днимая  глаз  от  своего
карандашного  огрызка,  вздохнул  и  вытащил  бланк  заявления,  велев   мне
заполнить его, а сам вновь принялся катать  карандаш.  Я  заполнил  бланк  и
вернул ему. В  графе  "стоимость  украденного"  я  вписал  "1500  долларов".
Сержант прочел написанное, потом его массивное лицо напряглось, и, отодвинув
бланк обратно ко мне, уткнув  палец  в  графу  "стоимость  украденного",  он
спросил своим сиплым голосом:
   - Это что такое?
   - Столько стоит портсигар, - ответил я. Он что-то пробурчал себе под нос,
глянул на меня в упор, потом уставился на бланк.
   - Мой пиджак порезан бритвой, - добавил я.
   - Вот как? Пиджак тоже стоит полторы тысячи баксов?
   - Пиджак  стоил  триста  долларов.  Он  фыркнул,  выпуская  воздух  через
мясистые ноздри.
   - Можете описать мальчишку?
   - Лет примерно десяти, волосы  черные,  растрепанные,  черная  рубашка  и
джинсы, - ответил я.
   - Видите его здесь?
   Я обернулся и посмотрел на ребят, сидевших  рядком.  Большинство  из  них
были темноволосые, растрепанные, одетые в черные рубашки и джинсы.
   - Это мог быть любой из них, - сказал я.
   - Угу. -  Он  сверлил  меня  взглядом.  -  Вы  уверены  насчет  стоимости
портсигара?
   - Уверен.
   - Угу. - Он потер потную шею, потом положил бланк на стопку таких  же.  -
Если мы его найдем, то дадим вам знать.
   Последовала пауза, потом он спросил:
   - Долго пробудете здесь?
   - Два или три месяца.
   - С мисс Бакстер?
   - Такова идея.
   С минуту он изучал меня, потом медленная презрительная улыбка поползла по
его лицу.
   - Ничего себе идея.
   - Думаете, мне столько не  продержаться?  Он  засопел  и  снова  принялся
катать карандаш.
   - Если мы его найдем, вас известят. Полторы тысячи, верно?
   - Да.
   Он кивнул, потом вдруг проревел громовым голосом:
   - Сидеть смирно, стервецы! Я вышел и уже в дверях услышал, как он говорил
другому копу, подпиравшему грязную стенку:
   - Еще один тронутый.
   Часы показывали двадцать минут второго. Я отправился на поиски ресторана,
но на  Мэйн-стрит  их  не  было  видно.  В  конце  концов  я  удовлетворился
засаленным табуретом в  баре,  набитом  потными,  пахнущими  грязью  людьми,
которые с подозрением смотрели на меня и сразу отводили  взгляды.  Выйдя  из
бара, я решил пройтись. Луисвилл не мог  предложить  ничего,  кроме  пыли  и
созерцания нищеты. Я обошел район, отмеченный  на  карте  Дженни  как  пятый
сектор. Там я оказался в мире, о существовании которого  и  не  догадывался.
После Парадиз-Сити мне казалось, что я спустился в Дантов ад.
   Люди сторонились меня, а некоторые оглядывались и  перешептывались.  Одни
ребята свистели вслед, другие издавали громкие непристойные звуки.  Я  ходил
до четырех часов, после чего повернул к офису Дженни.  Теперь  она  казалась
мне необычайной  женщиной.  Провести  два  года  в  таком  аду  и  сохранить
способность тепло и сердечно улыбаться - немалое достижение. Когда я  вошел,
она сидела за столом и быстро писала на желтом бланке.  При  моем  появлении
Дженни подняла голову и встретила меня  той  теплой,  сердечной  улыбкой,  о
которой я думал.
   - Так-то лучше, Ларри, - сказала она,  оглядев  меня.  -  Гораздо  лучше.
Садитесь, и я объясню вам свою систему  регистрации,  как  я  ее  называю  в
шутку. Вы умеете обращаться с пишущей машинкой?
   - Умею.
   Я сел и подумал, не сказать ли ей о портсигаре, но решил  промолчать.  По
ее словам, у нее слишком много  забот,  чтобы  выслушивать  еще  и  меня.  В
течение следующего часа она объясняла мне свою систему, показывала сводки  и
картотеку, и все это время не  переставая  звонил  телефон.  В  шестом  часу
Дженни взяла несколько бланков и пару авторучек, заявив, что ей нужно идти.
   - Закрывайте в шесть, - сказала она мне. - Если бы вы смогли перед уходом
отпечатать вот эти три сводки...
   - Конечно. Куда вы направляетесь?
   - В больницу. Мне надо навестить трех старушек. Мы открываемся  в  девять
утра. Возможно, я не сумею прийти до  полудня.  Завтра  мой  день  посещения
тюрьмы. Импровизируйте, Ларри. Не теряйтесь с ними и за нос себя водить тоже
не давайте. Если им что-нибудь нужно, скажите, что поговорите со мной.
   Махнув на прощанье рукой, она исчезла. Я отпечатал сводки, обработал их и
занес на карточки, затем распределил  по  ящикам.  Меня  удивило  и  немного
разочаровало молчание телефона. Он словно знал, что Дженни здесь нет  и  она
не ответит. Впереди был весь вечер, и заполнить его было  нечем.  Оставалось
только вернуться в отель. Поэтому я решил задержаться и привести  в  порядок
картотеку. Надо признаться, что много я не наработал. Начав читать карточки,
я увлекся.
   Они раскрывали живую картину преступности, нищеты, отчаянья и безденежья,
захватившую меня, как первоклассный детектив.
   Я начал понимать происходившее в пятой секции этого  одолеваемого  смогом
города. Когда стемнело, я включил настольную лампу и продолжил читать. Я так
увлекся, что не услышал, как открылась дверь. Даже если бы я не погрузился в
чтение до такой степени, мне  все  равно  было  бы  не  расслышать,  как  ее
открывали. Это было проделано украдкой, дюйм за дюймом, и лишь когда на стол
упала тень, я понял, что в  комнате  кто-то  есть.  Я  был  ошарашен.  Чего,
конечно, и добивались. При тогдашнем состоянии моих нервов я,  должно  быть,
подскочил на шесть дюймов. Я поднял глаза, чувствуя, как  у  меня  сжимаются
мышцы живота, уронил ручку, и она покатилась под стол.
   Мне никогда не забыть первую встречу со Страшилой Джинксом.  Тогда  я  не
знал, что это он, но, когда на следующее утро я описал его Дженни,  она  все
разъяснила.
   Вообразите высокого, очень худого юнца лет двадцати двух. Темные  волосы,
спутанные и сальные, свисали ему на плечи. Худое лицо было цвета  застывшего
бараньего сала. Глаза, похожие на черные бусинки, сидели вплотную к  тонкому
хрящеватому носу. На  вялых  красных  губах  блуждала  глумливая  ухмылочка.
Одежда  его  состояла  из  грязной  желтой  рубашки  и  несусветных  штанов,
отделанных  кошачьим  мехом  на  бедрах  и  по  краям  штанин.  Тонкие,   но
мускулистые руки покрывала татуировка. Кисти с  тыльной  стороны  пересекали
непристойные надписи. Тонкую, почти неощутимую талию  стягивал  семидюймовый
кожаный ремень, усаженный острыми медными гвоздями, - страшное оружие,  если
ударить им по лицу. От него едко воняло грязью. Мне казалось,  что  если  он
тряхнет головой, то на стол  посыпятся  вши.  Меня  удивило,  как  быстро  я
справился  с  испугом,  я  отодвинулся  на  стуле  назад,   чтобы   получить
возможность быстро вскочить на ноги. Сердце гулко колотилось, но я полностью
владел собой. В памяти мелькнул разговор с Дженни и ее  предупреждение,  что
местная шпана крайне жестока и опасна.
   - Привет, - выдавил я. - Вам что-нибудь нужно?
   - Ты новый багран?
   У него  оказался  неожиданно  низкий  голос,  что  еще  больше  усиливало
угрожающее впечатление.
   - Верно. Только приехал. Чем могу помочь? Он окинул меня взглядом. За его
спиной я уловил движение и понял, что он не один.
   - Позови своих друзей, или, может, они стесняются? - поинтересовался я.
   - Им и так хорошо, - отозвался он. - Ты бегал к легавым, верно, Дешевка?
   - Дешевка? Мое новое имя?
   - Точно, Дешевка.
   - Ты зовешь меня Дешевкой, значит, я зову тебя Вонючкой, идет?
   Маленькие глазки Страшилы загорелись и превратились в красные бусинки.
   - Больно ты умный!
   - Именно. Выходит, мы соответствуем друг другу, верно, Вонючка? Чем  могу
служить?
   Медленно и неторопливо он расстегнул ремень и взмахнул им.
   - Хочешь получить вот этим по своей поганой физии, Дешевка? - спросил он.
   Я оттолкнул стул назад и, вскочив, подхватил пишущую машинку.
   - А ты хочешь получить вот  этим  по  твоей  поганой  физии,  Вонючка?  -
спросил я.
   Лишь несколько часов назад я спрашивал  себя,  легко  ли  меня  испугать.
Теперь я знал ответ: нелегко. Мы молча смотрели друг на друга, потом он  все
так же медленно и неторопливо застегнул пояс, а я под стать ему  неторопливо
поставил машинку. Казалось, мы оба вернулись на исходную позицию.
   - Не задерживайся у нас. Дешевка, - распорядился он. -  Такие  типы,  как
ты, нам не нравятся. Больше не ходи к легавым. Мы не  любим  типов,  которые
ходят к легавым.  -  Он  бросил  на  стол  пакет  из  засаленной  коричневой
оберточной бумаги. - Безмозглый говнюк не знал, что это золото...
   Он вышел, оставив дверь открытой. Стоя неподвижно,  я  прислушивался,  но
они ушли так же беззвучно, как и  появились.  Впечатление  было  жутковатое.
Похоже, они  нарочно  двигались  подобно  призракам.  Я  развернул  пакет  и
обнаружил там свой портсигар, вернее, то,  что  от  него  осталось.  Кто-то,
вероятно при помощи  кувалды,  превратил  его  в  тонкий  исцарапанный  лист
золота.
   В ту ночь впервые после смерти Джуди она не приснилась мне. Вместо  этого
мне снились глаза как у хорька, с издевкой смотревшие  на  меня,  и  низкий,
угрожающий голос, произносивший вновь  и  вновь:  "Не  задерживайся  у  нас,
Дешевка!"

***

   Дженни не показывалась в офисе до полудня. Я провел  несколько  часов  за
работой над алфавитным указателем и дошел до буквы "з". Пять или  шесть  раз
звонил телефон, но каждый раз звонившая женщина  бормотала,  что  хотела  бы
поговорить  с  мисс  Бакстер,  и  бросала  трубку.  У  меня  побывало   трое
посетительниц,  пожилых,  неряшливо   одетых   женщин,   которые   удивленно
таращились на меня и пятились в коридор, тоже  говоря,  что  им  нужна  мисс
Бакстер. Улыбаясь своей самой лучезарной улыбкой, я спрашивал, не могу ли  я
чем-нибудь им помочь, но они удирали, как испуганные крысы.  Около  половины
двенадцатого, когда я стучал по клавишам пишущей машинки,  дверь  с  треском
распахнулась, и парнишка, в котором я сразу узнал укравшего у меня портсигар
и разрезавшего мой пиджак, показал мне язык и,  издав  губами  презрительный
звук, метнулся за дверь. Я не потрудился догонять его. Когда прибыла Дженни,
ее волосы выглядели так, словно они вот-вот упадут ей на лицо,  улыбка  была
не такой теплой, как обычно, а в глазах светилась тревога.
   - В тюрьме серьезные неприятности, - сказала она. - Меня не пустили. Одна
из заключенных впала в буйство. Пострадали две надзирательницы.
   - Скверно.
   Она села, глядя на меня.
   - Да.
   Последовала пауза, затем она спросила:
   - Все нормально?
   - Конечно. Вы не узнаете свою  картотеку,  когда  у  вас  найдется  время
взглянуть на нее.
   - Были какие-нибудь осложнения?
   - Вроде того. Вчера вечером ко мне тут наведался один тип. - Я описал его
внешность. - Это вам о чем-нибудь говорит?
   - Это Страшила Джинкс. Она подняла руку и беспомощным жестом  уронила  ее
на колени.
   - Быстро он за вас взялся. Фреда он не трогал целых две недели.
   - Фред? Ваш приятель-счетовод? Она кивнула:
   - Рассказывайте, что здесь  произошло.  Я  рассказал,  умолчав  только  о
портсигаре, что ко мне явился Страшила и порекомендовал не  задерживаться  в
городе надолго.  После  того  как  мы  обменялись  угрожающими  жестами,  он
убрался.
   - Я предупреждала, Ларри. Страшила опасен. Вам лучше уехать.
   - Как  же  вы-то  пробыли  здесь  два  года?  Разве  он  не  пытался  вас
выставить?
   - Конечно, но у него есть своеобразный кодекс чести. Он  не  нападает  на
женщин, и, кроме того, я ему твердо заявила, что он меня не запугает.
   - Меня ему тоже не испугать. Она покачала головой. Прядь волос  упала  ей
на глаза.
   - Ларри, в этом городе храбрость - непозволительная роскошь. Раз Страшила
не хочет, чтобы вы здесь оставались, значит, вам лучше уехать.
   - Неужели вы говорите серьезно?
   - Да, ради вашего же блага. Вы должны уехать. Я справлюсь одна.  Не  надо
еще больше усложнять положение. Пожалуйста, уезжайте.
   - Никуда я не поеду. Ваш дядя прописал мне перемену обстановки.  Извините
за эгоизм, но я больше озабочен своей проблемой, чем вашими. -  Я  улыбнулся
ей. - С тех пор как я оказался здесь, я не думаю о Джуди.  Ваш  город  пошел
мне на пользу. Я остаюсь.
   - Ларри, вас могут избить.
   - Ну и что? - Нарочно меняя тему, я продолжал:
   - Тут заходили три старушки, но не пожелали со  мной  говорить.  Им  были
нужны вы.
   - Прошу вас, Ларри, уезжайте. Говорю вам, Страшила опасен.
   Я взглянул на свои часы: четверть первого.
   - Надо поесть. - Я встал. - Я скоро вернусь. Можно в этом городе получить
где-нибудь приличный обед? До сих пор я живу на одних гамбургерах.
   Она посмотрела на  меня  с  тревогой  в  глазах,  потом  развела  руками,
признавая свое поражение.
   - Ларри, я надеюсь, вы сознаете, что делаете и на что идете?
   - Вы говорили, что вам нужен помощник, вот вы его и получили. Давайте  не
будем драматизировать. Так как насчет приличного ресторана?
   - Хорошо, раз вы так хотите. - Она  улыбнулась.  -  "Луиджи"  на  Третьей
улице, в двух кварталах налево от вашего отеля. Хорошим его не назовешь,  но
и плохим тоже.
   Тут зазвонил телефон, и я вышел, слыша за  спиной  ее  привычные  "да"  и
"нет".
   После  посредственного  обеда  -  мясо  оказалось  жестким,  как   старая
подметка, - я зашел в полицейский участок. На скамейке у стены одиноко сидел
парнишка лет двенадцати, с подбитым глазом. Из его носа на пол капала кровь.
Наши взгляды встретились. Какая же ненависть была в его глазах! Я подошел  к
столу сержанта, который по-прежнему  катал  взад  и  вперед  свой  карандаш,
тяжело дыша носом. Он поднял голову.
   - Опять вы?
   - Чтобы избавить вас от лишних хлопот, - сказал я.
   Я не понижал голоса,  уверенный,  что  мальчишка,  сидящий  на  скамейке,
принадлежит к банде Страшилы.
   - Я получил свой портсигар обратно. Я положил расплющенный  кусок  золота
на бювар перед сержантом. Он посмотрел на  остатки  портсигара,  повертел  в
потных ручищах, потом положил на стол.
   - Вчера вечером Страшила Джинкс вернул его мне, - продолжал я.
   Он уставился на смятый кувалдой  портсигар.  Я  рассказывал  невозмутимым
тоном:
   - Он сказал, будто они понятия не имели, что это золото. Вы сами  видите,
как они с ним поступили.
   Он  прищурился,  разглядывая  сплющенный  кусок  металла,  потом  коротко
фыркнул носом.
   - Полторы тысячи баксов, а?
   - Да.
   - Страшила Джинкс?
   - Да.
   Он откинулся на спинку кресла и стал присматриваться ко мне с насмешкой в
свинячьих глазках. Наконец спросил:
   - Будете подавать жалобу?
   - А стоит ли?
   Мы посмотрели друг на друга в упор. Казалось, можно было расслышать,  как
скрипят его не привыкшие к мыслям мозги.
   - Сказал вам Страшила, что портсигар украл он?
   - Нет.
   Он извлек мизинцем немного цементной пыли из ноздри, внимательно осмотрел
найденное, затем вытер палец о рубашку.
   - Были свидетели, когда он возвратил его?
   - Нет.
   Он сложил руки, наклонился вперед и посмотрел  на  меня  с  презрительной
жалостью.
   - Слушайте, приятель, - сказал он сиплым, сорванным голосом,  -  если  вы
рассчитываете остаться в этом проклятом городе, не подавайте жалобу.
   - Спасибо за совет. Тогда не буду. Наши глаза встретились, и он  добавил,
понизив голос до шепота:
   - Говоря неофициально, приятель, на вашем месте я бы поскорее убрался  из
нашего города. Простофили, которые берутся помогать мисс Бакстер,  долго  не
выдерживают, и мы ничего тут не можем  поделать.  Я,  конечно,  предупреждаю
неофициально.
   - Он случайно не из банды Джинкса? - спросил я, повернувшись к  парнишке,
который сидел, наблюдая за нами.
   - Верно.
   - У него кровь.
   - Угу.
   - Что с ним случилось?
   Взгляд свинячьих глазок стал отчужденным. Я понял, что надоел ему.
   - Вам-то какая забота? Если больше нечего сказать, шагайте отсюда.
   Он снова принялся катать свой карандаш. Я подошел к парнишке.
   - Я работаю у мисс Бакстер, служащей социальной опеки, - начал я.  -  Мое
дело - помогать людям. Могу я чем-нибудь тебе...
   Я не успел договорить. Парнишка плюнул мне в лицо.

***

   В течение следующих  шести  дней  не  произошло  ничего  примечательного.
Дженни появлялась, бросала на стол желтые формуляры, озабоченно  спрашивала,
нет ли у меня каких-нибудь затруднений, и снова убегала. Меня поражало,  как
она может поддерживать такой темп. И еще  мне  казалось  странным,  что  она
вечно носит одно и то же невзрачное платье и не заботится о своей внешности.
Я перепечатывал сводки, классифицировал их, заносил на карточки и  продолжал
наводить  порядок  в  картотеке.  Очевидно,  разошелся  слух,  что  я   стал
официальным  помощником,  потому  что  старые,  увечные  и  немощные  начали
приходить ко мне со своими заботами. Большинство пытались надуть меня, но  я
спрашивал у них фамилии и адреса, вкратце  записывал  суть  жалоб  и  обещал
поговорить с Дженни. Когда в их бестолковые головы просочилось, что им  меня
не провести, они начали обращаться со мной по-приятельски.  Дня  четыре  мне
это нравилось, пока я не обнаружил, что их болтовня не  дает  мне  работать.
После этого я не давал им засиживаться. К своему удивлению, я  находил,  что
мне нравится этот странный контакт  с  миром,  о  существовании  которого  я
раньше не догадывался. Для меня  явилось  полной  неожиданностью  письмо  от
Сиднея Фремлина, написанное пурпурными чернилами, в  котором  он  спрашивал,
как мои успехи и когда я намереваюсь вернуться в Парадиз-Сити.
   Лишь читая письмо я осознал, что забыл Парадиз-Сити,  Сиднея  и  шикарный
магазин  с  его  богатой  раскормленной  клиентурой.  Вряд  ли  имело  смысл
описывать Сиднею мои занятия в Луисвилле. Скажи я ему о них, он  слег  бы  в
постель от отчаяния, и поэтому я написал, что думаю о нем (я  знал,  что  он
обрадуется этому),  что  мои  нервы  по-прежнему  в  плохом  состоянии,  что
Луисвилл обеспечил мне перемену обстановки и  что  я  скоро  напишу  ему.  Я
надеялся успокоить его этим примерно на неделю.
   На шестой день все переменилось. Я  пришел  в  офис,  как  обычно,  около
девяти. Входная дверь оказалась распахнутой настежь. С первого взгляда стало
ясно,  что  замок  взломан.  Плоды  моих  шестидневных  трудов,  старательно
отпечатанные сводки и  карточки,  были  грудой  свалены  на  полу  и  облиты
растопленной смолой. Нечего было и думать что-нибудь спасти: смолу ничем  не
отмоешь. На столе красовалась надпись, сделанная моим  красным  фломастером:
"Дешевка, убирайся домой!"
   Меня удивила собственная реакция. Думаю, обычный человек испытал бы гнев,
чувство безнадежности и, может быть, бессилие,  но  я  реагировал  иначе.  Я
похолодел, на меня нахлынула неведомая до сих пор злоба. Посмотрев  на  свою
работу, погубленную глупым злым юнцом, я принял вызов: "Ты со мной так, и  я
с тобой так же". На уборку ушло все  утро.  Я  торопился,  не  желая,  чтобы
Дженни узнала о случившемся. К  счастью,  этот  день  отводился  у  нее  для
посещений, и я не ожидал  ее  раньше  пяти  часов  вечера.  Я  принес  банку
бензина, счистил смолу  с  пола,  испорченные  сводки  и  карточки  отнес  в
мусорный ящик. Появлявшимся несколько раз старушкам пришлось сказать, что  у
меня нет для них времени. Они изумленно смотрели на разгром и уходили.  Одна
из них, толстуха лет семидесяти, задержалась в дверях  и  наблюдала,  как  я
оттираю пол.
   - Давайте помогу, мистер Ларри, - сказала она. - Я к этому привычнее.
   Наверное, злость в моем взгляде, когда я поднял голову, испугала ее.  Она
ушла. На телефонные звонки я не обращал внимания. К четырем часам я закончил
уборку. И, сев за стол, снова принялся  за  картотеку.  В  четверть  шестого
прибежала Дженни и с усталым видом опустилась  на  стул  по  другую  сторону
стола.
   - Все в порядке? - Она принюхалась. - Бензин. Что-нибудь случилось?
   - Маленькое происшествие, пустяк, - объяснил я. - Как у вас?
   - Нормально, как всегда. О вас начинают  говорить,  Ларри.  Вы  нравитесь
старичкам.
   - Шаг в верном направлении. - Я откинулся на спинку сту