ешанным чувством удовлетворения и зависти.  Огляди
Гарри повнимательнее зал суда, он получил бы подтверждение  словам  Доусона.
Лишь в нескольких ярдах от него сидела Дана. Он  бы  приободрился,  если  бы
знал, что она пришла сюда, лишь бы взглянуть  на  него.  Ибо  он  чувствовал
себя покинутым всеми, а мысль о том, что  Тео  умер,  избежав  всего  этого,
вызывала в нем неутихающий гнев.
     Дана не очень беспокоилась о себе.  Она  знала,  что  риск  невелик.  У
полиции не было ее подробного описания - Дана еще не попадалась  ни  на  чем
предосудительном. К тому же она приняла меры предосторожности, надев очки  в
черепаховой оправе и спрятав волосы под  тесной  шляпкой.  Глядя  на  скамью
подсудимых, Дана думала,  что  Гарри  выглядит  ужасно.  Он  имел  настолько
болезненный и испуганный вид, что она едва  узнавала  его.  Видеть,  как  он
сидит, вцепившись в перила ограждения так, что побелели косточки пальцев,  и
слышать, как он срывающимся голосом отвечает на вопросы судей, было для  нее
невыносимым, потому что она давно любила Гарри.
     Судья,  казалось,  хотел  поскорее  избавиться  от  подсудимого.  Когда
Доусон попросил заключения под стражу, он охотно согласился. Доусон  сказал,
что к концу недели надеется  произвести  остальные  аресты.  Вставая,  Гарри
поймал  взгляд  Даны  -  девушка  ободряюще  улыбнулась  ему.  То,  что  она
оказалась здесь, ошеломило и испугало Гарри. И его  реакция  вызвала  у  нее
беспокойство.
     - Плохо дело, - размышляла она, пробираясь сквозь  толпу  к  выходу.  -
Повесить его они не могут. Он этого не делал. Это, должно быть, Тео, у  него
был пистолет. Я должна  во  что  бы  то  ни  стало  вырвать  Гарри  из  этой
переделки... Но как?
     Дана  шла  по  улице  в  глубокой  задумчивости.  В  глубине  души  она
сознавала, что вряд ли сможет помочь любимому. Они вцепились в него. А  если
в вас вцепятся, с вами все кончено.
     Пока она решала про себя эту  проблему,  инспектор  Доусон  вернулся  в
свой кабинет, где его ожидал Гаррисон.
     - Заключен на неделю, - сказал он в ответ на  вопрос  Гаррисона.  -  За
этот срок мы должны схватить убийцу. Новости есть?
     - В отношении миссис Френч и  Даны  -  нет.  Они  где-то  весьма  умело
притаились. Никаких следов.
     Доусон фыркнул.
     - А как насчет таксиста, который привез Бланш из театра?
     - Похоже, она не брала такси.  Никаких  следов.  И  еще  одно.  Никаких
следов шофера, отвозившего домой Уэсли. Это немного странно,  сэр,  вряд  ли
шофер забудет слепого.
     - Уэсли сказал, что вернулся домой на такси?
     - Да, сэр, у меня есть его показания.
     - Оставим это пока.  Обнаружили  что-либо  насчет  передвижения  миссис
Уэсли?
     - Ничего важного, сэр. Швейцар театра видел, как  она,  приехав,  вышла
из такси, и расплачивался Уэсли, она его не ожидала. В театре  Бланш  хорошо
знают. Она там играла. Бланш прошла в бар. Еще швейцар нашел  странным,  что
она оставила слепого мужа одного. Он помог ему добраться до входа  в  партер
и сказал, что миссис Уэсли в баре, но Уэсли вроде не  расслышал.  Он  прошел
вниз, где его взял на попечение капельдинер.
     - Не понимаю, почему бы ему не расслышать, он не глухой? Продолжай.
     - Барменша утверждает, что Бланш была не в настроении. Она  выпила  три
бренди и примерно за две минуты до первого звонка  ушла  из  бара.  Швейцар,
увидев ее выходящей  из  театра,  удивился.  Она  направилась  по  Пиккадили
Серкус, и никто, кажется, больше не видел ее до конца.
     - Она могла поехать на метро, сейчас не так легко поймать такси.
     - Я думаю, что так оно и было, сэр. Если бы она могла сразу попасть  на
поезд, то пришла бы домой как раз к тому времени, когда это и произошло.
     - Вернемся   к   Уэсли.   Насколько   его    заявление    соответствует
действительным фактам?
     - Полностью, сэр, если не  считать  двух  исключений.  Одно  из  них  -
швейцар сказал ему, что Бланш в баре, а он утверждает, что не знал об  этом.
Хотя, конечно, мог и не расслышать. Второе  -  когда  он  вышел  из  театра,
швейцар предложил поймать такси, а он отказался. Это показалось мне  немного
странным, сэр. У меня здесь его показания. Он сказал: "Мне пришло в  голову,
что жена могла вернуться сюда, и я  встревожился.  Поиски  такси  вызвали  у
меня некоторые затруднения, наконец,  кто-то  сжалился  надо  мной  и  помог
мне".
     - Да, очень  странно.  Если  швейцар  предлагал  такси,  почему  он  не
воспользовался его услугами? Думаю, мне придется еще раз поговорить  на  эту
тему. Он больше не живет  на  Парк  Бей,  переехал  на  Виго-стрит,  с  этой
девчонкой Холланд.
     Гаррисон удивился.
     - Вот что сбивает меня с толку,  Гаррисон.  -  Доусон  встал  и  оперся
руками о  письменный  стол.  -  Зачем  такому  парню,  как  Уэсли,  девчонка
Холланд?
     Гаррисон улыбнулся:
     - Она хорошенькая девушка, сэр. В наши дни парень не очень заботится  о
том, что у нее в голове, были бы  у  нее  хорошая  фигурка  и  мордашка.  По
крайней мере, те парни, которые любят развлечения подобного рода.
     - К чему хорошенькое личико слепому?
     Гаррисон задумался.
     - Да, конечно, я и не подумал. Да, вы правы, сэр. Интересно, в  чем  же
дело?
     - Шантаж?
     - Не думаю, если бы это был шантаж, зачем бы  ей  быть  вместе  с  ним?
Шантажисты  любят  держаться  на  расстоянии.  Да  она  и  не  кажется   мне
подходящей для этого.
     - Возможно, они любят друг друга, сэр.
     - Возможно. Ладно, не знаю; теперь, Гаррисон, обратите все внимание  на
Френчей, которые нужны  мне  немедленно.  Они  где-то  затаились,  ищите.  Я
поговорю с Уэсли.  И  не  забывайте  о  таксистах.  Есть  еще  надежда,  что
появится по крайней мере один или даже оба.
     Когда Гаррисон ушел, Доусон посмотрел на  часы.  Было  немногим  больше
трех. Следует позвонить Уэсли около пяти,  сказал  он  себе.  Если  его  нет
дома, возможно, удастся в таком случае поговорить с Джуди Холланд.


Глава 3

     Бентон жил в маленькой, но  комфортабельной  квартире  в  Вест-Энде  на
верхнем этаже старомодного здания,  в  котором  находились  три  холостяцкие
квартиры,   обслуживаемые   домоправительницей   и   слугой.    Единственным
совместным ритуалом был завтрак, он накрывался в маленькой нише,  смежной  с
комнатой Бентона.
     Каждое утро в восемь часов, по воскресеньям - в девять, еда  подавалась
на стол. Бентон вставал в половине восьмого,  принимал  ванну  и  брился,  а
затем, оставаясь в пижаме  и  халате,  завтракал.  Его  завтрак  состоял  из
корнфлексов, тостов  с  маслом  и  крепкого  кофе.  И  никогда  не  менялся.
Покончив с едой, он закуривал и разворачивал газету. Какими  бы  важными  ни
были новости, он  не  выходил  и  не  брал  газету  прежде,  чем  заканчивал
завтрак. Лишь потом усаживался в кресло и принимался  за  чтение.  В  девять
часов уезжал на фабрику.
     На следующее утро после  смерти  Бланш  он  принял  ванну,  побрился  и
позавтракал со своим обычным  бесцветным  спокойствием.  Его  ум  был  занят
двумя важнейшими для него проблемами: Бланш и деньги.
     В первый раз он встретился с  Бланш  на  свадьбе,  хотя  до  этого  уже
несколько раз  видел  на  сцене,  восхищаясь  ею  на  расстоянии.  Уэсли  не
рассказывал ему подробности своей женитьбы,  хотя  они  несколько  лет  были
компаньонами,  после  того,  как  приобрели  фабрику   по   самолетостроению
"Уэсли-Бентон"  в  четыреста  акров  цехов,  взлетно-посадочных  площадок  и
ангаров. Главенство, несомненно, принадлежало Уэсли, но вклад  Бентона  тоже
был немал. При своей внешней бесцветной флегматичности он обладал  блестящим
чутьем и организованностью. Одним-двумя росчерками пера мог превратить  хаос
в строгий порядок. Он умел  заключать  выгоднейшие  контракты,  умиротворять
раздраженных  министров,  успокаивать  нервных,   подозрительных   банкиров.
Справлялся с любой тонкой раздражающей и жизненно  важной  работой,  сделать
которую Уэсли не мог, его  подводил  темперамент.  Хотя  каждый  активно  не
любил другого, их партнерство было плодотворным, а для Уэсли  и  прибыльным.
Бентон же никогда не умел беречь деньги, он был мотом, и  его  доля  прибыли
таяла в карточных долгах и различных авантюрах, в  которые  его  можно  было
легко втянуть.
     Лет шесть тому назад Уэсли зашел в кабинет Бентона и  как  бы  вскользь
объявил  о  намерении  жениться.  Бентон   принес   свои   поздравления,   с
любопытством гадая, кто же невеста. С любопытством и  тайной  усмешкой.  Кто
же согласится выйти замуж за холодную рыбу, подобную  Уэсли?  -  не  понимал
он. -  Возможно,  какая-нибудь  лошадиного  вида  особа,  чьей  единственной
гордостью  была  случайная  фотография  в  "Татлере"  или  "Скетче".  Бентон
ненавидел этот тип женщин. Но когда Уэсли познакомил  его  с  Бланш,  Бентон
ощутил самый сильный шок за всю свою жизнь.
     Бентон был из развратников. Еще в школе учитель как-то  сказал  Хугу  в
присутствии всего класса, что его мозг похож на  воспаленное  от  язв  тело.
Это было тогда, когда Бентон стал участником особенно неприятного  скандала,
после которого и был исключен из гимназии. Женщины были необходимы ему,  как
опиум наркоману. Он восхищался Бланш, видя ее на сцене,  при  более  близком
знакомстве она привела его, отнюдь  не  мальчика,  в  замешательство.  Побыв
совсем немного в  ее  обществе,  он  ощутил  исходящий  от  нее  чувственный
животный магнетизм.  Это  не  было  влюбленностью  или  просто  влечением  к
хорошенькой женщине. Все было  гораздо  глубже.  Это  было  подобно  вирусу,
проникшему в кровь и вызывавшему страстное желание, терзавшее его и днем,  и
ночью.
     Когда  Уэсли  добровольцем  ушел  в  военно-воздушные   силы,   Бентон,
непригодный  к   воинской   службе,   без   колебания   воспользовался   его
отсутствием.  К  тому  времени  Бланш  пила  уже  вовсю,  и   он   стал   ее
собутыльником. Спиртное на Бентона не действовало, зато Бланш  развращало  и
морально, и физически. К удивлению Хуга,  его  страсть  к  этой  женщине  со
временем не убывала. А прежде, стоило ему вступить с женщиной в  связь,  как
она едва ли не сразу теряла для него свою  привлекательность.  С  Бланш  все
произошло иначе. Чем больше он ее видел, тем ближе она ему становилась,  тем
больше он ее желал... Это было похоже на то, как если  бы  подлить  масла  в
огонь. Будь у него деньги, он женился бы на ней, не  раздумывая.  Бланш  все
время этого хотела. Не случайно она то и дело требовала, чтобы он  привел  в
порядок свои финансовые дела, а сама не  тратила  своих  денег,  пока  могла
пользоваться деньгами Уэсли.
     Из грубого эротического начала их  связь  переросла  в  нечто  подобное
любви, странной, патологической. У Бентона не было ни друзей, ни  приятелей.
Что-то в нем отталкивало мужчин, и Бланш была его единственным другом.
     Развернув газету и увидев фото Бланш и броский заголовок, сообщавший  о
ее смерти, Бентон побледнел. Оглушенный, он  долго  сидел,  зажав  газеты  в
длинных  красивых  пальцах.  Чувство  утраты  парализовало  его.  Когда  он,
наконец, смог  двигаться,  то  медленным,  неуверенным  шагом  направился  к
буфету. Налил себе стакан бренди, выпил и  снова  налил.  Потом  вернулся  к
креслу и еще раз прочел сообщение об убийстве. И пока читал,  его  лицо  все
больше морщилось, и Бентон заплакал. Позже он позвонил  на  квартиру  Уэсли,
но никто не ответил. Позвонил на фабрику и узнал, что Уэсли  не  приезжал  и
туда. Большего Бентон ничего не мог сделать, он снова сел  в  кресло  и,  не
отрываясь, смотрел на  противоположную  стенку,  до  боли  прикусив  бледную
губу.
     Он все еще сидел так, когда позвонил  Уэсли.  Тот  был  краток,  и  его
голос  звучал  невыразительно.  Уэсли  попросил   Бентона   присмотреть   за
фабрикой.
     - Некоторое время меня не будет,  вам  придется  обходиться  без  меня.
Срочной работы нет. Если я вам понадоблюсь,  вы  можете  связаться  со  мной
через клуб.
     Бентон был ошеломлен тем, что Уэсли решил взвалить на  него  все  дела.
Он не посмел показать, насколько его ранило  известие  о  смерти  Бланш.  Он
считал, что Уэсли не имеет понятия о  его  связи  с  ней.  Иначе  наверняка,
озлясь, пустил бы Бентона по миру - он был поручителем  большого  кредита  в
банке для Бентона.
     Мысль о том, что придется идти на фабрику, была Бентону  отвратительна.
Ему хотелось остаться дома, вспоминая о Бланш. Он даже  не  сумел  заставить
себя выразить Уэсли соболезнование. Ни один из них в разговоре  не  произнес
имени погибшей. Как только Хуг пообещал, что присмотрит за  фабрикой,  Уэсли
сразу повесил трубку. А ведь Бентон тоже думал  о  каком-нибудь  благовидном
предлоге, чтобы взять отпуск на несколько дней.
     О следующих двух днях  Бентон  помнил  смутно.  Хотя  он  и  садился  в
обычное время за  свой  письменный  стол,  совсем  не  занимаясь  делами  на
фабрике. Выглядел он ужасно: бледный, измученный, убитый горем.  К  счастью,
были способные помощники, которые поняли его состояние  и  избавили  его  от
основной работы, если не считать необходимых подписей в  документах.  Бентон
побывал в Лондонском суде и внимательно изучил  Гарри  Глеба.  Его  светлые,
полные мстительного чувства глаза с  удовлетворением  отмечали  страдание  и
страх на лице Гарри.
     Вечером у  Бентона  возникло  странное,  подобное  ностальгии,  желание
пойти в спокойный ресторан Сегетти на Джермиан-стрит, где они  часто  бывали
с Бланш, сесть на свое привычное место  в  углу  и  мысленно  быть  снова  с
Бланш. Но едва он вошел в переполненный  зал  и  увидел  спешившего  к  нему
Сегетти, как понял, что совершил ошибку. Без Бланш рядом он чувствовал  себя
обнаженным  в  этой  атмосфере  богатства,  вкусной  еды  и   легкомысленной
болтовни. С Бланш ресторан казался восхитительным и дружелюбным,  теперь  же
он нервировал его  и  вызывал  неуверенность.  И  еще  острее  чувствовалось
навалившееся одиночество. Одному  ему  в  этом  роскошном  ресторане  делать
нечего. Он сразу  начал  казаться  себе  рыбой,  выброшенной  из  воды.  Без
красивой, одетой в  меха  женщины,  когда  он,  задумавшись,  остановился  у
дверей, на него начали поглядывать с любопытством. Да и сам  он  уже  понял,
что превращается для Сегетти в проблему. Но  отступать  было  поздно,  и  он
быстро  направился  по  красивому  ковру  навстречу  приветствовавшему   его
хозяину.
     - Конечно, мистер Бентон, - сочувственно заговорил Сегетти, ведя его  к
свободному  столику,  -  бедная  мадам,  мы  все  ее  так   жалеем.   Ужасно
невероятно.
     Бентон сел.
     - Она любила сюда приходить, -  сказал  он,  взглянув  в  черные  глаза
итальянца. - Ни одно другое место не доставляло ей столько  удовольствия.  -
Ему  хотелось  бы  сделать  Сегетти  своим  поверенным,  рассказать,   каким
одиноким себя чувствует, однако  он  знал  за  собой  фатальную  особенность
вызывать неприязненность к себе у  других.  Эту  нелюбовь  он  заметил  и  в
глазах Сегетти и покраснел,  подумав:  -  Черт  с  ним,  не  нужна  мне  его
жалость.
     Он заказал копченую семгу, которую обычно не  ел,  и  бутылку  любимого
Бланш  бренди.  Уселся,  не  обращая  внимания  на  устремленные   на   него
любопытные взгляды. Бутылка  быстро  пустела.  Он  чувствовал,  что  немного
захмелел, но не обеспокоился. Бренди  всколыхнуло  в  нем  столько  тоски  и
горечи, что он едва не задохнулся.
     Вдруг Бентон увидел входящих Джуди и Уэсли. Компаньона он узнал  сразу:
по  черным  очкам  и  осторожной,  не  очень  уверенной   походке.   Девушка
показалась незнакомой, он лишь отметил  ее  миловидность  и  яркий  вечерний
туалет. Вначале Бентон не обращал на нее внимания,  поскольку  не  отрываясь
глядел на Уэсли, едва веря своим глазам. Как он мог поступить так?! Как  мог
прийти в известный ресторан с женщиной, когда после зверского убийства  жены
не минуло и нескольких дней. Не из-за этого ли  не  появляется  на  фабрике?
Неужели он закусил удила и бросился во все тяжкие? Кто она?
     Он впился глазами  в  Джуди.  Где  он  видел  ее  раньше?  Внезапно  он
напрягся и подался вперед, плотно сжав бледные губы.
     - Джуди! Горничная Бланш! - Он провел по глазам горячей сухой  рукой  и
снова вгляделся... Сомнений  не  было,  хотя  он  едва  узнавал  ее  в  этом
вечернем платье, которое теперь казалось ему таким  знакомым.  Такое  платье
было у Бланш. Он хорошо это помнил: в нем Бланш  была  в  тот  вечер,  когда
первый раз отдалась ему. Это платье оживило перед ним картину  их  связи,  и
он похолодел от ужаса.
     - А   драгоценности?   На   ней   бриллианты   Бланш!    Возмутительное
богохульство! Он почувствовал, как кровь ударила в  голову.  Огни  ресторана
как-то потускнели, что-то жесткое сдавило ему горло. Теперь он был на  ногах
и им управлял лишь непереносимый страх.
     Он  смутно  сознавал,  что  кто-то  поддерживает  его  и  чей-то  голос
спрашивает, не плохо ли ему. Со слепой яростью отбросив державшую его  руку,
на негнущихся ногах, с белым подергивающимся лицом  и  горящими  глазами  он
устремился к столику Уэсли.
     В ресторане вдруг стало очень тихо. Люди поворачивались и  смотрели  на
него. Они видели, как он остановился возле Уэсли и дрожащим пальцем  показал
на Джуди.
     - Вели этой грязной сучке снять платье твоей  жены!  -  крикнул  Бентон
срывающимся голосом. - Как ты  посмела,  грязная  служанка?  -  он  выбросил
руку, намереваясь схватить бриллиантовое колье, но Джуди отпрянула  назад  и
взвизгнула.
     Уэсли вскочил на ноги. Молодой офицер, сидевший по-соседству,  бросился
к ним и с силой ударил Бентона тыльной стороной ладони. Хуг отлетел назад.
     - Пьяная свинья, - перенес он гнев на офицера.
     Подоспели два официанта. Они  схватили  Бентона  за  руки,  а  Сегетти,
нервно подрагивая, приказал поскорее вывести Бентона.
     - Оставьте меня в покое! -  кричал  Бентон,  яростно  сопротивляясь.  -
Уберите руки прочь! - Его голос  прервался  и  он  жалобно  зарыдал,  вызвав
общее  смятение  в  зале.  А  он,  словно  выплеснув  все   свое   отчаяние,
поддерживаемый двумя официантами, молча тащился к выходу.


Глава 4

     В  течение  дней,  последовавших  за  смертью  Бланш,   Джуди   успешно
удовлетворяла свое тщеславие, мучившее ее с раннего  детства.  Наконец-то  у
нее было столько денег, сколько она хотела, квартира в Вест-Энде и  норковое
манто. В это трудно было поверить. И если  бы  не  Уэсли,  она  беспечно  бы
наслаждалась своим счастьем. Но Уэсли ее тревожил. Джуди  считала,  что  все
мужчины похожи друг на друга. Они отличались лишь подходом. А всем  им  было
нужно только одно. В принципе Уэсли ей нравился и,  когда  он  настоял,  что
останется с  ней,  она  приготовилась  принять  его  как  любовника.  Но  ее
гордость была оскорблена - Уэсли не сделал даже попытки забраться  к  ней  в
постель. Он  был  дружелюбен  и  добр,  но  совершенно  холоден,  и  это  ее
озадачило. С другими  мужчинами  она  всегда  знала,  что  делать,  и  могла
рассчитать вперед каждый свой ход. Поведение Уэсли сбивало  с  толку,  и  по
мере  того,  как  шли  дни,  в  ней  росла  к  нему   ненависть,   рожденная
подозрением, будто он не может забыть ее недавнего положения прислуги.
     Чтобы досадить Уэсли,  Джуди  требовала  дорогих  подарков.  Однако  он
казался  лишь  довольным  и  потакал  всем  капризам.  Из  магазина  на  Дью
Бонд-стрит привез туалетный  столик,  отделанный  эмалью  и  золотом.  Потом
купил  ей  золотой  портсигар  и  зажигалку.  Он  водил  Джуди   в   "Савой"
завтракать, в "Беркли" обедать, а в "Киро" танцевать. Они были на  бегах,  в
кино и театрах. Но все время  она  ощущала  невидимый  барьер  между  ним  и
собой, и это вызывало в ней ярость.
     С ночи убийства Джуди не имела  ни  минуты,  чтобы  вспомнить  о  Гарри
Глебе.  Уэсли  продумал  все.  Все  дни  и  ночи  были  заняты  бесконечными
развлечениями, визитами в ночные клубы,