о медленное, с перебоями, биение собственного сердца и тяжелое, царапающее горло дыхание. Несколько минут он сидел, уткнув голову в руки, борясь с тошнотой и слабостью. Наконец, заставил себя подняться на ноги. Поднял камеру, перемотал ленту и извлек кассету. Все это заняло слишком много времени - руки его тряслись, а пальцы не слушались.
     Митчелл слегка пошевелился. Кейд, покачиваясь, пересек комнату, снял с вешалки пиджак, надел его и опустил кассету в правый боковой карман. На секунду он заколебался - брать ли с собой фотопринадлежности, но он знал, что этот груз выдавал бы его с головой. Не те это игрушки, чтобы таскать их с собой по улицам Истонвилла.
     Кейд вышел в длинный пустой коридор. Застыл в нерешительности, затем вспомнил слова Смолла насчет того, что за служебным лифтом не следят, и двинулся в конец коридора, пока не наткнулся на дверь с табличкой "Персонал". За дверью был большой вестибюль. Уже стоя перед лифтом, он пожалел, что не захватил с собой бутылку, которая была выпита лишь наполовину. Выпить хотелось смертельно, и Кейд с большим трудом подавил искушение вернуться.
     Он нажал кнопку вызова. В ожидании кабинки пытался восстановить нормальное дыхание и клял свою неспособность мыслить ясно. Он понятия не имел, как выбраться из Истонвилла. Лучше всего было бы попытаться взять напрокат машину, но Митчелл успеет очухаться и поднять на ноги всю полицию, а полиция сделает все, чтобы не дать ему смыться: поставит патрули на всех дорогах, а это главное.
     Дверцы лифта разошлись, Кейд зашел в кабинку и нажал кнопку первого этажа. Он посмотрел на часы. 15.10. Марш уже должен начаться. Это давало ему шанс. Полисмены займутся разгоном демонстрантов, им будет не до него.
     Лифт остановился, и Кейд вышел в тускло освещенный служебный проход. Дверь в конце прохода была открыта, снаружи светило солнце. Он быстро прошел к двери и выглянул на узкую улочку, проходившую с тыльной стороны отеля. Улочка была пуста.
     Держась в тени, зашагал по улице с самой большой скоростью, на какую только способны были его слабые ноги. С этой улицы свернул на другую, идущую параллельно центральной. Неоновая надпись "Гараж" привлекла его внимание. Он ускорил шаг и к дверям гаража подошел потный и задыхающийся.
     Какой-то толстяк, спокойно привалясь к крылу "понтиака" и подставив лицо солнечным лучам, покуривал сигару. Он выпрямился, когда Кейд приблизился.
     - Я хочу нанять машину, - вместо приветствия произнес Кейд, стараясь говорить ровно.
     - Бенсон, - сказал толстяк, протягивая влажную ладонь.
     Кейд неохотно пожал ее.
     - Так, значит, машину нанять желаете? Нет ничего проще.
     У нас их полным-полно. А на сколько?
     Кейд внезапно вспомнил, что от сотни долларов, выданной Мейтисоном, осталось только восемьдесят и какая-то мелочь. Он пожалел, что так потратился на выпивку, и одновременно испытал сильнейшее желание выпить.
     - Только на пару часов, - сказал он, не глядя на толстяка. - Расстояние небольшое - просто не хочу идти пешком в такую жару.
     - Двадцать баксов, - живо проговорил Бенсон, - с доплатой, если прокатаетесь больше. Ну и девяносто "зеленых" в залог. Это с возвратом.
     Мозги у Кейда варили туго, поэтому он совершил ошибку.
     - У меня кредитная карточка от Гертца, - сказал он, - извлекая бумажник. - Двадцать плачу наличными, а залог по ней.
     И он вручил карточку Бенсону.
     Как только толстяк начал читать данные карточки, Кейд сообразил, что сморозил глупость, но было уже поздно. Лицо Бенсона превратилось в уродливую, застывшую маску. Он бросил карточку назад Кейду.
     - Я не сдаю автомобилей друзьям черномазых. Вали отсюда!
     Кейд повернулся и пошел прочь. Ему хотелось бежать, но он подавил поднимающуюся панику. Свернул на углу налево и вышел в замусоренный переулок, ведущий, как он понял, опять-таки на главную улицу. На одном из домов, примерно в середине переулка, была надпись "Бар Джека". Кейд заставил себя миновать бар, но через несколько шагов остановился. Осмотрелся. Никто за ним не следил.
     Кейд колебался. Он знал, чем грозит ему потеря времени, но выпить было просто необходимо. Он далеко не уйдет, если не выпьет. И так уже мышцы ног ныли и болели. Кейд вернулся, толкнул качающуюся дверцу и вошел в довольно грязное заведение.
     Внутри никого не было, если не считать бармена-негра, стоявшего очень тихо и со страхом глядящего на Кейда налитыми кровью глазами.
     - Не бойтесь меня, - мягко сказал Кейд. - "Белая лошадь" и лед.
     Старый негр поставил перед ним бутылку, стакан и чашу со льдом, отошел в самый дальний конец стойки и застыл вполоборота.
     После второй порции к Кейду вернулось более-менее нормальное самочувствие. Дыхание выровнялось. Он вслушивался в неестественную тишину, царящую в переулке, и думал о марше протеста.
     - Не знаете, где мне взять напрокат машину? - сказал он внезапно. - Мне надо выбраться из города.
     Старый негр согнулся, как будто ждал удара.
     - Я ничего не знаю об автомобилях, - ответил он, не оборачиваясь.
     - Двоих ваших избили до полусмерти, а может быть, и до смерти перед отелем, - сказал Кейд. - Вы слышали об этом?
     - Я не слушаю ничего, что мне говорят в этом городе.
     - Как вы можете так относиться к своим людям? Я репортер из Нью-Йорка. Мне нужна помощь.
     Негр повернулся и долгое время молча глядел на Кейда. Затем осторожно произнес:
     - А почем я знаю - может, вы лжете?
     Кейд выложил на стойку свою карточку представителя прессы.
     - Я не лгу.
     Старый негр подошел поближе, извлек из кармана жилета очки в стальной оправе и нацепил на нос. Изучил карточку, затем лицо Кейда.
     - Я слышал про вас, - сказал он вдруг. - Они ожидали, что вы примете участие в марше.
     - Да. Но меня заперли в отеле. Я только что вырвался.
     - Те двое, которые перед отелем... про которых вы говорили... они мертвы.
     Кейд с шипением глубоко втянул воздух.
     - Точно?
     - Да. Вам лучше поскорее убраться отсюда. Если они увидят вас здесь, они и меня убьют.
     - Я сделал снимки, - сказал Кейд. - Эти фотографии могут отправить на виселицу пятерых убийц... Вы не одолжите мне машину?
     - В этом городе белых людей не вешают.
     - Они их повесят, если весь мир увидит эти снимки. Так как насчет машины?
     - У меня нет машины.
     Резкий звук полицейского свистка, донесшийся снаружи, заставил обоих замереть. Кейд плеснул еще в стакан. Мозг его лихорадочно работал. Он проглотил выпивку и вручил негру пятидолларовую бумажку и свою визитную карточку. Затем извлек из кармана кассету.
     - Они могут схватить меня, - сказал он. - Эти снимки не должны попасть в чужие руки. Вы должны переправить их в "Нью-Йорк Сан". Вы понимаете? Да, я знаю: вы - бедный, старый, напуганный человек. Но, по крайней мере, вы можете сделать это для тех двух несчастных, которых сегодня убили. Перешлите пленку и мою карточку в "Нью-Йорк Сан".
     Не дожидаясь ответа, Кейд направился к выходу. Толкнув дверцу, он осторожно выглянул наружу.
     Полицейские свистки звучали где-то неподалеку, но переулок был по-прежнему пуст. Кейд зашагал к перекрестку. И хотя сердце все так же бешено колотилось в груди, он чувствовал странное возбуждение и одновременно облегчение. Он был уверен, что старый негр сможет переправить снимки Мейтисону. И поэтому не имело значения, что случится лично с ним, с Кейдом. Он свое дело сделал. Кейд чувствовал, что реабилитировался в собственных глазах.
     И когда из-за угла вывернули три мужика с дубинками в руках и побежали ему навстречу, он продолжал спокойно идти вперед.

Глава 2

     За четырнадцать месяцев до Истонвилла Кейд был в Акапулько, фешенебельном мексиканском курорте, где полно пляжей с прекрасным мягким белым песком. Он делал серию снимков для цветного приложения к "Санди Таймс".
     Кейд тогда был на вершине своей блестящей карьеры и целиком на вольных хлебах: сам выбирал себе темы, делал превосходные снимки, которые Сэм Уонд, его нью-йоркский агент, тут же продавал, пополняя банковский счет знаменитого фоторепортера.
     Удача не оставляла Кейда: он был известен, богат, здоров. Знакомства с ним искали. Талант служил ему пропуском в любые слои общества. Успех не портил. Конечно же, как у любого творческого человека, у него были и свои слабости. Кейд был экстравагантен, больше, чем следовало бы, налегал на спиртное и страшно обожал общество прелестных дам. Но все это компенсировалось бескорыстием, щедростью и великодушием. Без корней, без семьи, он часто оставался в одиночестве. Простой человек, такой, как все. Только талантливый. Большую часть времени проводил в поездах, самолетах и автомобилях. Весь мир был его мастерской.
     Как-то Кейд побывал в Сантьяго, что на озере Атитлан, где запечатлел на пленку сцены жизни индейцев. Это были хорошие снимки. Глядя на них, вы, казалось, чувствовали пыль на своей коже и запах грязи и отчетливо понимали, что вся жизнь индейцев - это непрерывная борьба за выживание.
     Кейд решил, что ему нужен контраст, и отправился в Акапулько. (Его талант, в частности, проявлялся и в том, чтобы смешивать уксус с маслом в должной пропорции, но это - к слову.)
     Итак, он поехал в Акапулько. Здесь с помощью 20-сантиметрового телевика делал снимки жирных стариков со вздувшимися венами, вульгарных и пышнотелых теток, лежащих на солнечных пляжах, как раздутые трупными газами мертвецы. В Акапулько, как и в других щедрых солнцем местах, было изобилие людей слишком богатых, слишком жирных, напыщенных и совершенно слепых к прекрасному и простому.
     Кейд остановился в "Хилтоне". Отослал снимки Сэму Уонду. Он чувствовал обычную опустошенность, которая всегда наступала после трудной, но хорошо проделанной работы. И вот, сидя в шезлонге у бассейна со стаканом текилы в руке, он обдумывал планы на будущее.
     Американские туристы, шумные, вульгарные и почти голые, с оглушительным плеском швыряли свои туши в бассейн. Кейд глядел на них пустым взором. Его вгоняла в тоску мысль, как много на свете богатых никчемных стариков и старух.
     Допив спиртное и подхватив неразлучную "минолту", он прошел по мостику на другую сторону бассейна, а оттуда легкой походкой направился к общественному пляжу.
     Сам того не сознавая, Кейд шел навстречу своей судьбе. Именно этим горячим солнечным днем он и повстречал Хуану Рока, женщину, погубившую его, превратившую молодца в жалкую пьяную развалину, которую до полусмерти потом изобьют в городишке под названием Истонвилл...
     Мексиканки рано созревают. И если они не следят за собой (а делают это немногие), то быстро заплывают жиром и теряют всяческую привлекательность. Хуана Рока была мексиканкой, и ей было 17, что соответствовало возрасту 26 - 27 лет североамериканской женщины. Хуана была слегка выше средней мексиканки, а ее прекрасные черные волосы, если распустить, доставали до колен. У нее была кожа цвета кофе со сливками и огромные светящиеся черные глаза. Небольшой, классической формы нос и губы, казавшиеся воплощением всех чувственных грез. Ну, а тело... да что там говорить - такое зрелому мужчине может только присниться в эротических сновидениях.
     Она отдавалась лучам солнца на белом песке. И черные волосы обрамляли ее лицо и тело. Глаза были закрыты. И она была одна.
     Поток мыслей Кейда относительно планов на будущее резко прервался. Узрев Хуану, Кейд сделал стойку, как охотничий пес. У него, как говорится, "в зобу дыханье сперло".
     Кейд решил, что более прекрасной "вещицы" он никогда не видел. Девушка была настолько прекрасна, что он думал о ней именно как о вещи, а не как о женщине. Только чуть позже ему представилась возможность познать ее чувственность.
     Все ее одеяние составляли две алые полоски материи.
     Тень Кейда легла на лицо девушки, и она открыла глаза. Они посмотрели друг на друга. Мексиканка улыбнулась. Зубы ее были белыми, а улыбка искусительной.
     - В гордом одиночестве? - спросил Кейд, нависая над ней.
     - Да нет, уже с вами, - небольшой акцент только прибавлял обаяния ее речи. - Я вас видела вчера. Вы ведь живете в "Хилтоне", не так ли?
     - Это точно.
     Она села и взмахом головы перебросила ослепительную гриву своих волос за плечи.
     - Вы Кейд, фоторепортер?
     Он польщенно засмеялся.
     - Откуда вы знаете?
     - Я много чего знаю, - в ее прекрасных глазах было дружелюбие. - Я видела много ваших снимков, - она покачала головой. - Должно быть, временами вы бываете очень несчастливы.
     Заинтригованный, Кейд опустился на песок рядом с ней.
     - Кто вам это сказал?
     - А разве не так?
     Они снова посмотрели друг другу в глаза, и Кейд ощутил некоторое смущение. Ему казалось, что эти глаза видят в нем слишком многое. Это внушало беспокойство.
     - Давайте не будем обо мне, - сказал он. - Поговорим лучше о вас. Как вас зовут?
     - Хуана Рока.
     - В отпуске?
     - Вроде того.
     - А где остановились?
     - "Хилтон", комната 577, - она засмеялась, запустив тонкие пальцы в густую копну своих волос.
     Сначала он не понял, но через секунду вскинул брови:
     - Вот это да! А я живу в номере 579.
     - Я знаю. Я сменила номер этим утром.
     Именно в этот миг он перестал рассматривать ее как прекрасное произведение искусства и остро ощутил всю мощь ее сексуальной привлекательности. Сердцебиение усилилось, кровь быстрее заструилась по жилам.
     - Да? - голос дрогнул. - Зачем?
     Она смотрела на голубые просторы Тихого океана, и на губах ее играла загадочная улыбка. Потом она спросила, сколько сейчас времени.
     - Времени? - он непонимающе глядел на нее, затем поспешно бросил взгляд на часы. - Двадцать минут второго.
     - О, боже! - Хуана вскочила на ноги и схватила махровую банную простыню, на которой лежала. - Мне надо идти. Он не любит, когда его заставляют ждать. Я и не знала, что уже так поздно.
     - Кто "он"? Подождите! Не уходите...
     Но Хуана уже бежала по песку прочь. Бежала она грациозно, не так, как обычно бегают девицы - нелепо размахивая локтями, а по-мужски, легкими уверенными толчками.
     У нее были красивые плечи, узкая талия и небольшие, но крепкие, налитые ягодицы, выгодно отличающиеся от обычно расплывшихся, дряблых задниц мексиканских дам.
     Кейд так и застыл на песке и все смотрел, как она исчезает из виду.
     Женщин в жизни Кейда встречалось более, чем достаточно, но это было что-то новое, нечто волнующее и даже слегка болезненное. Он внезапно ощутил неуверенность в себе. Она поменялась номерами? Шутила, что ли?
     Кейд подхватил камеру и вернулся в отель. На середине мостика через бассейн задержался и поглядел в сторону ресторана на открытом воздухе. Почти все столики под соломенными навесами были заняты. Официанты-мексиканцы с подносами сновали меж них, как детали хорошо смазанной и отлаженной машины. Тучные американки в идиотских панамках и купальниках-корсетах заполняли своими телесами кресла вокруг столиков. Волосатые старики в плавках с животами, лежащими у них на коленях, бодро перекрикивались над столиками.
     Наконец, Кейд увидел ее. Она сидела рядом со стройным высоким мексиканцем. На вид ему можно было дать лет шестьдесят пять. У него было тонкое аристократическое лицо, густые седые волосы и жесткие голубые глаза. Белая шелковая рубашка, белые фланелевые брюки, безукоризненный блейзер, какие носят яхтсмены, клубный галстук - анахронизм среди буйства полуобнаженной плоти.
     Кейд пристально посмотрел на незнакомца и продолжил путь по мостику. Он выбрал такой путь, чтобы не приближаться к их столику. Вообще-то, у него было намерение перекусить, но аппетит внезапно пропал. Подавленный, Кейд отправился к себе в номер.
     Здесь он впервые обратил внимание на существование двери, ведущей в соседний номер. С его стороны она была закрыта на задвижку. С той стороны, скорее всего, тоже.
     Хуана сказала, что перебралась в соседнюю комнату утром. Вечером можно запросто навестить ее, если это она имела в виду.
     Кейд плюхнулся в постель. Он был взволновал и возбужден.
     С кем она? С отцом? С мужем? С любовником?
     Резкий звонок телефона заставил его вздрогнуть. Скривившись, Кейд взял трубку.
     - Вас вызывает мистер Сэм Уонд из Нью-Йорка, сэр, - сказала телефонистка. - Соединять?
     Это могло оказаться новым заданием и, вполне возможно, где-нибудь за сотни и тысячи миль от Акапулько. Кейд бросил взгляд на дверь между номерами. Перед его внутренним взором предстали копна черных волос, пышная грудь и соблазнительная улыбка.
     - Не надо, - сказал он. - Пожалуйста, передайте ему, что я уехал на неделю и не оставил адреса. Сделаете?
     Поскольку просьба исходила от знаменитого Кейда, телефонистка только хихикнула. Конспиративным шепотом она заверила, что сделает для него все возможное и невозможное, и прервала связь.

***

     Вечером Кейд на арендованном джипе отправился в ресторан "Ла Гамы", расположенный на пляже "Эль Моррор". Еще вчера он договорился пообедать там с Рикардо Оросео, ведущим колонку светских сплетен в "Акапулько Ньюс".
     Оросео и у него взял интервью, как только Кейд объявился в городе. Кейду Оросео понравился, и он с удовольствием принял приглашение на обед.
     Газетчик уже ждал его - невысокий, жилистый мексиканец неопределенного возраста, чье темное лицо было испещрено морщинками от постоянной улыбки. На нем был белый смокинг, которым он явно гордился.
     Обед был приготовлен исключительно из даров моря. За едой они говорили о том о сем, и только за кофе Кейд решил воспользоваться информированностью Оросео в делах местного бомонда.
     - В "Хилтоне" живет один мексиканец, - сказал он, потягивая свой кофе. - Может, ты его знаешь. Высокий, стройный, лет шестидесяти пяти. Седая шевелюра и голубые глаза. Когда я его увидел, он был одет в...
     - Я знаю, о ком ты говоришь, - перебил Оросео, глядя на Кейда лукаво. - Так он тебя заинтересовал, амиго? Именно он? А может, будет ближе к истине сказать, что ты положил глаз на его компаньонку?
     Кейд ухмыльнулся.
     - Мне тебя не провести. Но все же, кто он?
     - Его зовут Мануэль Барреда. Он судовладелец, его главный офис в Веракрузе. Очень, ну очень богат. Что еще... У него больная жена, три сына-бизнесмена и дочь замужем за президентом Юкатанского банка.
     Кейд ощутил беспокойство. Переваривая информацию, он маленькими глоточками отпивал свой кофе.
     - Так его дочь с ним? - наконец, спросил он.
     Оросео затрясся в припадке беззвучного смеха. Кейд терпеливо ждал, пока Оросео стучал кулаком по колену и вытирал платком глаза.
     - Извини, - сказал коллега, когда совладал с собой. - Нет, это не дочь. Если бы ты видел его дочь, то понял бы, почему я так развеселился. Его дочь - очень крупная женщина, весьма почтенная особа, но очень крупная. Говорят, она использует сетки для арбузов вместо лифчика. Что до ее задницы...
     - В задницу ее задницу. Кто эта девушка с ним?
     - Ах! - Оросео покачал головой. - Если бы мне каждый раз, когда я отвечаю на этот вопрос, платили по десять долларов, я давно бы уже катался на "мерседесе". Каждый день, каждый час, с тех пор как она здесь объявилась, меня спрашивают, кто она такая.
     - Это не ответ.
     - Ее зовут Хуана Рока.
     - Это я и сам уже узнал. Кто она?
     - Я знаю, что она такое, - снова покачал головой Оросео. - В настоящее время она любовница сеньора Барреды. В этом нет никаких сомнений. А вот на вопрос, кто она, ответить уже труднее. Я наводил справки. Перед тем, как повстречать сеньора Барреду, она была танцовщицей в клубе "Сан Диего" в Мехико-Сити. Известно, что она была дружна со многими торреро. Или, точнее будет сказать, что многие торреро были дружны с нею. - Он сморщил нос и улыбнулся Кейду. - Тут есть тонкая разница. Это может означать, что работники плаща и шпаги, хотя и были весьма дружны с ней, но не заходили в своих намерениях слишком далеко. Надо ли мне говорить, какого рода намерения возникают в душах бойцов бычачьего фронта, когда они видят женщину, столь прекрасную,