на не находила нужным экономить мои деньги.
     Я подошел к Римме, придвинул к ее столику стул и сел. Сидевший  в  углу
рослый тип в спортивном пиджаке чуть  повернулся  и  уставился  на  меня.  Я
сразу сообразил, что это ее телохранитель.
     - Привет, - проговорила Римма. Открыв  сумочку  из  крокодиловой  кожи,
она вынула мое письмо и небрежно бросила на столик. - Это еще что такое?
     Я скомкал письмо и сунул его в карман.
     - Ты получила первые десять тысяч.  Пока  с  тебя  довольно,  некоторое
время я не смогу давать тебе ни цента. Деньги нужны на лечение жены.
     Римма достала из сумочки  плоский  золотой  портсигар,  взяла  из  него
сигарету и щелкнула золотой зажигалкой "Данхилл".
     - Похоже, ты совсем забыл наш последний разговор. Насколько я  понимаю,
ты хочешь быть поближе к жене, и тебе вовсе не улыбается мысль  оказаться  в
тюрьме. А ведь придется.
     - Пойми, сейчас  мне  нужен  буквально  каждый  доллар.  Ты  что-нибудь
получишь от меня в конце месяца.
     Римма рассмеялась.
     - Не слишком умно придумано, Джефф. Ты даешь мне чек  на  десять  тысяч
сейчас же, а первого числа следующего месяца еще на тридцать тысяч. Вот  мои
условия.
     Я уставился на Римму. Должно быть, мой взгляд был красноречивее  всяких
слов, потому что она вдруг хихикнула.
     - Знаю, знаю! Ты бы хотел убить меня, не так  ли?  Но  оставь  это.  Не
такая уж  я  дурочка.  Взгляни:  видишь  вон  того  разодетого  здоровенного
детину? Влюблен в меня, не задает никаких вопросов  и  выполняет  любое  мое
желание. Глуп и слеп, как бык, но силен, он силен. Не отходит от меня ни  на
шаг, и расправится с тобой одним мизинцем. Нет, убить  ты  меня  не  убьешь,
даже если и отыщешь. Да ты и не отыщешь. Так что выбрось это из головы.
     - Ты просто не хочешь войти в мое  положение.  -  Я  старался  говорить
хладнокровно. - Моя жена попала в  серьезную  аварию  и  находится  в  очень
тяжелом состоянии. Мне предстоит масса непредвиденных расходов, и я прошу  у
тебя лишь отсрочки. Сейчас я не могу дать тебе денег, иначе мне нечем  будет
оплачивать счета врачей.
     - Не можешь? - Римма откинулась на стуле и подняла брови. - Ну  что  ж,
тогда пойдем в полицию.
     Всматриваясь в искаженное злобой лицо  Риммы,  я  понял,  что  она,  не
задумываясь, осуществит свою угрозу, и самое большее через  несколько  часов
я окажусь в тюрьме. Она загнала меня в угол.
     Я выписал чек и через стол протянул ей.
     - Вот, возьми, - сказал я и сам удивился тому, как  спокойно  прозвучал
мой голос. - А сейчас хочу предупредить. Ты  права,  я  действительно  решил
убить тебя. Рано или поздно ты окажешься в моих руках, и все будет кончено.
     Римма снова захихикала.
     - Рассуждаешь, как в кинофильме.  Запомни-ка  лучше  вот  что:  первого
числа следующего месяца мне нужны тридцать  тысяч.  Если  ты  не  переведешь
деньги, я больше не стану к тебе обращаться, а сразу пойду в полицию.
     Я встал и уголком глаза заметил, что приятель Риммы тоже поднялся.
     - Не пеняй только потом, что я не  предупреждал  тебя,  -  произнес  я,
повернулся и направился через бар к ряду  кабинок  с  телефонами-автоматами.
Позвонив в больницу, я сообщил дежурной сестре, что еду домой.
     - Одну минуточку, мистер Холлидей...
     Какая-то нотка в голосе дежурной заставила меня настроиться  на  худшее
и насторожиться. Вполголоса переговорив с кем-то, она  снова  обратилась  ко
мне:
     - Мистер  Холлидей,  доктор  Вейнборг  просит  вас  приехать.   Никаких
оснований для беспокойства нет, но он хочет вас видеть как можно скорее.
     - Хорошо, я сейчас приеду.
     Я вышел из бара, остановил проезжавшее такси и  назвал  водителю  адрес
больницы. Когда такси уже трогалось с места, я увидел  Римму  и  ее  дружка,
направляющихся к месту стоянки машин. Она смотрела на него и  улыбалась.  Он
тоже не спускал с нее жадного взгляда.
     В больнице меня сразу же провели в кабинет доктора Вейнборга. Он  вышел
из-за стола и подал мне руку.
     - Видите  ли,  -  доктор  начал  говорить,  -  мистер  Холлидей,  я  не
удовлетворен  течением  болезни  вашей  супруги.  Пора  бы   уже   наступить
улучшению, но улучшения пока не наблюдается, хотя  в  подобных  случаях  оно
обычно наступает дня через три-четыре.  Поймите  меня  правильно:  состояние
вашей жены не ухудшилось, но и не улучшилось.
     Во рту у меня пересохло, я лишь молча смотрел на врача.
     - Я разговаривал с Гудиером, он советует показать вашу супругу  доктору
Циммерману. Доктор Циммерман - самый известный специалист по  нервам  мозга.
Он...
     - Кто же тогда Гудиер?
     - Доктор Гудиер - блестящий хирург, - терпеливо разъяснил  Вейнборг.  -
Он не занимается послеоперационными больными. В сложных случаях  ими  обычно
занимается доктор Циммерман.
     - Иными словами, исправляет ошибки коллег.
     Вейнборг нахмурился.
     - Я, конечно, понимаю ваше состояние, но вы несправедливы.
     - Возможно. - Чувствуя страшную усталость, я обессиленно  опустился  на
стул. - Ну хорошо, давайте пригласим доктора Циммермана.
     - Не  так-то  это  просто,  мистер  Холлидей.  Доктор  Циммерман  лечит
больных только в своем санатории на Голланд-хейтс.  Боюсь,  что  стоить  это
будет дорого, но я уверен, что в санатории ваша  супруга  быстро  пойдет  на
поправку.
     - Значит, здесь, в больнице, она вряд ли поправится?
     - К сожалению. Доктор Циммерман...
     - Во сколько это обойдется?
     - Поговорите с доктором Циммерманом. Лечащим врачом будет он сам.
     Я беспомощно развел руками.
     - Ну, хорошо. Пусть он посмотрит ее, а потом я переговорю с ним.
     На следующий день утром я встретился с  Циммерманом.  Это  был  человек
средних лет с  худым  лицом,  острыми  внимательными  глазами  и  спокойными
уверенными манерами. Он мне сразу понравился.
     - Я обследовал  вашу  жену,  мистер  Холлидей,  -  сообщил  он.  -  Ее,
безусловно, необходимо поместить в мой санаторий. Я  уверен,  что  смогу  ее
вылечить. Операция прошла успешно, но вызвала некоторые  осложнения.  Месяца
через три-четыре, когда миссис  Холлидей  окрепнет,  я  проконсультируюсь  с
доктором  Гудиером  и,  видимо,  порекомендую  сделать  еще  одну  операцию.
Полагаю, что вдвоем мы сможем вернуть ей способность двигаться  и  сохранить
память. Но, повторяю, необходимо немедленно поместить ее в санаторий.
     - Во сколько это обойдется?
     - Триста долларов в неделю за  отдельную  палату.  Кроме  того,  оплата
сиделки. Всего, вероятно, долларов триста семьдесят в неделю.
     - А вторичная операция?
     - Точно не скажу, мистер Холлидей, но полагаю, тысячи три-четыре.
     Я находился в таком состоянии, что на меня уже ничего не действовало.
     - Пусть  так,  -  кивнул  я  и,  помолчав,  спросил:  -  Обстоятельства
вынуждают меня  дня  на  три-четыре  уехать  из  города.  Когда,  по-вашему,
состояние жены позволит мне отлучиться?
     - Сейчас  пока  преждевременно  об  этом  говорить,  -  чуть  удивленно
ответил Циммерман. - Полагаю, что  ваша  жена  будет  вне  опасности  недели
через две, не раньше.
     Я возвратился в  нашу  контору  и  засел  за  работу,  надеясь  создать
кое-какой  задел  к  тому  времени,  когда  состояние  Сариты  позволит  мне
отправиться на розыски Риммы. Джек  подыскал  мне  помощника.  Некоего  Теда
Уэстона. Он оказался надежным, трудолюбивым работником.
     Мой банковский счет быстро таял, но я не жалел об этом,  я  уже  верил,
что Циммерман поставит Сариту на ноги.
     Однажды Циммерман позвонил мне.
     - Вы, кажется, собирались поехать по делам, мистер  Холлидей?  Полагаю,
что теперь я могу вас отпустить. Вашей жене  стало  определенно  лучше.  Она
еще не пришла в  себя,  но  заметно  окрепла,  так  что,  думаю,  вы  можете
спокойно отправляться. Но было бы желательно знать, на всякий случай, где  и
как вас найти.
     Я  пообещал  поставить  его  в  известность  и,  поговорив  с  ним  еще
несколько минут, повесил трубку.
     Некоторое время я сидел, уставившись  прямо  перед  собой  и  испытывая
радость при мысли о том, что наконец-то  после  этих  ужасных,  показавшихся
мне бесконечными недель я могу  отправиться  на  розыски  Риммы.  До  уплаты
следующих тридцати тысяч в моем  распоряжении  оставалось  тринадцать  дней.
Тринадцать дней, которые должны были решить все.
     Утром я вылетел в Санта-Барбару.


ГЛАВА ПЯТАЯ


1

     Полная женщина в  гостинице,  расположенной  напротив  отделения  банка
"Пасифик и Юнион", сразу меня узнала.
     - Рада вас видеть, мистер Мастерс, - сказала она, печально  улыбаясь  в
знак приветствия. - Ваш  номер  свободен,  можете  снова  занять  его,  если
хотите.
     Я согласился. Мы поговорили о погоде, потом я,  как  бы  между  прочим,
упомянул, что у меня масса дел и что все эти  три  дня  мне  придется  почти
безвыходно просидеть в номере. Захватив саквояж, я поднялся к себе.
     Было двадцать минут второго. Я предусмотрительно запасся  бутербродами,
а также полбутылкой виски и теперь, разложив  свои  запасы  на  подоконнике,
занял наблюдательную позицию у окна.
     Это были, очевидно, часы пик в работе  банка.  Однако  среди  тех,  кто
входил и выходил из помещения, Риммы не было. Впрочем, я понимал,  что  могу
рассчитывать лишь на случай. Возможно, она приходила сюда раз  в  неделю,  а
возможно, и раз в месяц, но иного способа увидеть ее у меня не было.
     После  закрытия  банка  я  спустился  в   вестибюль,   позвонил   через
междугородную в санаторий  доктора  Циммермана  и  сообщил  дежурной  сестре
номер телефона гостиницы. Если меня не окажется, пояснил  я,  то  пусть  она
попросит к телефону моего приятеля Мастерса -  он  немедленно  передаст  мне
все, что она найдет нужным сообщить.
     Вечер выдался холодный и ветреный, вот-вот должен был  начаться  дождь.
Я надел плащ, поднял воротник, надвинул на глаза шляпу и вышел на  улицу.  Я
предпринял рискованный шаг, но  мне  была  невыносима  мысль  провести  весь
вечер в этой унылой дыре в полном одиночестве.
     Едва я отошел от гостиницы, как зарядил дождь. Я завернул  в  кинотеатр
и заставил себя посмотреть скучнейший ковбойский фильм.
     Следующий день прошел точно так же. До  закрытия  банка  я  просидел  у
окна, а вечер провел в кино.
     В  тот  вечер,  возвращаясь  в   гостиницу,   я   почувствовал   острое
беспокойство. А что, если и эта моя поездка окажется неудачной?  Время  шло.
В моем распоряжении оставалось одиннадцать дней. Не окажутся ли  они  такими
же безрезультатными, как первые дни?
     Я лег и пытался уснуть, но сон не шел. Около часу ночи,  чувствуя  себя
не в силах оставаться в своей  клетушке,  я  встал,  оделся  и  спустился  в
полуосвещенный вестибюль. Ночной сторож,  старый  негр,  сонно  взглянул  на
меня, и когда я  сказал,  что  хочу  прогуляться,  с  недовольным  ворчанием
выпустил меня на улицу.
     Несколько  кафе-баров  и  дансингов  еще   не   успели   закрыться,   и
красно-синий  свет  неоновых  вывесок   причудливо   отражался   на   мокрых
тротуарах.
     Засунув руки глубоко в  карманы  плаща  и  чувствуя,  как  успокаивающе
действует холодный дождь с ветром, я направился к морю.
     Улица вывела меня к одному из  многочисленных  ресторанов,  построенных
на сваях близ самого берега и  специализирующихся  на  блюдах  из  продуктов
моря. Около ресторана длинной линией выстроились  машины,  доносились  звуки
танцевальной музыки.
     Я уже намеревался пойти дальше,  когда  из  ресторана  выскочил  рослый
человек и, нагнув от дождя голову,  по  деревянным  мосткам  побежал  в  мою
сторону. В свете уличного фонаря мне  бросился  в  глаза  спортивный  пиджак
кремового цвета и бутылочно-зеленые брюки.
     Это был приятель Риммы.
     Быстро повернувшись к нему спиной, я достал из кармана пачку сигарет  и
сделал вид, что пытаюсь закурить на ветру. Исподволь я наблюдал за  ним.  Он
подбежал к машине "понтиак", открыл ее и начал рыться в ящике для  перчаток,
не переставая вполголоса ругаться. Наконец он, видимо, нашел то, что  искал,
повернулся и снова побежал по пирсу и скрылся в ресторане.
     Некоторое  время  я  смотрел  ему  вслед,  потом  не  спеша  подошел  к
"понтиаку".  Машина  выпуска  1957  года,  не  в  очень  хорошем  состоянии.
Оглянувшись  по  сторонам  и  убедившись,  что  поблизости  никого  нет,   я
торопливо  схватил   ярлык   с   фамилией   владельца,   висевший,   как   и
предписывалось правилами, на рулевом колесе, и взглянул на него.
     "Эд Вассари, - прочитал я при свете зажигалки. -  "Бунгало".  Восточный
берег. Санта-Барбара".
     Я  отошел  от   машины   и   направился   в   кафе,   находившееся   на
противоположной  от  ресторана   стороне   набережной.   Его   единственными
посетителями оказались четверо подростков,  сидевших  в  углу  за  бутылками
кока-колы. Я выбрал столик у окна, откуда мне хорошо был виден "понтиак",  и
заказал усталой официантке чашку кофе.
     Один он здесь, этот человек, или вместе с  Риммой?  Не  с  ним  ли  она
живет по адресу, указанному на ярлыке?
     Я сидел, покуривая и помешивая кофе, и не спускал  глаз  с  "понтиака".
Дождь усилился, подхваченные порывами ветра капли забарабанили в стекло.
     В это мгновение я увидел их.
     Они выбежали из  ресторана.  Вассари  держал  над  Риммой  зонтик.  Они
нырнули в "понтиак" и исчезли в темноте.
     Так и не дотронувшись до кофе, я расплатился с официанткой и  вышел  на
набережную. Не сказал бы, что я совсем не  волновался,  но  прежде  всего  я
испытывал твердую решимость не тратить больше времени понапрасну.
     Еще по дороге  к  морю  я  заметил  ночной  гараж  и  теперь  торопливо
направился к нему и  взял  напрокат  "студебеккер".  Пока  один  из  рабочих
заправлял машину бензином, я небрежно спросил,  как  проехать  на  Восточный
берег.
     - Отсюда направо, - ответил рабочий. - А затем все  время  вдоль  моря.
Мили три, не больше.
     Восточный берег оказался  полоской  побережья  протяженностью  примерно
около мили; вдоль дороги стояло три или четыре десятка  деревянных  домиков.
Большинство из них было погружено в темноту, лишь кое-где  за  сеткой  дождя
тускло светилось окно.
     Я медленно ехал по дороге, всматриваясь в каждый  домик.  Один  из  них
привлек мое внимание. Не знаю, что тут  сыграло  роль  -  инстинкт  или  тот
факт, что коттедж стоял как-то уединенно,  но  я  сразу  заключил,  что  это
именно то, что я ищу.
     Я выключил фары и вышел  из  машины.  Поток  дождевых  капель,  гонимых
сильным ветром с моря, обрушился на меня, но я ничего не  замечал.  Рядом  с
домиком  стоял  "понтиак".  Внимательно  осмотревшись  вокруг,  я  приоткрыл
ворота и проскользнул во двор. С  сильно  бьющимся  сердцем  я  подкрался  к
освещенному окну. Передо мной открылась большая, не без  вкуса  обставленная
комната.  Несколько  удобных,  хотя   и   пообтрепавшихся   мягких   кресел,
современные яркие эстампы на стенах, телевизор в одном  углу  и  портативный
бар со множеством бутылок в другом. Все это  я  охватил  одним  взглядом,  а
потом увидел Римму.
     Она сидела в низком мягком кресле; во рту у  нее  торчала  сигарета,  в
руке она держала стакан с  вином.  Зеленый  халат  не  закрывал  ее  длинных
стройных ног. Посматривая в потолок, Римма нервно покачивала ногой.
     Дверь распахнулась, и на пороге  показался  Вассари.  Он  был  в  одних
пижамных брюках; его широкая грудь заросла густыми черными волосами,  а  под
загорелой кожей, когда он вытирал полотенцем затылок, перекатывались  мощные
мускулы.
     Вассари что-то сказал Римме, и она зло взглянула на него. Потом  допила
вино, поставила стакан на  пол,  потянулась  и  вышла  из  комнаты.  Вассари
выключил свет, и я отпрянул от окна.
     Почти тут же зажегся свет в другом окне, задернутом шторой.
     Я ждал.
     Через несколько минут свет погас, и  весь  дом  погрузился  в  темноту.
По-прежнему соблюдая осторожность,  я  вернулся  к  машине,  завел  мотор  и
направился к гостинице.
     На обратном пути я много размышлял. Да, я нашел Римму. Но  передо  мной
вставали новые трудности. Знал ли Вассари,  что  она  меня  шантажирует?  Не
произойдет ли так, что, когда я отделаюсь от Риммы, мне придется иметь  дело
с Вассари?
     В ту темную дождливую ночь  я  впервые  осознал  весь  ужас  того,  что
задумал. Я собирался убить человека. В мыслях все  выглядело  просто:  найти
Римму и заставить ее замолчать. Но сейчас, когда пришло  время  действовать,
одна мысль о задуманном бросала меня в жар.
     Но  иного  пути  не  было.  Сначала  надо  отделаться  от   Вассари   -
сторожевого пса Риммы, а уж потом заняться ею. Два дня придется  понаблюдать
за "Бунгало", узнать, чем они  занимаются,  как  живут,  остается  ли  Римма
одна.
     В ту ночь я почти не спал. Меня душили  кошмары,  в  которых  я  словно
воочию видел, как свершаю то, к чему меня неумолимо толкали обстоятельства.


2

     На следующее утро, около  половины  восьмого,  я  снова  отправился  на
Восточный  берег.  Мне  казалось,  что  можно  будет   без   особого   риска
приблизиться к "Бунгало", вряд ли его обитатели пробуждались так рано.
     Я быстро проехал мимо  коттеджа.  Шторы  на  окнах  были  еще  опущены,
"понтиак"  по-прежнему  стоял  на  подъездной  дорожке.  Под  яркими  лучами
утреннего солнца "Бунгало" показалось мне  жалким  и  унылым;  типичный  для
приморских городов домик. Очевидно,  владелец  ежегодно  сдавал  его  внаем,
никогда не приезжал сюда и не хотел тратить ни доллара, чтобы подновить  его
хотя бы снаружи.
     Проехав еще несколько  сот  ярдов  по  прибрежной  полосе,  я  поставил
машину за кустами и пошел обратно. Ярдах в ста  от  домика  проходила  гряда
дюн. Отсюда я мог спокойно наблюдать, оставаясь  незамеченным.  У  меня  был
сильный полевой бинокль, который я одолжил у хозяйки гостиницы.  Более  часа
наблюдал я за "Бунгало", но не заметил никаких признаков жизни.
     Около девяти часов утра у коттеджа остановилась старенькая  машина.  Из
нее вышла женщина и направилась к дому. В бинокль  я  мог  рассмотреть  даже
пятна пудры у нее на лице, там, где она положила их слишком  густо.  Женщина
запустила два пальца в отверстие почтового  ящика,  извлекла  привязанный  к
бечевке ключ, открыла дверь и вошла  в  коттедж.  Это  была,  как  я  решил,
приходящая прислуга. Что ж, мое терпение было вознаграждено. Теперь я  знал,
как попасть в "Бунгало".
     Вскоре после половины двенадцатого открылась передняя дверь и  появился
Вассари. Некоторое время  он  стоял  на  пороге  и  вдыхал  свежий  утренний
воздух, потом подошел к "понтиаку", проверил масло и воду и снова скрылся  в
домике.
     Римму я увидел только в полдень. Она подошла к  двери  и  взглянула  на
небо. Я навел на нее бинокль и вздрогнул. Необыкновенно близко  перед  собой
я увидел ее лицо - бледное, с синяками под глазами  и  густыми  румянами  на
щеках; не лицо, а грубо размалеванная маска. Римма  выглядела  мрачной.  Она
села в "понтиак" и со злобой захлопнула дверцу.
     Затем из дома снова вышел Вассари с купальными халатами и  полотенцами.
Следом за ним на пороге показалась служанка. Вассари  что-то  сказал  ей,  и
она  кивнула.  Вассари  сел  в  "понтиак",  машина  тронулась  с   места   и
направилась к западной части города, где находились фешенебельные  купальные
клубы.
     Я продолжал наблюдать.  Вскоре  из  "Бунгало"  вышла  прислуга.  Закрыв
дверь на замок и опустив ключ в отверстие почтового ящика, она села  в  свою
машину и уехала.
     Я ни секунды  не  колебался.  Было  бы  непростительно  упустить  такую
возможность. Кто  знает,  не  в  коттедже  ли  хранит  Римма  револьвер,  из
которого убила охранника. Доказательств моей мнимой  виновности  значительно
бы поубавилось, если бы он оказался у меня.
     Прежде чем выйти из своего убежища, я  внимательно  осмотрел  дорогу  и
берег.  Они  были  пустынны.