инной и
скудно обставленной. Все тот же неизменный ковер на полу.
     - Сядете вы, наконец!
     - Где?
     Он неопределенно махнул ножом.
     Стол  был  сервирован  на три персоны. Свое место я узнал - нож, вилка,
ложка  и  салфетка  были  брошены  как  попало,  чтобы показать, как я здесь
желанен.
     - Здесь?
     - Совершенно  верно,  -  он  заметил  выражение моего лица. - Жена была
несколько рассеянна...
     Едва  я  сел  за  стол,  он протянул мне тарелку с пожеланием отменного
здоровья.  Судя  по  той  порции,  которую  он  мне предложил, этого было бы
достаточно для двух великанов.
     - Выглядит весьма аппетитно. Весьма!
     Зерек  расплылся  в  улыбке.  Я  видел,  что  ему очень понравилось мое
замечание.
     - Один  из  сорока.  Я  покупаю их желтыми цыплятами по три шиллинга за
дюжину. Еще по старой цене. Затем моя жена выкармливает их.
     - Если я правильно понял, птиц у вас много.
     - Сорок цыплят. И еще гуси. Вы любите гусей?
     - Еще как!
     Он казался очень довольным собой.
     - Ничего  нет  лучше гусей. Что вы скажете о гусе на обед в субботу? Мы
здесь неплохо питаемся.
     - Такой вкуснятины я не едал лет пять.
     В этот момент открылась дверь и вошла она.
     В  моей  жизни  было  много таких особенных мгновений: хороших, плохих,
забавных  и счастливых. Но этот вечер перечеркнул все. Это был момент, когда
я забыл самого себя.
     Одного  ее  взгляда  было достаточно. Меня как будто ударили о стену, а
затем  пропустили через руки ток напряжением в двести вольт. Секундой раньше
все  мои  мысли  были  сосредоточены на цыпленке, и в голове не было никаких
женщин. Теперь я превратился в дикого зверя.
     Ее  лицо,  формы  тела,  взятые в отдельности, не представляли большого
интереса.  Маленького роста, плотная, с пышными волосами. Я никогда не видел
подобных  волос: цвета меди, густые и шелковистые. Зеленые глазищи с темными
полукружьями  под нижним веком, тонкое, четко очерченное лицо с чувственными
губами. Еще на ней были грязные брюки и неряшливый, весь в пятнах, свитер.
     Шестеро  из  семи  мужчин прошли бы мимо этой женщины, даже не удостоив
ее  взглядом,  но я был седьмым. В ней было что-то особенное, именно то, что
заставило  запеть  струны моей души. Как сказать яснее... Один взгляд на нее
- и я умер. Пропал.
     Я  наблюдал,  как  она  шла  к  своему  месту  в  дальнем  конце стола.
Покачивание  бедер и нежное колыхание груди заставили пересохнуть мое горло.
Цыпленок,  еще совсем недавно казавшийся мне таким аппетитным, внезапно стал
безразличен. Я мог только смотреть на нее.
     - Вы умеете играть в шахматы, Митчел?
     Ужин,  наконец, закончился, и женщина отправилась на кухню мыть посуду.
За  все  время еды она не сказала ни слова. Когда Зерек представил меня, она
бросила  в  мою  сторону  равнодушный взгляд и больше ни разу не взглянула в
течение всего вечера.
     Зерек,  чье  внимание  целиком  сосредоточено  на  пище,  не заметил ни
подчеркнутой  холодности  с ее стороны, ни моего смущения. Он очень серьезно
относился  к  приему  пищи, хотя, глядя на его комплекцию, никто бы этого не
сказал.  Как  ни  странно, он даже не обратил внимания на то, что я почти не
притронулся к пище.
     Больше  всего  мне сейчас хотелось выпить двойное виски - но ее я хотел
еще больше.
     - ...Что, шахматы? Немного, - промямлил я.
     - Я  люблю  шахматы.  Когда  я  приезжаю  в Каир, каждый вечер играю со
своим  отцом.  Я  пытался  научить  этой игре Риту, но ничего не получилось.
Шахматы  ей  безразличны.  У нее изворотливый ум, но приспособлен совсем для
другого.
     Так вот как ее зовут - Рита!
     - Но ведь нельзя же, чтобы человеку удавалось все.
     Он с надеждой посмотрел на меня.
     - Как  насчет  партии?  Несерьезной,  вы  понимаете.  Я  не  играл  уже
несколько месяцев.
     - Как скажете.
     Он улыбнулся мне, довольно потирая руки.
     - В  деревне  с  наступлением  темноты  практически  нечего  делать,  и
шахматы - лучший досуг.
     Если  бы  она  была  моей  женой, я бы знал, чем заняться в деревенском
доме  с наступлением темноты. Я не оставил бы ее в одиночестве на кухне даже
на две секунды.
     Он поставил игральный столик рядом с камином.
     - Миссис Зерек не придет сюда?
     - Все  в  порядке.  Вы же знаете женщин. Она любит возиться на кухне, а
потом  рано  идет  спать.  Читает в постели всякий вздор. Все женщины читают
вздор. Покетбуки, любовные истории, романтичные бредни.
     Уж я бы не дал ей читать подобную макулатуру.
     Зерек  поставил  на столик коробку, инкрустированную слоновой костью, и
открыл  ее. Внутри лежали вырезанные из слоновой кости шахматы. Я никогда не
видел подобной красоты и выразил свое восхищение.
     - Прекрасные фигурки!
     - Работа  четырнадцатого  века, Пизано, - он протянул мне короля. - Мой
отец  нашел  их  в  Италии,  подарил  мне  и очень хочет, чтобы я подарил их
своему  сыну.  Он  очень сильно этого хочет, но я ничего не могу поделать. У
меня  нет сына. - Он начал расставлять фигурки, нахмурив брови. - Еще нет, -
продолжил  он немного позднее. - В следующем году, говорит она. Но зачем мне
сын, если я слишком стар, чтобы правильно воспитать его.
     Я  подошел  к  окну  и,  отодвинув занавеску, заглянул во тьму. Я хотел
скрыть  от  Зерека  то, как покраснели мое лицо и шея. Такого со мной еще не
случалось.
     - Начнем. Садись.
     Я услышал, что отворилась дверь, и обернулся.
     Она  остановилась  посреди  гостиной,  глядя  на  Зерека в упор. Каждая
черточка  ее  лица  выражала  упрямство  и  агрессивность, словно Рита очень
долго копила зло, а теперь, наконец, выплеснула наружу.
     - Нет  угля.  Неужели мне придется самой таскать его, когда в доме двое
мужчин? - Ее голос дрожал от еле сдерживаемой злости.
     Зерек посмотрел на нее внимательно.
     - Прошу  не  беспокоить  меня,  дорогая.  Ты  же  видишь,  мы  играем в
шахматы.
     - Я сделаю это, - мои слова были быстрыми, а губы сухими.
     Зерек непонимающе уставился на меня, но я уже пересекал комнату.
     - Покажите, где лежит уголь, и я принесу его.
     Рита  не  посмотрела  на  меня  и,  повернувшись  на каблуках, вышла из
гостиной. Я последовал за ней.
     - Митчел!..
     Я  даже не обернулся. С таким же успехом Зерек мог выстрелить мне вслед
из револьвера. Я все равно пошел бы за ней.
     Кухня  была  больше  похожа  на  сарай  -  холодная  и не очень чистая.
Небрежно  вымытая  посуда  валялась на столе. Кастрюли стояли прямо на полу,
где она бросила их.
     Рита указала на два пустых ведра из-под угля. Я взял их.
     - Будет лучше, если я найду уголь сам. Уже темно.
     У  меня  было  ощущение,  что я сплю: слова не означали ничего. Я хотел
только одного: сжать ее в объятиях.
     - Я покажу вам.
     Хозяйка  открыла  дверь  черного  хода и вышла в темноту. Я следовал за
ней, ориентируясь на шум шагов и едва сдерживая дыхание.
     Она открыла какую-то дверь и включила свет.
     - Полагаю, вы сможете вернуться сами.
     Я поставил ведра на пол.
     - Да.
     В  тот  момент,  когда  она  повернулась,  я  поймал  ее  руку. Рита не
казалась   удивленной;  посмотрела  на  меня  равнодушным  взглядом,  рывком
выдернула  руку  и  медленно пошла обратно, как если бы ничего не случилось.
Некоторое  время  я  оставался  неподвижным,  потом  взял  лопату и наполнил
ведра. Погасив свет, вернулся в дом. Поставил ведра возле печи, вымыл руки.
     На  буфете  стояла  бутылка виски. Я взял ее, вытащил пробку и припал к
горлышку.  Я  пил  до  тех  пор,  пока спирт не начал жечь мне горло. Закрыл
бутылку и поставил ее на место.


     - Шах и мат!
     Я отодвинул стул и неопределенно улыбнулся.
     - Я же говорил, что играю очень посредственно. Спасибо за игру.
     Он начал складывать фигурки в футляр.
     - Все  в  порядке.  Вы  играете  весьма  прилично. Я был очень удивлен,
когда  вы  провели  гамбит  Стейница.  Да,  это был гениальный шахматист! Но
разыгрывать  комбинации  Стейница очень трудно. Одна ошибка - и пуфф! К тому
же  вы  не  сосредоточились  на  игре,  а  играли, как автомат. Так нельзя в
шахматах. О чем вы все время думаете?
     Я представил себе, как он подпрыгнул бы, скажи я ему, о чем думаю...
     - Давно  не играл. Но при случае могу показать неплохую игру. Жаль, что
сегодня у меня ничего не получилось.
     Я  бросил  взгляд  на  часы, стоявшие на каминной полке. Двадцать минут
десятого.
     - Думаю, не помешает обойти дом.
     - Прогуляться? Почему вы хотите прогуляться вокруг дома?
     - Но   ведь   я   ваш   телохранитель.   Никогда   не  помешает  лишняя
предосторожность.
     Его маленькие глазки раскрылись пошире.
     - Вы думаете, мне и здесь опасно находиться?
     - Понятия  не  имею, - я закурил сигарету, стряхивая пепел в камин. - Я
не  знаю,  подвергаетесь  ли  вы опасности вообще, но с того момента, как вы
начали оплачивать мои услуги, не хочу рисковать. Вашим здоровьем.
     Этот довод ему понравился.
     - Тогда,  действительно,  проверьте. На кухне есть мощный электрический
фонарик.  Может  быть,  когда  вы  вернетесь,  мы  сыграем еще одну партию в
шахматы?
     - Нет,  я  сразу же отправлюсь в постель. Сегодня у меня игра что-то не
идет.
     - Хорошо. Ложитесь спать. Вы читаете в постели?
     - Нет, не читаю.
     - А  вот моя жена читает... - Он задумчиво посмотрел на огонь в камине.
- Любовные истории. Может быть, и вам нравятся любовные истории?
     - Я в этом не нуждаюсь. Когда мне нужна женщина, я нахожу ее.
     Это вырвалось само собой.
     Зерек быстро глянул на меня.
     - Что вы сказали?
     - О, ничего.


     Дул  холодный  ветер.  Я  вышел из дома в безлунную ночь, и сырой туман
прилип  к  моему  лицу.  Я провел лучом фонарика по аллее из битого кирпича,
ведущей  к  сараю.  Никого.  Как  хорошо,  что я вышел на свежий воздух. Еще
десять минут в этой комнате, и я сошел бы с ума.
     Я  прошел  по  аллее  до сарая и повернулся к дому. Правое верхнее окно
освещено.  Я  видел  потолок  и  больше  ничего.  Шторы  не задернуты. Лампа
неяркая. Она - там.
     Я  видел  сквозь  окно  гостиную,  которую  только  что  покинул. Зерек
неподвижно   сидел  у  огня,  обхватив  голову  руками.  Некоторое  время  я
пристально смотрел на него, но он не переменил позы.
     Я  осветил  стену  сарая, нашел дверь и попал вовнутрь. В дальнем конце
сарая  была деревянная лестница, по которой можно было подняться на сеновал.
Я  отодвинул несколько вязанок соломы, перешагнул через мешок со стружками и
по  лестнице  поднялся  наверх.  Люк,  через  который  забрасывают сено, был
закрыт.  Я  исследовал  его петли: старые, ржавые. По всему видно, что люком
не  пользовались уже несколько лет. Я надавил на раму, почувствовал, что она
поддалась; стал на колено и заглянул в щель.
     Теперь  я  находился на одном уровне с ее комнатой. Это было просторное
помещение  с  двухспальной кроватью возле стены. Я рассмотрел старинный шкаф
с зеркалом до пола. Около окна стоял туалетный столик с трельяжем.
     Она  сидела перед ним в зеленом шелковом халате и расчесывала волосы. В
пухлых губах была зажата сигарета.
     Все  ее  движения  -  ритмичное колыхание груди при дыхании, спиральный
дымок   от   сигареты,  блеск  шелковистых  волос,  мерцание  белой  кожи  -
возбуждали меня, как кролик возбуждает аппетит у змеи.
     Она  расчесывала  волосы  добрых пять минут, а, может быть, и больше. Я
потерял  чувство  времени.  Я мог сидеть так всю ночь и весь следующий день.
Затем  она  отложила  расческу  и  повернулась к двери, оказавшись спиной ко
мне.
     Вошел  Зерек.  Я бросил взгляд на гостиную внизу. Там по-прежнему горел
свет.  Вероятно,  он  поднялся  к  ней,  чтобы пожелать спокойной ночи. Стоя
возле  двери,  Зерек что-то говорил, наморщив лоб, и, судя по жестам, что-то
неприятное. Возможно, он говорил обо мне.
     Миссис  Зерек  продолжала сидеть без движения, зажав руки меж колен, не
перебивая его. Черт побери, знать бы, что он говорит!
     Неожиданно  Зерек  просветлел  лицом,  подошел к жене и даже улыбнулся,
положив  руку  на  ее  плечо.  Как  только  он  притронулся  к  Рите, я стал
задыхаться.  Наклонившись  вперед,  вцепившись  в  раму  окна, я старался не
пропустить ни единого ее движения.
     Она  сбросила  его  руку  и  порывисто  встала. Он продолжал говорить с
заискивающей  улыбкой,  но  она,  видимо,  не  соглашалась.  Я представил ее
жесткие  глаза,  с  презрением глядящие на мужа. Когда он подошел ближе, она
отвернулась.
     Сказав  еще  несколько резких, отрывистых фраз, Зерек вышел из спальни,
оставив дверь открытой.
     Несколько  секунд  Рита  стояла  неподвижно, затем, раздавив сигарету в
пепельнице,  подошла  к двери и закрыла ее на ключ. Неожиданно она подошла к
окну и выглянула наружу.
     Я  отшатнулся,  не  спуская  с нее глаз. Я вдруг заподозрил: она знает,
что  я  нахожусь  на  сеновале  и  наблюдаю  за ней. И когда женщина резким,
грубым жестом задернула штору, это подозрение перешло в уверенность.


ГЛАВА 5

     Три последующих дня ничего не изменили в нашей жизни.
     Каждое   утро,  в  восемь  часов,  я  отвозил  Зерека  в  его  офис  на
Вардур-стрит,  вечером  в  шесть  часов  забирал  домой,  в  усадьбу "Четыре
ветра".  В  течение  дня я сидел в приемной или же возил его в Вест-Энд, где
он  обделывал  свои  делишки.  По  вечерам я играл с ним в шахматы, совершал
ежевечернюю  прогулку  вокруг  дома  и  ложился  спать. Я по-прежнему спал в
своей  комнате  и  не  делал никаких попыток переменить ее. Я знал, что Рита
настроена   против  меня.  Она  может  воспользоваться  моей  жалобой,  моим
недовольством  как  поводом  избавиться  от  меня.  Я  понимал,  Рита  имеет
достаточно  влияния  на  мужа,  чтобы заставить того отказать мне в месте. И
она выжидала, карауля каждое мое движение, как кошка караулит мышь.
     С  того  первого  вечера,  когда  я  дотронулся  до  нее, я держался на
почтительном  расстоянии.  Она  же  делала все, чтобы спровоцировать меня. Я
носил  уголь, колол дрова, кормил домашнюю живность, выполнял все, о чем она
просила. Я знал, что она закатит Зереку скандал, если я откажусь.
     Я  готов  был делать все, что угодно, лишь бы оставаться в доме и иметь
возможность  смотреть  на нее. Рано или поздно, но эта женщина будет моей, я
был  уверен.  Никто  не может желать с такой силой, чтобы в конце концов его
желание  не  исполнилось.  Нужно  только дождаться благоприятного момента, а
потом перейти к активным действиям.
     Зерек  ничего  не  понимал.  Когда однажды утром в семь часов он застал
меня за мытьем окон, то посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
     - Она приказала вам сделать это?
     - Она  сказала, что окна должны быть чистыми. А... мне надоело лежать в
кровати, и я решил навести чистоту сам.
     Зерек почесал плешивый череп и, смутившись, сказал:
     - Не  считайте  себя  обязанным  делать  это,  Митчел.  Я нанял вас как
телохранителя, но не как прислугу.
     Но  я  не  хотел  рисковать  и  по-прежнему  выполнял  все ее прихоти и
приказы,  иначе  Зерек  выгнал  бы меня по одному ее слову. Человек, который
нуждался  в  сыне,  так  как он, просто обязан считаться с мнением жены. И я
старался  не  сделать ни единой ошибки. Насколько он хотел сына, настолько я
хотел  его  жену. Различие между нами заключалось лишь в том, что за игрой в
шахматы  или  во время поездок он только и говорил, что о будущем сыне, в то
время как я держал рот на замке.
     Когда  я  делаю  обход  вокруг  дома,  якобы  проверяя, нет ли чужих, я
влезаю  на  сеновал  и  наблюдаю  за ее окном. Мне не везет: штора постоянно
задернута.  Но  тень,  движущаяся  за  шторой,  будоражит мое воображение. И
каждый  вечер  я  не  могу  удержаться от того, чтобы забраться наверх, хотя
знаю наперед, что смогу увидеть лишь ее тень.
     За  эти  три  дня  я  лучше  узнал  Зерека.  Это неплохой человек, если
примириться  с  его  чудачествами.  В  основном  его  волнуют три вещи: сын,
деньги и шахматы.
     Я  так  и  не  понял, в чем же заключается его бизнес, ведь я остаюсь в
машине,  а  он  уходит.  Но  я  начинаю  догадываться.  Зерек проводит много
времени  в небольших магазинчиках и мастерских Вест-Энда, возвращаясь всегда
с  пакетом  или  небольшими  чемоданами,  которые отвозит в другие небольшие
магазинчики  или  офисы  в  том  же  квартале.  Черный  рынок  или  хранение
краденого.  Он  знает,  где  найти товар и кому предложить. Интересно, каков
его  оборотный  капитал? Но, как и Рита, это вопрос времени. Рано или поздно
босс  начнет  доверять  мне,  и тогда для меня многое станет ясным. А пока я
старательно  запоминаю  адреса магазинов и офисов, лица людей, с которыми он
встречается,  чтобы  в  тот  момент,  когда  наступит  мое  время, я уже был
наполовину готов.
     Бог мой, существует ведь еще и Эмми!
     Когда  я  думаю о ней, то понимаю, что пошел с неверной карты при нашей
первой  встрече. Я убедился, что она без ума от Зерека и ради него готова на
все.  Письма  с  угрозами  беспокоят  Эмми больше, чем его, и это именно она
уговорила  Зерека нанять телохранителя. Все было бы гораздо проще, если бы я
не  был  так  глуп,  если  бы  с  первого дня был с ней вежлив и обращался с
подобающим  уважением.  Эмми,  несомненно,  вела  бы себя откровеннее. Но я,
наоборот,  третировал  ее. Я не скрывал, что одно лишь ее появление вызывает
спазмы   в   моем   желудке.   В  тех  редких  случаях,  когда  я  обращался
непосредственно к ней, я смотрел в сторону.
     Теперь  Эмми  выжидает,  чтобы  отплатить  той  же  монетой.  Она  меня
ненавидит,  это  точно.  Промах  мой не исправишь, и мне остается вести себя
по-прежнему  грубо.  В  общем  мне  наплевать на ее отношение. Лишь две вещи
имеют значение: деньги Зерека и его жена Рита.
     Но  если  с  Эмми  я на ножах, то с Зереком все в порядке. Я держу свои
чувства  к его жене под контролем, и даже если Рита находится в одной с нами
комнате,  не  краснею,  не  бледнею,  не  хожу  по  потолку  и  вполне  могу
сосредоточиться на шахматах.
     Я  научился  играть  в шахматы у одного русского, который как-то сыграл
три  партии с Алехиным и даже одну выиграл. Мы встретились с ним в Германии,
в  лагере для военнопленных во время войны, и по пять часов в день в течение
долгих восемнадцати месяцев проводили за шахматами.
     Зерек  тоже хорошо играет, так что наши ежевечерние партии превратились
в турниры.
     Когда  Рита  рано  ложилась  спать,  я неизменно выигрывал, но пока она
оставалась  в  гостиной,  проигрыш  был  неизбежен.  Зерек  не знал истинную
причину  этих  приливов  и отливов, он радовался мне как хорошему партнеру и
даже  признался,  что еще не встречал игроков такого высокого класса. За эти
вечерние  партии я проникся симпатией к нему. И еще одна вещь привела Зерека
в  хорошее  настроение. Письма с угрозами он получал каждый четверг с начала
месяца,  но  в  этот  четверг письма не было. Он был счастливейшим из людей.
Конечно, эти письма пугали его больше, чем он хотел показать.
     - Они хорошо рассмотрели вас, Митчел. Вы здорово напугали их.
     И  это  обеспокоило  меня. Если он не будет получать подобных писем, то
может  подумать,  что десять фунтов в неделю - слишком большая роскошь. Наши
долгие  часы за шахматами так не оплачивают. Может быть, я и симпатичен ему,
но стою ли таких денег?


     На  четвертый  день, в пятницу, случилось то, чего я ждал. Я только что
привез  Зерека  из  Шоредич,  где  он взял пакет, и мы ехали в Вест-Энд, как
вдруг он сказал:
     - Завтра я уезжаю в Париж на одну-две недели. Там вы мне не нужны.
     Я  решил,  что  он  дает мне отпуск: не станет же он платить мне десять
фунтов в неделю, пока отсутствует.
     - Что мне делать?
     - Ничего,  если  не считать того, что вы будете присматривать за домом.
Но, возможно, это вам не по