Что  значит  "нет"?  А  мой  купальник,  по-вашему, ушел из машины на
своих ножках?
     - Не исключено, что вы забыли его на пляже.
     - Да  нет  же!  -  выкрикнула  она, и глаза ее заблестели. - Я оставила
купальник в машине, и кто-то его взял!
     - Ну, пусть так. Не надо кипятиться. Это мог быть случайный воришка.
     Она в упор посмотрела на меня.
     - Чес, поклянитесь, что купальник взяли не вы!
     - О Господи! Опять вы за свое!
     - Поклянитесь, прошу вас!
     - Ну конечно, не я!
     Она  силилась прочитать по моим глазам, говорю ли я правду. Я метнул на
нее сердитый взгляд.
     Рука ее плетью повисла вдоль спинки кресла, глаза закрылись.
     - Я  думала,  это  вы звонили утром. Думала, хотели попугать. Голос был
очень похож на ваш.
     Я замер.
     - Что такое? Кто вам звонил?
     - Сегодня  около девяти зазвонил телефон. Трубку взяла я. Мужской голос
попросил  Люсиль Эйткен. Мне показалось, что это были вы, и я сказала, что я
слушаю.  Тогда  он  сказал: "Надеюсь, вы хорошо поплавали вчера вечером" - и
повесил трубку.
     Я раздавил в пепельнице сигарету. Мне вдруг стало зябко.
     - Почему вы мне сразу об этом не рассказали?
     - Я  думала,  это  звонили вы. Потому я так и рвалась поехать с вами за
купальником.
     - Я не звонил.
     Она подняла широко раскрытые глаза к потолку.
     - Но теперь вам ясно, что нас хотят шантажировать?
     - Но  на  всем  пляже  не  было  ни  души.  Нас  никто не мог видеть, -
возразил я.
     - Знает же он откуда-то, что я вечером купалась.
     - И вы считаете, что этот самый человек и забрал ваш купальник?
     - Да.
     Медленно поднявшись, я подошел к бару.
     - Выпьете чего-нибудь?
     - Давайте.
     - Виски, джин?
     - Какая разница? Ну, виски.
     Я  налил  в два стакана по хорошей порции виски, бросил в них лед и уже
собрался отнести к креслам, но тут зазвонил телефон.
     Почувствовав, как напрягаются мускулы, я поставил стаканы на место.
     Люсиль  выпрямилась  в  кресле  и  так  вцепилась  руками в колени, что
побелели пальцы.
     Мы смотрели друг на друга, а телефон рвал на части тишину гостиной.
     - Вы не будете подходить? - хрипло прошептала она.
     Я медленно пересек комнату и поднял трубку.
     - Алло, - сказал я и не узнал своего голоса.
     - Это мистер Честер Скотт?
     Мужской  голос.  В  нем  слышались  какие-то покровительственные нотки,
будто  человек  знает  какой-то  пикантный  секрет  и  не хочет делить его с
окружающими.
     - Кто это говорит?
     - Вы  должны были настоять на своем, мистер Скотт. Зря вы ее отпустили.
Ведь  женщины  для  того  и  созданы, чтобы доставлять наслаждение мужчинам,
разве нет?
     Все слова были произнесены ясно и отчетливо. Ошибиться я не мог.
     - Что  это  значит?  -  глупо  спросил я, чувствуя, как лоб покрывается
холодным потом. - Кто это говорит?
     Но  в  ответ я услышал ровное гудение - на том конце линии уже положили
трубку.


ГЛАВА ШЕСТАЯ


1

     С  легким  щелчком  я  положил  трубку  на  рычаг,  и в гнетущей тишине
гостиной этот щелчок прозвучал взрывом средней мощности.
     Я медленно повернулся и взглянул на Люсиль.
     Она  сидела  в  напряженной, неудобной позе, на лице застыл испуг, руки
цепко стиснули колени.
     - Кто это был? - еле слышно прошептала она.
     - Не  знаю,  -  ответил  я,  направляясь  к  своему  креслу.  - Но могу
догадываться. По-моему, это тот самый тип, который звонил вам утром.
     Я повторил ей все, что он сказал, слово в слово.
     Она закрыла лицо руками.
     Мне  и самому, скажем прямо, было не по себе. Такого поворота событий я
не  ожидал.  Чтобы  совладать  с  собой,  я  сделал  несколько  шагов и стал
смотреть в окно.
     Наконец она не выдержала.
     - Чес, Боже мой! Что теперь делать?
     - Не знаю, - честно признался я. - Положение осложняется.
     - Видите, я была права! Он хочет нас шантажировать.
     - О  шантаже не было сказано ни слова. Нечего раньше времени выдумывать
себе проблемы. Может, у него и в мыслях нет нас шантажировать.
     - Ну  как  же  нет,  Чес!  У  него в руках мой купальник, он знает, что
вчера  мы вместе были на пляже, что по моей вине был убит полицейский! Дурак
он будет, если не станет нас шантажировать!
     - Погодите!  С  чего вы взяли, что купальник у него? И откуда он знает,
что  в  смерти  полицейского  виноваты  вы?  Это  нам совсем неизвестно. Нам
известно только, что он видел нас на пляже.
     - Ясное  дело, купальник взял он! А раз так, значит, видел вашу побитую
машину.
     - Но,  Люсиль,  мы  же  ничего  этого  не  знаем!  - резко перебил я. -
Согласен,  возможно,  эти  два  звонка  -  артподготовка к шантажу. Но очень
вероятно,  что  он  знает  лишь одно: мы вместе были на пляже, этим и думает
нас напугать. А о полицейском ему, может быть, ничего не известно.
     Она нетерпеливо отмахнулась.
     - Ну  какая разница? Пусть он даже не знает про полицейского, все равно
нам  придется  ему  платить,  иначе  вам  не  видать  вашей  работы, а мне -
Роджера.
     - В  этом  я  не  уверен,  - сказал я, глядя на нее. - Между прочим, мы
можем  заявить  в  полицию.  Они знают, что делать с шантажистами, и избавят
нас от этого красавца.
     - О  какой полиции вы говорите! - сердито воскликнула она. - Ведь он же
видел машину!
     - Если  и  видел,  то в темноте мог не заметить, что она побита. Может,
он просто залез внутрь, нашел там ваш купальник - и был таков.
     - Вы сами не верите в то, что говорите! Конечно, он знает про аварию.
     - Тогда  почему  он  ничего  не  сказал?  Ведь это куда более серьезное
основание для шантажа.
     Она  вдруг  в полном изнеможении откинулась на спинку кресла, бессильно
уронила руки на колени.
     - Думайте,  что  хотите. Я чувствую, что права, но думайте, что хотите.
И что же вы собираетесь делать?
     - Пока  ничего.  Согласен,  этот  звонок осложняет положение, но это не
главная   опасность.  Основная  опасность  -  это  полиция.  Если  этот  тип
действительно   знает   о   наезде,   если   он   действительно   будет  нас
шантажировать,  что  ж,  возможно,  нам  удастся  от  него откупиться. А вот
откупиться от полиции нам не удастся. Поэтому она наиболее опасна.
     - Вы  обещали  взять  всю  вину  на  себя,  -  угрюмо произнесла она. -
Поэтому мне нужно бояться не полиции, а этого человека.
     - Я  действительно обещал не вмешивать вас в это дело, но гарантировать
этого  я  не  могу,  -  спокойно  сказал я. - Вы по собственному легкомыслию
оставили  в  машине  купальник, и, если кто-то его взял и отнес в полицию, я
ничего  не смогу сделать. Я могу поклясться, что за рулем сидел я, но вы все
равно будете соучастницей.
     Она сердито смотрела на меня.
     - Конечно  же,  мой  купальник  у него! Неужели это не ясно? Неужели не
ясно,  что  он  будет нас шантажировать? Я хочу знать одно: вы ему заплатите
или я должна идти к Роджеру?
     - Вы,  кажется, угрожаете мне, Люсиль? - спокойно спросил я. - Это тоже
смахивает на шантаж.
     Застучав стиснутыми кулачками по коленям, она воскликнула:
     - А  мне  не  важно,  на что это смахивает! Я просто хочу знать, что вы
будете делать, когда он предъявит свои требования!
     - Подождем, пока он их предъявит.
     Она откинулась назад, в прищуренных глазах мерцало пламя.
     - Вы,  наверное,  уже сами не рады, что согласились взять вину на себя.
Уже,  небось,  жалеете,  что  пообещали. Только слово не воробей, теперь уже
поздно.
     - Интересно,  вы  о ком-нибудь, кроме себя, хоть иногда думаете? Ведь с
той  секунды,  как  началась  вся  эта  канитель, вы обо мне даже ни разу не
вспомнили,  -  отчеканил  я, не скрывая неприязни. - Вас беспокоит одно: как
вывернетесь из этой заварухи вы.
     - Если  бы  не  вы,  я  не попала бы ни в какую заваруху, - сказала она
холодным,  бесстрастным голосом. - Почему же теперь я должна думать о вас? -
Она отвела глаза и добавила: - Это вы во всем виноваты. С самого начала.
     Внутри у меня все закипело, я едва сдержался.
     - Вы  так  считаете,  Люсиль?  Значит,  во  всем виноват я, а вы просто
невинная  овечка?  Вы  ведь  с самого начала знали, что поступаете нехорошо,
когда  уговаривали  меня  научить  вас  водить  машину. А на уединенный пляж
разве  я  предложил ехать? Нет, вы. Да на моем месте любой мужчина решил бы,
что  перед  ним  самая  обычная похотливая кошечка и долго уговаривать ее не
надо.
     Лицо ее пошло пятнами.
     - Как вы смеете!
     - А-а,  бросьте,  -  махнул  рукой я. - Не будем ссориться. Я обещал не
вмешивать  вас  в  это  дело,  и,  если  это  будет в моих силах, я обещание
сдержу.
     Она подалась вперед, лицо злое, побелевшее.
     - Да  уж  будьте любезны, сдержите! Я не желаю терять Роджера, не желаю
идти в тюрьму только потому, что вы вели себя как животное.
     Поднявшись,  я  прошел к окну и остановился к ней спиной. Меня охватила
такая злость, что лучше было не выражать ее словами.
     - Я  уезжаю,  -  сказала  она  после долгой паузы. - Не желаю больше об
этом думать, оставляю все целиком на вас. Дали слово, вот и держите его!
     Я повернулся.
     - Советую  выбросить  эти  дурацкие воздушные замки из головы, - твердо
сказал  я.  -  Потому  что  это уже слишком. Вы просто-напросто эгоистичная,
расчетливая,  вздорная  сучка.  Мы  с вами связаны одной веревочкой, поймите
это, иначе прозрение может оказаться слишком тяжелым.
     Она вскочила на ноги.
     - Дура  я, что вчера ничего не сказала Роджеру. Но еще не поздно, я ему
все расскажу сейчас!
     Я уже переступил черту, и мне было все равно. Я улыбнулся.
     - Ого!  Это  интересно!  Какой  реакции  вы  от  меня ждете? Что я буду
ползать  перед  вами  на коленях и умолять этого нс делать? Ну, нет, если вы
уж  так хотите взять в соучастники вашего драгоценного влиятельного Роджера,
я  согласен,  только  я  поеду  с  вами  и сам расскажу ему, как все было. Я
расскажу,  как  вы  навязали  мне  знакомство,  как просили меня научить вас
водить  машину,  как предложили поплавать при луне, как пытались напроситься
ко  мне  в  гости  и  надеть  для  маскировки темные очки и шляпу с большими
полями.  А  когда я предложил, чтобы вы попросили у него разрешения провести
день  со  мной,  вы  сказали, что он ревнивый и глупый. Так что я не против,
поехали.   Расскажем   вашему  муженьку  все,  как  было,  уверен,  ему  это
понравится.
     Она  хотела  что-то возразить, но не сказала ни слова. Взбешенная, сжав
кулаки, она смотрела на меня горящими глазами.
     - Если  вы  раздумали, оставайтесь здесь, - сказал я. - Я поеду один. С
меня  довольно.  Уж  кому-кому,  а вам я себя шантажировать не позволю - это
точно!  И  если вы вздумали поблефовать, я готов, только учтите, в проигрыше
останетесь вы!
     Она  растерялась.  Я  пересек  гостиную, вышел в холл и открыл парадную
дверь.
     - Чес... подождите...
     Она бросилась за мной и в дверях схватила меня за руку.
     - Не надо... прошу вас...
     - Каким  же  я  был  кретином,  -  сухо произнес я, - что позволил себе
влюбиться  в  вас.  Пустите меня! По-хорошему вы не захотели, что ж, значит,
будет по-плохому!
     - Я  сама  не  знаю, что говорю, - дрожащим от слез голосом проговорила
она.  -  Простите  меня,  Чес. Вы даже не представляете, как я испугалась. Я
ничего  не  скажу  Роджеру,  положусь во всем на вас. Я вам доверяю, честное
слово. Я просто совсем голову потеряла, ничего не понимаю, что говорю.
     Я пристально посмотрел на нее.
     - Не  понимаете?  А  по-моему,  отлично понимаете, что говорите сначала
одно,  а  потом  совершенно  другое.  Сначала  доверяете это дело мне, потом
вдруг  начинаете  угрожать,  потом  собираетесь  выложить  все мужу, а потом
снова  доверяетесь  мне. Давайте решим этот вопрос раз и навсегда: хотите вы
вовлекать в это дело своего мужа или не хотите?
     Она отрицательно покачала головой.
     - Не хочу, Чес.
     - Уверены?  Или  через  полчаса  снова  будете  махать  им у меня перед
носом?
     - Не буду, Чес.
     - И вы не против, чтобы я сам все уладил?
     - Не против, разумеется.
     - Разумеется?  Легко же вы меняете решения! Пять минут назад это совсем
не разумелось!
     - Чес,  пожалуйста, не сердитесь на меня. - Голос ее звучал умоляюще. -
Честное слово, я так испугалась, что не понимаю, что говорю или делаю.
     - Вы  много  говорите и ничего не делаете. Давайте вернемся в гостиную.
Пора уже поговорить серьезно.
     В  гостиной  она села в кресло, уперла локти в колени, а подбородок - в
ладони.  Она  была  само  воплощение  отчаяния,  но  сейчас  мне  было не до
сюсюканья.
     Я уселся напротив и закурил.
     - Вы  не  задумывались  над тем, как все произошло, Люсиль? - спросил я
внезапно.  -  Вам  не  приходило  в голову, что кое-что в этом деле выглядит
странным?
     Она вздрогнула.
     - Что вы имеете в виду?
     - Во-первых,  не  могу  понять,  какого черта полицейский забыл на этой
дороге.  Ведь  по  ней  почти  никто не ездит, только что травой не заросла.
Что, спрашивается, он там потерял?
     - Не знаю.
     - Значит,  была  какая-то причина. Вряд ли он рассчитывал застукать там
какого-нибудь лихача. Может, у вас есть какие-нибудь идеи на этот счет?
     - Никаких. Да зачем нам это знать?
     - Вы  считаете,  незачем?  А  мне было бы очень интересно это знать. Ну
ладно,  давайте  прокрутим  с  самого  начала,  как  все было. Значит, после
купанья  вы  вернулись  к  машине,  переоделись  и  бросили купальник на пол
машины. Так?
     - Так.
     - И все это время вы никого не видели?
     - Конечно, нет. Там никого и не было.
     - Что  значит  "не  было"?  Ведь  этот  тип,  который  звонил,  он  же,
наверное,  наблюдал за нами. Иначе откуда ему известно, что мы с вами вместе
купались?  Насколько  я  помню,  спрятаться там было совершенно негде, кроме
разве  что  пятачка под пальмами, но там были мы сами. И тем не менее он нас
видел.
     - Я никого не заметила.
     - И  все  же  он там был. Я, пожалуй, съезжу туда и осмотрю место днем.
Где-то  ведь он прятался. Но где? Убейте меня, не могу себе представить. - Я
помолчал.  -  А вам не приходило в голову, что этот человек мог вытащить ваш
купальник, когда вы, переодевшись, вернулись ко мне?
     Она уставилась на меня.
     - Не приходило.
     - Ведь  если  он  стащил  купальник, пока мы с вами выясняли отношения,
значит, он и понятия не имеет, что вы стукнули машину.
     - Зачем же он гараж взламывал? Вот тогда он и забрал купальник.
     - Да,  я  упустил это из виду. Ну хорошо, пошли дальше: что было потом?
Когда вы сели в машину и уехали?
     - Я  совсем  себя  не  помнила,  так  была  расстроена.  Ну, поехала по
дороге. Примерно милю проехала, вдруг слышу, кто-то окликает меня...
     - Так. Давайте по порядку, Люсиль. Вы ехали быстро?
     - Быстро. На спидометр не смотрела, но помню, что быстро.
     - Ну, а все-таки? Семьдесят миль? Восемьдесят? Это очень важно.
     - Ну, наверное, семьдесят. Точно не знаю.
     - И вы этого О'Брайена не видели? Вы его не обгоняли?
     - Нет.
     - Вы проехали милю, а потом услышали, как он закричал?
     - Да.
     - Значит  вы  проехали  мимо него. Он, скорее всего, стоял где-нибудь с
потушенными фарами, а когда вы проехали, дунул за вами.
     - Может быть.
     - И что было дальше?
     Она поежилась.
     - Я  ведь  уже вам рассказывала. Услышала окрик и крутанула руль. Потом
что-то стукнулось о бок машины.
     - А мотор мотоцикла вы не слышали?
     - Кажется, слышала.
     - Но скорость не сбросили?
     - Я с перепугу совсем растерялась. Боюсь, даже нажала на газ.
     - А с какой стороны он к вам подъехал: с левой или с правой?
     Она заколебалась, чуть нахмурилась.
     - Точно не помню.
     - Но вы видели его, какой-то миг он ехал рядом с вами?
     - Я увидела свет от фары, испугалась и крутанула руль.
     - Попробуйте вспомнить: свет от фары вы увидели справа?
     Она снова замялась, потом сказала:
     - Да.  Он  подъехал  справа  и  прокричал  что-то  в  окошко.  Теперь я
вспомнила.
     Я  внимательно смотрел на нее. Она склонилась вперед, но взгляд отвела.
Руки были крепко зажаты между коленями.
     - Вы в этом уверены?
     - Конечно, уверена.
     - Секунду назад вы сомневались.
     - А сейчас уверена. Он подъехал справа. Я точно помню.
     Что  это было: сознательная ложь или искреннее заблуждение? Ведь машина
была искорежена с левой стороны. О'Брайен никак не мог подъехать справа.
     - Боюсь,  вы  все же ошибаетесь, Люсиль. Ведь разбита левая фара. Стало
быть,  и  он  должен был находиться слева. Кроме того, он никогда не стал бы
подъезжать справа - это же верная катастрофа.
     Кровь  бросилась  ей  в  лицо,  но  тут же отхлынула, и оно снова стало
бледным и неестественно напряженным.
     - Так  зачем  вы  спрашиваете,  если  сами  все  знаете?  -  со злостью
выкрикнула она. - Откуда я помню, с какой стороны он подъехал?
     Я изучающе посмотрел на нее. Потом пожал плечами.
     - Ну  ладно, оставим это. Главное - вы его задели. И услышали удар. Что
было потом?
     Она угрюмо отвернулась.
     - Я поехала дальше.
     - Но столкновение было сильным?
     - Да.
     - И вы сразу поняли, что здорово задели мотоцикл?
     - Конечно, поняла.
     - И  вы  потеряли  голову,  прибавили  газ  и поехали дальше. У вас и в
мыслях не было остановиться и посмотреть, что с ним?
     Полным отчаяния жестом она подняла волосы с плеч.
     - Зачем вы меня мучаете? Ведь я вам уже все рассказала.
     - Я  хочу  все  точно  выяснить,  Люсиль.  Значит,  вы поехали дальше и
выехали на главное шоссе. Что было потом?
     - Ну,  я поняла, что здорово стукнула мотоцикл, а заодно и вашу машину.
Ужасно  испугалась.  Решила, что прежде всего нужно рассказать вам. Но ехать
обратно  я не могла, боялась встретить этого полицейского, поэтому я поехала
к вам домой, чтобы подождать вас там.
     Не  сводя  с  нее  глаз, я закурил новую сигарету. Она опустила глаза к
полу, но я видел: она сжалась, как пружина.
     - А откуда вы знали, где я живу? - спросил я.
     Она вздрогнула.
     - Я...  я  нашла ваш адрес в телефонной книге, - сказала она медленно и
очень  размеренно,  словно  стараясь  выиграть  время.  -  Я... как-то раз я
проезжала мимо вашего дома на велосипеде. Ну и запомнила.
     У меня возникло неприятное чувство, что она лжет.
     - До  ответвления  на  дорогу  к  моему  бунгало  вы  проехали по шоссе
полторы мили. Встречные машины попадались?
     - Кажется, нет.
     - Уверены?
     - Вроде бы, встречных машин не было.
     - А  ведь,  наверное,  были,  Люсиль.  Все-таки  это  шоссе. Время было
примерно пол-одиннадцатого. На дороге должно было быть много машин.
     - Не заметила.
     - Ни одной?
     - А  если  они  там  и  были?  -  Голос  ее  зазвенел. - Говорю вам, не
заметила, но хоть даже и были? Что с того?
     - Вы  ехали  с  одной  фарой:  другая  была разбита. Водитель встречной
машины  подумал  бы,  что  это  мотоцикл, и, только приблизившись, понял бы:
машина. И он бы это запомнил.
     Она нетерпеливо махнула рукой.
     - Ну и что?
     - А  то,  что  если  машину  видели  и запомнили, значит, полиции будет
известно,  в  каком  она шла направлении. Машина шла в сторону города, и для
полиции  это  самое  главное,  ведь  они  не знают, вдруг машина, задавившая
О'Брайена,  успела выскочить из города до того, как дороги были перекрыты. И
если  вас  видели,  полиции  станет ясно, где искать машину. Им станет ясно,
что  не  нужно  обшаривать весь город, надо искать на прибрежных дорогах, то
есть здесь!
     Лицо ее, если это возможно, стало еще бледнее.
     - О Господи! Я об этом не подумала.
     - Поэтому   я   и   задаю   все   эти  вопросы,  понимаете?  Попробуйте
сосредоточиться.  Это  очень,  очень  важно.  Так  попадались  вам встречные