овольно странным.
     - Вы много читаете? - поинтересовался я,  намеренно  перейдя  к  другой
теме.
     - Я читаю, когда мне попадается хорошая книга, - ответила Ева.
     - Читали ли вы "Ангелы в трауре"?  -  спросил  я,  назвав  свою  первую
книгу.
     Женщина встала и подошла к трюмо.
     - Да... Мне не понравился этот роман. - Она взяла пуховку  и  напудрила
нос.
     - Не понравился? - Я был разочарован. - Почему?
     Сначала мне ответом было небрежное движение плечом, а затем  прозвучали
сухо и безапелляционно слова:
     - Не понравился - и все.
     Ева положила пуховку в пудреницу, посмотрела на себя в зеркало и  снова
подошла к камину. Наш разговор вызывал у нее скуку и раздражение.
     - Почему же все-таки эта книга вам не понравилась? Она  вам  показалась
скучной?
     - Не помню. Я быстро читаю и тут же забываю все, что прочла.
     - Понятно... И все-таки у вас сохранилось впечатление,  что  книга  вам
не понравилась.
     Меня раздражало, что женщина не помнит моей книги, не  выделила  ее  из
ряда других прочитанных. А мне хотелось поговорить с Евой и  узнать  мнение,
даже в том случае, если книга ей  не  понравилась.  Я  начал  понимать,  что
нормально разговаривать с этой женщиной невозможно. Пока мы не  узнаем  друг
друга - а я намерен продолжать  наше  знакомство  -  темы  разговоров  будут
очень ограничены. И в настоящее время нам говорить было не о чем. У  нас  не
было ничего общего. Ева вопросительно посмотрела на меня  и  снова  села  на
кровать.
     - Ну? - спросила она. - Что еще?
     - Расскажите мне о себе.
     Она пожала плечами, лицо ее исказилось гримасой.
     - Нечего рассказывать.
     - Найдется что рассказать, - сказал я и, наклонившись вперед, взял  Еву
за руку. - Вы замужем или носите кольцо для вида? - Я  покрутил  обручальное
кольцо на ее пальце.
     - Я замужем.
     Я был немного удивлен.
     - Он симпатичный парень?
     Она отвернулась и промямлила что-то неразборчивое.
     - Очень симпатичный? - переспросил я.
     Она вырвала руку.
     - Да... Очень симпатичный.
     - И где же он?
     Ева резко отвернулась и выпалила, словно выстрелила:
     - Это вас не касается.
     Я засмеялся.
     - Ну, ладно, хватит злиться. Правда, должен признаться, что,  когда  вы
злитесь, вы выглядите очень впечатляюще. Откуда  у  вас  появились  эти  две
морщинки на переносице?
     Женщина тут же встала и посмотрела на себя в зеркало.
     - Они портят меня,  да?  -  спросила  она,  стараясь  кончиком  пальцев
разгладить их.
     Я посмотрел на часы, стоящие на камине. Я провел здесь уже 15 минут.
     - Не надо так часто  хмуриться.  Будьте  повеселее,  -  посоветовал  я,
вставая, чтобы попрощаться и уйти.
     Я сделал шаг по направлению к  Еве  и  увидел,  что  ее  озабоченный  и
беспокойный взгляд стал доверчивым  и  полным  удовлетворения,  которое  она
пыталась скрыть. Она развязала  тесемку  халата,  и  ее  тоненькие  пальчики
передвинулись  к  шелковой  петле,  накинутой  на   единственную   пуговицу,
удерживающую полы халата запахнутыми.
     - Мне пора уходить, - посмотрев на часы, заявил я.
     Доверчивого взгляда как ни  бывало.  Руки  женщины  опустились.  Я  был
доволен, что решил действовать так, как мне хочется, не  принимая  в  расчет
ее намерений. Пока инициатива будет в моих руках, пока  я  буду  вести  себя
иначе, чем ее обычные клиенты, Ева будет заинтригована и будет  обращать  на
меня внимание хотя бы из любопытства.
     - Когда у вас будет время, я хотел бы поговорить с вами, -  попросил  я
разрешения, не ожидая на него ответа. - Возможно, я смогу  излечить  вас  от
комплекса неполноценности, - бросил  я  обещание  и,  проходя  мимо  комода,
сунул двадцать  долларов  между  стеклянными  фигурками  животных.  Одна  из
фигурок, изображавшая диснеевского Бемби, упав, разбилась.
     Ева  мельком  взглянула  на  деньги,  тут  же  отвернулась.   Лица   ее
оживилось.
     - Как вы думаете, удастся мне увидеть вас в чем-нибудь приличнее  этого
халата? - спросил я, подходя к двери.
     - Удастся, - ответила хозяйка дома, который я оставлял ненадолго.  -  Я
ношу не только халат.
     - Как-нибудь на днях вы должны принять меня. И  не  забудьте,  когда  я
приду в следующий раз, снять грим. Вам он не идет. До свидания. -  Я  открыл
дверь.
     Ева подошла ко мне.
     - Благодарю вас за подарок, - тихо прозвучало из  уст  женщины,  и  она
улыбнулась. Как разительно менялось ее лицо, когда она улыбалась!
     - Не за что. Между прочим, меня зовут Клив. Могу ли я  снова  позвонить
вам?
     - Клив? У меня уже есть два знакомых Клива.
     В последние  пятнадцать  минут  я  совершенно  забыл  о  том,  что  она
проститутка, и ее замечание покоробило меня.
     - Очень  жаль.  Но  ничего  не  поделаешь:  мое  имя  Клив.  Какое  имя
предпочли бы вы?
     Ева почувствовала мое раздражение, и лицо ее стало замкнутым.
     - Должна же я знать, кто из Кливов звонит мне.
     - Ну, еще бы!  -  язвительно  сказал  я.  -  А  что,  если  я  назовусь
Кларсеном, Ланселотом или, например, Арчибальдом?
     Она пожала плечами и внимательно посмотрела на меня.
     - Имя не имеет значения, я узнаю вас по голосу. До свидания, Клив.
     - Желаю всего наилучшего. Скоро мы снова увидимся.
     - Марта... - позвала она.
     Из соседней комнаты вышла угловатая,  высокая  женщина.  Она  выжидающе
остановилась, сложив руки на животе с едва заметной усмешкой в глазах.
     - Я скоро позвоню, - напомнил я и вслед за Марти вышел в коридор.
     - До свидания, сэр, - вежливо попрощалась со мной служанка.
     Я кивнул и спустился по тропинке к белой деревянной калитке. Подойдя  к
машине, я остановился и оглянулся на дом. Света в окнах не было. В  сумерках
этот домик ничем не отличался от  любого  другого,  расположенного  в  узких
переулках Голливуда.  Я  завел  мотор  и  подъехал  к  бару  на  Вайя-стрит,
расположенному напротив ресторана  "Браун-Дерби".  Внезапно  я  почувствовал
себя так, словно из меня выпустили воздух,  я  захотел  выпить.  Негр-бармен
весело улыбнулся мне, зубы его  сверкали,  как  клавиши  пианино  при  свете
электрических ламп.
     - Добрый вечер, сэр, - сказал он, положив на стойку бара свои  огромные
руки. - Что вам подать сегодня?
     Я заказал неразбавленное шотландское  виски  и  отнес  его  в  сторону.
Посетителей в баре было мало, и я никого из них  не  знал.  Я  откинулся  на
спинку удобного кресла, отпил немного  виски  и  закурил  сигарету.  Обдумав
все, я решил, что пятнадцать минут, которые я провел у Евы, прошли  неплохо,
хотя и обошлись мне довольно дорого. Первый и, полагаю,  результативный  ход
в этой игре. Ева, естественно, озадачена и наверняка заинтересована.  Весьма
занимательно было бы послушать, что она сказала обо мне  Марта  после  моего
ухода. Ева достаточно умна, чтобы понять, что я веду какую-то игру, но я  ни
малейшим намеком не  раскрыл  ей  своих  карт.  Ее  терзает  любопытство:  я
говорил о ней, а не о себе,  это  ей  в  новинку.  Те  мужчины,  с  которыми
проводила время падшая Ева Марлоу, говорили только о себе. Меня  занимал  ее
комплекс неполноценности. Может быть, он  продиктован  страхом  за  будущее?
Ева ждала, что я успокою ее. Она  зарабатывала  деньги  тем,  что  продавала
себя, поэтому больше всего  другого  ее  тревожила  мысль  о  том,  как  она
выглядит. Ева была уже  не  молода.  Ее,  конечно,  нельзя  было  назвать  и
старой, но даже если ей тридцать три - а я полагал, что она  старше,  -  все
равно  в  этом  возрасте,   особенно   учитывая   ее   профессию,   женщина,
естественно, испытывает тревогу за будущее. Я допил виски  и  снова  закурил
сигарету. Цепь моих мыслей прервалась, и я  почти  против  воли  стал  вести
примиренческий  разговор  с  собственной  совестью.  По-видимому,   во   мне
произошел какой-то перелом. Несколько  дней  назад  сама  мысль  о  связи  с
проституткой была бы  для  меня  неприемлемой.  Я  всегда  презирал  мужчин,
которые ходили к подобным женщинам. Мне  это  было  противно.  И  все  же  я
провел пятнадцать минут с проституткой и обращался с  ней  так,  как  привык
вести себя со своими приятельницами.  Я  оставил  у  ее  дома  свою  машину,
которую в округе знали очень хорошо и которую  мог  легко  узнать  любой  из
тех, кому я известен.  Я  заплатил  за  привилегию  поговорить  с  продажной
женщиной о ничего не значащих пустяках двадцать долларов.  Теперь,  когда  я
находился  вдалеке  от  Евы,  моя  поездка  к  ней  казалась  мне  настолько
бессмысленной, что я был вынужден  защищать  свое  чувство  самоуважения.  Я
говорил себе, что эта женщина  совершенно  не  похожа  на  тех  проституток,
которых я видел. Внешний вид ее был совершенно иным: она не была  крикливой,
грубой, жадной и лживой, как большинство проституток. Правда, она не шла  ни
в  какое  сравнение  ни  по  внешнему  виду,  ни   по   культуре   с   моими
приятельницами. Я старался  найти  оправдание  своим  поступкам.  Я  убеждал
себя,  что  Ева  заинтересовала  меня  только  потому,  что  принадлежала  к
отверженному  слою  общества.  Но  мое  любопытство   не   было   достаточно
убедительной причиной для того,  чтобы  ради  одного  него  рисковать  своим
положением. Нет, все было гораздо сложнее. Причиной того, что меня  повлекло
к Еве, было сознание собственной неполноценности. Несмотря на  то,  что  мне
везло в жизни, я знал, что в конце концов меня ожидает крах. Я исписался.  Я
никому бы не признался в этом, я с трудом признавался  в  этом  даже  самому
себе. Гнетущее чувство неминуемого провала действовало  на  мое  воображение
все сильнее  и  сильнее,  пока  не  наступил  такой  момент,  когда  чувство
собственной неполноценности охватило меня с такой  силой,  что  я,  наконец,
признался себе в том, что я ничего не стою. Мое несчастье  усугублялось  еще
тем, что по роду работы я имел  дело  с  самыми  блестящими  и  талантливыми
людьми  Голливуда.  По  сравнению  с  ними  я  был  ничтожеством.  Еве  было
неведомо, что такое успех. Она была бесталанной, была  отбросом  общества  и
единственной из встреченных мной женщин, кого я мог бы  опекать,  к  которой
мог бы относиться свысока, которой мог бы покровительствовать.  Несмотря  на
ее власть над мужчинами, ее силу воли и холодное безразличие, Ева  продавала
себя. Пока у меня есть деньги, я ее  господин.  Мне  необходимо,  чтобы  она
была рядом, именно она, потому что она морально унижена и находится  на  еще
более низкой ступени в глазах общества, чем я. Вот  по  какой  причине  меня
влекло к Еве Марлоу. Именно такая женщина, как  Ева,  даст  мне  возможность
поверить в себя. Чем больше я об этом думал,  тем  яснее  понимал,  что  мне
придется уехать из Фри-Пойнта. Уехав оттуда,  я  смогу  чаще  встречаться  с
Евой. Если я буду жить вдали от  нее,  то  это  исключено.  Я  твердо  решил
уехать из Фри-Пойнта.
     Загасив сигарету, я подошел к телефону и позвонил домой.
     - Резиденция мистера Фарстона, - услышал я голос Рассела.
     Я сказал ему, что неожиданно уснул и поэтому задержусь. Это не  удивило
его. Несмотря на то, что до прихода ко мне он  никогда  не  работал  слугой,
Рассел  освоился  со  своими  обязанностями  довольно  скоро.  Кэрол  как-то
заметила, что это произошло в результате того, что  Рассел  обожает  кино  и
что, вдоволь насмотревшись на экране на образцовых слуг, он приспособился  и
стал типичной моделью дворецкого. Возможно, в этом была доля правды. Как  бы
там ни было, мои друзья завидовали мне в отношении Рассела и многие  из  них
пытались даже переманить его.
     - Я приеду завтра, - сказал я ему. - Но я  хочу,  чтобы  вы  нашли  мою
книгу "Цветы для дамы" и немедленно отослали ее мисс  Еве  Марлоу  нарочным,
без визитной карточки или какого-либо уведомления.  Ей  незачем  знать,  кто
послал книгу. - Я продиктовал слуге адрес. - Вы это сделаете?
     Он ответил утвердительно, но мне почему-то  почудилось,  что  в  голосе
Рассела послышались нотки неодобрения. Он любил Кэрол и всегда  настороженно
относился к моим прочим приятельницам. Я тут же  повесил  трубку,  не  желая
выслушивать его мнения на этот счет, так как я  знал,  что  он  способен  на
это. Выйдя из бара, я направился в "Браун-Дерби".


6

     Кэрол и Питер сидели в противоположном от оркестра углу. Кроме них,  за
столом сидел толстый, обмякший мужчина в безупречно сшитом смокинге. У  него
была копна черных с проседью волос,  длинное  лицо  с  желтоватым  оттенком,
толстая отвисшая нижняя губа и широкий, плоский нос. Его дедушка вполне  мог
бы быть львом.
     Когда я пробирался мимо переполненных столиков,  Питер  увидел  меня  и
приподнялся.
     - Идите сюда! - позвал он. Лицо его было удивленным и  обрадованным.  -
Значит, вам все-таки удалось вырваться? Посмотрите, кто  пришел,  Кэрол!  Вы
уже обедали?
     Я взял Кэрол за руку и улыбнулся ей.
     - Нет, - ответил я. - Могу ли я присоединиться к вам?
     - Конечно! - разрешила она. - Я очень рада, что ты пришел.
     Питер дотронулся до моей руки.
     - Вы,  вероятно,  не  знакомы  с  мистером  Голдом?  -  спросил  он   и
повернулся к похожему  на  льва  человеку,  который  сосредоточил  все  свое
внимание на супе. - Это - Клив Фарстон, писатель, - представил меня Питер.
     Итак, это был Рекс Голд. Как и все в Голливуде, я много слышал о нем  и
знал, что он самый могущественный человек в мире кино.
     - Рад познакомиться с вами, мистер Голд, - сказал я.
     Он неохотно оторвался от супа, немного приподнялся и подал  мне  пухлую
безжизненную руку.
     - Садитесь, мистер Фарстон, -  предложил  он.  Его  глубоко  посаженные
глаза были устремлены мимо меня. - Суп  из  омаров  просто  великолепен.  Вы
сами убедитесь в этом. Официант! - Голд нетерпеливо щелкнул пальцами. -  Суп
из омаров мистеру Фарстону!
     Я подмигнул Кэрол, и когда официант пододвинул мне стул,  наклонился  к
ней и тихо произнес:
     - Видишь, я не могу быть долго в разлуке с тобой.
     - Твои издатели не захотели видеть тебя? - прошептала она.
     Я покачал головой.
     - Нет, я позвонил им сам. - Под столом  я  нашел  руку  Кэрол  и  пожал
ее. - Как выяснилось, разговор несерьезный, и я отложил  его  до  завтра.  Я
хотел быть рядом с тобой в такой торжественный день.
     Пока мы разговаривали, Голд  продолжал  есть  суп,  устремив  застывший
взгляд в пространство. Было очевидно, что он не из тех, кто смешивает еду  с
разговором.
     - А я уже решила, что ты пошел к своей дикарке, - шаловливо  продолжала
Кэрол, - и что именно из-за нее ты бросил меня.
     - Нет такой женщины на свете, из-за которой я мог бы  бросить  тебя,  -
отпарировал я с улыбкой, стараясь, чтобы Кэрол не заметила фальши ни в  моих
глазах, ни в моем голосе. Ее интуиция была просто поразительной, это  тонкое
создание всегда чувствовало, когда я лгу.
     - О чем это вы все время шепчетесь? - спросил Питер.
     - Тайна, - бросила Кэрол. - Не будь любопытным, Питер.
     Голд покончил  с  супом,  со  стуком  положил  ложку  на  стол,  тяжело
откинулся на спинку стула и подозвал официанта.
     - Где суп мистера Фарстона? Что вы подадите на второе?
     Удостоверившись, что ни он сам, ни я не забыты, он повернулся к Кэрол.
     - Вы вечером приедете в клуб?
     - Ненадолго. Я хочу пораньше  вернуться  домой.  Завтра  у  меня  много
работы.
     Официант принес мне суп.
     - Сегодня вы должны думать только  о  сегодняшнем  дне.  Не  думайте  о
завтрашнем дне и не торопите время, - сказал Голд,  не  отрывая  взгляда  от
моей тарелки с супом. Я почувствовал, что он с удовольствием съел бы  и  мой
суп. Достаточно было бы только намекнуть, что я не голоден.
     Голд снова обратился к Кэрол:
     - Вы должны научиться отдыхать так же хорошо, как вы и работаете.
     Кэрол покачала головой.
     - Я должна спать не меньше семи часов, а теперь в особенности.
     - Я кое-что вспомнил, - сказал Голд, облизывая толстые губы.  -  Завтра
утром ко мне придет Ингрем. И я хотел бы, чтобы  вы  с  ним  встретились.  -
Толстяк посмотрел на Питера.
     - Хорошо, - отозвался тот. - Будет ли Ингрем ломать сценарий?
     - Нет. Если же он будет несговорчив, дайте мне знать. -  Голд  внезапно
посмотрел на меня. - Вы когда-нибудь писали киносценарии, мистер Фарстон?
     - Нет... Пока нет... - ответил я. - У меня очень много идей, которые  я
хотел бы осуществить, но я никак не могу выбрать время.
     - Идей? Каких идей? - Голд резко подался вперед - и  его  длинное  лицо
повисло над столом. - Могу ли я использовать ваши идеи?
     Я стал лихорадочно соображать, что бы мне предложить, но так  ничего  и
не придумал. Видно, придется блефовать.
     - Этот вопрос надо обдумать. Если вас это интересует, я подготовлю  вам
нужный материал.
     Глаза Голда вонзились в меня, как буравчики.
     - Материал? Мне это непонятно.
     - Нужно обработать бумаги, - сказал я, внезапно  почувствовав  злобу  и
раздражение. - Как только найдется время для обработки, я дам  вам  материал
для просмотра.
     Толстяк, не мигая, уставился на Кэрол. Она не подняла головы.
     - Нет, меня это не устраивает, -  настаивал  киномагнат.  -  Расскажите
мне о ваших замыслах. Ведь вы же писатель, не так ли? Вы сказали, что у  вас
есть какие-то идеи. Вот и изложите мне их.
     И зачем  я  только  сел  за  этот  стол!  Я  чувствовал,  что  Питер  с
любопытством ожидает развязки диалога. Кэрол мяла в руках кусочек хлеба,  ее
лицо горело. Голд продолжал упорно  смотреть  на  меня,  поглаживая  толстой
рукой челюсть.
     - Я не могу говорить на  эту  тему  здесь,  -  сказал  я.  -  Если  вы,
действительно, заинтересованы, я могу прийти  в  ваш  офис  и  поговорить  с
вами.
     К столу подошло  несколько  официантов.  Они  начали  сервировать  стол
перед тем, как подать второе. Голд немедленно потерял всякий интерес ко  мне
и начал травить официантов. Он  придирался  ко  всему,  даже  к  температуре
посуды, в которой подавали еду. В  течение  нескольких  минут  вокруг  стола
были беготня и суматоха. В конце концов, Голд угомонился и начал  с  волчьей
жадностью  пожирать  еду,  словно  выдерживал  голодовку  по  крайней   мере
несколько дней.  Питер,  поймав  мой  устремленный  в  пространство  взгляд,
попытался улыбнуться. Пока  Голд  ел,  нельзя  было  помышлять  ни  о  каких
разговорах. Кэрол и Питер молчали, и я решил последовать их примеру. Мы  ели
в полнейшей тишине. "Интересно, -  подумал  я,  -  будет  ли  Голд  пытаться
выудить у меня мои замыслы после того, как покончит  с  едой?  Наверное,  он
уже не станет говорить на эту тему". Я был зол на себя за  то,  что  упустил
хорошую  возможность.  Но  мне  нечего  было  сказать  ему.  Я  должен  быть
благодарен официантам, которые так своевременно отвлекли его от  расспросов.
Голд нетерпеливо оттолкнул  от  себя  пустую  тарелку  и  вынул  из  кармана
жилетки зубочистку. Ковыряя в зубах, он оглядывал переполненный зал.
     - Вы читали книгу Клива "Ангелы в трауре"? - внезапно спросила Кэрол.
     Голд нахмурился.
     - Нет, - резко ответил он, - и вам это известно.
     - Тогда я думаю, вам следует прочитать ее.  Содержание  непригодно  для
фильма, но можно написать интересный сценарий. В  книге  есть  одна  хорошая
идея.
     Ее слова поразили меня. Я посмотрел на Кэрол, но  она  не  обращала  на
меня внимания.
     - Какая идея? - на желтом лице Голда появился интерес.
     - Идея  в  том,  что  мужчины  всегда  предпочитают  распутных  женщин,
заставляя порядочных женщин страдать.
     Я был поражен. В моей книге не было ничего подобного.
     - Неужели мужчины действительно предпочитают распутных?
     - Конечно, - ответил Голд,  сжимая  пальцами  зубочистку.  -  Мисс  Рай
права, и я объясню,  почему.  Мужчины  предпочитают  распутных  потому,  что
приличные женщины слишком скучны.
     Кэрол покачала головой.
     - Не думаю. А ты, Клив?