Я взглянул на часы над камином. Двадцать минут двенадцатого.
     - Думаю, мы едва ли что можем сделать.
     Она вздрогнула.
     - Как? Мы ничего не будем делать?
     - Да, ничего. Уже поздно, и сейчас я отвезу вас домой.
     Она всем телом подалась вперед, стиснула руками колени.
     - Но,   Чес,   хоть   что-то  надо  предпринять?  Ведь  я  должна  была
остановиться.   Это,   конечно,   несчастный   случай,   но  я  должна  была
остановиться.  -  Она  стала бить кулачками по коленям. - Ведь он может меня
узнать,  если  увидит.  А  может  быть,  он  даже записал номер. Нет, что-то
обязательно нужно предпринять.
     Я допил виски, поставил стакан, потом поднялся.
     - Вставайте. Я отвезу вас домой.
     Широко раскрыв удивленные глаза, она продолжала сидеть.
     - Вы что-то от меня скрываете, да? Что?
     - Дело  плохо,  Люсиль,  -  выдавил  я  из  себя. - Так плохо, что хуже
некуда. Но пугаться не надо.
     - Что значит "хуже некуда"? - Голос ее вдруг сорвался на фальцет.
     - Вы задавили его.
     Она стиснула кулачки.
     - Господи! Что, он тяжело ранен?
     - Да.
     - Отвезите меня домой, Чес. Надо рассказать Роджеру.
     - Не  нужно  ему  ничего  говорить,  - устало произнес я. - Он ничем не
сможет помочь.
     - Как  -  не сможет? Капитан полиции - его хороший друг. Роджер ему все
объяснит.
     - Что объяснит?
     - Ну, что я только учусь водить. Что это был несчастный случай.
     - Боюсь, это не произведет должного впечатления.
     Она выпрямилась, в широко открытых глазах застыл ужас.
     - Неужели он так тяжело ранен? Подождите... он что - мертв?
     - Да. Все равно вы бы об этом узнали. Он мертв, Люсиль.
     Она закрыла глаза и прижала руки к груди.
     - О Боже, Чес...
     - Только   без   паники.   -  Я  постарался,  чтобы  голос  мой  звучал
решительно.  -  Мы  с  вами  ничего  не  можем  предпринять, по крайней мере
сейчас. Мы, конечно, здорово влипли, но если не терять головы...
     Она уставилась на меня. Губы ее дрожали.
     - Но вас-то в машине не было. При чем тут вы? Я одна виновата.
     - Нет,  Люсиль,  виноваты  мы  оба. Ведь это я вел себя как скот, иначе
вам  бы и в голову не пришло срываться и убегать. Так что моей вины здесь не
меньше.
     - О-о, Чес...
     Уронив голову на спинку кресла, она зарыдала.
     Минуту я смотрел на нее, потом обнял и притянул к себе.
     - Что они с нами сделают? - всхлипнула она, вцепившись в мои плечи.
     - Вы  не  должны об этом беспокоиться, - попытался утешить ее я. - Пока
не прочтем завтрашних газет, делать ничего не будем. А завтра все решим.
     - А если кто-нибудь видел, что его сбила я?
     - Никто  не  видел.  На  пляже  никого  не было. - Я крепко обнял ее. -
После того, как вы его сбили, вам какие-нибудь машины попадались?
     Оттолкнув  меня, она с трудом поднялась на ноги и, пошатываясь, подошла
к окну.
     - Кажется, нет. Точно не помню.
     - Это очень важно, Люсиль. Постарайтесь вспомнить.
     Она вернулась к кушетке и села.
     - Кажется, нет.
     - Ну  хорошо.  Значит,  мы  все обсудим завтра, когда увидим газеты. Вы
сможете  приехать  сюда?  Я  просто  не  знаю,  где еще нам удастся спокойно
поговорить. Часам к десяти сможете приехать?
     Она во все глаза смотрела на меня.
     - Меня посадят в тюрьму? - спросила она.
     Внутри  у  меня  все  оборвалось.  Ведь  если  ее поймают, то посадят в
тюрьму.  Убить  полицейского  и  выйти  сухим  из  воды  -  так не бывает. В
принципе   если   вы  нечаянно  кого-то  убьете,  то,  наняв  первоклассного
адвоката,  еще  можно выкарабкаться. Но когда жертва полицейский - ни в коем
случае.
     - Прекратите  сейчас же! От таких разговоров ничего не изменится. Когда
вы приедете сюда? К десяти сможете?
     - Вы  уверены,  что не нужно ничего предпринимать? - Она снова неистово
заколотила кулачками. - Ведь если они узнают...
     - Не  узнают.  Вы можете выслушать меня, Люсиль? Паниковать - последнее
дело.  Прежде  всего  нужно  узнать, что напишут газеты. Пока не узнаем всех
фактов,  ничего  предпринимать не будем. А факты будут завтра утром. Если вы
приедете сюда, мы вместе что-нибудь решим.
     Она сжала пальцами виски.
     - А  может,  все-таки  лучше  сказать  Роджеру? Может, он что-то сумеет
сделать?
     Если  бы  я  думал,  что  Эйткен  в  состоянии  что-то  сделать,  я без
колебаний  пошел  бы  к  нему вместе с ней и рассказал все как было, во всей
красе.  Но  Эйткен  ничем  не  мог ей помочь - это было ясно как божий день.
Стало  быть, расскажи она Эйткену о происшествии, выйдет наружу и то, что мы
вместе  были  на  пляже. Естественно, он захочет знать, почему это она вдруг
сорвалась  и  убежала.  Зная  Эйткена,  можно  было  не  сомневаться, что он
клещами вытащит из нее всю правду, и тогда мне несдобровать.
     - Вы  не  должны  ничего  ему говорить, Люсиль. Ведь иначе вам придется
объяснять,  что вы делали на пляже. Почему вы были на пляже наедине со мной,
почему  мы  вместе  купались.  Если бы я думал, что ваш муж может чем-нибудь
помочь,  я  бы пошел к нему вместе с вами и обо всем рассказал. Но он ничего
не  сможет  сделать. Поэтому не теряйте головы и ничего ему не говорите - вы
просто лишитесь мужа, а я лишусь работы.
     Глядя на меня в упор, она на грани истерики закричала:
     - Пусть  я  лишусь  мужа,  но  это  лучше  тюрьмы!  Роджер  не позволит
посадить  меня  в  тюрьму! У него такие связи! Нет, он ни за что не позволит
посадить меня в тюрьму!
     Я взял Люсиль за руки и легонько встряхнул ее.
     - Не  будьте  ребенком.  Стоит  ему  узнать, что мы поздно вечером были
вдвоем  на уединенном пляже, он сразу же умоет руки. Вы перестанете для него
существовать. Неужели вы этого не понимаете?
     - Это  неправда! - в отчаянии воскликнула она. - Может, он и разведется
со  мной,  но  посадить  в  тюрьму  не  позволит.  Уж  я-то  его знаю. Он не
допустит, чтобы люди говорили, что жену Эйткена посадили в тюрьму.
     - Вы  не  понимаете,  насколько  серьезно  наше положение. - Я старался
говорить  тихо  и  спокойно.  -  Вы  убили  полицейского.  Я  знаю,  это был
несчастный  случай,  но  ведь  вы  не  остановились,  к  тому  же  у вас нет
водительских  прав. Если бы вы сбили не полицейского, а кого-нибудь другого,
возможно,  ваш  муж и вытащил бы вас из пропасти, но тут он ничего не сможет
сделать, будь он хоть самим президентом.
     - Что же, мне придется идти в тюрьму?
     Ее лицо как-то сморщилось, глаза увеличились и округлились.
     - Нет.  Они  ведь  не  знают,  что  это сделали вы, и, скорее всего, не
узнают.  Мы  будем  дураками,  если сами пойдем и сдадимся им. Нужно сначала
выяснить,  что  им  известно.  А когда мы это выясним, тогда и будем решать,
как быть дальше.
     - Что же, мы ничего не будем делать?
     - По  крайней  мере  сегодня. А завтра будет видно. Так вы меня поняли?
Приедете к десяти часам. Тогда все и решим.
     Она кивнула.
     - Ну и прекрасно. А сейчас я отвезу вас домой.
     Она  поднялась  и  пошла впереди меня к выходу из гостиной, потом через
холл к входной двери. Тут она остановилась.
     - Нам  придется  ехать  в  вашей  машине,  Чес?  Мне  будет жутко в нее
садиться.
     - Есть  другая  машина. Я одолжил ее у соседа. - Взяв Люсиль за руку, я
вывел ее на крыльцо. - В "кадиллаке" не поедем.
     Пока  я  выключал  свет в холле и запирал входную дверь, она ждала меня
на  крыльце.  Я  уже  поворачивал  ключ  в замке, как вдруг раздался мужской
голос:
     - Эй, это ваша машина?
     Ощущение  было  такое,  словно  я  в  темноте коснулся рукой оголенного
провода.  Может,  меня тряхнуло и не так сильно, но, во всяком случае, очень
чувствительно.  Люсиль  ахнула,  однако у нее по крайней мере хватило разума
шагнуть в тень, где ее не было видно.
     Я  посмотрел  на дорожку. У ворот стоял человек. Как следует разглядеть
его  я  не  мог  -  было  слишком  темно  -  и  видел только, что он высок и
широкоплеч.  Рядом  с  "понтиаком"  Сиборна стоял "бьюик" с откидным верхом,
капот которого слегка подсвечивали задние огни "понтиака".
     - Не  двигайтесь,  - шепнул я Люсиль, спустился по ступенькам и зашагал
по дорожке к воротам.
     - Извините,  если  напугал  Вас,  -  сказал  человек.  Это  был крепкий
мужчина  лет сорока пяти, с густыми усами и красноватым приветливым лицом. -
Я думал, вы меня видите. Это ведь машина Джека Сиборна, верно?
     - Да,  -  ответил  я,  чувствуя, что дышу слишком быстро и неровно. - Я
одолжил ее, пока моя в ремонте.
     - Вы Честер Скотт?
     - Да.
     - Рад  познакомиться.  -  Он  протянул  руку.  - Меня зовут Том Хэкетт.
Джек,  наверное,  рассказывал  обо  мне.  Во  всяком  случае,  мне  о вас он
рассказывал  довольно  часто.  Я  ехал  мимо,  увидел машину и решил узнать:
неужели этот старый черт уже приехал?
     Меня  сверлила  одна  мысль:  видел  ли  он  Люсиль?  Ведь  мы вышли из
освещенного холла. Сколько он стоял у ворот?
     Мы пожали друг другу руки. Его рука была куда теплей моей.
     - Нет,  Джек раньше августа не появится. Он всегда приезжает в августе,
- сказал я.
     - В  общем,  я решил заглянуть: а вдруг? Я ехал в Пальмовую бухту. Живу
сейчас  в отеле "Парадизо", думаю пробыть здесь недели две. А жена приезжает
только  завтра.  Поездом.  В  машине  ездить  не  любит  - говорит, кружится
голова.  - Он засмеялся. - Мне это даже немного на руку: хоть какое-то время
могу  пожить  один.  Вот я и думал: если Джек здесь, можно будет посидеть за
бутылочкой и поболтать.
     - До августа его не будет.
     - Да,  вы  уже  сказали. - Он взглянул на меня. - Если у вас нет особых
дел, поедемте куда-нибудь, а? Посидим, выпьем. Время еще детское.
     - С удовольствием, но у меня свидание.
     Он посмотрел мимо меня в сторону темного бунгало и хмыкнул.
     - Ну  что  ж,  нет  так нет. Просто мне вдруг пришло в голову, что мы с
вами  могли  бы  куда-нибудь  съездить  и  немного  отдохнуть.  Двое  -  уже
компания,  верно?  -  Он  подошел  к "понтиаку". - Старая добрая телега. Еще
бегает?
     - Более или менее.
     - Ну,  если выпадет свободный вечерок, заезжайте к нам, - предложил он,
-  в  "Парадизо".  Ничего  местечко: поразвлечься можно. Берите с собой вашу
девушку,  если  она  не очень стеснительная. Ну, не буду вас задерживать. До
встречи.
     Он  махнул  рукой,  подошел  к "бьюику", хлопнул дверцей и, как следует
газанув, укатил.
     Я  стоял,  вцепившись  в  решетку  ворот,  и  глядел  вслед удаляющимся
огонькам машины. Сердце выстукивало дробь где-то под ребрами.
     - Он  меня  видел,  - дрожащим голосом произнесла Люсиль. Она незаметно
подошла и стояла рядом.
     - Видел,  что со мной была девушка, - сказал я как можно спокойнее, - а
кто именно, он видеть не мог. Так что беспокоиться не о чем.
     Я взял ее за руку и повел к "понтиаку". Мы сели в машину.
     - Вы  все-таки  думаете,  что не стоит говорить Роджеру? - спросила она
еле  слышным,  но  напряженным голосом. Мои разгулявшиеся нервы уже не могли
выдержать  этого.  Я круто повернулся к ней и, схватив за плечи, как следует
ее встряхнул.
     - Поймите  же  раз  и  навсегда!  Я  сказал: нет, и это значит: нет! Он
ничем  не сможет помочь! - Я просто кричал на нее. - Если вы ему скажете, вы
сделаете  его  соучастником!  Неужели  это  не ясно! И если он не выдаст вас
полиции,  он сам может схлопотать срок! Вы должны положиться на меня. Завтра
я скажу вам, что нужно делать.
     Она отшатнулась от меня, вытащила платок и заплакала.
     Я быстро повел машину в направлении Пальмового бульвара.


2

     Выезжая  на  шоссе,  я  вдруг  увидел  вереницу  автомобилей,  медленно
ползущих  в  город.  Таких  пробок у нас никогда не бывало, и я сразу понял,
что вызвана она наездом на полицейского.
     С  боковой  дороги мне с трудом удалось влиться в общий поток. Пришлось
подождать,  пока какая-то машина не дала мне проехать и встроиться в длинный
ряд.
     Люсиль, увидев это, сразу перестала плакать.
     - Что тут такое?
     - Не  знаю.  Но  беспокоиться  нечего.  -  Как  бы я хотел верить своим
словам!
     Мы  медленно  ползли  вперед.  Время от времени я посматривал на часы в
панели  приборов. Было уже без десяти двенадцать, а до ее дома оставалось не
меньше  двух  миль.  Вдруг  идущие впереди машины остановились. Вцепившись в
баранку,  я сверлил глазами темноту, но видел только красные огоньки длинной
вереницы машин. Их было, наверное, штук сто.
     И  тут  я  увидел  полицейских. Человек десять. Они шли вдоль колонны с
мощными фонарями и направляли их на каждую машину.
     Меня прошиб холодный пот.
     - Они  ищут  меня!  -  голосом,  полным  страха,  воскликнула  Люсиль и
дернулась к дверце, словно собираясь выскочить из машины.
     Я схватил ее за руку.
     - Сидите!  - Сердце мое готово было вырваться из груди. Хорош бы я был,
если  бы  не  взял  машину  Сиборна!  -  Они  ищут  не вас, а машину. Сидите
спокойно и не дрожите!
     Ее   всю   трясло,   но,  когда  в  нашу  сторону  направился  один  из
полицейских, ей удалось взять себя в руки.
     Из  машины,  стоящей  перед  нами,  вылез крупный широкоплечий мужчина.
Когда к нему подошел полицейский, мужчина дал волю гневу:
     - Какого  черта  нас тут держат? У меня дела в Пальмовой бухте. Неужели
вы, работнички, не можете освободить дорогу?
     Полицейский  неторопливым  движением  осветил  его  фонарем с головы до
ног.
     - Можете  заехать  в участок и написать жалобу, если считаете нужным. -
Таким  голосом  можно  было  счистить  ржавчину  с  днища  корабля. - Только
поедете не раньше, чем мы закончим и позволим вам ехать.
     Мужчина сразу стал словно ниже ростом.
     - В  чем  все-таки  дело,  скажите? - спросил он куда менее агрессивным
тоном. - Нам придется пробыть здесь долго?
     - Кто-то  совершил  наезд и скрылся. Мы проверяем все машины, идущие из
города, - процедил полицейский, - но надолго вы не задержитесь.
     Он  осмотрел  его  машину и подошел к моей. Когда он начал шарить лучом
фонаря по крыльям, дверцам и бамперам, я стиснул руль до боли в пальцах.
     Полицейский,  крепко  сбитый  здоровяк  с  вырубленным  из камня лицом,
заглянул  в машину и оглядел сначала меня, а потом Люсиль, которая съежилась
и  затаила  дыхание.  Он,  однако, ничего подозрительного не заметил и пошел
дальше.
     Я положил руку на ее плечо.
     - Вот видите! И совсем ничего страшного.
     Ничего страшного? Я обливался холодным потом.
     Она  не  ответила. Зажав руки между колен, она прерывисто дышала, будто
семидесятилетняя старуха, которой пришлось взбираться по лестнице.
     Передняя  машина  поехала,  и  мы  двинулись  следом. С полкилометра мы
ползли как черепахи, потом скорость увеличилась.
     - Они искали меня, скажите, Чес? - Голос ее дрожал.
     - Они искали машину и не нашли ее.
     - А где она?
     - Там,  где  они не найдут. Только, ради Бога, не сходите с ума, сидите
тихо и спокойно!
     Мы   подъехали   к   развилке,  которая  вела  к  Пальмовому  бульвару.
Выбравшись  из  общей  колонны,  я  сразу прибавил скорость и в десять минут
первого уже подъезжал к воротам "Гейблз".
     - Завтра в десять я вас жду, - напомнил я.
     Медленно, словно ноги ее были налиты свинцом, она вылезла из машины.
     - Чес, мне так страшно! Ведь они искали меня!
     - Да  нет же, они искали машину. Ложитесь спать и постарайтесь обо всем
забыть. Ни вы, ни я до утра ничего сделать не сможем.
     - Но  они  проверяют  все  машины!  Полицейский же сказал! - Она совсем
растерялась,  в глазах застыл ужас. - Они же найдут нас, Чес! Найдут! Может,
все-таки лучше сказать Роджеру? Он обязательно что-то придумает.
     Я глубоко, натужно вздохнул.
     - Нет,  -  сказал  я,  стараясь не повышать голос. - Он ничем не сможет
помочь. Я справлюсь с этим делом сам. И вы должны на меня положиться.
     - Если меня посадят в тюрьму, я этого не переживу.
     - Никакой  тюрьмы  не  будет.  Не  надо  паниковать. Обо всем поговорим
завтра.
     Она попыталась взять себя в руки.
     - Что  ж,  подождем  до  завтра, если вы так считаете, - сказала она. -
Но, Чес, если вы не уверены, что справитесь сами, я лучше скажу Роджеру.
     - Справлюсь! А теперь отправляйтесь спать и предоставьте все мне.
     Мгновение  она  смотрела на меня, потом повернулась и неверной походкой
зашагала к дому.
     Я  смотрел  ей  вслед,  пока  она  не  скрылась  из  виду,  потом сел в
"понтиак" и поехал домой.
     На плече у меня скрюченным гномом сидел страх.


ГЛАВА ПЯТАЯ


1

     Наступило  утро.  К десяти часам нервы мои настолько расходились, что я
выпил  подряд  два  двойных  виски,  пытаясь успокоиться и подавить гнетущее
ощущение опасности, которое не оставляло меня всю ночь.
     Спал  я  скверно,  уже  в  семь  утра поднялся и принялся вышагивать по
дому,  с нетерпением ожидая, когда мальчишка-почтальон принесет газеты. Черт
знает  почему  он  пришел только после восьми. Наконец, когда я уже вышел на
крыльцо  подобрать  оставленные  им  газеты, появился мой слуга - филиппинец
Тоти.
     Раскрывать  газеты  в  его  присутствии  я не решился, велел ему вымыть
посуду и уходить домой.
     - Я сегодня на работу не иду, Тоти.
     Он озабоченно посмотрел на меня.
     - Вы заболели, мистер Скотт?
     - Нет,  просто  намерен в выходные как следует отдохнуть, - объяснил я,
направляясь к террасе. Газеты огнем жгли руки.
     - У  вас  такой  вид,  будто  вы  заболели,  - объявил Тоти, все так же
серьезно глядя на меня.
     - При  чем  тут  мой  вид?  - буркнул я. - Убери все после завтрака - и
можешь быть свободен.
     Скорее,  скорее  раскрыть  газеты! Ни о чем другом я уже не мог думать.
Все  же  я  с  трудом сделал над собой усилие. Тоти парень с головой, нельзя
допустить, чтобы он что-то заподозрил.
     - Я  сегодня  собирался  сделать  на  кухне  генеральную уборку, мистер
Скотт, - сказал он. - Уже давно пора. Я вам мешать не буду.
     Следя за своим голосом, я медленно произнес:
     - Уборка  подождет  до понедельника. Я не так часто отдыхаю в выходные,
а  сегодня  хочу  как  следует  побездельничать,  чтобы никто не мозолил мне
глаза.
     Он пожал плечами.
     - Ладно, мистер Скотт, дело хозяйское.
     Я снова пошел к террасе.
     - И знаете еще что...
     - Что там еще?
     - Ключи от гаража вы мне не дадите?
     Сердце  мое  екнуло.  Естественно,  он захочет знать, что делает в моем
гараже  "понтиак"  и  куда  девался  "кадиллак".  "Кадиллак" был его любимой
игрушкой,  он  постоянно  его  чистил и холил, и именно благодаря ему машина
после полутора лет бурной езды все еще выглядела как новенькая.
     - Зачем они тебе?
     - Там  у  меня  лежит  кое-какая  ветошь, мистер Скотт. Я отнесу тряпки
домой, и сестра их постирает.
     - Черт  возьми,  неужели  это  такая  важная проблема! - окрысился я. -
Оставь меня в покое, ради Бога. Я хочу почитать газеты.
     Я  добрался  наконец  до террасы и бухнулся в кресло. Услышав, что Тоти
пошел на кухню и начал там возиться, я дрожащими руками развернул газеты.
     На  разные  голоса  и  заголовки  все  без исключения газеты кричали об
одном  и  том  же:  совершенное вчера вечером преступление на дороге положит
преступлениям  на  дороге  конец.  Первые  страницы во всю типографскую мочь
вопили  о том, что такого подлого и зверского дорожного убийства история еще
не знала.
     Из  статьи в "Палм-Сити инкуайерер" следовало, что погибший полицейский
Гарри  О'Брайен  был  гордостью полиции. Все три газеты поместили фотографию
О'Брайена.  Судя  по  внешнему  виду,  это  был  типичный  для нашей полиции
безжалостный  зверюга  лет  тридцати,  с  безгубым  ртом и тяжелыми, грубыми
чертами лица.
     "Палм-Сити  инкуайерер" сообщала, что он был хорошим католиком, любящим
сыном и добросовестным, честным полицейским.
     "Всего  за  два  дня  до гибели О'Брайен