авишь меня в тюрьму!
     - Конечно, если ты вернешь мне деньги.
     - Извини, пожалуйста, - Римма выставила грудь,  повернулась  ко  мне  и
положила свою руку на мою. - Мне  тогда  до  зарезу  нужны  были  деньги.  Я
верну. Клянусь тебе!
     - Не клянись. Просто верни, и дело с концом.
     - Но у меня нет сейчас ни цента.
     - Дай-ка сумочку.
     Она прижала к себе потрепанную маленькую сумочку.
     - Нет!
     Я повернул машину к тротуару и резко затормозил.
     - Ты слышала? Дай сумочку, или я отвезу тебя  в  ближайший  полицейский
участок.
     Римма сверкнула глазами.
     - Оставь меня в покое. Нет у меня денег. Я их истратила.
     - Знаешь, крошка, мне  это  совсем-совсем  безразлично.  Дай  мне  твою
сумку, иначе будешь разговаривать с полицейскими.
     - Ты пожалеешь об этом! Я говорю серьезно. Я не скоро забываю.
     - А меня не интересует, скоро или не скоро. Дай сюда!
     Римма бросила мне на колени потрепанную сумку.
     Я открыл ее. В ней оказалось  пять  долларов  и  восемь  центов,  пачка
сигарет, ключ от комнаты и грязный носовой платок.
     Я взял деньги, положил их в карман и швырнул сумку обратно.
     - Вот уж чего я тебе никогда не забуду, - тихо заметила Римма.
     - И чудесно. Во всяком случае,  это  тебе  наука  на  будущее.  Где  ты
живешь?
     Римма с мрачным выражением лица  назвала  адрес  пансиона  недалеко  от
того места, где мы находились.
     - Вот туда мы и поедем.
     Следуя сердитым, отрывочным указаниям девушки, я привез ее к еще  более
грязному и запущенному дому, чем мой. Из машины мы вышли вместе.
     - Придется тебе перебраться в  мой  пансион,  крошка,  -  заявил  я.  -
Будешь  петь,  зарабатывать  деньги  и   вернешь   мне   украденное.   Твоим
антрепренером буду я, и тебе придется платить мне десять процентов  со  всех
заработков. Мы составим письменный договор,  но  прежде  всего  ты  соберешь
свои вещи, и я увезу тебя из этой дыры.
     - Ничего я пением не заработаю.
     - Это уж моя  забота.  Ты  сделаешь  то,  что  я  тебе  велю,  а  иначе
отправишься в тюрьму. Давай решай, да побыстрее!
     - Ты можешь  оставить  меня  в  покое?  Я  же  говорю,  что  ничего  не
заработаю пением.
     - Ты поедешь со мной, или предпочитаешь отправиться в тюрьму?
     Римма молча смотрела на меня. В ее глазах я  видел  ненависть,  но  это
меня не беспокоило. Она  была  в  моих  руках  и  могла  ненавидеть  сколько
угодно. Так или иначе, но ей придется вернуть деньги.
     - Хорошо, я еду с тобой, - сказала она наконец.
     Сборы не заняли у  Риммы  много  времени.  Мне  пришлось  расстаться  с
четырьмя ее же долларами, чтобы уплатить за квартиру, потом я  привез  ее  в
свой пансион.
     Римма поселилась в той же комнате, что и прежде. Пока она  раскладывала
вещи, я написал договор, составленный в громких,  но  юридически  совершенно
несостоятельных выражениях. Я именовался антрепренером и  получал  право  на
десять процентов от всех заработков девушки. С этим документом я  отправился
к Римме.
     - Распишись вот здесь, - потребовал я, показывая на бумагу.
     - И не подумаю, - мрачно ответила Римма.
     - Тогда отправляемся в участок.
     В  глазах  Риммы  снова  вспыхнула  ненависть.  Помедлив,  она   нехотя
поставила свою подпись.
     - Так-то лучше, - сказал я, пряча документ в карман. - Сегодня  вечером
мы пойдем в "Голубую розу".  Ты  будешь  петь,  как  еще  не  пела  никогда,
получишь ангажемент на семьдесят пять долларов в неделю.  Из  этих  денег  я
возьму десять процентов плюс свои тридцать долларов. В  дальнейшем,  крошка,
тебе сначала придется отработать все то, что я потрачу на тебя, а  уж  потом
ты будешь зарабатывать и на себя.
     - А я говорю, что не смогу зарабатывать пением, вот увидишь.
     - А я спрашиваю: почему? С таким голосом будешь грести деньги лопатой.
     Римма закурила и жадно втянула дым. Я заметил,  что  она  как-то  сразу
раскисла и обмякла, словно у нее вынули позвоночник.
     - Хорошо. Я сделаю по-твоему.
     - А что ты наденешь?
     С явным усилием она поднялась  со  стула  и  открыла  гардероб.  У  нее
оказалось только одно платье, да и то не из блестящих. Впрочем, я знал,  что
в "Голубой розе" предпочитают не слишком  яркое  освещение;  платье  сойдет,
тем более, что другого не было.
     - Мне бы поесть, - сказала Римма, вновь тяжело  опускаясь  на  стул.  -
Весь день я ничего не ела.
     - У тебя одно на уме. Поешь, когда получишь работу. Что  ты  сделала  с
деньгами, которые украла у меня?
     Римма молча смотрела на меня некоторое время.
     - Прожила. На что-то же я должна была жить!
     - Разве ты нигде не работаешь?
     - Иногда.
     - Что ты намерена спеть сегодня? Пожалуй, "Тело  и  душа"  лучше  всего
подойдет для начала. А на бис?
     - Ты уверен, что мне придется петь на бис? - спросила  Римма  с  кислым
выражением.
     Я с трудом удерживал себя, чтобы не ударить ее.
     - Мы исполним старые мелодии. Ты знаешь "Не могу забыть того парня"?
     - Знаю.
     "Ну и чудесно. Все обалдеют,  когда  услышат  эту  песню  в  исполнении
певицы с голосом, похожим на серебряный колокольчик".
     - Ну и чудесно! - повторил я вслух  и  взглянул  на  часы.  Было  около
четверти восьмого. - Я скоро вернусь, а ты  переодевайся.  Встретимся  через
час.
     Я подошел к двери и вынул ключ.
     - Вот что, крошка. Чтобы тебя не соблазняла мысль  о  бегстве,  я  тебя
закрою.
     - Я и так никуда не убегу.
     - Вот об этом я и забочусь.
     Я вышел из комнаты и закрыл дверь на ключ.
     Вручив Расти неоновую вывеску, я предупредил его, что  сегодня  вечером
не приду в бар.
     Расти как-то чересчур уж пристально посмотрел на меня.
     - Знаешь, Джефф, - сказал он, смущенно почесывая затылок,  -  пора  нам
поговорить с тобой. Мои постоянные  посетители  не  очень-то  разбираются  в
твоих музыкальных способностях. Я не могу платить тебе тридцать  долларов  в
неделю. Пора бы тебе взяться за ум и отправиться домой. Все-таки  ты  ведешь
здесь бесполезную жизнь. Одним  словом,  я  больше  не  могу  держать  тебя.
Приобретаю радиолу-автомат. Ты работаешь последнюю неделю.
     Я широко улыбнулся.
     - Ну что ж, Расти, договорились. Я знаю, ты хочешь мне добра, но  домой
я не поеду. Когда  ты  увидишь  меня  в  следующий  раз,  я  буду  ездить  в
"кадиллаке".
     Потеря тридцати долларов в неделю меня не беспокоила. Я не  сомневался,
что Римма вскоре начнет зарабатывать большие деньги.
     Позвонив  Уилли  Флойду,  я  сообщил,  что  привезу  Римму  примерно  в
половине десятого. Он согласился, хотя и без  особого  энтузиазма.  Потом  я
вернулся в наш пансион и по пути  в  свою  комнату  заглянул  к  Римме.  Она
спала.
     Времени до половины десятого оставалось еще много, и я не  стал  будить
девушку. Я прошел к себе, побрился, надел чистую  сорочку,  потом  вынул  из
шкафа смокинг, почистил его и погладил. Вообще-то  смокинг  выглядел  далеко
не блестяще, но другого у меня не было, а о  покупке  нового  я  не  смел  и
мечтать.
     Без четверти девять я снова зашел к Римме и разбудил ее.
     - Ну, звезда, вставай. В твоем распоряжении всего полчаса.
     Римма выглядела довольно апатичной. От меня не укрылось, что ей  стоило
немалых усилий подняться.
     Может, она в самом деле была голодна. Во всяком случае,  я  понял,  что
она не сможет петь в таком состоянии.
     - Вот что. Я пошлю Кэрри за бутербродами, а ты пока одевайся.
     - Как хочешь.
     Равнодушие Риммы обеспокоило меня. Она начала переодеваться, и я  ушел.
Кэрри я нашел внизу, на крыльце.
     По моей просьбе она сходила в лавку за бутербродами. С кульком в  руках
я поднялся в комнату Риммы.
     Девушка  уже  переоделась  и  теперь  сидела  перед  засиженным  мухами
зеркалом. Я положил кулек ей на колени, но она с гримасой его отбросила.
     - Я ничего не хочу.
     - Черт возьми...
     Я схватил Римму за руки, заставил встать и с силой встряхнул ее.
     - Да приди же ты в себя, слышишь? Ты будешь сегодня петь! Другой  такой
возможности не представится. Ешь этот проклятый  бутерброд  -  ты  же  вечно
жалуешься на голод! Ешь, говорю!
     Римма вынула  из  кулька  бутерброд  и,  отщипывая  маленькие  кусочки,
принялась есть, но почти сразу же перестала.
     - Меня стошнит, если я съем еще хоть капельку.
     Бутерброд пришлось доедать мне.
     - Просто противно смотреть на тебя, -  заметил  я  с  набитым  ртом.  -
Иногда я вообще жалею, что познакомился с тобой. Ну, что ж, пошли. Я  обещал
Уилли приехать в половине десятого.
     Все еще продолжая жевать, я немножко отступил и оглядел Римму.  Бледная
как полотно, с синяками  под  глазами,  девушка  казалась  выходцем  с  того
света. И все же было в ней что-то пикантное и зазывающее.
     Мы спустились по ступенькам и вышли на улицу.
     Вечер выдался душный, но когда Римма случайно прикоснулась  ко  мне,  я
почувствовал, что она вся дрожит.
     - Что с тобой? - резко спросил я. - Ты мерзнешь?
     - Нет. Ничего.
     Вдруг она громко чихнула.
     - Перестань! - крикнул я. - Тебе же надо сейчас петь.
     Она, без сомнения, действовала мне на нервы, но я сдерживался, думая  о
ее голосе. Каково будет, если она расчихается перед Уилли Флойдом?
     Мы сели в трамвай и доехали до Десятой улицы. Вагон был  переполнен,  и
Римму прижали ко мне.  Время  от  времени  я  чувствовал,  как  ее  начинает
трясти. Это серьезно беспокоило меня.
     - Ты здорова? Ты сможешь петь, правда?
     - Я здорова. Отстань.
     В клубе "Голубая роза",  как  всегда,  собрались  видавшие  виды  почти
преуспевающие и почти честные  бизнесмены,  почти  красивые  девицы  легкого
поведения, время от времени получавшие крошечные роли в кино,  и  гангстеры,
устроившие себе выходной вечер.
     Подталкивая перед собой Римму, я довел ее до кабинета  Уилли,  постучал
и, открыв дверь, втолкнул девушку в комнату.
     Уилли сидел, положив ноги на стол, и чистил ногти. Он взглянул  на  нас
и нахмурился.
     - Хэлло, Уилли, - сказал я. - Вот и мы. Познакомься с Риммой Маршалл.
     Уилли еще раз внимательно осмотрел нас и кивнул. Взгляд  его  маленьких
глаз задержался на Римме, и он поморщился.
     - Когда мы начнем? - спросил я.
     Уилли пожал плечами.
     - Мне безразлично. Хоть сейчас. - Он снял ноги со стола. -  Ты  уверен,
она действительно хорошо поет? Что-то не похоже, если судить по ее виду.
     - Я не напрашивалась сюда! - с внезапной вспышкой  негодования  заявила
Римма.
     - Замолчи! - прикрикнул я. - Не лезь не в свои дела.  Цыплят  по  осени
считают, - снова обратился я к Уилли. - Это замечание обойдется тебе  в  сто
долларов в неделю.
     Уилли рассмеялся.
     - Да ну? Она действительно  должна  оказаться  чудом,  чтобы  заставить
меня расстаться с такими деньгами. Что ж, пойдем послушаем.
     Мы вышли в ресторан и постояли в  полумраке,  пока  не  умолк  оркестр.
Потом Уилли поднялся на  сцену,  велел  музыкантам  отдохнуть  и  объявил  о
предстоящем выступлении Риммы.
     Его объявление было кратким.  Он  сказал  только,  что  одна  маленькая
девочка хочет спеть одну-две песенки. Потом он махнул нам,  и  мы  предстали
перед публикой.
     - Как можно громче! - шепнул я Римме, усаживаясь за пианино.
     Болтовня в ресторане  не  смолкла,  в  зале  не  раздалось  ни  единого
хлопка.
     Меня это не  обеспокоило,  я  знал,  что  как  только  Римма  запоет  и
послышится ее серебристый голос, все немедленно онемеют.
     Уилли, хмурясь, стоял около меня и не спускал глаз с  Риммы.  Его  явно
что-то тревожило.
     Стоя около пианино, девушка равнодушно  смотрела  в  наполненный  дымом
мрак. Она казалась совершенно спокойной.
     Я начал играть.
     Первые пять или семь тактов Римма спела  как  профессиональная  певица.
Ее чистый, звенящий голос наполнил зал, тон и ритм его  были  идеальными.  Я
внимательно следил за девушкой. И вдруг с  ней  что-то  произошло.  Ее  лицо
начало вытягиваться, она сбилась с такта,  голос  изменился.  Она  перестала
петь и расчихалась. Поминутно содрогаясь, она наклонилась вперед  и  закрыла
лицо руками.
     В зале стояла могильная тишина,  нарушаемая  лишь  ее  чиханьем,  потом
послышался гул голосов.
     Я перестал играть.
     - Уведи эту наркоманку! - донесся  до  меня  крик  Уилли.  -  За  каким
чертом ты привел ее ко мне? Уведи ее сейчас же, слышишь?!


ГЛАВА ТРЕТЬЯ


1

     Римма лежала на кровати, уткнувшись  в  подушку,  и  время  от  времени
чихала. Ее трясло.
     Я молча стоял у нее в ногах.
     "Так мне и надо! - мысленно корил я себя. - Все симптомы  были  налицо,
а мне и в голову не  приходило,  что  она  наркоманка,  хотя  я  должен  был
догадаться еще  в  тот  вечер,  когда  она  расчихалась  и  долго  не  могла
остановиться".
     Уилли Флойд пришел в ярость. Прежде чем выгнать нас,  он  сказал,  что,
если я когда-нибудь осмелюсь показать нос  в  его  клубе,  он  велит  своему
вышибале как следует вздуть меня. И он не шутил.
     Я с трудом довел Римму до дому. Она настолько  расклеилась,  что  я  не
решился войти с ней в трамвай.  По  временам  мне  приходилось  почти  нести
девушку. Кое-как я дотащил ее переулками до пансиона.
     Постепенно она стала успокаиваться.
     Наблюдая за Риммой, я чувствовал себя довольно-таки  неважно.  Потерять
работу у Расти, поссориться с Уилли Флойдом и вдобавок посадить себе на  шею
наркоманку!
     Следовало бы побросать  свои  вещи  в  чемодан  и  бежать.  Я  так  бы,
наверное, и поступил, но в ушах у меня начинал  звучать  удивительный  голос
Риммы, и я снова принимался думать о больших деньгах, которые она  могла  бы
зарабатывать, о заключенном с ней контракте и о своей доле гонорара.
     Внезапно Римма повернулась и взглянула на меня.
     - Я же предупреждала, - сказала она задыхаясь. - А  теперь  убирайся  и
оставь меня в покое!
     - Да,  ты  предупреждала,  -  согласился  я,  облокачиваясь  на  спинку
кровати и не сводя с нее глаз. - Но ты так и не сказала, что с тобой.  Давно
ты употребляешь эту гадость?
     - Три года. Теперь я не могу без  этого  жить.  -  Римма  села,  вынула
носовой платок и протерла глаза.
     - Три года? Сколько же тебе лет?
     - Восемнадцать. Да тебе-то что?
     - Значит, ты употребляешь наркотики с пятнадцати лет? - ужаснулся я.
     - Замолчи!
     - Это Уилбор снабжал тебя ими?
     - Ну, а если и он? - Римма высморкалась. - Ты хочешь, чтобы я пела?  Ты
хочешь, чтобы я  произвела  сенсацию?  Тогда  дай  мне  денег.  У  меня  все
получится чудесно, когда я сделаю укол. Ты еще не слышал, как я  могу  петь!
Дай мне денег, и больше мне ничего не надо.
     Я присел на край кровати.
     - Не говори глупостей. Денег у меня нет, а если бы и  были,  я  бы  все
равно не дал. С таким  голосом,  как  у  тебя,  ты  можешь  прославиться,  я
уверен. Мы тебя вылечим, а потом,  когда  ты  отвыкнешь  от  наркотика,  все
будет в порядке, и у тебя появятся деньги, много денег.
     - Старо. Ничего не получится. Лучше  дай-ка  мне  сейчас  немного,  ну,
хоть пять долларов. Я знаю тут одного человечка...
     - Ты отправишься в больницу.
     Римма насмешливо посмотрела на меня.
     - В больницу? Больницы переполнены такими, как я,  и  врачи  ничего  не
могут сделать с ними. Я уже побывала в больнице. Дай мне  пять  долларов!  Я
буду петь для тебя. Я буду прямо-таки потрясающей. Всего пять долларов!
     Больше я не мог слушать. Меня мутило от одного ее  взгляда.  Я  был  по
горло сыт событиями этого вечера и направился к двери.
     - Куда ты?
     - Спать. Продолжим завтра. На сегодня с меня хватит.
     Я ушел в свою комнату и закрыл за собой дверь.
     Мне долго не удавалось заснуть,  и  вскоре  после  двух  часов  ночи  я
услышал, как ее дверь открылась, и Римма на цыпочках прошла по коридору.  Но
в ту минуту я был бы,  пожалуй,  рад,  если  бы  она  собрала  свои  вещи  и
сбежала.
     На следующее утро я встал часов в десять, оделся, подошел к ее  комнате
и приоткрыл дверь.
     Римма спала. Судя по мягкому, спокойному выражению ее лица, она все  же
достала где-то наркотик. Ее серебристые волосы рассыпались по  подушке,  она
даже казалась хорошенькой. Видимо, ей удалось найти какого-нибудь  простака,
а вместе с ним и денег.
     Я закрыл дверь, спустился по лестнице и, оказавшись на залитой  солнцем
улице, зашагал к бару.
     Увидев меня, Расти удивился.
     - Я хочу с тобой переговорить, - сказал я. - По-серьезному, Расти.
     - Ну, так говори.
     - Эта девушка может петь. У нее не голос, а целое состояние.  У  нас  с
ней договор. Возможно, я  получаю  шанс  выбиться  в  люди.  Честное  слово,
Расти, девушка может зарабатывать большие деньги.
     Бармен озадаченно посмотрел на меня.
     - Хорошо, но что же ей мешает?  Если  она  может  зарабатывать  большие
деньги, то почему она не зарабатывает?
     - Потому, что она наркоманка.
     На лице Расти появилась гримаса отвращения.
     - Вот оно что!
     - Я должен ее вылечить. Что мне делать?
     - Что делать, говоришь? Хорошо, отвечу, если спрашиваешь.  -  Он  ткнул
мне в грудь пальцем, размером с банан. -  Отделайся  от  нее,  и  как  можно
скорее. С наркоманией, Джефф, ничего сделать нельзя. Уж  я-то  знаю,  можешь
мне поверить. Шарлатаны утверждают, что они  излечивают  наркоманов.  Но  на
сколько? На месяц-другой, от силы на три. А потом продавцы наркотиков  снова
находят их, и все начинается сначала. Послушай, сынок, ты мне  нравишься,  и
я хочу помочь тебе. Ты не глупый парень, и получил образование.  Не  путайся
с этой дрянью! О такой девчонке не стоит беспокоиться. Она может петь  -  ну
и пусть. Отделайся от нее. Кроме неприятностей, ничего тебя не ждет.
     Как было бы хорошо, если бы я послушался Расти! Он говорил  правду,  но
тогда его доводы не подействовали на меня. Я не сомневался, что голос  Риммы
принесет мне состояние. Надо только вылечить  ее,  и  она  начнет  загребать
деньги. В этом меня никто не мог разубедить.
     - Кому мне ее показать, Расти? Ты знаешь, может быть, кого-нибудь,  кто
мог бы ее вылечить?
     - Вылечить? Никто не сможет ее вылечить! Что с тобой? Ты сошел с ума?
     - У  тебя  большой  жизненный  опыт,  Расти.  Ты,  конечно,  что-нибудь
слышал. Кто по-настоящему излечивает этих наркоманов? Должен же  быть  такой
человек. Ведь среди киноартистов много наркоманов, кто-то же их  вылечивает.
Кто же?
     Расти нахмурился и поскреб затылок.
     - Конечно. Но артисты - люди с  деньгами.  Лечение  стоит  денег.  Есть
здесь один человек, но, судя по тому, что я слышал, он запросит кучу денег.
     - Хорошо, хорошо! Может, я займу у кого-нибудь. Я должен во что  бы  то
ни стало вылечить ее. Кто этот человек?
     - Доктор Клинци. Он совсем из другого  общества,  но  именно  тот,  кто
тебе нужен. Клинци вылечил Мону Гайсинг и Фрэнки Леддера, -  добавил  Расти,
называя фамилии двух крупнейших звезд киностудии  "Пасифик".  -  Они  курили
марихуану, но он их вылечил.
     - Где его найти?
     - Адрес есть в телефонном  справочнике...  Послушай,  Джефф,  не  ставь
себя в глупое положение. Этот тип потребует кучу денег.
     - Сколько бы ни потребовал, лишь бы вылечил.  Я  уговорю  его  вылечить
Римму в счет ее будущих заработков. Она будет получать  огромные  деньги.  Я
это чувствую. Иначе и быть не может с таким голосом, как у нее.
     - Да... Ты и вправду сошел, видно, с ума.
     - Пусть будет по-твоему.
     Я выписал из телефонного справочника адрес доктора Клинци.  Он  жил  на
бульваре Беверли-глин.
     Расставшись с Расти, я сел в трамвай, вернулся в меблированные  комнаты
и зашел к Римме. Она сидела на кровати в черной пижаме. Сочетание черного  с
волосами   серебряного   цвета   и   темно-голубыми   глазами   делало    ее
привлекательной.
     - Я хочу есть.
     - Я высеку эти слова на твоем  надгробии.  Однако  речь  сейчас  не  о