Садясь в "бьюик",  я
подумал о Феле и внутренне поежился.  "Получить  по  лицу  пистолетом  -  не
шутка, будет больно". "Миллион долларов никогда не дается легко", - сказал я
себе.
   Когда я позвонил у дома Сидни и Лоусон шел через вестибюль  открывать,  я
увидел Клода, выходившего из лифта.
   Лоусон открыл дверь и оба поздоровались со мной.
   Когда Лоусон  вернулся  к  себе  рысцой,  это  говорило  о  том,  что  по
телевизору идет хорошая передача. Клод сказал:
   - Мистер Сидни сегодня очень возбужден, мистер Ларри. Я с трудом уговорил
его пообедать. Надеюсь, вы поможете ему успокоиться.
   Подумав о предстоящем налете, я решил, что это маловероятно.
   - Приложу все старания, Клод, - ответил я. - Доброй ночи. - И я  пошел  к
лифту. Выйдя наверху из кабины, я проворно спустился по лестнице.  Достигнув
вестибюля,  я  остановился,  огляделся,  затем  быстро  пересек   вестибюль,
повернул механизм дверного замка, поставил его на предохранитель и  поспешил
к лестнице. Как я  и  предвидел,  открыть  входную  дверь  оказалось  совсем
просто.
   Сидни примчался на звонок и распахнул дверь настежь.
   - Входи, милый мальчик! - воскликнул он. - Его глаза искрились.  -  Обед,
наверно, был ужасный?
   - Скверный. - Я закрыл дверь и, взяв его под  руку,  провел  в  гостиную,
зная, что дверь осталась незапертой. - Она колеблется. Я не думаю, чтобы  ее
муж захотел тратиться, но  я  повстречал  Кэлшота  и  ему  нужен  браслет  с
изумрудами и рубинами. Он придет завтра... очередная цыпочка.
   - Бог с ним... иди посмотри мои эскизы.
   Идя вслед за ним к столу, я взглянул на часы. Десять минут одиннадцатого.
Через двадцать минут здесь будет твориться черт знает что.  Я  почувствовал,
что слегка вспотел и, достав платок, вытер ладони.
   - Смотри! - Он разложил на столе четыре эскиза. - Как тебе нравится?
   Я склонился над ними, почти ничего не видя от волнения.
   - Тебе не кажется, что вот этот превосходен? - Он  положил  свой  длинный
изящный палец на второй с краю рисунок.
   Я овладел собой и усилием  воли  прогнал  пелену,  застилавшую  глаза.  В
течение нескольких секунд я разглядывал эскизы. Он превзошел себя.  Тот,  на
который он показывал, был лучшим  образцом  ювелирного  дизайна,  когда-либо
виденного мною. Я выпрямился.
   - Ты гений, Сидни! Ошибки быть не может! Это как раз то, что нужно,  и  я
даю слово, что продам это за два миллиона.
   Он жеманно улыбнулся, извиваясь от удовольствия.
   - Мне, правда, казалось, что здесь все как надо, ну а теперь, раз ты  так
говоришь...
   - Давай сравним его с колье.
   Он удивился.
   - Но зачем?
   - Я хочу сравнить огранку камней с твоим рисунком. - Я заговорил  хриплым
голосом и был вынужден остановиться, чтобы прочистить горло.
   - Понимаю... да...
   - Он повернулся, пересек комнату, снял картину и повторил свой  секретный
ритуал с дверцей сейфа.
   Я посмотрел на часы: еще пятнадцать минут.
   Он принес колье и положил на стол.
   - Садись, Сидни, и давай сравним их.
   Он обошел стол, а я стал у него за спиной, и мы оба посмотрели сперва  на
колье, потом на рисунок.
   -  Изумительно,  -  сказал  я.  -  Ты  прекрасно  уловил   душу   камней.
Представляешь, как это будет выглядеть, когда Чан сделает ожерелье?  Мне  не
терпится отвезти это ему.
   Он обернулся в кресле.
   - Когда ты сможешь выехать?
   - В понедельник.  Завтра  зайду  в  бюро  путешествий.  В  Гонконге  буду
где-нибудь в среду. Придется провести неделю с Чаном, чтобы  убедиться,  что
он начал правильно, потом я вылечу обратно.
   Он кивнул.
   - Хорошо. Как,  по-твоему,  сколько  тебе  понадобится  времени  для  его
продажи?
   - Дело нелегкое. Не знаю. Я уже составил список, кому предложить. На  эту
работу у Чана уйдет два месяца. Как только он закончит, я приступлю.
   - Ты не можешь мне дать хоть какое-то представление?
   Я смотрел на него, не понимая, куда он клонит.
   - Вряд ли это возможно, Сидни. Может месяц, а может и восемь месяцев. Два
миллиона не мелочь.
   Он заерзал в кресле.
   - Видишь ли, Ларри, я застраховал колье на девять месяцев. На этот период
я добился особого тарифа, но взносы всетаки чертовски  высоки.  Если  мы  не
продадим его в течение девяти месяцев, придется платить  больше,  а  мне  не
хотелось бы.
   Я замер, прикованный к месту.
   - Ты его застраховал?
   - Ну, конечно, дорогуша. Не вообразил же ты, что я отпущу тебя в Гонконг,
в такую даль, не застраховав его? С тобой может случиться все,  что  угодно.
Может произойти несчастный  случай  -  Боже  упаси!  Три  четверти  миллиона
чертовски большая сумма, чтобы ею рисковать.
   - Да. - Мое сердце гулко колотилось. - Где ты его застраховал?
   - Как всегда... в "Нэйшнл Финделита". У меня вышла страшная стычка с этим
ужасным Мэддоксом! Я его ненавижу! Он  такой  материалист!  В  конце  концов
пришлось пойти к одному из директоров, чтобы получить скидку. Мэддокс  хотел
взять с меня чуть ли не вдвое.
   Мэддокс!
   - Мне тоже приходилось иметь с ним дела, и я  считал  его  самым  тертым,
упорным и проницательным из всех экспертов по  страховым  искам,  человеком,
который нюхом чует преступление даже прежде, чем  оно  задумано.  Он  и  его
помощник Хармас Стив раскрыли больше страховых  афер  и  посадили  в  тюрьму
больше  людей,  пытавшихся  обманом  получить  деньги,  чем  все   остальные
страховые инспекторы, вместе взятые.
   Зная, что я побледнел, я отвернулся и медленно подошел к большому окну  с
раздвинутыми шторами.
   Паника  парализовала  мой  рассудок.  Ограбление  отменяется!  Нужно  его
остановить! Но как? Мозг  отказывался  работать,  однако  я  понимал,  какие
роковые последствия имела бы попытка осуществить мой замысел  теперь,  когда
на заднем плане появился Мэддокс.
   Как ни проворна полиция Парадайз-Сити, ей далеко до Мэддокса. Я  вспомнил
случай, когда шеф полиции Террел был  рад  получить  помощь  от  следователя
Мэддокса, Стива Хармаса, и именно Хармас раскрыл кражу ожерелья Эсмальди,  а
также убийство.
   - В чем дело, Ларри?
   - Голова разбаливается, чтоб ее! -  Я  обхватил  голову  руками,  пытаясь
сообразить, что делать. В следующую секунду я понял, как до смешного  просто
предотвратить ограбление. Нужно только пересечь комнату, выйти  в  прихожую,
спустить предохранитель замка и Рея с Фелом не смогут войти.
   Что они станут делать? А что они смогут сделать, кроме  как  уйти  и  при
следующей встрече изругать меня.
   - Я принесу тебе аспирин, - сказал Сидни, вставая.  -  Нет  ничего  лучше
аспирина, золотко.
   - Ничего, я сам найду, - я двинулся к двери. - Он в ванной,  в  шкафчике,
верно?
   - Позволь мне...
   Тут дверь с треском распахнулась и я понял, что опоздал.
   Позже, вспоминая этот вечер, я имел возможность понять,  почему  операция
закончилась катастрофой. Вина за ошибку  цели4  -  99  ком  лежала  на  мне.
Несмотря  на  длительное  обдумывание  и  тщательную  разработку  плана,   я
совершенно  неправильно  представлял,  как   будет   реагировать   Сидни   в
критической обстановке. Я был  так  уверен,  что  этот  изящный,  изнеженный
педераст с его суетливыми повадками трусливее мыши и съежится от  ужаса  при
малейшей угрозе насилия! Если бы не ошибка в  оценке  его  характера,  я  не
оказался бы в своем теперешнем положении,  но  я  был  убежден,  что  он  не
доставит хлопот и не задумывался над этой важнейшей частью операции.
   Я шел к двери, а Сидни выходил из-за стола, когда  дверь  распахнулась  и
ворвался Фел, а за ним Рея.
   Фел надел парик и очки.  В  руке  у  него  был  кольт.  Сзади  него  Рея,
спрятавшая рыжие волосы под  черной  косынкой,  закрывавшая  лицо  огромными
зеркальными очками, с  пистолетом  тридцать  восьмого  калибра  в  обтянутой
перчаткой руке, тоже выглядела грозно.
   - Стоять на месте! - завопил Фел леденящим кровь голосом. - Руки вверх!
   Я двигался к нему. И хотел остановиться, но ноги несли меня сами. Мы были
почти рядом, когда он взмахнул рукой. Я  уловил  его  движение  и  попытался
увернуться, но ствол пистолета с сокрушительной силой ударил меня по лицу  и
внутри моего черепа полыхнула белая вспышка. Я упал  навзничь,  ошеломленный
ударом, чувствуя, как по лицу стекает в рот теплая кровь.  Мой  правый  глаз
стремительно заплывал, но левый отмечал происходящее.
   Я  видел,  как  Сидни  схватил  нож,  служивший  для  вскрывания   писем:
антикварный предмет, обошедшийся ему не в одну тысячу долларов,  которым  он
очень гордился. Он бросился на Фела, словно разъяренный  бык,  бледный,  как
пергамент, с  выпученными  глазами.  У  него  был  вид  человека  не  только
взбешенного до неистовства, но и одержимого жаждой убийства.
   Я видел, как Рея попятилась и вскинула пистолет, оскалив зубы в  свирепой
гримасе. В тот момент, когда Сидни сделал  выпад  в  сторону  Фела,  который
стоял неподвижно, словно остолбенев, блеснула  вспышка  и  раздался  грохот.
Острие кинжала впилось в руку Фела и брызнула кровь.  Затылок  Сидни  лопнул
красным грибом и он повалился с глухим стоном.
   Клубы  порохового  дыма  поднимались  к  потолку.  Фел  сделал  несколько
неверных шагов назад, зажимая руку. Кое-как я поднялся на четвереньки.
   Я уставился на тело Сидни. Что-то ужасно белое с кровью начало сочиться у
него из затылка. Он был мертв. Это я понимал. Сидни! Мертв! У  меня  во  рту
что-то отделилось. Я выплюнул  зуб  на  персидский  ковер.  На  четвереньках
подполз к нему, желая прикоснуться к нему, вернуть его к  жизни,  но  в  тот
момент, когда я почти добрался до него, надо мной появилась тень Реи.
   Я замер, стоя на четвереньках, и,  роняя  капли  крови  изо  рта,  поднял
голову. Напротив стояло большое зеркало. Я  увидел  ее  отражение.  Огромные
зеркальные очки, белые зубы, губы, растянутые в злорадной усмешке, делали ее
похожей на демона, явившегося из ада.
   Она держала пистолет за ствол. Уставясь на ее отражение, я видел, как она
размахнулась и обрушила на мою голову сокрушительный удар рукояткой.
   Когда ко мне вернулось сознание, я еще не знал, что пять  дней  пробыл  в
коматозном состоянии, перенес операцию мозга, и что врачи дважды отступались
от меня, считая мертвым.
   Первой весточкой из мира жизни, в который я возвращался, словно  всплывая
сквозь темную воду, был звук человеческой речи. Я всплывал все выше и  выше,
не  захлебываясь,  чувствуя  только  ленивое,  происходившее  помимо   воли,
движение к поверхности и вслушиваясь в голос, звучавший где-то совсем рядом,
и слова говорившего постепенно приобретали смысл. Он говорил:
   - Слушайте, док, сколько еще,  по-вашему,  мне  придется  торчать  здесь,
дожидаясь, когда парень очнется? Я нужный человек в управлении. Пока я  сижу
здесь, дело стоит. Господи, да ведь я просидел здесь пять распроклятых дней!
   Управление? Полиция? Пять дней?
   Я лежал неподвижно, уже чувствуя в голове пульсирующую боль. Второй голос
произнес:
   - Он может выйти из комы в любую минуту, а  может  лежать  так  несколько
месяцев.
   - Месяцев? -  первый  повысил  голос.  -  Неужели  вы  ничего  не  можете
сделать... скажем, укол какой или  еще  что-нибудь?  Если  я  просижу  здесь
несколько месяцев, то сам впаду в такое же состояние и тогда у вас на  руках
будет два пациента.
   - Сожалею... но придется ждать.
   - Здорово... ну и что мне делать? Заняться йогой?
   - Неплохая мысль, мистер Лепски. Это часто приносит очень большую пользу.
   Наступила пауза, затем человек, которого назвали Лепски, спросил:
   - Значит, вы не можете вытащить его из этой проклятой комы?
   - Нет.
   - И так может продолжаться месяцами?
   - Да.
   - Черт! И везет же мне! Ладно, док, выходит, придется мне сидеть.
   - Похоже на то.
   Последовал звук шагов, пересекающих комнату, открылась и закрылась  дверь
и человек, по имени  Лепски,  фыркнул,  встал  и  заходил  по  комнате.  Его
беспокойные  движения  служили  звуковым  фоном  для   моих   раздумий   над
услышанным. Если бы только не так сильно болела голова и мысли были пояснее.
Усилием воли я заставил себя вспомнить прошлое. Я снова увидел тот  страшный
момент, когда Рея убила Сидни, видел,  как  она  поднимает  пистолет,  видел
вспышку,  слышал  грохот  и  видел,  как  голова  бедного  смельчака   Сидни
взрывается, превращаясь в месиво крови и мозгов.
   Какой же я дурак! Почему я недооценивал его храбрость? Я вспомнил, как он
бросился на Фела с кинжалом для разрезания бумаг в  руке...  на  что  сам  я
никогда не отважился  бы,  видя  направленный  на  меня  пистолет.  Это  был
сумасшедший, безрассудный, но великолепный  поступок,  на  который  способен
только настоящий храбрец. Когда они ворвались  в  комнату.  Сидни,  наверно,
сразу понял, что им нужно колье, но не знал, что колье, которое  он  пытался
защитить, было стеклянным, и он отдал жизнь понапрасну.
   Итак, он мертв. Теперь я понял, в какое невообразимо скверное положение я
попал, и у моей постели сидит полицейский, ожидая, когда я приду  в  себя  и
заговорю. Подозревают ли они, что я как-то замешан в ограблении и  убийстве?
Нет, это, конечно, маловероятно. Как  реагировал  Мэддокс,  узнав,  что  его
фирме придется платить три четверти миллиона  долларов?  Зная  его,  следует
ожидать, что, не желая выплачивать такую огромную сумму,  он  будет  копать,
копать  и  копать,  пока  не   отыщет   какое-нибудь   доказательство   моей
причастности к убийству.
   Что ж, у меня есть время. Если я буду лежать тихо, не подавая  виду,  что
уже пришел в себя, мне может быть удастся  придумать  какой-нибудь  выход...
какой-нибудь способ спастись.
   Я услышал, как открылась дверь. Женский - голос сказал:
   - Ваш ленч готов, мистер Лепски. Я посмотрю за ним.
   - Ладно, детка. Если он хотя бы моргнет, зовите меня. Что за ленч?
   - Тушеная говядина.
   - Это точно говядина, а не собачатина?
   Она захихикала.
   - У сестры-хозяйки пропала кошка.
   - Вот-вот! Фу ты! До чего же я невезучий! - Затем дверь закрылась.
   Я слышал, как сестра села, потом зашелестели книжные страницы. Я вернулся
к своим размышлениям.
   Рея и  Фел  унесли  стеклянное  колье,  Фел  ранен.  Привлек  ли  выстрел
чье-нибудь внимание? Не увидел ли их кто-нибудь, когда они  выходили?  Может
быть они уже арестованы и все рассказали. Может  быть  именно  поэтому  меня
разыскивают. Я не сомневался, что если Рея попалась, она выдаст меня. Но как
об этом узнать? По выражению ее лица, мелькнувшему в зеркале, я  понял,  что
она хотела убить меня, так же, как и Сидни.
   Но если я выживу... а я, видимо, выживу... и если  их  схватили,  они  не
будут молчать.
   Мне хотелось поднять руки и сжать ими мою больную голову, но я  преодолел
побуждение. Нужно выиграть время. Нужно притвориться,  что  я  все  еще  без
сознания.
   А если Рея и Фел скрылись? Что они  будут  делать?  Они  похитили  колье,
стоимостью, как им казалось, не менее  миллиона  долларов.  Они  знали,  что
любой неверный шаг обернется для них катастрофой. Предпримут ли они  попытку
продать его? Я предупредил их, что  ни  один  мелкий  скупщик  краденого  не
притронется к нему. Не будут ли они настолько безрассудными,  чтобы  теперь,
когда над ними повисло обвинение в убийстве, обращаться к барыге? И все же я
подозревал, что Рея, с ее врожденной алчностью, может оказаться  неспособной
противиться искушению, и попытается обратить колье в деньги.
   Но зачем думать о них? Раз мне суждено выжить, надо подумать о себе.
   Предположим, полиция или Мэддокс - особенно Мэддокс  -  заподозрят  меня?
Предположим,  они  получат  ордер  и  откроют  мой  сейф?  Как   они   будут
реагировать, обнаружив настоящее колье?
   И  тут  я  увидел  проблеск  надежды...  выход  из  положения   и,   боже
милосердный, как я в нем нуждался!
   Я лежал неподвижно, но моя больная голова работала на полных оборотах  и,
наконец, мне стало казаться, что я могу спастись... если только  полиция  не
настигла Рею и Фела. При этом условии, я буду в безопасности. Я смогу надеть
намордник Мэддоксу. Смогу вернуться в магазин. Теперь,  когда  Сидни  мертв,
Том Люс предложит  мне  стать  партнером.  Без  моего  опыта  магазин  может
перестать приносить доход.
   У меня вдруг спала тяжесть с души, сменившись спокойствием и надеждой.
   Все еще может устроиться, но лишь при условии, что Рея и Фел не попались.
   Хотя почему они должны попасться? Даже если их видели выходящими из дома,
никто не в состоянии их опознать. Пока они не сделают какую-нибудь глупость,
вроде попытки продать колье, ни им, ни мне, конечно же, ничего не грозит.
   Но Рея? Я вспомнил слова Дженни!
   "Она одержима мыслью разбогатеть.  Она  никак  не  желает  примириться  с
фактом, что если хочешь денег, их надо заработать...  она  говорит,  что  не
хочет ждать так долго".
   Но Рея далеко не глупа. Она  наверняка  осознает,  несмотря  на  соблазны
поскорее получить деньги, что  стоит  ей  попытаться  продать  колье  и  она
пропала.
   В этот момент я услышал стук в дверь, сестра встала и пересекла комнату.
   - Хелло, мисс Бакстер, - сказала она.
   - Как он? - спросила Дженни.
   - Все так же.
   Дженни здесь!
   Лишь большим усилием воли я заставил  себя  не  открывать  глаз.  Слишком
рано. Нужно сделать вид, что я возвращаюсь  к  жизни  медленно,  так,  чтобы
иметь возможность  отступить  в  притворный  обморок,  если  полиция  станет
прижимать меня.  Сознание  того,  что  Дженни  приехала  в  Парадайз-Сити  и
интересуется моим состоянием, подействовало на меня, как бодрящая инъекция.
   - Можно на него посмотреть?
   - Конечно.
   Я лежал, закрыв глаза,  и  с  сильно  бьющимся  сердцем  прислушивался  к
движениям у моей постели.
   - Как плохо он выглядит. - Огорчение в голосе Дженни очень много для меня
значило.
   - Ничего удивительного. Он перенес операцию мозга и держался на  волоске,
но  доктор  Саммерс  говорит,  что  теперь  опасность  позади.  Надо  только
подождать, пока он придет в себя.
   Прохладные пальцы прикоснулись к моему запястью...  пальцы  Дженни.  Меня
подмывало открыть глаза, взглянуть на нее, увидеть  ее  небрежно  зачесанные
волосы и выражение доброты в заботливых глазах, но для этого еще  не  пришло
время. Ради собственной безопасности я должен был ждать.
   Потом послышался звук открывавшейся двери и другой голос, голос Лепски:
   - Если это была кошка сестры-хозяйки, то  мне  по  душе  ленч  из  кошки.
Приветствую, мисс Бакстер, - продолжал он. - Видите, он без изменений.
   - Да. - Я услышал вздох Дженни. - Вы известите меня, когда  он  придет  в
себя, сестра?
   - Конечно.
   Шорох, шаги. Я не осмеливался даже  приподнять  век,  слыша,  как  Лепски
устраивается на стуле возле меня.
   Потом закрылась дверь... Дженни ушла.
   - Она мне нравится, - сказал Лепски. - Есть в ней чтото такое... Влюблена
в него... верно?
   - Да, - согласилась сестра.
   - Угу. - Наступила длинная пауза, затем Лепски продолжал:
   - Пару месяцев назад меня произвели в детективы первого разряда. Трудно в
это поверить, как мною помыкают. Сижу и сижу в этой проклятой палате день за
днем! Они хотят внушить мне, будто это очень важно.
   - Я просто не могу понять, в чем тут дело, - сказала сестра. - Вот вы  бы
мне объяснили. Я читала  все  газеты,  но  там  ничего  толком  не  сказано,
написано только, что мистера Фремлина убили. Как все это понимать?
   - Строго между нами, мы и сами  не  знаем.  Ждем,  пока  Карр  очнется  и
расскажет, что же там стряслось. Мы считаем, что украдена  какая-то  большая
ценность, только не знаем, какая. Значит, не понимаете, в чем тут дело... Ну
так нас с вами пара.
   Я слушал с напряженным вниманием.
   - Но ведь у вас есть какие-то улики? - спросила сестра.
   - Детка, вы читаете слишком много детективов. - В голосе  Лепски  звучала
горечь. - Нам только известно, что мужчина и женщина ворвались  к  Фремлину,
убили его, вывели  из  строя  Карра  и  смылись.  У  нас  есть  их  описание
внешности. Ночной сторож слыш