е повернулась ко мне и улыбнулась.
     - Вам бы  следовало  запомнить  меня,  мистер  Доусон.  Неужели  я  так
изменилась за это время, что вы меня не узнали?
     Я пригляделся внимательнее. Мое сердце невольно забилось  сильнее,  как
и положено мужскому сердцу при виде столь очаровательного создания.
     - Нет, я вас не знаю.
     - Правда? Я - Элен Чалмерс.


II

     Как только я узнал, кто она такая, я было открыл рот, чтобы  объяснить,
как-она изменилась, какой красавицей мне представляется  и  так  далее,  но,
заглянув ей в глаза, понял, что это  был  бы  тактически  неверный  ход:  не
стоит говорить очевидное.
     Мы пробыли на террасе полчаса. Эта неожиданная  встреча  совсем  выбила
меня из колеи. Особенно потому, что я ни на  секунду  не  забывал,  что  она
дочь патрона. Она тоже держалась осторожно, но не нагоняла  на  меня  тоску.
Беседа велась на отвлеченные темы: о вечере, о приглашениях, об  оркестре  и
о красоте итальянской ночи.
     Элен притягивала меня, как магнит  иголку.  Я  просто  не  мог  отвести
взгляд от ее лица. Мне не верилось, что это очаровательное создание  и  есть
та девица, которую я больше месяца  назад  встречал  на  аэродроме.  Что  за
потрясающая метаморфоза!
     Неожиданно, посреди разговора на высокие темы, она спросила:
     - У вас есть машина?
     - Да, конечно. Она в проезде за углом.
     - Не отвезете меня домой?
     - Как,  сейчас?  -  я  был  разочарован.  -  Но  ведь  вечер  в  полном
разгаре... Разве вам не хочется потанцевать?
     Она посмотрела на меня. Какие у нее были проницательные глаза.
     - Простите меня, я и не подумала, что вам  не  хочется  расставаться  с
друзьями. Это пустяки. Я великолепно доберусь на такси.
     - Ни от каких друзей вы меня не отрываете.  И  если  вам  действительно
хочется уехать, я буду счастлив вас отвезти. Но мне казалось, что вам  здесь
нравится.
     Она пожала плечами.
     - Где ваша машина?
     - В самом конце ряда. Черный "бьюик".
     - Тогда мы встретимся в машине.
     Когда она направилась прочь, я было двинулся за  ней,  но  она  подняла
руку в жесте, который невозможно было истолковать  неверно.  Нас  не  должны
были видеть вместе.
     Я дал ей пройти вперед и закурил сигарету. Дело становилось похожим  на
заговор. Я заметил, что у меня дрожат руки. Обождав несколько  минут,  чтобы
она успела  дойти  до  машины,  я  отправился  в  переполненный  зал,  чтобы
поискать Лючано. Но не нашел. Тогда я решил, что успею поблагодарить его  за
доставленное удовольствие и на следующий день.
     Я вышел из здания, неторопливо спустился по  лестнице  и  направился  к
своей машине. Она уже ждала меня там. Я сел рядом с нею.
     - Это как раз возле виа Кавуар, - проговорила она.
     Мы выехали на виа Виктория Венето.  В  этот  поздний  час  движение  на
улице почти прекратилось, так что я доставил ее до  дома  за  десять  минут.
Всю дорогу она молчала, я тоже. Остановив машину  у  тротуара,  я  вылез  из
нее, обошел машину и распахнул дверцу. Выйдя на  мостовую,  Элен  посмотрела
по сторонам пустынной улицы.
     - Вы не зайдете? Я уверена, что нам найдется о чем поболтать.
     Я  снова  вспомнил,  что  она   дочь   патрона,   и   ответил   голосом
добродетельного старца:
     - Мне бы очень этого хотелось, но уже  поздновато.  Я  не  хочу  никого
беспокоить.
     - А вы никого и не сможете побеспокоить.
     Она прошла вперед. Мне осталось только выключить фары и  пойти  следом.
Я описываю эти  детали  только  потому,  чтобы  меня  потом  не  упрекали  в
напрасном легкомыслии. Вы можете мне не поверить, но если бы я знал,  что  в
квартире никого нет, меня бы туда на аркане не затащили.  Я  не  сомневался,
что нас встретит хотя бы горничная. И тем  не  менее,  я  испытывал  смутное
беспокойство, входя  в  ее  дом  в  столь  поздний  час.  Мне  было  страшно
подумать, что скажет Шервин Чалмерс,  если  ему  сообщат,  что  я  явился  с
визитом к его дочери поздним вечером, точнее без четверти  одиннадцать.  Мое
будущее и все мои честолюбивые мечты зависели только от  одного  человека  -
Шервина Чалмерса. Достаточно ему  выразить  неодобрение  моей  журналистской
деятельностью, и для меня навсегда закроются двери всех газет. В этом  плане
шутить с его дочерью было то же самое, что шутить с гремучей змеей.
     Обдумывая  позже  этот  эпизод,  я  понял,  что  Элен  тоже   старалась
действовать осторожно. Так, например, она одна вышла от Лючано, да и  машину
по ее приказу я остановил в двух сотнях футов от ее дома. Так  что  если  бы
кто-то из моих друзей и узнал бы мой заслуженный "бьюик", то  никак  не  мог
бы связать его с ее жилищем. Мы поднялись наверх в автоматическом лифте,  не
встретив ни единой живой души ни в холле, ни  в  коридоре.  Когда  она  сама
захлопнула за мной дверь и провела в полный цветов, слабо освещенный  салон,
я вдруг понял, что мы в квартире одни.
     Элен сбросила пальто на стул и подошла к роскошному небольшому бару.
     - Виски или джин?
     - Надеюсь, что мы здесь не одни?
     Она повернулась и насмешливо посмотрела на меня. При  ярком  свете  она
казалась еще более соблазнительной.
     - Как раз одни. Что в этом такого?
     Я почувствовал, как у меня моментально вспотели ладони.
     - В таком случае мне нельзя здесь оставаться. Вы должны понять...
     Она продолжала насмешливо смотреть на меня, приподняв брови.
     - Так вот до какой степени вы боитесь моего отца!
     - Это не значит, что я его боюсь, - возразил я с излишней  горячностью,
обозленный тем, что она нащупала  мое  больное  место...  -  Но  я  не  могу
оставаться один в большой квартире с  молодой  девушкой.  Есть  же  какие-то
нормы приличия...
     - Не смешите меня,  -  перебила  она  нетерпеливо,  -  вы  же  взрослый
человек. Неужто, если мужчина  и  женщина  остаются  в  квартире  одни,  они
должны превращаться в дикарей? Что за ханжество?
     - А что подумают люди?
     - Какие люди?
     И тут я спасовал. Ведь я знал, что в квартире  никого  нет,  а  как  мы
пришли, тоже никто не видел.
     - Могут заметить, когда я буду уходить... Ну и вообще...
     Она громко рассмеялась.
     - Ради Бога, перестаньте строить из себя святошу и садитесь сюда.
     Мне бы следовало схватить шляпу и бежать без оглядки. Если бы  я  тогда
это  сделал,  то  избежал  бы  многих  неприятностей.  Но   во   мне   живет
неистребимая жажда приключений, которая порой заглушает  голос  разума.  Она
победила и на этот раз.
     Я сел, послушно принял от нее стакан с американским  виски,  в  котором
плавали кусочки льда, и стал смотреть, как она готовит себе джин с тоником.
     Я уже четыре года в  Риме  и,  разумеется,  вел  далеко  не  монашескую
жизнь. Итальянки очень красивы и темпераментны, и  я  провел  с  ними  очень
много приятных часов, но в тот  момент,  любуясь  Элен  в  белом  платье,  я
говорил себе, что  это  мгновение  стоило  многих  часов.  Это  было  что-то
особое, отчего у меня прерывалось дыхание и кружилась голова.
     Она подошла к камину, облокотилась на него и улыбнулась  мне.  Понимая,
что  ищу  приключений   на   собственную   голову,   я   попробовал   начать
непринужденную беседу.
     - Как продвигается учеба в университете?
     - Это вздор, - ответила она  небрежно.  -  Университет  был  специально
придуман для отца, иначе он ни за что не отпустил бы меня одну из дома.
     - То есть, в университет вы не ходите?
     - Нет, конечно.
     - Но ведь он может об этом узнать.
     - Каким  образом?  Он  слишком  занят,  чтобы  думать   обо   мне.   Он
интересуется  только  своей  очередной  любовницей  и  самим  собой.  Я  его
стесняла. Тогда-то я и сказала, что хочу поехать в Рим  изучать  архитектуру
в университете. Ну, а Рим находится в тысячах  километрах  от  Нью-Йорка,  а
значит, полностью исключается возможность того, что я могу войти  неожиданно
в комнату в тот момент, когда он  пытается  внушить  очередной  охотнице  за
состоянием, что он гораздо моложе, чем выглядит на самом деле. Так  что  мое
предложение было принято с радостью.
     - Выходит, что очки в роговой  оправе,  прилизанные  волосы  и  уличные
туфли на низком каблуке - это только камуфляж?
     Я прекрасно понимал, что автоматически становлюсь ее  сообщником.  Если
когда-нибудь Чалмерс обнаружит обман, его гнев падет в такой  же  степени  и
на мою бедную голову, как и на дочку.
     - Естественно.  Дома  я  всегда  так  выглядела.  Папа  уверен,  что  я
примерная ученица, лишенная каких-либо интересов. Если  бы  он  увидел  меня
вот такой, какой я  выгляжу  сейчас,  он  немедленно  приставил  бы  ко  мне
какую-нибудь старую респектабельную даму с приказом всюду ходить за мной.
     - Вы немного циничны, верно?
     - Почему бы и нет!
     Она приблизилась ко мне и небрежно упала в низкое кресло.
     - Моя мать умерла, когда мне  было  десять  лет.  После  этого  у  отца
переменилось три жены, причем две первые были лишь ненамного старше,  чем  я
сейчас, а третья даже моложе меня. Я им нужна была, как эпидемия чумы.  Нет,
я предпочитаю жить сама по себе. Это куда веселее.
     Я был с ней вполне согласен. Вот только не веселилась  ли  она  того...
излишне?
     - Ведь вы совсем еще девочка. Вам надо жить по-другому.
     Она принялась смеяться.
     - Мне 24 года, и я совсем не девочка. Живу, как мне нравится.
     - Зачем вы мне все это рассказываете? А вы не боитесь, что я напишу  об
этом вашему отцу?
     Она отрицательно покачала головой.
     - Нет, вы этого не сделаете. Я говорила о вас  с  Джузеппе  Френци,  он
вас очень хвалил. Я бы не пригласила вас зайти ко мне, если бы не  была  так
уверена.
     - А для чего вы меня пригласили?
     Она пристально посмотрела на меня, и я не  поверил  своим  глазам.  Она
явно давала мне понять, что я могу за ней приударить.
     Нимало не смущаясь, она продолжала:
     - Вы мне нравитесь. Итальянцы быстро надоедают. Они так прямолинейны  и
утомительны. Я попросила Джузеппе привести вас на вечер. И вот мы здесь.
     Не думайте, что я не был польщен. Я видел, что мне надо  только  встать
и обнять ее, и она бы не сопротивлялась, но это  все  было  слишком  просто.
Слишком откровенно. Ее поведение шокировало меня. И о своей  работе  я  тоже
не забывал. Разумные соображения были  более  вескими  в  моих  глазах,  чем
заманчивая ночь с этой сиреной.
     Я поднялся.
     - Понятно... Что ж, уже слишком поздно. Меня  ожидает  работа,  которую
необходимо закончить сегодня же. Я бегу.
     Она поджала губы.
     - Нельзя же вот так сразу и уйти. Ведь вы только что пришли.
     - Очень сожалею. Мне надо идти.
     - Иными словами, вы не хотите оставаться.
     - Речь идет не о том, чего я не  хочу,  а  о  том,  чего  я  не  должен
делать.
     Она  подняла  руки  и  заложила  их  за  голову.  Это  один  из   самых
провокационных жестов из арсенала женщины. При  этом,  если  на  ней  надето
платье с декольте, получается полная  картина  всех  ее  прелестей.  А  Элен
добавила к этому такой взгляд, что я совсем было  уже  растаял,  но  все  же
каким-то чудом устоял.
     - Я хочу, чтобы вы остались...
     - Страшно сожалею, но мне действительно надо уходить.
     Надо было видеть, каким  взглядом  она  меня  наградила!  Потом,  пожав
плечами, процедила сквозь зубы:
     - Хорошо, идите, если вам не терпится.
     Она с видом оскорбленной королевы первой прошла в  холл.  Я  взял  свою
шляпу. Отворив с осторожностью дверь  на  лестницу,  она  сначала  выглянула
наружу, потом отступила, давая мне понять, что  путь  свободен.  Лишь  ценой
огромного усилия я заставил себя перешагнуть через порог.
     - Может быть, вы как-нибудь согласитесь пообедать со мной  или  сходить
в кино?
     - С большим удовольствием, - сказала она вежливо. - Спокойной ночи!
     С холодной улыбкой она сразу же захлопнула за мной дверь.


III

     Разумеется, дело на этом не могло окончиться,  хотя  я  искренне  этого
хотел. Отношения такого парня, как я, с девушкой, подобной  Элен,  рано  или
поздно обязаны стать запутанными.
     Забыть мне ее не удавалось. Я все  время  помнил,  какими  глазами  она
смотрела на меня, когда я убегал от нее. И это выбивало  меня  из  колеи.  Я
повторял себе, что избежал многих  неприятностей,  но  в  ней  было  столько
шарма, что все доводы разума  тускнели.  В  минуты  просветления  я  говорил
себе, что она погубила бы мою жизнь. Но тут же какой-то бес нашептывал:  "Ну
и черт с нею!"
     Дней пять или шесть я только о ней и думал. Я не  рассказывал  Джине  о
моей встрече с Элен, но Джина обладает  каким-то  шестым  чувством,  которое
позволяет ей точно судить о том, что происходит в  моей  душе.  Я  несколько
раз замечал, с каким  любопытным  и  несколько  озабоченным  выражением  она
смотрит на меня.
     В конце шестого дня я сдался. Эта  восхитительная  блондинка  настолько
захватила мои мысли, что я  просто  не  мог  работать.  И  я  решил  сделать
передышку. Поэтому, вернувшись домой, я все же позвонил Элен.
     Никакого ответа.
     На протяжении  вечера  я  трижды  звонил  безрезультатно,  и  лишь  при
четвертой попытке, уже около двух часов,  я  дождался  наконец,  что  кто-то
снял трубку.
     - Хэлло!
     - Эд Доусон у телефона.
     - Кто, кто?
     Я улыбнулся. Это было шито грубыми нитками. Можно было не  сомневаться,
что она во мне так же заинтересована, как и я в ней.
     - Позвольте освежить вашу память: я -  римский  корреспондент  "Уэстерн
Телеграмм".
     Тогда она рассмеялась.
     - Мне  одному  страшно  скучно.  Не  могли  бы  мы  встретиться  завтра
вечером? Если  у  вас  нет,  конечно,  более  интересного  занятия,  давайте
пообедаем у Альфреда?
     - Не вешайте трубку, пожалуйста. Мне  надо  заглянуть  в  мою  записную
книжку.
     Я  подождал,  понимая,  что  меня  разыгрывают.   Но   мне   это   было
безразлично. Минуты через две она вернулась к телефону.
     - Завтра не могу: я приглашена.
     Конечно, надо было  повесить  трубку,  высказав  сожаление.  Но  я  был
слишком взвинчен.
     - Когда же вы свободны?
     - Если вас это устраивает, то в пятницу.
     - Договорились. Пусть будет пятница.
     - Я бы не хотела  идти  к  Альфреду.  Вы  не  знаете  более  спокойного
уголка?
     Это меня отрезвило. Если я мог забыть о подстерегающей меня  опасности,
то Элен вовремя напомнила о ней.
     - Да-а-а, верно. А что вы скажете о симпатичном  ресторанчике  напротив
фонтана Треви?
     - Да, это то, что нужно.
     - Я заеду за вами? В котором часу?
     - В половине девятого.
     - Замечательно! До скорого свидания!
     До пятницы жизнь мне казалась лишенной интереса.  Я  видел,  что  Джина
очень беспокоится обо мне. Впервые за четыре  года  я  отвечал  ей  довольно
резко. Я ни на чем не мог сосредоточиться, и у меня пропал всякий интерес  к
работе, я думал только об Элен.
     Мы пообедали в маленьком ресторанчике.  Вообще-то,  все  было  довольно
неплохо, но я не заметил даже, что же нам  подали.  Говорил  я  невпопад.  У
меня было только одно  желание:  смотреть  на  нее.  Она  была  одновременно
холодной, далекой и вызывающей. Если бы она снова пригласила к  себе  домой,
я побежал бы бегом, послав ко всем чертям  свою  карьеру,  Чалмерса  и  свое
будущее. Но она этого не сделала, заявив, что поедет домой в такси. А  когда
я предложил проводить ее, недвусмысленно дала понять, что я ей на  этот  раз
не нужен. Так я и остался стоять в  дверях  ресторана,  глядя  вслед  такси,
пока оно не скрылось из виду... Потом  с  гудящей  головой  двинулся  пешком
домой. Эта встреча лишь усугубила мое  состояние.  Через  три  дня  я  снова
позвонил Элен и пригласил ее в кино.
     - Я очень занята, - ответила она, - и сомневаюсь,  что  сумею  выкроить
для этого время.
     - Надеюсь, что вы все же его  найдете.  Я  через  пять  дней  уезжаю  в
отпуск, так что мы долго не увидимся.
     - У вас месячный отпуск? - голос ее  слегка  оживился,  как  будто  это
известие ее занимало.
     - Да. Сначала я поеду в Венецию, потом в Исхию. На три недели.
     - С кем вы едете?
     - Один. Дело не в этом, как насчет кино?
     - Ну, не знаю. Я вам сама позже позвоню. Мне надо идти.  Кто-то  звонит
у парадного. - Она повесила трубку.
     Пять дней я ждал  ее  звонка,  и  наконец,  когда  уже  потерял  всякую
надежду и собрался сам напомнить о своем существовании, она позвонила:
     - Знаете, -  заговорила  она  с  места  в  карьер,  -  все  хотела  вам
позвонить, но не было ни единой свободной минутки. Чем вы сейчас заняты?
     Было уже двадцать минут первого. Я собрался ложиться спать.
     - Вы имеете в виду сию минуту?
     - Да.
     - Собрался ложиться спать.
     - Может быть, вы подъедете ко мне? Только не  оставляйте  машину  около
дома.
     Я ни капельки не колебался.
     - Хорошо, я еду.
     Я пробрался в ее квартиру  с  тысячами  предосторожностей,  чтобы  меня
никто не увидел. Входная дверь была открыта, так что  я  прямиком  из  лифта
юркнул в парадную.
     Элен разбирала в салоне  долгоиграющие  пластинки.  Она  была  одета  в
белый прозрачный пеньюар, распущенные волосы свободно падали  ей  на  плечи.
Она была красива и знала об этом. Повернувшись в мою сторону, улыбнулась.
     - Итак, вы нашли дорогу? - она положила пластинку.
     - Это было нетрудно сделать,  -  ответил  я,  закрывая  дверь.  -  Ведь
понимаете, что  мы  не  должны  этого  делать.  У  нас  могут  быть  крупные
неприятности.
     Она пожала плечами.
     - Никто не заставляет вас оставаться.
     Я приблизился к ней.
     - Я и не собираюсь этого делать. Почему вы позвали меня?
     - Ради Бога, Доусон! Расслабьтесь хотя бы на минутку!
     Теперь, когда я находился с ней  наедине,  разум  начинал  снова  брать
верх. Все было совсем не так, как в моих мечтах о  свидании.  Нет,  понимая,
что из-за нее я могу потерять место, я уже сожалел, что, поддавшись  порыву,
приехал сюда.
     - Я не могу не волноваться. Подумайте, как  я  могу  забыть  о  работе?
Если только ваш отец узнает, что я немного больше, чем  позволено,  вертелся
около вас - я пропал... Это правда, уверяю вас. Он может устроить  так,  что
я больше не смогу работать ни в одной газете.
     - Почему же вы вертитесь около меня? - удивленно спросила  она,  широко
раскрыв глаза.
     - Вы отлично понимаете, что я имею в виду.
     - Он этого не узнает. Откуда ему знать.
     - Не велика хитрость. Если меня увидят входящим или  выходящим  отсюда,
все раскроется.
     - Тогда надо постараться, чтобы вас никто не увидел. Не так уж трудно.
     - Я очень дорожу своей работой. В ней вся моя жизнь.
     - Да, романтиком вас не назовешь, - со смехом проговорила  она.  -  Мои
итальянские друзья не думают о своем положении, им нужна только я.
     - Но речь-то не о них, а обо мне.
     - Эд, прошу вас, сядьте и успокойтесь. Все равно вы  уже  у  меня,  так
что нечего себя накручивать.
     Я сел, твердя себе, что приходить сюда было чистейшим безумием.
     Она направилась к маленькому бару.
     - Скотч или американское виски?
     - Скотч, если можно.
     Я наблюдал за ней и мучительно размышлял  -  чего  ради  она  заставила
меня приехать к себе ночью. Обольщать меня она вроде не собиралась.
     - Да, Эд, чтобы не забыть, не посмотрите  ли  кинокамеру.  Я  ее  вчера
купила.  Мне  кажется,  кнопка  немного  заедает.  Вы  что-нибудь   в   этом
понимаете?
     Она указала мне на роскошный кожаный футляр, висевший на спинке  стула.
Я подошел и раскрыл его. Внутри была великолепная  камера  "Полароид-Болекс"
с телеобъективом, рассчитанная на шестнадцатимиллиметровую пленку.
     - Вот это да! Класс! Но что вы с ней  будете  делать?  Это  ведь  стоит
кучу денег.
     Она рассмеялась.
     - Да, дороговато, но я всегда хотела кинокамеру. Должно  же  у  девушки
быть хоть какое-то хобби? - Она бросила в стаканы