аким образом  ты
убила  Мару  и  убивала  всех,  кто  слишком  много  знал  о  тебе  и  твоих
преступлениях. Стоило тебе дунуть в эту трубочку, и - пожалуйста, появляется
очередной труп. Этому ты научилась, когда жила среди индейцев Амазонки. Тебе
пришлось съездить туда,  чтобы  посмотреть,  как  снимают  фильм  по  твоему
сценарию.
   - А как ты объяснишь убийство Лизы Гордон, Ник?
   - Вначале, когда я увидел убегающего Германа Гранта, мне пришла в  голову
мысль, что именно он убил свою жену. Но потом, поразмыслив, я понял, что для
этого у него не было причин. Никаких! А дело было так. Пока я разговаривал с
Лизой,  Герман  наблюдал  за  нами  из  сада.   Он   получал   удовольствие,
подглядывая, как другие занимаются сексом: в  этом  вы  были  очень  похожи.
Видимо,  этот  красавчик  заработал  невроз  на  сексуальной  почве.  Ты  же
прекрасно знала, куда я собираюсь, отправилась за мной и притаилась в  саду.
Увидев, как мы с Лизой обнимаемся, ты испугалась, что она размякнет и выдаст
тебя, поэтому и  выстрелила  ей  в  затылок,  на  сей  раз  из  пистолета  с
глушителем. Ты ведь была довольно далеко от нас: иголка могла и не долететь.
Но и на этот раз ты была верна себе - заранее смазала пулю ядом.
   - Но самое смешное во всей истории, - после некоторого  раздумья  добавил
я, - самое смешное то, что Клер затянула в свои сети немолодого и безумно  в
нее влюбленного доктора Кука.
   - И с такой сволочью, как ты, я провела ночь! - воскликнула Грация.  -  Я
убила бы тебя, если бы только могла предположить, какая ты вонючая падаль.
   - Успокойся, дорогая. Уж ты-то прекрасно знаешь, что в постели я был не с
тобой, а с твоей сестричкой Сильвией.
   Услышав свое имя, Сильвия заморгала, но даже не  пошевелилась,  очевидно,
убедившись, что без посторонней помощи ей не избавиться от пут.
   - Именно Сильвия убила Красавчика Китаезу, -  продолжал  я  обвинительную
речь. - И Германа убила она, и всех остальных, которые могли заговорить. Она
надевала твою одежду, прежде чем появиться на сцене,  где  шел  этот  жуткий
спектакль.  Несколько  выстрелов  -  несколько  трупов,  и  все  в  пределах
самозащиты! Но я сразу  понял,  в  чем  дело,  потому  что  после  этого  мы
поднялись в  твою  комнату.  Одежды  рядом  с  кроватью  не  было.  Конечно,
единственным человеком, которого ты любила, был Герман, и ты  его  убить  не
могла. Зато у Сильвии рука не дрогнула.
   - Она могла убить и тебя! - крикнула Грация.
   - Такой возможности, девочки, у вас не было. Я был вашим  козырным  тузом
по части алиби. Меня вы держали, как основного свидетеля, для полиции.
   -  Все  правильно!  -  раздался  голос  за  моей  спиной.  -   А   теперь
медленно-медленно повернись ко мне. Вот так.
   Я повернулся: передо мной с коротким автоматом в руках стоял Сэм Барроу.
   - Убери-ка свою игрушку, - распорядился я. - Лейтенант  Мэрфи  с  лучшими
снайперами окружили этот дом, а ты разгуливаешь с автоматом.
   - Очень может быть, -  расхохотался  Сэм.  -  Но  это  не  помешает  тебе
подохнуть.
   - Хватит трупов, черномазая обезьяна, - бросил я." Их и так  уже  больше,
чем достаточно.
   Сэм вопросительно посмотрел на Грацию.
   - Оставь его, пусть болтает, это даже забавно, - махнула она рукой.
   Я посмотрел на Грацию. Чувствуя себя теперь в безопасности, она  плеснула
себе виски, не обращая внимания на сестру, которая умоляюще смотрела на нее,
всем своим видом моля об освобождении.
   - Помнишь, ты сказала мне, что тебе угрожали по телефону? Что-то вроде  -
не забывай о крокодилах. Я запомнил эти слова. Хорошо  запомнил.  Эта  фраза
оказалась для тебя роковой. Я сразу же вспомнил цирк и подумал, что пока  ты
убивала в Лос-Анджелесе  Джорджа,  твоя  сестричка  крутилась  в  Нью-Йорке,
создавая тебе алиби.
   - Да?  Очень  мило!  Жаль  только,  что  все  это  ты  больше  никому  не
расскажешь.
   - Догадываюсь, сокровище мое, но мне вдруг захотелось  еще  раз  пережить
всю эту историю. Так приятно вспомнить, что ты стреляла в меня из сада, или,
например, как Клер усыпила полицейского, забрала у него  ключи  и  выпустила
тебя из госпиталя, И еще как вы с Куком приезжали на виллу за трупом Мары.
   Грация склонилась над Сильвией и стала развязывать  ей  руки.  Неожиданно
выпрямившись, она с хитрой улыбкой сказала:
   - Все знаешь и все разложил по полочкам. Но сможешь ли ты точно  сказать,
где Сильвия, а где я?
   Я с недоумением посмотрел на нее. Сэм осклабился.
   - Давай, легавый, соглашайся, я тоже посмотрю, какой ты умный.
   - Что-то я не совсем понял.
   - Ну и ну! - усмехнулась Грация. - А еще сыщик! Неужели непонятно?
   - Нет, - пожал я плечами, потому что действительно не  понимал,  чего  от
меня хотят. - Различить нас  сейчас  действительно  нетрудно,  -  продолжала
Грация. - Нет, давай-ка поступим  иначе.  Мы  с  Сильвией  пойдем  в  другую
комнату и разденемся донага, а потом выйдем к тебе, чтобы ты попробовал  нас
различить. Ну, как, согласен блеснуть интуицией?
   Я задумался. Что бы это могло означать? Зачем нужен этот эксперимент?
   Из задумчивости меня вывел голос Сэма:
   - Чего ты тянешь, идиот? Соглашайся, и дело с концом. Да и я  развлекусь,
глядя на вас. И тут я понял, в чем дело.
   - Нет, Грация, это мне не подходит. Боюсь, что на самом  интересном  деле
нас застукает Мэрфи.
   - Ну, и дурак! - несколько разочарованно  бросила  она.  -  Мэрфи  придет
слишком поздно: под виллой есть секретный ход, который поможет нам  смыться.
Жаль, конечно, что нам не придется попрощаться с этим бякой  -  Мэрфи.  -  И
повернувшись к Сэму, она равнодушно добавила:
   - Кончай с ним.
   Но прежде, чем автомат запел песню смерти, я поднес к губам  трубочку  и,
направив на негра, сильно в нее дунул.
   Бесконечное удивление в его глазах сменилось невыразимой болью. Я вовремя
бросился в кресло:  черные  пальцы  судорожно  нажали  на  спусковой  крючок
автомата, и мне едва удалось избежать нескольких пуль в лоб.
   Еще секунда, и негр, закачавшись, упал.
   Я оглянулся туда, где только что стояли Грация и Сильвия: обе  лежали  на
полу в луже крови.
   Я вздохнул, поднялся из кресла вышел в сад и сел на  траву.  Или,  точней
будет сказать, повалился на траву.

***

   Во взгляде лейтенанта Мэрфи сквозило нескрываемое любопытство,  смешанное
с недоверием.
   - До сих пор не понимаю, как вам это удалось?
   - Стараемся, - скромно ответил я. - Мне бы сейчас поспать часок-другой...
   - В обнимку с трупами, которые вы  оставили  на  своем  пути,  -  сострил
Мэрфи.
   - Все равно, - пробормотал я. - Только бы никого не видеть.
   - Вы, несмотря на все свои отвратительные  качества,  довольно  способный
парень. Дело в том, что ваш нахальный вид... - лейтенант замялся. - В  общем
сначала   вы   мне   показались   самоуверенным   идиотом,   который   решил
продемонстрировать, какие бравые ребята водятся в Нью-Йорке, а  Лос-Анджелес
кишит придурками. Но теперь я должен  услышать  от  вас  подробный  рассказ,
начиная с того самого момента, как вы оказались в нашем городе.
   Я тупо посмотрел на Мэрфи, а потом, обхватив голову руками, застонал:
   - О, боже мой, боже!



    Джеймс Х. ЧЕЙЗ
    КИНЖАЛ И ПУДРЕНИЦА


    ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


Глава 1

   Крысиная нора, которую мне сдали под бюро,  находилась  на  шестом  этаже
обветшалого дома, в тупике, упирающемся в Сан-Луи Бич. Кошачьи концерты, шум
уличного движения, вопли ребятишек, ругань в пристройках на другой  стороне,
которые сдавались внаем по дешевке, врывались в открытое окно  общим  гамом.
Это место было столь же предназначено для жилья и умственных занятий,  сколь
уроки хорошего тона - проститутке из низкопробного кабака. Именно поэтому  я
проделывал почти всю умственную работу ночью и уже  пять  дней  оставался  в
бюро один, напрягая клетки  моего  мозга  в  поисках  способа  выбраться  из
создавшейся ситуации.
   Я проиграл и, сознавая это, тем не менее не находил выхода из  положения,
в котором очутился. И все же  моему  серому  веществу  понадобилась  хорошая
взбучка, прежде чем я пришел к заключению поставить на всем  этом  точку.  Я
принял это решение теплой июльской ночью, ровно в 23.10, спустя полтора года
после  прибытия  в  Сан-Луи  Бич.  Такое  событие  обязательно  нужно   было
спрыснуть.  Когда  я  рассматривал  бутылку  на  свет,  чтобы   окончательно
убедиться в полном отсутствии наличия, я вдруг услышал на лестнице шаги.
   Другие бюро на моем этаже и лестнице были закрыты на ночь. Я и мыши  были
единственными обитателями  дома  в  этот  час.  Услышав  скрип  половиц,  мы
бросились врассыпную.
   У меня в конторе за  весь  прошлый  месяц  побывали  только  полицейские.
Казалось невероятным, что главный инспектор Редферн  может  прийти  в  такой
час, но кто его знает? От Редферна можно было ожидать все, что угодно, когда
речь идет о способе,  как  избавиться  от  меня.  Он  внушал  мне  такую  же
симпатию, как гремучая змея - кролику, и вышвырнуть меня из города в течение
суток было бы в его манере.
   Шаги приближались.  Они  не  были  торопливыми,  скорее  размеренными.  Я
выхватил окурок сигареты из кармана жилета и закурил. Это был мой  последний
окурок, и я берег его для исключительных случаев, вроде  этого,  В  коридоре
горела лампа, и свет ее отражался в матовом стекле входной  двери.  Лампа  с
высоты бюро бросала круг света на стол,  но  дальше  все  тонуло  во  мраке.
Стекло стало темным, когда шаги, раздававшиеся  в  коридоре,  замерли  возле
моей комнаты.
   Тень была огромной: плечи шире стекла в дверном проеме, на  тыквообразной
голове - шляпа эпохи плаща и кинжала, напоминавшая времена, когда я еще  под
стол пешком ходил. По стеклу поскребли ногтем,  затем  ручка  повернулась  и
дверь открылась. Я направил свет настольной лампы на непрошеного гостя.
   Человек, как я и предполагал, был огромен,  словно  двухтонный  грузовик.
Его лицо было круглое, как мяч, а  кожа  упругая  и  розовая.  Черные  усики
извивались под носом, подобно щупальцам осьминога. Маленькие глазки смотрели
на меня из-под жирных складок черносливинами в сахарной пудре. Он страдал от
характерной для толстяков одышки. Верх широкополой  шляпы  касался  дверного
проема, и ему пришлось наклониться, чтобы пройти в помещение.  Его  длинное,
хорошо сшитое пальто  было  отделано  каракулевым  воротником,  а  на  ногах
красовались безукоризненно начищенные туфли на толстой подошве.
   - Мистер Джексон? - у него был  резкий  и  хриплый  голос,  непохожий  на
голос, который ожидаешь услышать от подобной туши.
   Я поднял голову.
   - Мистер Флойд Джексон? - еще раз переспросил  он.  Я  подтвердил  кивком
головы.
   - О'кей! - восклицание донеслось до меня сквозь слабое придыхание.
   Потом он вошел в комнату и закрыл дверь.
   - Вот моя визитка, мистер Джексон.
   Он бросил карточку на стол. Он, я и стол занимали весь объем  комнаты,  и
воздуха оставалось ровно  столько,  чтобы  не  задохнуться.  Я  взглянул  на
карточку. На ней ничего  не  было  написано,  кроме  имени.  Ни  адреса,  ни
профессии, ничего, что указывало бы на личность. Всего два слова: "Корнелиус
Герман". Пока я рассматривал карточку, он подтащил к столу стул и  сел.  Это
был хороший, солидный стул, сделанный на века, но и он прогнулся, когда  тип
разместил на необширное седалище. Сидя, он занимал гораздо меньше  места,  и
воздух в комнате снова начал циркулировать.  Он  положил  огромные  руки  на
трость. Бриллиант, чуть меньше  дверной  ручки,  искрился  на  его  мизинце,
притягивая мой взгляд. Может быть, Корнелиус Герман и  был  проходимцем,  но
деньги у него водились. Я это чуял, а мое  обоняние  никогда  не  подводило,
когда дело касалось денег.
   - Я наводил о вас справки, мистер Джексон, - сказал он, в  то  время  как
его маленькие глазки тщательно изучали мое  лицо.  -  Вы  довольно  забавный
субъект.
   Главный инспектор  Редферн  во  время  своего  последнего  визита  сказал
примерно то же самое, но в более грубых выражениях.
   Я ничего не предпринимал. Ждал  и  гадал,  что  же  он,  собственно,  еще
скажет.
   - Мне сказали, что вы пройдоха и  хитрец,  -  продолжал  он.  -  Большой,
большой хитрец, но тихоня. Вы проницательны и не слишком  щепетильны,  но  у
вас есть смелость, апломб и жесткость. -  Он  посмотрел  на  свой  перстень,
потом на меня и усмехнулся.
   Наперекор здравому смыслу комната вдруг повисла на немыслимой  высоте,  и
ее обступили тишина и пустота ночи. Я поймал себя на мысли,  что  мой  гость
напоминает кобру, которая свернулась в кольцо и только  выбирает  время  для
броска.
   -  Года  полтора,  кажется,  вы  в  нашем  городе,  -  сказал  он   после
непродолжительной паузы. - До этого вы работали  в  Нью-Йорке  детективом  в
страховом агентстве. У этой профессии достаточно возможностей  для  шантажа.
Может быть, именно поэтому вас  попросили  подать  в  отставку...  Не  знаю.
Прямых доказательств не было, просто администрацию удивило, что вы живете на
широкую ногу, несоразмерно вашему скромному  заработку.  Это  навело  их  на
определенные размышления. В области страхования трудятся  весьма  осторожные
люди.
   Он снова сделал передышку, чтобы еще раз  изучить  своими  черносливинами
мою реакцию на его слова. Надеюсь, непроницаемость моего лица  оказалась  на
должной высоте.
   - Вы подали в отставку, -  слова  вновь  полились  из  его  рта,  как  из
водопроводного крана,  -  и  через  некоторое  время  стали  следователем  в
Ассоциации охраны отелей. И снова у вас прокол: директор одной  из  гостиниц
подал жалобу, что вы прикарманиваете страховые взносы.  Но  его  слово  было
против вашего слова, и скрепя сердце Ассоциация сочла, что веских улик  нет.
Вас из  Ассоциации  попросили  уйти.  Естественно,  добровольно.  Потом  вас
содержала женщина. Как  мне  говорили,  одна  из  многих  в  вашей  обширной
коллекции. Она достаточно быстро это раскусила и  перестала  давать  деньги,
понимая, что вы истратите  их  на  других  женщин.  Еще  позднее  вы  решили
попробовать себя  в  роли  частного  детектива.  Вы  получили  разрешение  у
прокурора штата благодаря ловко подстроенному свидетельству ваших  знакомых,
что у вас безукоризненная репутация.  И  вот  вы  в  нашем  городе.  Никакой
конкуренции для частных детективов. Вы специализировались на  бракоразводных
делах, и первое время  у  вас  все  шло  благополучно.  Но  что  это?  Опять
шантаж.., судебное расследование... Казалось,  ваша  звезда  закатится,  но,
признаю, вы оказались настолько изворотливы,  что  смогли  избежать  крупных
неприятностей. Однако вами заинтересовалась полиция. Ее внимание чрезвычайно
усложнило ваше положение. А когда у вас отобрали  патент,  вы  остались  без
работы, мистер Джексон. Конечно,  вы  пытаетесь  все-таки  работать  частным
детективом, но вам уже нельзя дать объявление в газете или нацепить табличку
с фамилией на входную дверь. Если полиция узнает, что  вы  продолжаете  свою
деятельность, уже не защищенную патентом, тут же  арестует.  С  той  минуты,
когда вы во всеуслышание объявили, что готовы  взяться  за  любое  дело,  не
задавая  лишних  вопросов,  даже  ваши  приятели  -   содержатели   притонов
отказались от услуг мистера Джексона. У вас за  душой  ни  цента.  Последнюю
неделю вас гложет единственная проблема: рвать из нашего  города  когти  или
погодить пока. Я прав?
   - Правы, - согласился я,  устраиваясь  поудобнее.  Мое  любопытство  было
возбуждено. Конечно, Герман мог  оказаться  проходимцем,  но  по  бриллианту
ценою в пять "штук" и явно дорогой шляпе об  этом  трудно  было  догадаться,
полагаясь только на интуицию. Блеск в его глазках выдавал умение постоять за
себя, и не только в финансовом смысле. А по линиям губ я прочитал,  что  ему
нравится коррида. Особенно в тот момент, когда разъяренный бык наматывает на
рога кишки, вывалившиеся из распоротого брюха лошади. Я таких типов за  милю
узнаю. Еще я понял, что, невзирая на тучность, Герман дьявольски  силен.  Не
хотелось бы взять и попасть ему в лапы!
   - Не унывайте, мистер Джексон, - подбодрил он меня неожиданно. -  Я  могу
предложить вам работу.
   Ночной воздух,  проникая  сквозь  открытое  окно,  холодил  мой  затылок.
Мохнатая бабочка суматошно кружила под лампой. Бриллиант бросал разноцветные
блики. Мы с Германом изучали друг друга. Молча.
   Я первым нарушил тишину:
   - Какого рода работа?
   -  Опасная  работа,  мистер  Джексон.  Но  вам  некуда  деваться,  и   вы
согласитесь.
   Я подумал, в конце концов, он знает, кого покупает. Потом пусть пеняет на
себя.
   - Почему вы выбрали именно меня?
   Он прикоснулся к тоненьким усам толстым пальцем.
   - Вид работы продиктовал кандидатуру исполнителя. Вопрос,  казалось,  был
исчерпан.
   - Ну что ж, приступим к делу, - сказал я. - Я куплен.  Герман  облегченно
вздохнул. Он, без сомнения, был уверен, что у него  возникнут  трудности  со
мной. А еще ему следовало бы знать, что я не веду  длительных  разговоров  с
владельцами таких бриллиантов.
   - Позвольте рассказать вам  историю,  которую  мне  поведали  сегодня,  -
сказал он, - а потом объясню, что вам надо делать. - Он еще раз  вздохнул  и
продолжил:
   - Я - импресарио.
   Было  похоже,  что  это  его  ремесло.  Никто  не  носит  такие  шляпы  и
каракулевые воротники ради удовольствия.
   - Я представляю интересы нескольких больших  звезд  и  множества  мелких.
Среди  этих  мелких  есть  одна   молодая   особа,   специализирующаяся   на
представлениях особого рода в частных домах. Ее зовут Веда Руке. Ее  занятие
состоит в том, что она медленно, вещь  за  вещью  раздевается  на  глазах  у
публики. На профессиональном  языке  это  называется  "листопад".  Ее  номер
пользуется изрядным спросом,  иначе  она  бы  меня  не  заинтересовала.  Это
большое искусство.
   Он снова посмотрел на бриллиант и потом на меня. Я  старался  всем  своим
видом показать, что разделяю его восхищение стриптизом, но не думаю, что мне
это удалось.
   - Прошлым вечером мадемуазель Руке исполнила свой номер на обеде  деловых
людей, в доме мистера Линдснея Бретта.
   Маленькие черные глазки испытующе посмотрели на  меня,  -  Может,  вы  не
слышали о нем?
   Я показал взглядом, что знаком с этой фамилией, так как  давно  дал  себе
задание - узнать о всех  миллионерах  Сан-Луи  Бич,  а  Бретту  принадлежали
крупные владения  в  нескольких  километрах  от  города,  последние  большие
владения на Оушн Роад, где обитают богачи, Оушн  Роад  -  извилистая  авеню,
окаймленная по обеим сторонам пальмами и тропическими цветами, расположена у
подножия возвышенности. Дома там уединенные, построенные в  глубине  частных
парков, окружены четырехметровыми стенами. Чтобы жить на этой  авеню,  нужны
деньги, и деньги немалые. У Бретта было столько "капусты", сколько мне и  не
снилось. У него имелись яхта, пять машин,  взвод  садовников  и  слабость  к
молодым аппетитным блондинкам. Когда он не был занят блондинками и  деловыми
встречами, он пересчитывал толстые пачки денег  -  доход  от  двух  нефтяных
компаний  и  сети  больших  магазинов,  расположенных  в   Сан-Франциско   и
Нью-Йорке.
   - Когда мадемуазель Руке окончила свой номер, - продолжил Герман, - Бретт
предложил ей присоединиться к приглашенным и во время вечеринки  похвастался
коллекцией античных редкостей. Открыв сейф, он извлек и показал гостям  свое
последнее приобретение  -  кинжал  работы  Бенвенуто  Челлини,  искуснейшего
ювелира эпохи Возрождения. Мадемуазель Руке  сидела  возле  сейфа  и,  когда
Бретт набирал цифровую комбинацию, запомнила последовательность, не  отдавая
в том себе отчета. Я должен отметить, что у нее замечательная память. Кинжал
произвел на нее огромное впечатление. Она  призналась  мне,  что  это  самая
прекрасная вещь, которую она когда-либо видела.
   До сих пор роль, уготованная мне в этом деле, была неопределенной. Ужасно
хотелось промочить горло глотком виски, потому