да другое дело.
   - Ну, считай, что я попросила.
   - Настя, Настя, - Дюжин рассмеялся и  потрепал  ее  по  плечу,  -  не
лукавь. Я не буду показывать тебе фокусы.
   Если ты искренне считаешь, что у тебя нет внутренних  психологических
проблем, которые мешают тебе жить, то не надо меня обманывать.
   - Но, может быть, они есть, а  я  про  них  не  знаю.  Ты  можешь  их
обнаружить при помощи кинезиологии?
   - Могу, - кивнул Павел. - Но не стану. Ты не нуждаешься в помощи,  ты
просто пытаешься меня заставить достать  кролика  из  шляпы.  А  кстати,
проблема у тебя есть, и, может быть, даже не одна.
   - Да? - удивилась Настя. - Откуда ты взял?
   - Оттуда,  что  у  тебя  нога  не  перестает  болеть,  хотя  по  всем
медицинским критериям она должна уже быть в гораздо лучшем состоянии.
   - А нога-то тут при чем?
   - Если болит левая нога, это может означать, что ты идешь не по  тому
пути в своих отношениях с каким-то мужчиной. Или ты умом  понимаешь,  по
какому пути нужно идти, но отчего-то не делаешь этого.  В  любом  случае
проблемы с ногами  -  это  проблемы  выбора  пути,  а  левая  сторона  -
отражение проблем с мужчинами. Вот и думай.
   - Это что, тоже кинезиология?
   - Нет, это другая практика. - Дюжин  посмотрел  на  часы.  -  Извини,
Настюха, мне пора. Я ответил на твои вопросы?
   - Ну так... - промямлила она, - отчасти. Я почти все поняла, но почти
ничему не поверила.
   - Так тебе для раскрытия преступления верить и не нужно,  тебе  нужно
понимать, чем занималась твоя потерпевшая. Значит, в  пятницу  в  десять
утра я сюда приеду и отвезу тебя на дачу. Договорились?
   - Спасибо, Паша, - уныло ответила Настя, изо всех сил  выдавливая  из
себя благодарную улыбку.
 
*** 
 
   - Николай Александрович,  можно?  -  В  приоткрытую  дверь  осторожно
просунулась голова  одного  из  оперативников,  работавших  по  убийству
Галины Васильевны Аничковой.
   Селуянов оторвался от бумаг, которые нужно было составлять ежемесячно
и почему-то с каждым месяцем во все возрастающем количестве.
   - Заходи. Что у тебя?
   - Мы тут смотрели эти.., ну, бумаги...
   - Какие конкретно?
   - Ну эти.., которые у Аничковой из квартиры изъяли...
   Пауза. Селуянов терпеливо ждал. Парнишка был в общем-то толковый,  но
вот с речью прямо беда. Выдавливает слова в час по чайной ложке, да и те
не всегда внятные. Поначалу Коля злился,  поторапливал  молодого  опера,
прикрикивал,  критиковал,  потом  смирился  и  научился  терпеть.   Став
руководителем, он начал несколько  иначе  смотреть  на  жизнь.  Если  не
сработаешься с подчиненным, он уйдет, а кто работать будет? За раскрытие
преступлений-то с него спрашивают, с зама по оперработе,  а  он  с  кого
станет спрашивать, если все разбегутся?
   - Так. И что в бумагах? Что-то не так?
   - Там.., это.., листка не хватает.., вырван...
   - Откуда вырван? Из ежедневника? -  Селуянов  изо  всех  сил  помогал
косноязычному парню.
   - Ну да, я и говорю.
   Вообще-то, ничего подобного про ежедневник он пока не сказал, но зато
сумел произнести связную фразу, уже хорошо.
   - За какое число листка не хватает?
   - Вот.., я, это.., принес показать.
   С  этими  словами  оперативник  вытащил,  откуда-то   из-за.   пазухи
ежедневник и протянул начальнику.
   - А следователю ты звонил? Доложил?
   - Так он, это... Неохота ему.., сказал, чтоб сами.
   - Что - сами? Витя, что сказал следователь? Чтобы мы  сами  назначили
экспертизу? Чтобы сами ее провели? Или что сами-то?
   - Я, это.., не знаю...
   Витя, похоже, испугался  всерьез,  хотя  Селуянов  откровенно  шутил,
потому что даже юристу-первокурснику известно, что выносят постановление
о производстве экспертизы именно следователи, и только они, а  никак  не
оперативники,  и  проводят  эту  экспертизу  эксперты,  а  опять  же  не
оперативники. Но следователь, который вел дело об  убийстве  кинезиолога
Аничковой, был откровенно ленив и плохо подготовлен  в  профессиональном
плане, лишней работы себе не искал,  все  бумаги,  изъятые  на  квартире
убитой женщины, тут же отдал оперативникам, дескать, пусть  копаются,  и
Коля подозревал, что в данном случае он  посоветовал  розыскникам  самим
попробовать посмотреть в  косопадающем  свете,  нельзя  ли  восстановить
записи на вырванном листке по следам, оставленным на соседних страницах.
А уж если нельзя, тогда он, так и быть, назначит экспертизу.  Отсутствие
служебного рвения со стороны следователя объяснялось тем,  что  убийство
Аничковой было рядовым и особого внимания начальства не  привлекало.  Во
всяком случае, по этому преступлению его не будут дергать каждый день  с
отчетом о ходе следствия, так что можно особо не надрываться.
   - Ну, давай поглядим, что там у нас, - миролюбиво произнес  Селуянов,
протягивая руку за ежедневником.
   Вырванным оказался листок за 5 и 6 сентября, соответственно,  четверг
и  пятницу.  Если  бы  покойная  Галина  Васильевна  вела  образ   жизни
домохозяйки, то шансы на успех можно было бы  считать  весьма  высокими,
ведь  на  следующей  странице  оказались  суббота  и   воскресенье   (по
полстранички на день), и, весьма вероятно, они были бы  пусты,  так  что
следы от записей за 5 сентября почти наверняка  можно  было  бы  увидеть
даже без экспертизы. Но увы, Аничкова планировала дела и на выходные,  и
на праздничные дни, так что без специальных приборов недостающие  записи
никак не восстановить.
   - Значит, так, Витек. Ежедневник прямо сейчас везешь следователю. Но!
- тут Селуянов предостерегающе  поднял  палец.  -  Перед  этим  находишь
несломанный ксерокс и снимаешь копию со всех страниц за десять  дней  до
вырванного листка и за десять дней после него. Понял?
   - Понял, Николай Александрович.
   - Не напутаешь?
   - Не.
   - Ничего не забудешь?
   - Не, я, это.., понял все...
   Да понял,  конечно,  кто  ж  сомневается.  Ничего  сложного.  Сложное
начнется потом, когда в ожидании заключения экспертов (хорошо, если пару
недель, а то ведь и месяц)  оперативники  будут  искать  всех  людей,  с
которыми потерпевшая встречалась за десять дней до 5 - 6  сентября  и  в
течение десяти дней после. Может быть, она кому-нибудь  говорила,  какие
именно дела запланированы у нее на эти дни.  Или  впоследствии  делилась
впечатлениями... Времени прошло много, воспоминания у людей уже не очень
отчетливые, размытые, даты путаются, события переплетаются.
   И в итоге  оперативники  наверняка  вытащат  "пустышку",  потому  что
окажется, что Галина Васильевна сама вырвала  этот  злосчастный  листок,
чтобы  что-нибудь  записать  на  нем  или,  к  примеру,  огрызок  яблока
завернуть,  или  свернуть  кулечек  и  сделать   из   него   самодельную
пепельницу.
   А кстати, как это в принципе  могло  произойти?  Ежедневник  большой,
такой в сумке не носят, его держат дома.
   Значит,  листок   могла   вырвать   или   сама   Аничкова,   или   ее
племянник-алкаш,  или  кто-то  из  визитеров.  У  Аничковой  теперь   не
спросишь, у  племянника  без  предварительной  подработки  вопроса  тоже
спрашивать бесполезно, ой будет все отрицать, если не запастись  заранее
аргументами. А вот визитеры...
   Селуянов сорвал телефонную трубку, надеясь, что оперативник Витя  еще
не уехал к следователю. Ему повезло, Витя оказался на месте.
   - Виктор, сделай ксерокопию со всех страниц. Не за десять дней  до  и
после, а со всех, ты понял?
   - Ага, - пробасила трубка.
   Ладно, Витек сделает все  как  надо.  А  дальше?  Осталось  уговорить
Рокфеллера.
   Нет, не зря Настя не любила дачи и выезды на природу.
   Уже в первые часы пребывания в загородном домике Дюжина  ее  охватила
такая тоска, что  вешаться  впору.  Дождь,  лес  за  окном  серо-черный,
мокрый, печальный, и никакого "очей  очарования",  никаких  в  багрец  и
золото одетых деревьев, все лгал поэт, обманывал, а  может,  про  другое
время осени писал, про сентябрь.
   Утром все как-то быстро и удачно организовалось,  к  десяти  часам  в
госпиталь приехал не только Павел Дюжин, но и Чистяков, и Юра  Коротков.
Все  вместе  они  доехали  до   поселка   с   весьма   романтическим   и
многообещающим названием Болотники, выгрузили Настю с палкой и Чистякова
с  тремя  сумками,  в  одной  из  которых  были  книги,   собранные   по
составленному заранее списку, в  другой  -  видеокассеты,  в  третьей  -
Настины вещи. Дом оказался просторным, двухэтажным, со всеми  удобствами
и даже  с  отдельной  ванной  для  гостей.  Он  ничем  не  напоминал  те
деревянные домики, которые в Настином сознании были связаны  с  понятием
"дача".
   Павел съездил в магазин и привез на  дачу  его  хозяина  для  личного
знакомства с госпожой Каменской. Хозяин был  весел  и  любезен,  оставил
свой телефон и заверил Настю, что она может звонить в любое время, и все
будет доставляться ей в течение получаса. Потом Настю на машине  отвезли
в местное лечебное учреждение, на инвалидном кресле довезли до  кабинета
главврача и решили все вопросы с процедурами, которые, разумеется, будут
проводиться на дому.
   Потом ели вкусные бутерброды и пили чай, много шутили, веселились.  А
потом стали разъезжаться - рабочий день, всем надо на службу.
   - Ну что, мать, дорогу я теперь знаю, так что не заскучаешь, -  бодро
говорил Юра Коротков. - Буду  тебя  навещать,  докладывать  криминальную
обстановку в городе.
   - Я тоже буду приезжать, - пообещал Павел. - Но  в  любом  случае  ты
сразу же звони, если что.
   Чистяков  уезжал  последним,  минут  через  десять  после  Дюжина   и
Короткова.
   - Асенька, продержишься до вечера? - Он с тревогой всматривался в  ее
бледное лицо. - Я после работы приеду.
   - Не нужно, Лешик. Тебе добираться придется часа два.
   - Смотря где и какие  пробки,  -  философски  заметил  муж,  -  может
статься, что и все три. В пятницу вечером  Кольцевая  дорога  забита,  и
через город тоже не проедешь.
   Но я все равно приеду, потому что ты никогда в жизни не ночевала одна
в пустом доме за городом. А вдруг ты начнешь бояться?
   - Не начну.
   Она  старательно   строила   из   себя   мужественную   и   спокойную
подполковника милиции Каменскую, хотя на самом деле ее с каждой  минутой
все сильнее охватывала паника. Какая здесь тоска! Как здесь страшно! Она
не выдержит и двух дней, куда там месяц!
   - Я приеду, - мягко, но непререкаемо закончил  дискуссию  Алексей.  -
Завтра суббота, я пробуду с тобой до вечера воскресенья, а там решим. По
крайней мере две ночи ты проспишь под моим чутким руководством, а дальше
видно будет.
   До вечера воскресенья Настя крепилась изо всех сил.
   Приступы панического страха охватывали ее по каждому поводу,  начиная
от незнакомого звука  и  кончая  незнакомыми  запахами.  Ей,  всю  жизнь
прожившей в городе, невдомек было, что жилье в  многоквартирном  доме  и
отдельно стоящий дом за городом звучат и пахнут  совершенно  по-разному,
она не была к этому готова, во всем ей мерещились признаки  подступающей
опасности, она вздрагивала, обливалась холодным потом, роняла палку и  с
трудом унимала сердцебиение. Она не привыкла к просторам, к тому, что из
окна  видно  бесконечное  серое  небо  и  бездонный  мрачный  лес,   эта
бесконечность и бездонность давили на нее невыносимой тяжестью.
   Но Чистякову не нужно было знать об этом.  Ему  действительно  далеко
добираться, и Настя не хотела, чтобы он приезжал к ней  ночевать  каждый
день и по утрам вскакивал ни свет ни заря, проводя ежедневно за рулем по
пять-шесть часов. Ни к чему это. От их квартиры на  "Щелковской"  дорога
на работу занимала  у  Алексея  куда  меньше  времени,  чем  отсюда,  из
Болотников, и, когда они жили  в  Москве,  проблема  ежедневных  поездок
Чистякова в институт в Жуковском стояла не так остро, как она встала бы,
если бы он решил жить на дюжинской даче вместе  с  женой.  Настя  жалела
мужа и ни за что на свете не призналась бы, что не хочет  жить  на  этой
даче одна. Она вообще не хочет здесь жить. Но, к сожалению, пока  больше
негде.
   В субботу и воскресенье Алексей, несмотря на Настино нытье,  заставил
ее выйти на прогулку и походить хотя бы пятнадцать минут. Оба  раза  она
возвращалась в дом ослабевшая-" потная от боли.
   - Я не могу ходить так долго, - жаловалась она, - если нужно набирать
объем тренировок, то пусть это будет пять раз по три минуты. Три  минуты
я еще могу вытерпеть.
   - Асенька, доктор сказал - прогулка не менее пятнадцати минут подряд,
и с каждым днем надо минуты прибавлять. Иначе ты не поправишься.
   Ей хотелось закричать, зашвырнуть палку куда-нибудь подальше, лечь на
кровать и не вставать больше никогда.
   Ей хотелось разрыдаться от боли и тоскливого  страха.  Но  -  нельзя.
Пока Леша здесь, надо держать себя в руках.
   В воскресенье вечером они попрощались  до  следующей  пятницы.  Настя
храбрилась и говорила, что ей  здесь  нравится  и  она  с  удовольствием
поживет в покое и  тишине  наедине  с  собой.  Чистяков  глядел  на  нее
недоверчиво и повторял, что, если только услышит в ее голосе  что-нибудь
не то, немедленно приедет, и пропади она пропадом, эта работа.
   Вот за ним закрылась дверь. Вот заворчал двигатель  машины,  зажглись
фары. Вот и звук и свет стали удаляться.
   И тут Настя дала себе волю. Она рыдала громко, отчаянно, захлебываясь
и задыхаясь, сморкаясь и  кашляя.  Она  стучала  палкой  по  полу,  била
кулачками по мягкой кровати, она отдавалась  истерике  самозабвенно,  не
сдерживая себя и не пытаясь успокоиться.
   А потом внезапно уснула.
 
*** 
 
   Зоя  Петровна  Кабалкина  чувствовала   себя   абсолютно   счастливой
женщиной. Понимание того, что она счастлива, пришло  к  ней  более  трех
десятков лет назад и с тех пор не покидало ни на один день. Она  обожала
своего мужа и твердо знала, что он  отвечает  ей  такой  же  ,сильной  и
глубокой любовью. Они вырастили чудесную дочь Любочку, добрую,  веселую,
неунывающую, подарившую им  двух  очаровательных  внучат.  Правда,  было
время, когда старшая дочь Зои Петровны, Анита, отдалилась от нее и вроде
как оторвалась от семьи, но и эта трещина  к  настоящему  времени  давно
заросла. Анита с годами стала мудрее и терпимее," сдружилась с Любочкой,
и теперь недели не проходит, чтобы не навестила Зою Петровну, ее мужа  и
своих  деда  с  бабушкой  -  Зоиных   стареньких   родителей,   которые,
благодарение судьбе, все еще живы и вполне  бодры,  несмотря  на  весьма
преклонные  года:  бабушке  Прасковье  как   раз   сегодня   исполняется
девяносто, а деду Петру и вовсе девяносто три стукнуло.
   В первый раз Зоя Петровна вышла замуж в девятнадцать лет. Была она  в
ту пору студенткой Института кинематографии, которая удачно попалась  на
глаза кинорежиссеру,  подыскивавшему  юную  актрису  для  своего  нового
фильма.
   Зоя была сказочно хороша собой и не лишена таланта, кинопробы  прошла
успешно и снялась у именитого режиссера в главной роли. Слава обрушилась
на ее прелестную головку с мощностью Ниагарского водопада и со столь  же
сокрушительными последствиями.  Ее  фотографии  печатались  на  обложках
журналов и во всех газетах, ее узнавали прохожие на улицах, ее  окружали
толпы поклонников, просивших автографы. И у нее, конечно  же,  мгновенно
сложилось твердое убеждение в том, что  ей  отныне  уготована  блестящая
жизнь, полная праздников и удовольствий.
   В эту схему как нельзя  лучше  вписался  известный  художник,  дважды
лауреат Сталинских  премий  Станислав  Оттович  Риттер,  с  которым  Зоя
познакомилась в Кремле на приеме по случаю десятой  годовщины  Победы  в
Великой Отечественной войне. Риттер был на семнадцать  лет  старше  и  к
тому же женат, но это ничему не  помешало.  Развод  с  первой  женой  он
оформил  в  рекордно  короткие  сроки,  после  чего  сделал  официальное
предложение молодой кинозвезде, которая к тому  времени  снялась  еще  в
одном фильме, не менее ярком и успешном, чем предыдущий.
   Станислав Оттович вел свою родословную от тех самых  немцев,  которые
приехали в Россию еще во времена Петра Великого,  и  давно  уже  Риттеры
превратились в самых настоящих  русских,  хотя  знание  немецкого  языка
передавалось из поколения в поколение и считалось в семье  обязательным.
В глазах Зои знаменитый художник был окружен ореолом "заграничности",  и
это  существенно  прибавляло  ему  привлекательности  наряду  с   такими
немаловажными  факторами,  как  слава,  наличие  огромной   квартиры   в
"высотке", автомобиля и дачи. В "высотках"  жили  в  те  времена  только
"самые-самые", да и автомобили в личной собственности  встречались  куда
как нечасто. Вдобавок ко всему Риттер был статным  элегантным  мужчиной,
умел красиво ухаживать и  ввел  свою  юную  возлюбленную  в  круг  самых
известных людей страны  -  писателей,  музыкантов,  художников,  крупных
ученых.
   Одним словом, Зоенька ни секунды не  сомневалась  в  том,  что  более
подходящего мужа для нее просто быть не может.
   И разумеется, во время  Всемирного  фестиваля  молодежи  и  студентов
знаменитая молодая актриса Зоя Риттер принимала самое  активное  участие
во множестве мероприятий. На одном из  концертов  она  познакомилась  со
студенткой из Испании, дочерью пламенного борца с франкистским  режимом,
Хуанитой  Геррера.  Хуанита  довольно  прилично  говорила  по-русски,  и
девушки  быстро  сдружились.  Узнав,  что  Зоя   на   четвертом   месяце
беременности, Хуанита радостно заявила:
   - Мы с тобой теперь сестры, и давай договоримся, что я буду  крестной
матерью твоего ребенка.
   - Но ведь ребенок родится, когда тебя не будет в Москве, -  возразила
Зоя. - И потом, у  нас  крестить  нельзя,  за  это  могут  из  комсомола
исключить.
   - Да? - Испанка призадумалась, потом решительно тряхнула  головой.  -
Ну и что? Пусть это будет нашей тайной. Мы сейчас  придумаем  имена  для
мальчика и для девочки, и ты дашь мне слово, что назовешь ребенка именно
так, как мы придумаем. А я буду всегда молиться за своего крестника.
   На том и порешили. Имена выбирали долго и вдумчиво,  обеим  хотелось,
чтобы имя Зоиного малыша было хоть как-то связано с испанской  крестной.
Мальчика решили назвать Иваном, поскольку  сочли,  что  Иван  аналогичен
Хуану, для девочки же выбрали имя Анита.
   Родилась девочка. Уже лет в шесть, узнав историю происхождения своего
имени, она буквально заболела Испанией.  К  десяти  годам  Анита  прочла
огромное количество книг,  где  был  хотя  бы  один  абзац,  посвященный
истории или культуре этой страны. Она упросила мать  найти  педагога  по
танцам, чтобы научиться танцевать фламенко. Она  училась  в  музыкальной
школе по классу гитары и ходила три раза в неделю  на  уроки  испанского
языка.
   Педагог  по  танцам  преподавал  в  театральном  вузе,  и  когда  для
какого-то  фильма  понадобилось   найти   девочку-подростка,   танцующую
фламенко, имя Аниты Риттер всплыло самым естественным образом. Красивая,
умненькая не по годам, не только танцующая, но и играющая на  гитаре  (а
это значит, что можно снимать не только крупные планы лица, но  и  общие
планы, на которых видны руки) девочка оказалась  для  создателей  фильма
настоящей находкой. Под  нее  даже  сценарий  был  переписан,  чтобы  из
крошечного тридцатисекундного эпизодика получилась роль минут на пять со
словами.
   С ролью Анита справилась более чем удовлетворительно, и Зоя Риттер  с
полным правом с этого момента считала, что жизнь ее удалась. Мало  того,
что собственная карьера в  кино  состоялась,  так  еще  и  муж  всем  на
зависть, и дочка - матери на радость.
   Однако очень скоро ей пришлось свои взгляды пересмотреть. И  причиной
стал веселый и обаятельный мастер станции техобслуживания, который чинил
Зоину "Победу". И что уж в нем было такого необыкновенного, Зоя поначалу
даже не поняла. Ну парень, лет на пять моложе ее самой, ну глаза  яркие,
ну зубы белые, ну смех заразительный да улыбка веселая. И что? Разве это
может перевесить все достоинства, которыми обладает Станислав Оттович?
   Коне