к-то  попробовал,  и  что, вы думаете, из этого
вышло?  Два  вечера  подряд  она  пела мне свои песенки, а делает она это не
лучше меня.
     - Стало быть, это заведение ничем особенным не блещет?
     Он  обернулся  через  плечо  посмотреть,  не слушает ли нас кто-нибудь,
потом наклонился ко мне и, понизив голос, сказал:
     - Как  другу,  могу  вам  сказать:  у них тут наверху рулетка. Ставочки
такие,  что  будь здоров. А вся остальная мишура здесь - это так, фасад, для
прикрытия.  Только держите это у себя под шляпой, приятель. Я вам это говорю
исключительно по дружбе.
     - Может, стоит подняться и проверить, есть ли у меня лишние деньги?
     Он поднял оплывшие плечи.
     - Насчет  входа  у  них  очень  строго.  Это  же совершенно нелегально.
Попробуйте  поговорить  с  Клодом:  он  здесь  всем заправляет. Если хотите,
можете сослаться на меня. Я - Фил Уэлливер.
     - Спасибо. А где его найти?
     Он кивнул на дверь рядом с баром:
     - Там.  -  Он  оттолкнулся  от  стойки.  -  Надо двигаться. Обещал жене
куда-нибудь  сегодня  с  ней  сходить. Представляете, только что вспомнил об
этом. Надо ехать, пока не поздно.
     Я  смотрел,  как  его несет мимо столиков. Когда он вышел, я поднялся и
тоже  пошел  к выходу из бара, и снова меня сопровождали два десятка зовущих
женских глаз.
     Слева  по  коридору  находился  ресторан.  Это был овальной формы зал с
неярким  освещением,  зеркалами  в  розовой оправе и голубой драпировкой. За
столиками  человек  шестьдесят  заканчивали  ужин,  а  в  воздухе плавал гул
голосов и табачный дым.
     Ко    мне   подошел   метрдотель,   задерганный   молодой   человек   с
изжелта-рыжими волнистыми волосами, на лице - профессиональная улыбка.
     - Я хочу посмотреть кабаре, - сказал я. - А ужина не надо.
     - Как  вам  будет  угодно,  сэр. Может, что-нибудь выпить? - Он, словно
извиняясь, махнул рукой.
     - Конечно,  -  согласился  я.  -  Принесите  мне  виски  и  бутерброд с
цыпленком.
     Он  провел  меня к небольшому столику возле оркестра, но возражать я не
стал.
     Он удалился, и я сел за столик.
     Оркестр  состоял  из  четырех  человек,  четырех крепких негров: труба,
ударные,  контрабас  и  саксофон.  Играли  они так, словно давно созрели для
отпуска и готовы забастовать в любую минуту, если им этот отпуск не дадут.
     Скоро  официант  принес  бутерброд  с  цыпленком  и  виски. Хлеб слегка
зачерствел,  а  цыпленок...  наверное,  перед  тем, как распрощаться с белым
светом,  он  переболел  желтухой  в  острой  форме.  Я  оставил бутерброд на
тарелке. Виски же мне приходилось пить и похуже, но это было давно.
     Примерно  без  четверти  двенадцать  на площадку перед оркестром, цокая
каблуками,  вывалились  четыре  девицы  в  набедренных  повязках, лифчиках и
гвардейских  киверах.  Это  были  еще  те  красотки - ни к одной из них я не
подошел  бы  на  пушечный  выстрел.  У  одной  были  просто  грязные колени.
Польститься  на таких могли разве что мертвецки пьяные. Попрыгав немножко по
сцене  и сделав глазки постоянным посетителям, девицы с огромным энтузиазмом
прогарцевали по сцене. Да, для кабаре это было чистой воды надувательством.
     Вскоре  после полуночи на сцене появилась Долорес Лэйн. За микрофон она
держалась так, как утопающий держится за спасательный пояс.
     На  ней  было  платье  из желтой парчи, плотно ее облегавшее, и в свете
прожектора  она  выглядела  совсем неплохо. Она спела две латиноамериканские
песенки.  Голосочек  слабый,  но по крайней мере пела она без фальши. Спасал
микрофон  - без него ее просто никто бы не услышал. Пела она невыразительно,
словно  вся  эта  канитель  надоела ей до черта, и аплодисменты, которые она
получила в награду, легко уместились бы в маленький наперсток.
     Она ушла с площадки, и посетители снова принялись танцевать.
     Я порылся в бумажнике, нашел клочок бумаги и написал такую записку:
     "Не  хотите  ли  выпить со мной? Надеюсь, сегодня утром вы не набрали в
туфли песку".
     Рискованная,  конечно,  записочка.  Но  ничего, может, как раз на такую
она  и  клюнет.  Схватив  за руку проходящего официанта, я сунул ему записку
вместе с пятидолларовой бумажкой и попросил отдать записку певице.
     Вскоре он появился - я допивал вторую порцию виски.
     - Она  ждет  вас  в  своей комнате. - Он оглядел меня с любопытством. -
Пройдите  через эту дверь, дальше налево, а там увидите дверь с нарисованной
звездой.
     Я поблагодарил его.
     Он  чуть замешкался на случай, если мне придет в голову еще раз слазить
в  карман  за  бумажником,  но  ничего  такого  мне в голову не пришло, и он
смылся.
     Допив  виски и заплатив по счету, который, кстати говоря, тоже оказался
крупным  надувательством - раза эдак в три, - я направился к указанной двери
и очутился в проходе за сценой.
     Прямо  передо  мной  находилась  довольно обшарпанная дверь с выцветшей
звездой. Я постучал, и женский голос ответил:
     - Войдите.
     Я   повернул  ручку  двери  и  шагнул  в  маленькую  комнату.  Зеркало,
туалетный  столик,  шкаф,  два  стула,  в углу - ширма, на полу - вытершийся
ковер.
     Перед  зеркалом,  колдуя  над  своим  лицом, сидела Долорес. На ней был
халат   из  красного  шелка,  чуть  распахнувшийся,  и  я  имел  возможность
созерцать ее холеные ноги в нейлоновых чулках.
     На  столе  стояла  наполовину  пустая  бутылка джина, а рядом - стакан,
наполненный либо джином с водой, либо чистым джином.
     Она не обернулась, но посмотрела на мое отражение в зеркале.
     - Я  так  и подумала, что это вы, - сказала она. - Хотите джина? Где-то
здесь должен быть стакан.
     Я сел.
     - Нет, спасибо. Я сегодня пью виски. В общем-то, я хотел угостить вас.
     Она  наклонилась  вперед  -  получше  рассмотреть себя в зеркале. Потом
взяла кроличью лапку и смахнула пудру с темных бровей.
     - Почему?
     Мне показалось, что она немного пьяна.
     - Понравилось,  как  вы  пели,  и  я решил, что бутылки шампанского это
стоит, - сказал я, наблюдая за ней. - Ну, и хотел поговорить с вами.
     Она   отпила   из   стакана.  По  тому,  как  она  поморщилась  и  даже
содрогнулась, я понял: в стакане чистый джин.
     - А кто вы такой?
     Глаза  ее  чуть  подернулись  дымкой и слегка осоловели. Она была почти
пьяна, но все-таки еще соображала, что говорит или делает.
     - Меня зовут Честер Скотт. Живу и работаю в этом городе.
     - Скотт?  -  Она  слегка  нахмурила брови. - Честер Скотт? Где-то я это
имя слышала.
     - В самом деле?
     Она сощурилась, наморщила лоб, потом пожала плечами.
     - Где-то  слышала...  Значит,  вам  понравилось,  как  я  пела?  -  Она
протянула руку. - Дайте сигарету.
     Я  протянул  ей  сигарету,  достал  зажигалку,  дал прикурить ей, потом
прикурил сам.
     - Пели вы хорошо, только оформление никуда не годится.
     - Знаю.  -  Она  выпустила дым к потолку, потом отхлебнула еще джина. -
Вы  слышали,  какие  были  аплодисменты?  Можно  подумать,  у них волдыри на
руках.
     - Эта публика совсем не для вас.
     Она поморщилась.
     - Если  артист  чего-нибудь  стоит,  он  справится  с любой публикой, -
отрезала  она и снова повернулась к зеркалу, чтобы заняться своим лицом. - А
что  вы  делали  на пляже утром? Только не говорите, что купались, все равно
не поверю.
     - Просто  осматривал  место.  А  с  чего  вы  вдруг  собрались замуж за
полицейского?
     Она  медленно  повернула  голову. Ее блестящие глаза совсем подернулись
дымкой.
     - А вам-то что, за кого я собиралась замуж?
     - Да  ничего.  Просто  показалось  странным, что такая женщина, как вы,
польстилась на полицейского.
     Губы ее скривились в улыбку.
     - А он был не простой полицейский.
     - Не  простой?  - Я наклонился вперед, чтобы стряхнуть пепел в стоявшую
на туалетном столике пепельницу. - В каком смысле не простой?
     Прикрыв рот рукой, она легонько икнула.
     - У  него  были  деньги.  - Она поднялась и неверной походкой прошла за
ширму. - А у вас есть деньги, мистер Скотт?
     Я  чуть  развернул  кресло,  чтобы лучше видеть ширму. За ней Долорес -
над ширмой маячила ее голова - сняла халат и бросила его прямо на пол.
     - Кое-какие есть, - ответил я. - Не очень большие.
     - Единственная  вещь, которая что-то значит в жизни, от которой зависит
все,  -  это  деньги. И если кто-то говорит, что это не так, не верьте. Они,
говорят,  что  самое главное в жизни - это здоровье и религия. Какая чепуха!
Деньги  -  вот  что самое главное! - разглагольствовала она из-за ширмы. - И
если  у  вас  их  нет, можете смело идти в магазин, покупать бритву и резать
себе  горло.  Без  денег  вы  полное  дерьмо.  Вы  не можете найти приличную
работу.  Не можете ходить туда, куда стоит ходить. Жить там, где стоит жить.
Общаться  с  людьми,  с  которыми  стоит  общаться.  Без денег вы человек из
толпы,  а  быть  человеком  из толпы - это низшая форма существования, так я
считаю.
     Она   появилась   из-за   ширмы.   Красное   шелковое   платье  выгодно
подчеркивало  ее  формы. Нетвердой походкой она подошла к туалетному столику
и занялась своими темными волосами.
     - Я  уже  десять  лет  "процветаю"  на  этом поприще, - продолжала она,
расчесывая  волосы.  -  Кое-какие способности у меня есть. Не думайте, я это
не   сама   придумала.   Мои  способности  -  это  фантазия  моего  пьянчуги
импресарио,  который  присосался  ко  мне,  потому  что  ему не из кого было
вытягивать  деньги.  Но  способности,  увы,  всего лишь кое-какие, то есть о
моих   заработках  не  стоит  говорить  серьезно.  И  когда  вдруг  появился
красномордый  полицейский  и  стал приударять за мной, возражать я не стала,
потому  что  у  него были деньги. Наверное, на этом вонючем побережье нет ни
одного  кабака,  где  бы  я  не  работала  за  эти десять лет, и предложения
переспать  или  стать  постоянной  любовницей  сыпались  на меня как из рога
изобилия,  но  никто  ни  разу  не предложил мне руку и сердце. Тут на сцене
появляется  этот  полицейский.  Он  груб,  жесток  и до ужаса страшен, но по
крайней  мере он хотел на мне жениться. - Она помолчала, допила свой джин. -
И  у  него  были  деньги.  Он  делал  мне  дорогие  подарки. - Выдвинув ящик
туалетного  столика,  она  выудила оттуда золотую пудреницу и протянула руку
вперед,  чтобы  я  мог  видеть.  Было  ясно, что вещица дорогая, с внушающим
уважение  орнаментом.  -  Эту штуку подарил мне он - и, между прочим, совсем
не  ждал,  что  я  в тот же миг сброшу с себя юбку и прыгну в постель. После
этого  он  подарил  мне беличью шубку, а моя юбка все еще оставалась на мне.
Он  обещал,  что,  если  мы поженимся, его свадебным подарком будет норковое
манто.  - Она умолкла, чтобы налить себе еще джина. Я внимательно слушал ее;
ясно,  она не стала бы пускаться на такую откровенность, если бы не была под
хорошей  мухой.  Поэтому  я  ловил  каждое  ее  слово.  -  У  него был дом в
Пальмовой  бухте,  да  еще  какой.  Терраса  с  видом  на  океан,  а комнаты
непростые,  с  фокусом;  в  одной, к примеру, был стеклянный пол и подсветка
снизу.  Да,  если  бы этот человек спокойно жил на свете, я бы вышла за него
замуж  -  пусть  он  был  груб,  как  медведь,  пусть  приходил сюда прямо в
фуражке,  клал  ноги на стол и называл меня "куклой"... Но он оказался глуп,
и   с   белым   светом  ему  пришлось  расстаться.  -  Она  допила  джин  и,
содрогнувшись,  поставила стакан на стол. - Он оказался слишком глуп, и даже
когда  он  и  Арт Галгано... - Она вдруг замолкла и покосилась на меня. - Я,
наверное, пьяна, - сказала она. - Чего это вдруг я с вами разболталась?
     - Не  знаю,  -  пожал  плечами  я.  -  Иногда людям нужно выговориться,
сбросить  груз  с  души.  Но  мне  с вами не скучно. Что ж, все мы ходим под
Богом. Вам должно быть жаль его.
     - Жаль  его?  -  Она  смяла в пепельнице сигарету. - Вы хотите сказать,
что  мне  должно  быть  жаль себя. - Она плеснула в стакан еще джина. - А вы
что, мистер Скотт, ищете жену?
     - Да вроде, нет.
     - А что вы ищете?
     - Я бы хотел выяснить, как погиб О'Брайен.
     Она поднесла стакан к носу и понюхала.
     - Ужасная   дрянь.   Я  пью  это  редко,  только  когда  собираю  после
выступления  столько  аплодисментов,  сколько  сегодня.  - Прищурившись, она
посмотрела на меня. - А какое вам дело до О'Брайена?
     - Никакого. Просто любопытно, как он погиб.
     - Без всякой причины - просто любопытно?
     - Да.
     Она окинула меня изучающим взглядом.
     - Как, вы сказали, ваша фамилия?
     - Скотт.
     - И вы хотите знать, как задавили Гарри?
     - Совершенно верно.
     - Я   могу   вам  рассказать.  -  Она  потянула  из  стакана,  затем  с
отвращением  поднялась  и  вылила джин в маленькую засаленную раковину. - Во
сколько вы оцениваете такие сведения, мистер Скотт?
     Я бросил сигарету в пепельницу.
     - Вы имеете в виду, во сколько в деньгах?
     Опершись  массивными  бедрами  на  раковину,  она  смотрела  на  меня с
улыбкой,  однако  улыбкой отнюдь не доброжелательной, и лицо ее выглядело от
этого так, словно его высекли из камня.
     - Да,  в  деньгах.  Честер  Скотт. Ну разумеется. Я вспомнила, откуда я
знаю ваше имя. Вас шантажирует Оскар.
     - С чего вы взяли? - спросил я, сохраняя спокойствие.
     - Слышу,  что  говорят  люди,  -  неопределенно ответила она. - Лично я
шантаж  не  одобряю.  Мне  нужны  деньги,  мистер  Скотт.  Я  могу  дать вам
сведения,  которые  позволят вам освободиться от крючка Оскара, но это будет
вам  кое-что  стоить.  Грабить  вас  я не буду. Всего пять сотенных - и дело
сделано.  Это  почти  даром.  Я знаю, сколько просит Оскар. Пять сотен - это
все равно что бесплатно.
     - О каких сведениях вы говорите?
     - А пять сотен долларов у вас есть, мистер Скотт?
     - С собой нет.
     - Но сегодня они у вас могут быть?
     - Не  исключено.  -  Я  знал,  что  на  работе  в сейфе лежат восемьсот
долларов.  Я  могу их взять, а в понедельник, когда откроется банк, положить
обратно.  -  А  с  чего вы взяли, что ваши сведения будут для меня настолько
ценными?
     - Дайте-ка сигарету.
     Я  подошел  к  ней,  дал  сигарету  и чиркнул зажигалкой. Утопив кончик
сигареты в огне, она положила руку поверх моей. Рука была горячая и сухая.
     Я  смотрел, как она втягивает дым, а потом медленно выпускает его через
ноздри.
     - Я  могу  снять  вас с крючка Оскара, - сказала она. - Потому что знаю
весь  сценарий. Хотите узнать - выкладывайте пять сотен. Я уезжаю из города,
и мне нужны разгонные.
     - Как  это  вы  снимете  меня  с  крючка  Оскара?  -  спросил  я. Уж не
издевается ли она надо мной?
     - Я  скажу  вам  не  раньше,  чем  вы  выложите денежки. Когда человека
кусает  змея,  он  применяет противоядие. Я дам вам противоядие против укуса
Оскара.  И  если  вы пожалеете пятьсот долларов для спасения тридцати тысяч,
значит, вы просто глупец. Можете заплатить сегодня?
     Если  она  не  врет  и  действительно знает, как я могу прижать Оскара,
пять сотен - это не деньги.
     - Да, могу.
     - Я  буду  дома  после  двух, - сказала она. - Живу я в "Мэддокс Армз",
квартира  десять. Приносите деньги, мистер Скотт, и вы получите противоядие.
Приходите  ровно  в  два.  Мне  нужно будет успеть на поезд. - Она подошла к
двери  и  открыла  ее. - А сейчас мне еще петь для этой осточертевшей пьяни.
До встречи.
     Я  прошел  мимо нее и очутился в коридоре. Потом обернулся. Прямо у нее
над  головой  излучала  жесткий свет голая лампочка, и я увидел, что лицо ее
напряжено,   а  глаза  неестественно  блестят.  Кажется,  она  была  здорово
напугана.
     Долгую  минуту  мы  смотрели  в  глаза  друг другу, потом она осторожно
закрыла дверь у меня перед носом.


2

     Отъехав  со  стоянки,  я  заметил,  как  из  второго ряда машин вырулил
черный "клиппер" и поехал следом за мной.
     Я  не придал этому никакого значения, хотя он держался сзади всю дорогу
до  города  и  обогнал  меня,  только  когда  я  подъехал  к  зданию  нашего
агентства. Однако он всплыл в моем сознании позже.
     Времени было без пятнадцати час.
     Ключ  от  главных  дверей  лежал  у  меня  в  кармане, но, открой я их,
сработала  бы сигнализация, поэтому я позвонил сторожу в надежде, что он еще
не улегся спать.
     Через  некоторое  время  он  вышел  и  принялся разглядывать меня через
стеклянную дверь. Узнав меня, он отключил сигнализацию и впустил меня.
     - Надеюсь,  я  не  вытащил  вас  из  постели,  -  сказал  я.  - Я забыл
кое-какие бумаги, а мне нужно поработать в воскресенье.
     - Ничего   страшного,  мистер  Скотт,  -  сказал  сторож.  -  Вы  долго
пробудете?
     - Пять минут.
     - Тогда  я  подожду  вас здесь, а потом запру за вами. Уж слишком много
вы работаете, мистер Скотт.
     Отделавшись пустячной фразой, я направился к лифту.
     На  то,  чтобы  открыть  свой  кабинет  и  отпереть  сейф,  ушло  всего
несколько  минут.  Взяв  из  кассы  пятьсот  долларов, я положил на их место
расписку.
     По   дороге   из   Маунт-Креста  я  попробовал  оценить  складывающуюся
ситуацию.  Долорес  сказала,  что  даст  мне противоядие от укуса Росса. Это
могло  значить  только  одно: она собирается продать мне сведения, с помощью
которых  я  смогу его запугать, и он не осмелится использовать свои сведения
против меня.
     Я  засунул  пятьсот  долларов в задний карман брюк. Что она мне скажет?
Насколько  я  могу  доверять  Долорес? В лифте я вдруг вспомнил слова Росса,
что  он  собирается  уезжать  из  города. А если оба они замешаны в какой-то
афере, которая со смертью О'Брайена почему-то лопнула?
     Да,   О'Брайен,  безусловно,  личность,  заслуживающая  внимания.  Если
полицейский  обещает  подарить  будущей жене норковое манто, если он живет в
доме  со  стеклянными  полами,  стало  быть,  где-то  на стороне у него бьет
мощный финансовый фонтан. Но тогда какого черта он оставался полицейским?
     В  вестибюле  меня терпеливо ждал сторож. Я попрощался с ним и вышел на
улицу.
     Подходя  к  своей  машине,  я  обратил внимание, что на противоположной
стороне  улицы  в  дверях  магазина  стоит  какой-то  человек.  Я окинул его
мимолетным взглядом - что это он здесь делает? - и тот шагнул в тень.
     Я  поехал в сторону жилых кварталов Палм-Сити и вскоре об этом человеке
забыл, но, как и черный "клиппер", он всплыл в моем сознании позже.
     "Мэддокс   Армз"   находился   на  Мэддокс-авеню.  Это  был  жилой  дом
гостиничного  типа,  довольно  невысокого пошиба: выцветшее каменное здание,
построенное  лет пятьдесят назад и выглядевшее так, словно с той поры оно не
знало ремонта.
     Я  поднялся  по  ступенькам  и  очутился в тускло освещенном вестибюле.
Справа  на  стене висели почтовые ящики, передо мной - древнего вида лифт, а
слева  -  дверь  с  надписью  "Швейцар".  Квартира  10 находилась на третьем
этаже. В лифте я взглянул на часы. Было без трех минут два.
     Лифт  потащился  наверх,  кряхтя и поскрипывая. Казалось, клеть вот-вот
сорвется  с кабеля и вместе со мной шмякнется о фундамент. У меня отлегло от
сердца, когда лифт, напоследок скрипнув, остановился на третьем этаже.
     Я  вышел.  Передо  мной  был  узкий  коридор;  справа и слева двери. На
первой же двери слева стоял номер 10.
     Я  остановился  перед  ней.  К  дверной панели кнопкой была прикреплена
табличка с надписью "Мисс Долорес Лэйн".
     Я позвонил и услышал, как где-то в глубине квартиры зазвенел звонок.
     Наступила  тишина.  Я  стоял и ждал. Неужели через десять минут я стану
обладателем ценных сведений и смогу поставить Оскара Росса на место?
     За  дверью раздалось какое-то движение, и она приоткрылась на несколько
сантиметров - дальше не пускала цепочка.
     - Кто там? - спросила Долорес из-за двери.
     - Скотт, - ответил я. - Вы ждете кого-то еще?
     Дверь  на  секунду  закрылась  -  Долор