еко не соответствующими  нуждам.  Я  посещаю
людей, составляю сводки. Данные нужно обрабатывать и заносить на карточки. -
Она постучала карандашом по секции номер  пять  на  плане.  -  Мой  участок.
Здесь, пожалуй, сосредоточено все самое худшее в этом ужасном городе.  Почти
четыре тысячи человек, включая детей, которые перестают быть  детьми,  когда
им  исполняется  семь  лет.  Вот  здесь...  -  Ее  карандаш  переместился  с
обведенной секции номер пять и уткнулся в точку сразу же за чертой города, -
находится Флоридский  Исправительный  дом  для  женщин.  Это  очень  трудная
тюрьма, там не только трудные заключенные,  но  и  условия  трудные.  В  ней
содержатся главным образом с большими сроками и многие из них - неисправимые
преступницы. Еще три месяца назад посещения не разрешались,  но  я  в  конце
концов убедила заинтересованных лиц, что смогу принести пользу.
   - Зазвонил телефон и после короткого разговора, состоящего из ее  обычных
суховатых "да" и "нет", она положила трубку. - Мне  разрешено  иметь  одного
бесплатного помощника, - продолжала  она,  словно  нас  и  не  прерывали.  -
Бывает,  люди  вызываются,  как  вызвались  вы.  Вашей  обязанностью   будет
содержать в порядке картотеку, отвечать  на  звонки,  в  неотложных  случаях
справляться самому до моего прихода,  перепечатывать  мои  сводки,  если  вы
сумеете разобрать мой ужасный почерк. В общем, будете сидеть за этим  столом
и распоряжаться в мое отсутствие.
   Я заерзал на неудобном стуле. О чем, черт подери, думал Мелиш, или он  не
знал. Ей нужен  не  человек  в  моем  положении,  а  энергичная  секретарша,
привычная к канцелярской работе. Занятие было определенно не для меня.
   Я так и сказал ей со всей вежливостью, на какую был  способен,  однако  в
моем голосе невольно прозвучало недовольство.
   - Это работа не  для  девушки,  -  возразила  Дженни.  -  Моим  последним
добровольным помощником был пенсионер - счетовод. Ему было  шестьдесят  пять
лет и нечем было заняться кроме игры  в  гольф  и  бридж.  Он  ухватился  за
возможность помогать мне и продержался две недели. Я не обижалась  на  него,
когда он ушел.
   - Выходит, ему надоело?
   - Нет... не надоело. Он испугался.
   Я недоуменно уставился на нее.
   - Испугался? Наверно работы было слишком много?
   Она улыбнулась своей теплой улыбкой.
   - Нет. Ему нравилось работать. Удивительно,  сколько  он  успел  сделать.
Впервые моя картотека была в полном порядке. Нет... он не выдержал встречи с
тем, что иногда входит в эту дверь, - и она кивнула на дверь тесного  офиса.
-  Лучше  сказать  вам  сразу,  Ларри...  эту  секцию  города  терроризирует
молодежная банда. Она известна полиции как банда Джинкса. Им  от  десяти  до
двадцати лет. Их человек тридцать. Верховодит Страшила Джинкс - так он  себя
называет. Вообразил себя каким-то мафиозо. Он  свиреп  и  крайне  опасен,  и
ребята рабски ему подчиняются. Полиция ничего не может с ним  поделать,  так
как он очень хитер. Попадались многие из банды, но  Страшила  -  никогда.  -
Помолчав, она продолжала. - Страшила считает, что я лезу не в свои дела.  Он
думал, что я передаю сведения  полиции.  По  его  мнению,  все  те,  кому  я
стараюсь помочь, должны обходиться без помощи. Он и его компания в  грош  не
ставят своих родителей, потому что те принимают пособия, которые я могу  для
них достать: молоко для малышей, одежду, уголь и так далее, и потому, что  я
помогаю им в затруднениях, скажем с квартплатой и наймом... все свои  заботы
они разделяют со мной. Страшиле кажется, что я вмешиваюсь, и  он  затрудняет
мне жизнь. Они часто приходят сюда и пробуют запугать меня. -  Снова  теплая
улыбка. - Я  их  не  боюсь,  но  до  сих  пор  им  удавалось  спугнуть  моих
добровольных помощников.
   Я слушал, но не верил. Какой-то сопляк... мне это показалось чепухой.
   - Я что-то не вполне вас понимаю, - сказал я. - Вы  хотите  сказать,  что
этот мальчишка напугал вашего  приятеля-счетовода  и  тот  сбежал?  Как  ему
удалось такое?
   - Он большой мастер убеждать. Но не надо забывать, что за эту  работу  не
платят. Мой приятель-счетовод все мне объяснил.  Он  уже  не  молод,  вот  и
решил, что ради работы не стоит рисковать.
   - Рисковать?
   -  Они  пригрозили  ему,  как  обычно...  если  не  уйдет,  они   с   ним
повстречаются как-нибудь темным вечером. Они способны на любую жестокость. -
Она посмотрела на меня и ее лицо вдруг стало серьезным.  -  У  него  жена  и
уютный домик, и он решил уйти.
   Я почувствовал, как у меня напряглись мышцы живота. Я хорошо знал уличную
шпану. Кто не читал о них? Темный вечер, ты идешь по улице и вдруг  на  тебя
набрасывается свора  маленьких  свирепых  дикарей.  Для  Них  не  существует
никаких запретов. Пинок в лицо может лишить набора приличных зубов, пинок  в
пах может сделать человека импотентом.
   Но может ли такое случиться со мной?
   - Вы не обязаны предлагать свои услуги, -  сказала  Дженни.  Похоже,  она
прочла мои мысли. - С какой стати? Дядя Генри не думает о  деталях,  я  ведь
вам говорила.
   - Давайте выясним один вопрос, - сказал я. - Должен  ли  я  понимать  вас
так, что эти ребята -  этот  Страшила,  могут  угрожать  мне,  если  я  буду
работать с вами?
   - О, да. Рано или поздно он станет вам угрожать.
   - Эти угрозы что-нибудь значат?
   Она погасила сигарету в пепельнице со словами:
   - Боюсь, что да.
   Перемена обстановки?
   Я задумался. Внезапно я осознал, что за время разговора с этой  женщиной,
ни разу не вспомнил о Джуди. Такого не случалось со  времени  аварии.  Может
быть, пинок в лицо или в пах будет способствовать перемене во мне?
   - Когда приступать к работе? - спросил я.
   Ее теплая улыбка согрела меня.
   - Спасибо... вы приступите, как только купите себе  свитер  и  джинсы  и,
пожалуйста, не пользуйтесь этим замечательным портсигаром. - Она  встала.  -
Мне уже нужно идти. Вернусь не раньше четырех. Тогда я и объясню вам систему
регистрации и как  вести  картотеку,  после  чего  вы  станете  полноправным
сотрудником.
   Мы спустились с шестого  этажа,  вышли  на  улицу  и  я  проводил  ее  до
покрытого цементной пылью "фиата". Она медлила включать мотор.
   - Спасибо за желание помочь. Думаю, мы сработаемся. - Секунду-другую  она
присматривалась ко мне в маленькое боковое окошко.  -  Я  сочувствую  вашему
горю. Все устроится... нужно только набраться  терпения,  -  сказала  она  и
отъехала.
   Я стоял на краю тротуара, чувствуя, как на меня оседает  цементная  пыль,
которую влажная жара превращала в едкий, грязный пот.
   Дженни Бакстер понравилась мне. Глядя ей вслед, я  раздумывал,  что  меня
ждет. Легко ли меня испугать? Я не имел понятия, но когда  дойдет  до  дела,
узнаю.
   По узкой, шумной улице я вышел на Майн-стрит в поисках свитера и джинсов.
   Я ничего не почувствовал, когда это случилось. Грязный, оборванный  малец
лет девяти внезапно налетел на меня, заставив пошатнуться. Он издал  громкий
неприличный звук и пустился наутек.
   Лишь вернувшись в отель, я обнаружил, что  мой  дорогой  пиджак  разрезан
бритвой, а золотой портсигар исчез.
 
 
   Глава 2
 
   Переодевшись в джинсы и свитер, я отправился в полицейский участок, чтобы
заявить о краже портсигара. К моему удивлению оказалось, что  я  не  слишком
расстроен его потерей, но я знал, что Сидни будет  огорчен,  и  было  только
справедливо по отношению к нему постараться получить его назад.
   Дежурная комната была полна цементной  пыли  и  запаха  немытых  ног.  На
длинной скамье у стены сидели человек десять ребят,  грязных,  оборванных  и
угрюмых. Их маленькие темные глаза следовали за мной,  когда  я  подходил  к
дежурному сержанту.
   Сержант был здоровенной глыбой мяса  с  лицом,  похожим  на  кусок  сырой
говядины. Он сидел в одной рубашке, и по  его  лицу  в  складки  жирной  шеи
стекал пот, смешиваясь с цементной пылью. Он катал взад и  вперед  по  листу
бумаги огрызок карандаша, а когда я подходил  к  нему,  слегка  приподнялся,
чтобы выпустить газы.
   Малыши на скамейке захихикали.
   Пока я рассказывал о пропаже, он, не переставая, катал  карандаш  взад  и
вперед. Потом вдруг поднял голову и взгляд его свиных глазок прошелся по мне
с интенсивностью газовой горелки.
   - Вы приезжий? - спросил он. Его голос звучал сипло, словно сорванный  от
крика.
   Я подтвердил, добавив, что приехал совсем недавно и буду работать с  мисс
Бакстер, служащей социальной опеки.
   Он сдвинул фуражку со лба и, не  поднимая  глаз  от  своего  карандашного
огрызка, вздохнул и вытащил бланк заявления. Он велел мне заполнить  его,  а
сам вновь принялся катать карандаш.
   Я заполнил бланк и вернул ему. В графе "стоимость украденного"  я  вписал
1500 долларов.
   Он прочел написанное, потом его массивное лицо  напряглось  и,  отодвинув
бланк обратно ко мне, уткнув грязный палец в графу "стоимость  украденного",
он спросил своим сиплым голосом:
   - Это что такое?
   - Столько стоит портсигар, - сказал я.
   Он что-то пробурчал себе под нос, глянул в  упор  на  меня,  потом  снова
уставился на бланк.
   - Мой пиджак порезали бритвой, - сказал я.
   - Вот как? Пиджак вам тоже стоит полторы тысячи баксов?
   - Пиджак стоит триста долларов.
   Он фыркнул, выпуская воздух через мясистые ноздри.
   - Можете описать мальчишку?
   - Лет девяти, волосы темные, встрепанные,  черная  рубашка  и  джинсы,  -
ответил я.
   - Видите его здесь?
   Я повернулся и посмотрел на сидящих рядком ребят. Большинство из них были
темноволосые, встрепанные, большинство одеты в черные рубашки и джинсы.
   - Мой мальчишка мог бы быть любым из них, - сказал я.
   - Угу. - Он сверлил меня взглядом. - Вы уверены насчет стоимости его?
   - Уверен.
   - Угу. - Он потер потную шею, потом положил бланк на стопку таких  же.  -
Если мы его  найдем,  дадим  вам  знать.  -  Пауза.  Затем:  -  Долго  здесь
пробудете?
   - Два или три месяца.
   - С мисс Бакстер?
   - Да.
   Секунду он изучал меня, потом медленная презрительная улыбка проползла по
его лицу.
   - Посмотрим.
   - Думаете, мне столько не продержаться?
   Он засопел и снова принялся катать карандаш.
   - Если мы его найдем, вас известят. Полторы тысячи баксов, а? Ну надо же!
   - Да.
   Он кивнул, потом вдруг проревел громовым голосом:
   - Сидеть смирно, стервецы, не то я к вам подойду!
   Я вышел и уже в дверях услышал, как он говорит другому копу, подпиравшему
грязную стену.
   - Еще один тронутый.
   Часы показывали двадцать минут второго. Я отправился на поиски ресторана,
но на главной улице видимо их не  было.  В  конце  концов  я  удовлетворился
гамбургером в баре, набитом потными,  пахнущими  грязью  людьми,  которые  с
подозрением смотрели на меня и сразу отводили взгляд.
   Выйдя из бара, решил пройтись. Люсвил не  мог  предложить  ничего,  кроме
пыли и нищеты. Я обошел район, отмеченный на карте Дженни, как пятый сектор.
Я оказался  в  мире,  о  существовании  которого  и  не  догадывался.  После
ПарадайзСити мне казалось, что я спустился в ад.  На  каждой  улице  во  мне
немедленно  распознавали  чужака.  Люди  сторонились   меня,   а   некоторые
оглядывались на  меня  и  перешептывались.  Ребята  свистели  вслед,  другие
издавали громкие непристойные звуки. Я ходил до четырех  часов,  после  чего
повернул к  офису  Дженни.  Теперь  она  казалась  мне  необычной  женщиной.
Провести два года в таком аду и сохранить способность  к  теплой,  сердечной
улыбке - немалое достижение.
   Когда я вошел, она сидела за столом и быстро писала на желтом бланке. При
моем появлении она подняла голову и встретила  меня  той  теплой,  сердечной
улыбкой, о которой я думал.
   - Так-то лучше, Ларри, - сказала она,  оглядев  меня,  -  гораздо  лучше.
Садитесь и я объясню вам свою систему регистрации, как я ее называю в шутку.
Вы умеете обращаться с пишущей машинкой?
   - Умею. - Я сел. Подумал,  не  сказать  ли  ей  о  портсигаре,  но  решил
промолчать. По ее словам у нее слишком много своих забот, чтобы  выслушивать
еще и мои.
   В течение получаса она объясняла мне  свою  систему,  показала  сводки  и
картотеку, и все это время не переставая звонил телефон.
   В шестом часу она взяла несколько бланков и пару авторучек и заявила, что
ей надо уходить.
   - Закрывайте в шесть, - сказала она. - Если бы  вы  смогли  перед  уходом
отпечатать эти три сводки...
   - Конечно. Куда вы направляетесь?
   - В больницу. Надо навестить трех старушек. Мы открываем в  девять  утра.
Возможно, я не сумею придти до полудня. Завтра мой  день  посещения  тюрьмы.
Импровизируйте, Ларри. Не теряйтесь с ними и за  нос  себя  водить  тоже  не
давайте. Если им что-нибудь будет нужно, скажите, что поговорите со мной.  -
Махнув на прощание рукой, она исчезла.
   Я отпечатал сводки, обработал их и занес на карточки,  затем  распределил
по ящикам. Меня удивило и немного разочаровало молчание телефона - он словно
знал, что Дженни здесь нет и никто не ответит.
   Впереди был целый вечер, заполнить  его  было  нечем,  оставалось  только
вернуться в  отель.  Поэтому  я  решил  задержаться  и  привести  в  порядок
картотеку.  Надо  признаться,  что  много  я  не  поработал.  Начав   читать
картотеку, я увлекся. Они раскрывали  живую  картину  преступлений,  нищеты,
отчаяния и безденежья, захватившую меня, как первоклассный детектив. Я начал
понимать происходящее в пятой секции этого одолеваемого смогом города. Когда
стемнело, я включил настольную лампу и  продолжал  читать.  Время  перестало
существовать. Я так увлекся, что не услышал, как открылась дверь. Даже  если
бы я не погрузился в чтение до такой степени, мне все  равно  не  расслышать
бы, как ее открывают. Это было проделано украдкой, дюйм за  дюймом,  и  лишь
когда на стол упала тень, я понял, что в комнате кто-то есть.
   Я был ошарашен. Этого, конечно, и  добивались.  При  тогдашнем  состоянии
моих нервов я, должно быть, подскочил на месте дюймов  на  шесть.  Я  поднял
глаза, чувствуя, как у меня сжимаются  мышцы  живота.  Уронил  ручку  и  она
покатилась под стол.
   Мне никогда не забыть первую встречу со Страшилой Джинксом.  Я  не  знал,
кто он, но когда на следующее утро я описал его Дженни, она сказала, что это
был именно он.
   Вообразите высокого, очень худого юнца, лет двадцати двух. Темные волосы,
спутанные и сальные, свисали ему на глаза. Худое лицо было цвета  застывшего
бараньего сала. Глаза, похожие на  черные  бусинки,  находились  вплотную  к
тонкому, хрящеватому носу. У  него  были  вялые  красные  губы,  на  которых
блуждала глумливая ухмылочка. Одежда его состояла из грязной желтой  рубашки
и несусветных штанов, отделанных кошачьим мехом на бедрах и по краям штанин.
Тонкие, но мускулистые  руки  были  покрыты  татуировкой.  Кисти  с  тыльной
стороны пересекали  непристойные  надписи.  Тонкую,  почти  не  существующую
талию,  стягивал  семидюймовой  ширины  кожаный  ремень,  усаженный  острыми
медными гвоздями - страшное оружие, если ударить им по лицу.  От  него  едко
воняло грязью.  Мне  казалось,  что  если  он  встряхнет  головой,  на  стол
посыпятся вши.
   Меня удивило, как быстро я справился с испугом.  Я  отодвинул  свой  стул
назад, чтобы  иметь  возможность  быстро  вскочить  на  ноги.  Сердце  гулко
колотилось, но я полностью владел собой. В памяти мелькнул разговор с Дженни
и ее предупреждение, что местная шпана жестока и крайне опасна.
   - Привет, - сказал я. - Вам что-нибудь нужно?
   - Ты новый батрак? - У него оказался неожиданно  низкий  голос,  что  еще
усиливало угрожающее впечатление.
   - Верно, я только что приехал. Чем могу помочь?
   Он окинул меня взглядом. За его спиной я уловил движение и понял, что  он
не один.
   - Позови своих друзей или, может, они стесняются? - сказал я.
   - Им и там хорошо, - отозвался он. - Ты бегал к копам, верно, дешевка?
   - Дешевка? Новое имя для меня?
   - Точно, дешевка.
   - Ты зовешь меня дешевка... я буду звать тебя вонючка... идет?
   Из коридора послышался приглушенный смешок, сразу пресекшийся.  Маленькие
глазки Страшилы загорелись и превратились в красные бусинки.
   - Больно ты умен...
   - Именно. Выходит нас пара, верно, вонючка? Чем могу служить?
   Медленно и неторопливо он расстегнул ремень и взмахнул им.
   - Хочешь получить вот этим по твоей поганой роже, дешевка? - спросил он.
   Я оттолкнул стул назад и, вскочив, подхватил пишущую машинку.
   Хочешь получить вот этим по твоей поганой роже, вонючка? - спросил я.
   Лишь несколько часов назад я спрашивал  себя,  легко  ли  меня  испугать.
Теперь я знал ответ... нелегко.
   Мы молча  смотрели  друг  на  друга,  потом  он  медленно  и  неторопливо
застегнул ремень, а я под стать ему неторопливо опустил машинку.
   Казалось, мы оба вернулись к исходной позиции.
   - Не задерживайся у нас, дешевка, - сказал он. - Такие типы, как ты,  нам
не нравятся. Больше не ходи к легавым. Мы не любим типов,  которые  ходят  к
копам. - Он бросил на стол пакет из засаленной коричневой оберточной бумаги.
- Безмозглый дурак не знал, что это золото, -  и  он  вышел,  оставив  дверь
открытой.
   Стоя неподвижно, я прислушивался, но они ушли так  же  беззвучно,  как  и
появились.  Впечатление  было  жутковатое.  Похоже,  они  нарочно  двигались
подобно призракам.
   Я развернул пакет и обнаружил свой портсигар,  вернее  то,  что  от  него
осталось. Кто-то, вероятно, при помощи  кувалды,  превратил  его  в  тонкий,
исцарапанный лист золота.
   В ту ночь, впервые после смерти Джуди,  она  не  приснилась  мне.  Вместо
этого мне снились глаза, похожие на глаза хорька, с издевкой  смотревшие  на
меня,  и  низкий,  угрожающий  голос,  произносивший  вновь  и  вновь:   "Не
задерживайся у нас, дешевка".
   Дженни не показывалась в офисе до полудня. Я провел  несколько  часов  за
работой над алфавитным указателем и дошел до буквы 3.  Пять  или  шесть  раз
звонил телефон, но  каждый  раз  звонившая  женщина  бормотала,  что  хотела
поговорить  с  мисс  Бакстер,  и  клала  трубку.  У   меня   побывало   трое
посетительниц,  пожилых,  неряшливо   одетых   женщин,   которые   удивленно
таращились на меня и пятились в коридор, тоже  говоря,  что  им  нужна  мисс
Бакстер. Улыбаясь своей самой лучезарной улыбкой, я спрашивал, не могу ли  я
чем-нибудь помочь, но они удирали, как испуганные крысы.
   Около половины двенадцатого, когда я стучал по клавишам пишущей  машинки,
дверь с треском распахнулась и парнишка, в котором я  сразу  узнал  воришку,
высунул мне язык и, издав губами презрительный звук, метнулся за дверь. Я не
порывался догонять его.
   Когда прибыла Дженни, ее волосы выглядели так, словно вот-вот  упадут  ей
на лицо, улыбка была не такой теплой,  как  обычно,  и  в  глазах  светилась
тревога.
   - В тюрьме серьезные неприятности, - сказала она. - Меня не пустили. Одна
из заключенных сошла с ума. Пострадали две надзирательницы.
   - Это скверно?
   Она села, глядя на меня.
   - Да... - Пауза, затем она спросила:
   - Все нормально?
   - Конечно. Вы не узнаете свою  картотеку,  когда  у  вас  найдется  время
взглянуть на нее.
   - Какие-нибудь сложности?
   - Вроде того. Вчера вечером ко мне тут наведался один тип. - И  я  описал
его наружность. - Это что-нибудь вам говорит?
   - Это Страшила Джинкс. - Она приподняла руки и беспомощным жестом уронила
их на колени. - Быстро он за вас взялся.
   Фреда он не трогал целых две недели.
   - Фред? Ваш приятель-счетовод?
   Она кивнула.
   - Рассказывайте, что здесь произошло?
   Я рассказал, умолчав только о портсигаре, что ко мне  явился  Страшила  и
порекомендовал не  задерживаться  в  городе  надолго.  После  того,  как  мы
обменялись угрожающими жестами, он убрался.
   - Я предупреждала вас, Ларри. Страшила опасен. Вам лучше уехать.
   - Как же вы-то пробыли здесь два года? Разве он не пытался вас выставить?
   - Конечно, но у него есть своеобразный кодекс чести. Он  не  нападает  на
женщин и, кроме то