тщательно, никого в свой секрет не посвящая.  Инте-
ресно, почему? И откуда у него эта связь?
   А если Лыков все-таки врет, то стало быть, такая связь есть  у  него.
Но Леонид Лыков работает в автосервисе, и проверять его контакты -  дело
тухлое, для этого надо освобождать от работы половину сыщиков с Петровки
и половину следователей из городской прокуратуры. Но проверять, конечно,
надо, никуда не денешься.
   Что же касается Курска, то Ольга Красникова не вспомнила ни одной фа-
милии тех людей, которые были посвящены пятнадцать лет назад в суть  со-
бытий. Поэтому искать их и проверять "на болтливость" придется через ми-
лицию. Добросовестно заполняя многочисленные бланки разнообразных запро-
сов, Константин Михайлович Ольшанский в глубине души был уверен, что де-
лает это напрасно. Но от него требовали образцовое дело, а в  образцовом
деле о разглашении тайны усыновления обязательно  должны  быть  сведения
обо всех, к этой тайне причастных. И запросы тоже должны быть образцовы-
ми.
   Он резко распахнул дверь и вошел в одно из помещений лаборатории. Си-
дящий за компьютером мужчина повернулся к нему и приветливо кивнул.
   - Добрый день.
   - День добрый, - бодро откликнулся он. - Как дела? Когда  представля-
ешь диссертацию в Совет?
   - На ближайший Совет я не успеваю, а следующий первого марта, хочу на
него успеть.
   - А почему на ближайший не успеваешь?
   - Да с перепечаткой застрял. Машинистка приболела, но обещает за  де-
сять дней напечатать весь текст вместе с авторефератом. Если  не  подве-
дет, то десять дней, плюс день вычитать опечатки  и  проверить  формулы,
плюс еще день, чтобы все поправить