ночи, что бы ты сделал?"
   Ответ пришел сам собой. Превозмогая отвращение, Андрей установил  ре-
дактора в устойчивую позу перед унитазом и  засунул  ему  в  глотку  два
пальца. Здесь же рядом предусмотрительно поставил пятилитровую банку  со
слабым  раствором  марганцовки,  чередуя  принудительную  рвоту  с   на-
сильственным питьем. Закончив неприятную процедуру, он положил Сергея на
диван и открыл записную книжку, где лежали заботливо вырезанные из газет
объявления типа: "Вытрезвляю срочно. Круглосуточно. Выезд на дом".  Анд-
рей поискал среди вырезок такие, которые, судя по номерам телефонов, да-
вались "вытрезвителями", проживающими где-то неподалеку. Он  позвонил  в
два места, в одном из них договорился о срочном визите и, ожидая  подмо-
ги, принялся прикидывать, хватит ли у него наличных денег, чтобы  запла-
тить за услуги.
   К утру редактор журнала "Космос" Сергей  Бондаренко  смог  достаточно
связно изложить события двухмесячной давности. Когда Валька Косарь с го-
рящими глазами стал рассказывать о странной болезни, свалившейся на под-
ружку одного его знакомого, он, Сергей, сразу вспомнил, что  где-то  уже
читал про что-то очень похожее. Покопавшись в памяти, он  припомнил  де-
тективную повесть, которую принес в редакцию пожилой  мужчина,  кажется,
бывший следователь. Косарь почему-то вдруг сделался  очень  серьезным  и
сказал, что надо докопаться до правды, потому что психиатрический  диаг-
ноз - это не шутки, можно человеку всю жизнь искалечить, а он  на  самом
деле абсолютно здоров.
   - Сделаем так, - заявил он Сергею. - Ты поищи  в  своих  редакционных
залежах эту повесть, а я свяжусь со своим знакомым, дам ему твои коорди-
наты, чтобы вы могли встретиться. Идет?
   - Ладно, - безразлично пожал плечами Бондаренко.  Его  не  беспокоила
болезнь чьей-то там подружки, и ему совсем не хотелось копаться в подва-
ле среди редакционного хлама, старых бумаг и неиспользованных рукописей.
Графоманов нынче развелось - страшное дело. Раньше, при  застое,  такого
не было. А теперь что ни месяц - то новая модная  тема:  то  партия,  то
беспредел в исправительно-трудовых учреждениях, то  гомосексуалисты,  то
путч, то коррупция, то похищение людей с целью продажи их внутренних ор-
ганов... И каждая новая тема поднимала волну графоманов, которые  счита-
ли, что им есть что сказать по данному вопросу. Рукописи поступали в ре-
дакции журналов непрерывным потоком, но почти все они никуда не годились
и после беглого прочтения небрежно сваливались в подвалы или на чердаки.
   Но отказать Вальке Косарю, закадычному другу, который столько раз по-
могал ему, Сергей не мог. В тот же день он отправился в подвал и  предп-
ринял добросовестную попытку найти рукопись,  однако  потерпел  неудачу.
Несмотря на кажущийся хаос, в складировании бумаг была своя система, ко-
торую никто не нарушал. Каждый отдел журнала имел  "свой"  кусок  стены,
вдоль которого складывались материалы, и "свои"  участки  на  стеллажах.
Бондаренко сантиметр за сантиметром обследовал "свою" территорию, но по-
вести бывшего следователя Смелякова не нашел. Он попытался припомнить: а
точно ли, что он отправил ее в подвал? Может быть, повестушка  оказалась
ничего, вполне приличная, и он отдал ее на  читку  заместителю  главного
редактора? Тогда надо у него спросить, куда он засунул рукопись.
   Замглавного никакого Смелякова с детективной повестью не  помнил.  Но
Сергей не особенно расстроился. Нет рукописи - ну и черт  с  ней.  Адрес
Смелякова у него записан, можно просто отправить Валькиных друзей к  не-
му, и все вопросы будут решены...
   - Вы не знаете, Косарь позвонил своим друзьям? - спросил Андрей,  за-
варивая очередную порцию крепкого чая и распечатывая новую пачку сахара.
   - Да, конечно. Он хотел позвонить прямо из нашей редакции, но спохва-
тился, что оставил дома бумажку с их номером телефона. А вечером, в  тот
же день, позвонил мне и сказал, что его знакомый в  командировке  и  что
он, Валентин, оставил ему сообщение на автоответчике.  Мол,  как  только
Борис приедет, сразу у меня объявится.
   - Вы точно помните, что он назвал его Борисом? - переспросил Андрей.
   - Да, пожалуй... Точно.
   - А в какой день это было, не помните?
   - Число не помню. Но это была пятница. Потому что на  следующий  день
мне позвонила молодая женщина, сказала, что мой телефон ей дал Косарь  и
что она хотела бы со мной встретиться по поводу  рукописи.  А  это  была
суббота, мне перед женой пришлось выкручиваться и объяснять, что  срочно
надо ехать на работу. Я же не мог пригласить в  дом  незнакомую  молодую
женщину, сами понимаете.
   - Где же вы с ней встретились?
   - Как это где? На работе, конечно, в редакции. Вы представляете,  что
было бы, если бы жена позвонила на работу, а меня там нет? Развод и  де-
вичья фамилия в ту же секунду.
   - И что было потом?
   - Она пришла в редакцию. Ну, я вам скажу...  Вы  сами-то  ее  видели?
Умереть и не встать. Я, конечно, размяк, поплыл, готов был ради нее  еще
раз весь подвал перерыть. Одним словом, дал я ей адрес автора,  Смеляко-
ва, она его в руках покрутила и говорит, что  боится  ехать  одна.  Мол,
место отдаленное, незнакомое, вдруг заблудится? Я намек, ясное дело,  на
лету поймал. Сказал, что попрошу машину у приятеля и в понедельник отве-
зу ее за город, к Смелякову. Договорились, что в  понедельник,  часов  в
десять утра, она придет в редакцию, и мы поедем. На том и разошлись.
   - А дальше?
   - А дальше - ничего. Она не пришла. И вообще больше не  появлялась  и
не звонила.
   - А вы не пытались ее разыскать?
   - Зачем? Она могла быть мне интересна только как красивая женщина, но
раз она больше не появилась, стало быть, я ее не привлекаю. Так зачем  я
буду ее искать?
   - В ту субботу в редакции еще кто-нибудь был?
   - Да, человек пять-шесть.
   - Кто-нибудь видел Вику у вас в комнате?
   - Практически все. Это общая комната, здесь и чай пьют, и  разговари-
вают, и курят.
   - Может, кто-нибудь проявил к вашей гостье особый интерес?
   - Ну вы даете! - ухмыльнулся редактор. - Я так понял, что мужики мимо
нее вообще спокойно пройти не могли. Все особи мужского пола, заходившие
в комнату, тут же делали стойку и пытались познакомиться. Вряд ли  можно
кого-то из них выделить, все реагировали одинаково.
   - Сергей, надо сосредоточиться и сделать две вещи.  Вопервых,  вспом-
нить, какого числа это было. Во-вторых, припомнить всех, кто в ту суббо-
ту был в редакции и видел девушку. Сумеешь?
   Бондаренко долго морщился, тер ладонями виски, отпивал  мелкими  гло-
точками круто заваренный чай. Наконец он  поднял  на  Андрея  измученные
глаза.
   - Не могу. Уцепиться не за что. Помню точно, что суббота, а вот  чис-
ло... Не то конец октября, не то начало ноября.
   - Двадцать пятого октября погиб Косарь, - напомнил Чернышев.
   - Да? - вскинулся Сергей. - Неужели это было двадцать пятого октября?
Хотя да, конечно, четвертого декабря сорок дней поминали... Это было  до
того, как Валя... как его... Короче, до того.
   - Значит, двадцать третьего октября, - уточнил Андрей, заглянув в ка-
лендарик.
   С фамилиями сотрудников, бывших в ту субботу в редакции, дело обстоя-
ло хуже. Редактор с уверенностью вспомнил только  двоих,  а  насчет  ос-
тальных сомневался. Но и это было неплохо. Имея две фамилии, можно попы-
таться восстановить остальные, так как есть точная дата. Ведь не  каждую
же субботу в редакции собираются одни и те же сотрудники.


   Глава десятая

   Что-то неуловимо изменилось в лице полковника Гордеева. Последние не-
дели он выглядел вялым, безразличным ко всему, в том числе  и  к  работе
своего отдела, часто жаловался на головную боль  и  на  сердце.  Сегодня
Настя увидела, что потухшие было глаза начальника  снова  загорелись,  в
них появился азарт. "Колобок почуял дичь", - подумала она.
   За вчерашний день и нынешнее утро Виктор Алексеевич сделал  невозмож-
ное. Он успел выяснить много интересного о том партийном боссе, по чьему
указанию в тысяча девятьсот семидесятом году было сфальсифицировано дело
Тамары Ереминой, из которого исчезло всякое упоминание о двух студентах,
находившихся на месте преступления в момент убийства.
   Итак, Александр Алексеевич Попов, имеющий двоих  вполне  обеспеченных
детей и даже троих, почти совсем взрослых внуков, доживал свой век в до-
ме престарелых. Поговаривали, что отношения  с  женой  у  него  были  не
очень-то теплыми, и в свое время Александр Алексеевич чуть было не  раз-
велся, намереваясь жениться на другой женщине, к тому времени уже родив-
шей от него сына. Супруга, однако, прибегла к испытанному по тем  време-
нам средству, и блудный муж был возвращен к семейному очагу жесткой пар-
тийной рукой, а скандал аккуратненько притушили. Тем не менее  благород-
ный Попов по мере сил и возможностей помогал внебрачному сыну, и хотя от
армии уберечь не смог, зато потом устроил его в престижный институт.
   - Интересно, - протянула Настя, - уж не сынка ли он спасал, убирая из
уголовного дела свидетелей?
   - Правильно мыслишь, - кивнул Гордеев. - Если твой Смеляков  на  ста-
рости лет ничего не напутал, то фамилии этих свидетелей - Градов и Ники-
форчук. К сожалению, бывший эксперт Рашид Батыров давно  умер,  так  что
перепроверить не у кого. Пока примем как рабочую версию, что один из них
был внебрачным сыном Попова. Теперь слушай дальше, деточка.  Дальше  еще
интереснее будет.
   Гордеев положил перед собой  сводки  наружного  наблюдения  за  двумя
людьми: за парнем, вломившимся в квартиру Карташова, и за человеком, на-
водившим справки в поликлинике.
   Санек, он же Александр Дьяков, сразу после ухода от Карташова  отпра-
вился в школу, обыкновенную среднюю школу, которая в вечернее время сда-
вала свой спортзал в аренду клубу "Варяг". Что он делал в школе, устано-
вить не удалось, но минут через двадцать после его ухода из школы  вышел
еще один человек, личность которого, хоть и не сразу, но установили. Это
некий дядя Коля, он же Николай Фистин, руководитель "Варяга", в  прошлом
дважды судимый за хулиганство и  нанесение  телесных  повреждений.  Пос-
кольку до самого утра из школы больше никто не выходил, можно с  уверен-
ностью полагать, что Санек ходил на встречу именно с дядей  Колей.  Дядю
Колю тоже проводили до дому.
   С человеком, проверявшим Настю в поликлинике, дело  обстояло  не  так
просто. Он, по-видимому, был опытен и осторожен, потому что легко и неп-
ринужденно ушел от наблюдения, предварительно не проверяясь. Это означа-
ло, что подобным образом он действует всегда независимо от того,  подоз-
ревает ли за собой слежку. Так что  Гордеев  и  Настя  располагали  пока
только описанием довольно необычных взаимоотношений этого человека с те-
лефонами-автоматами.
   Ночью Виктор Алексеевич получил из Центрального адресного бюро список
всех проживающих в Москве Никифорчуков и Градовых...
   - Никифорчуков меньше, я их возьму себе, - сказал полковник. - А то я
уже старенький, мне перенапрягаться вредно. Бери себе Градовых, и начнем
отсев.
   Он протянул Насте пачку распечатанных с компьютера листов.
   - Исходим из того, что год рождения сына Попова - не позже  пятидеся-
того, коль он в семидесятом уже армию отслужил и учился в институте,  но
и не раньше сорок пятого, потому что Попов появился в Москве  уже  после
войны, до войны он жил в Смоленске. История с внебрачным  сыном  -  мос-
ковского розлива, я узнавал. Дружок его по идее должен быть тех же  лет,
плюс-минус три года. Ему в семидесятом должно было быть не меньше восем-
надцати, стало быть, год рождения - не позже пятьдесят второго.
   Настя забрала списки и ушла к себе. Разложив на письменном столе горы
статистической отчетности  и  аналитических  материалов,  она  выдвинула
центральный ящик и положила туда сотни Градовых. Ей хотелось по  обыкно-
вению запереть дверь и поработать спокойно, но она понимала, что сегодня
этого делать нельзя. Пусть все, кому интересно, заходят и видят, что она
готовит  для  Гордеева  очередной  ежемесячный  аналитический  отчет  об
убийствах, совершаемых на территории города, и об их раскрываемости.
   Интересно оказалось всем. Ну пусть не всем, но многим. В течение бли-
жайших двух часов в ее кабинете перебывало не менее десятка  человек;  и
каждому она жаловалась на врачей, чуть не отправивших ее в госпиталь; на
Ольшанского, который сам не знает, что делать с  убийством  Ереминой,  и
срывает на Насте плохое настроение; на Гордеева, который требует к завт-
рашнему дню аналитическую справку; на протекающие сапоги, из-за  которых
у нее постоянно мокрые ноги; вообще на жизнь, которая такая тяжелая, что
лучше бы ее и не было. Все кивали, сочувствовали, просили  налить  кофе,
стреляли сигареты и мешали работать. Настя едва успевала резким движени-
ем корпуса задвигать в стол ящик со списками, когда распахивалась дверь.
Хорошо еще, что по городскому телефону никто не звонил.
   Когда дверь стала открываться в очередной раз,  Настя  подумала,  что
завтра у нее на теле точно будет синяк. Вошел Гордеев.
   - Ты что трубку не берешь? До тебя Чернышев не может дозвониться.
   Настя недоуменно взглянула на телефонный аппарат.
   - Не было никаких звонков.
   Она сняла трубку городского телефона, приложила к уху и протянула  ее
Колобку.
   - Отключен. Глухо, как в могиле.
   Виктор Алексеевич проворно подскочил к двери и запер  ее  изнутри  на
ключ.
   - Отвертка есть?
   - Откуда? - развела руками Настя.
   - Бестолочь, - беззлобно бросил Колобок. - Ну хотя бы ножницы дай.
   Он быстро осмотрел розетку, потом, ловко орудуя ножницами, вскрыл ап-
парат.
   - Изящно, - констатировал он, разглядывая едва заметные невооруженным
глазом повреждения проводов. - Простенько и со вкусом.  Хочешь,  развле-
чемся?
   - Зачем? Я и так знаю, кто это сделал. И вы знаете.
   - Мало ли что мы с тобой знаем. А вдруг да ошибаемся? И вообще, слиш-
ком уж спокойную жизнь ты ему устроила. Он тут, понимаешь ли, самый  ум-
ный, самый хитрый, самый удачливый, все у него получается, как он  хочет
или как ему его хозяева велят, а мы с тобой  ушами  хлопаем  и  послушно
идем у него на поводу, как безмозглые  телята.  Пора  подергать  его  за
нервные окончания, а то кабы не заподозрил чего-нибудь.  Он  -  работник
опытный, прекрасно знает, что гладко бывает только на бумаге, а в  жизни
обязательно что-то срывается, идет наперекосяк. Пусть развлечется, поло-
мает голову: в чем же он ошибся.
   - Все равно не понимаю, - она пожала плечами. - На что  он  рассчиты-
вал? Я давным-давно могла обнаружить, что телефон не работает. Это  чис-
тая случайность, что мне самой не надо было сегодня никуда звонить.
   - И что бы ты сделала, сняв трубку и не услышав гудок?
   - Не знаю. Наверное, попросила бы кого-нибудь посмотреть, в  чем  там
дело.
   - Кого именно?
   Настя усмехнулась.
   - Вы правы на все сто процентов, Виктор Алексеевич, я как раз к  нему
и обратилась бы. Во-первых, его кабинет рядом, следующая дверь после мо-
ей. Во-вторых, все знают, что он хорошо разбирается в аппаратуре и в бы-
товой технике. Ему постоянно приносят кофемолки, фены,  электробритвы  и
прочую дребедень и просят починить. У него,  кстати,  и  набор  отверток
есть, этим набором тоже все пользуются. Так или иначе, но мой  испорчен-
ный аппарат мимо него не прошел бы.
   - Вот-вот, - подхватил Гордеев, - он сам бы стал его смотреть и  ска-
зал бы тебе, что там такая хитрая неисправность, которую сразу устранить
нельзя, нужна одна редкая деталька, и завтра он специально для тебя  эту
детальку из дома принесет и все починит. А сегодня тебе придется  потер-
петь без телефона.
   - Ясно. Он не хочет, чтобы мне кто-то дозвонился из города. Причем не
наш сотрудник, который меня может искать по десятку разных телефонов,  в
том числе и по вашему, а кто-то вроде свидетеля, у которого обычно  есть
только один номер, в этом кабинете. Сама-то я, если нужно,  могу  позво-
нить и с другого телефона. Как вы думаете, Виктор Алексеевич, от кого он
меня оберегает? От Карташова?
   - Все может быть. У тебя бутылка есть?
   - Чего?
   От изумления брови у Насти поползли вверх.
   - Бутылка. Со спиртным. И что ты за сыщик, Каменская? Сплошное  недо-
разумение. Ни отвертки у тебя нет, ни бутылки. Ладно, сам принесу.
   Через несколько минут в комнату к Насте начали стекаться  сотрудники.
Многих на месте не было, известно же, что оперативника ноги  кормят.  Но
человек семь все же набралось. Последним вошел Гордеев, торжественно не-
ся в руках бутылку шампанского и полиэтиленовую сумку, в которой вырази-
тельно звякали стаканы.
   - Друзья мои, - прочувствованно начал он, - у нас  сегодня  маленький
праздник, именины всех тех, кого назвали в честь святой мученицы Анаста-
сии. Поскольку наша Настасья не любит праздновать день своего  рождения,
давайте поздравим ее в день именин. И пожелаем ей еще  много  лет  оста-
ваться такой же юной и умной.
   - И ленивой, - подсказал Юра Коротков.
   Все дружно захохотали. Колобок открыл шампанское и разлил  по  стака-
нам.
   И зазвонил телефон.
   - Это папа, - услышала Настя в трубке голос Андрея Чернышева. - Я те-
бя поздравляю, доченька.
   Он не сдержался и хихикнул.
   - Спасибо, папуля, - она счастливо улыбнулась. - Мне  очень  приятно,
что ты помнишь... А мы с Лешкой поспорили, вспомнишь ты или нет...  Ага,
на бутылку коньяку. Он каждые полчаса звонит сюда и спрашивает,  поздра-
вил ты меня или нет... Нет, папуля, это как раз  я  думала,  что  ты  не
вспомнишь. Так что он выиграл...
   К концу разговора Андрей на другом конце провода уже давился от хохо-
та.
   - Я проиграла. - Настя скорчила трагическую мину. - Придется покупать
коньяк.
   - А что, в магазин идти лень? - снова послышался голос Короткова.
   Все посмеялись, допили шампанское, по очереди расцеловали Настю и ра-
зошлись. Но сколько ни всматривалась она в одно из лиц, на нем не было и
следа недоумения, испуга, растерянности. На нем не было ничего. Ни  вне-
запной бледности, ни лихорадочного румянца. И улыбка не была вымученной,
и голос не дрогнул. Значит, это не он? А кто же? Ее внимание было прико-
вано к одному-единственному лицу, а на другие она  и  не  посмотрела.  А
зря.
   Оставшись одна, она опустилась на стул  и  обхватила  голову  руками.
Значит, их двое. Колобок был прав с самого начала, когда говорил:  может
быть, их несколько, а может, и все. Она тогда не приняла это всерьез,  и
когда нащупала одного, то сгоряча решила, что он - единственный и других
нет. Она опять ошиблась. Их двое. Двое. "Как минимум двое", -  поправила
она себя. Теперь она готова поверить и в то,  что  их  больше.  А  может
быть, все? Бог мой, как чудовищно это звучит!
   Ей удалось взять себя в руки и вернуться к  спискам  жителей  Москвы,
носящих вышеупомянутую, отнюдь не редкую фамилию Градов.  Она  методично
вычеркивала из перечня людей, не подходящих по  возрасту.  Вдруг  что-то
резануло ей глаза. Она зажмурилась. Под сжатыми веками в кромешной  тьме
носились противные желтые мушки. От зрительного напряжения глаза  начали
слезиться. Настя намочила носовой платок водой из графина и,  запрокинув
голову, положила его на лицо. Стало немного легче.
   Бросив мокрый платок на батарею, она вновь уставилась  на  очередного
Градова, Сергея Александровича, проживающего по  адресу...  Чем-то  этот
адрес ей не нравился. Да что же это с ней? Адрес как адрес, улица,  дом,
корпус, квартира. Не хуже других.
   Она опять закрыла глаза и попыталась подумать о чем-нибудь другом.  О
Леше, о потрясающих жареных цыплятах, которые готовит отчим, о  коньяке,
который можно не покупать... Федеративный проспект, дом номер...  Брысь,
пошел вон, странный адрес, не отвлекай меня. Надо на всякий случай  поз-
вонить папе, не исключено, что вечером она поедет к нему. И Лешу  хорошо
бы предупредить. Пусть всем, кто будет звонить ей домой,  отвечает,  что
вечером она идет к отцу и верне