епски  был  страшно  голоден.  Он
перемешал  содержимое  кастрюли  вилкой,  вздохнул,  потом  подцепил   кусок
пережаренного мяса и положил его на  тарелку.  Парадоксально,  но  картошка,
морковь и лук были недожаренными. Едва он отрезал первый кусочек  мяса,  как
Кэрол села рядом с ним. Он положил мясо в рот и принялся жевать.
   - Я добавила вино и коньяк в это рагу,  -  сказала  она.  -  Как  ты  его
находишь?
   - Без сомнения, съедобным, - стоически ответил  Лепски.  -  Что  касается
мяса.., козла...
   Кэрол насторожилась. Малейшая критика ее кулинарных способностей  служила
предлогом для ссоры.
   - Осторожнее в выражениях, Лепски. Это седло ягненка!
   Лепски невозмутимо продолжал жевать.
   - Не может быть!
   Он попытался отрезать кусок картошки, но она  соскользнула  с  тарелки  и
упала на пол.
   - Лепски! Ты  ешь,  как  свинья!  -  закричала  Кэрол.  -  С  тобой  одни
неприятности. Ты не хочешь жевать. Нужно резать  на  мелкие  кусочки.  Люди,
понимающие в еде, едят медленно.
   - Где топор, что я тебе купил? - спросил Лепски. - Нужно держать  его  на
столе для разрубания мяса.
   Кэрол одарила его убийственным взглядом.
   - Сходи к дантисту, Лепски.
   Она поднялась, направилась к  телевизору  и  включила  его.  Лепски  тихо
застонал и принялся резать мясо на маленькие кусочки.
   Как правило, последнее слово всегда оставалось за Кэрол.

Глава 4

   Спрятавшись за полуоткрытой дверью гостиной,  Амелия  Грэг  слушала,  как
Рейнольдс разговаривал с копами.
   Амелии Грэг, высокой, крепко сложенной женщине, перевалило за  пятьдесят.
Волосы у нее  были  черные.  Круглое  лицо  наштукатурено  так  сильно,  что
казалось неживым.
   Она вздрогнула, услышав, как один из  копов  поинтересовался  пиджаком  с
пуговицами в виде мяча для гольфа. Еще раз она вздрогнула,  когда  Рейнольдс
ответил, что отдал его в  Армию  спасения.  Этот  пиджак,  весь  испачканный
кровью, сейчас находился в котельной вместе  с  серыми  брюками  и  туфлями,
принадлежащими ее сыну.
   Она подошла к застекленной двери и проводила глазами копов,  спускавшихся
по аллее. Потом прижала руки к груди и тяжело села в большое комфортабельное
кресло.
   С того времени, как ее муж несколько месяцев назад погиб в  автомобильной
катастрофе, жизнь ее стала совершенно невыносимой.
   С бешенством и изумлением она узнала, что Грэг завещал все свое состояние
Криспину. Более того, он особо отметил, что Криспин должен  выдавать  деньги
матери по своему усмотрению.
   После несчастного случая нотариус Грэга передал ей  конверт,  на  котором
было написано:
   "Вскрыть после моей смерти". Прочитав письмо,  Амелия  поняла,  что  Грэг
отомстил ей за все. Он писал:

   "В твоей жизни есть только две вещи, которые тебя  интересуют:  деньги  и
сын. С рождения Криспина ты рассматривала меня только  как  источник  денег.
Зная, что наш сын унаследовал твои  качества,  я  решил  оставить  все  свое
состояние ему, в надежде, что он заставит  испытать  тебя  все  то,  что  ты
заставила испытать меня. Ты никак не  сможешь  аннулировать  это  завещание.
Если Криспин когда-нибудь умрет, то все мои деньги будут переданы в институт
по исследованию раковых болезней, а  ты  будешь  получать  только  ежегодную
пенсию в десять тысяч долларов.
   Ты увидишь: как только Криспин поймет, что больше не зависит от тебя,  он
покажет свое настоящее лицо, и ты пожнешь плоды твоего воспитания. Когда  ты
прочтешь это, я буду мертв, а Криспин  жив.  Будь  внимательна,  Амелия.  Он
будет безжалостным  тираном,  и  эта  мысль  меня  радует.  Ты  всегда  была
настолько эгоистична и настолько поглощена сыном, что не понимала, что он не
такой, как другие. Ты сможешь убедиться в  этом,  когда  он  унаследует  мое
состояние.
   Сайрос Грэг".

   Когда Амелия  прочитала  это  письмо,  она  рассмеялась.  Какие  глупости
написал этот старый дурак!
   Независимый? Криспин? Она снова рассмеялась.  Криспин  полностью  от  нее
зависел. И так будет всегда. В течение двадцати лет она его воспитывала. Она
не хотела, чтобы он учился в школе или университете. Образование он  получил
дома, занимаясь с хорошими преподавателями. Мысль о том, что  Криспин  может
соприкоснуться с различными пороками, была для нее совершенно невыносимой.
   С ранних лет Криспин проявил замечательные способности к  рисованию.  Она
поощряла это увлечение. Он работал в специально оборудованной мастерской  на
последнем этаже их дома, что позволяло ей постоянно наблюдать за сыном.  Она
ничего не понимала в его странных и безумных  картинах.  Он  рисовал  черное
небо,  сверкающую  луну  и  оранжевое  море.  Она   проконсультировалась   с
экспертом, который просмотрел несколько дюжин пейзажей Криспина. Не  слишком
кривя душой и отрабатывая хороший гонорар, он заявил, что Криспин необычайно
талантлив. Но он умолчал, что, по его мнению, эти пейзажи свидетельствуют не
только об исключительных данных, но и о безумном складе ума.
   Что за глупость - говорят, что Криспин не такой, как  другие.  Она  снова
начала смеяться.
   Не такой, как другие?!!
   Она знала это очень хорошо. Криспин был не только великим художником,  но
и ее сыном! Разумеется, он не такой, как другие!
   Тем не менее  предположение,  что  Криспин  станет  независимым,  получив
деньги, смутило ее, хотя и было абсурдным.
   Она тогда же решила поставить все точки над "i" и поднялась в  мастерскую
Криспина, но его там не  было.  Там  она  обнаружила  большую  незаконченную
картину, на которой была изображена лежащая на  оранжевом  песке  женщина  с
раскинутыми ногами, вытянутыми  руками  и  со  струйкой  крови,  текущей  из
влагалища.
   Амелия с ужасом смотрела на нее. Современное искусство - это  современное
искусство, но это...
   Она нахмурилась. Нужно, чтобы он прекратил рисовать такие  вещи.  Но  где
он?
   Рейнольдса она нашла в холле. Он был у них на службе около двадцати  пяти
лет. Муж не любил его  и  хотел  от  него  избавиться,  но  Амелия  проявила
твердость. Рейнольдс преданно ей служил  и  к  тому  же  умел  обращаться  с
Криспином.
   Мало-помалу она стала доверять ему, спрашивать у него совета,  как  вести
себя с мужем и потом - по мере того как Криспин рос - как наилучшим  образом
добиться чего-либо  от  сына.  Советы,  которые  он  давал,  устраивали  ее.
Рейнольдс никогда не излагал своей точки зрения без  просьб  с  ее  стороны.
Впоследствии она обнаружила, что он неизлечимый алкоголик.  И  так  как  она
была хитра, то поняла, что для него единственный шанс выжить  -  остаться  у
нее  на  службе.  Такое  положение  вещей  ее  устраивало.  Она  никогда  не
спрашивала, куда девается виски.
   - Где мистер Криспин? - спросила она. - В мастерской его нет.
   Рейнольдс в упор посмотрел на нее:
   - Он в кабинете мистера Грэга. Амелия насторожилась.
   - В кабинете? А что он там делает? Рейнольдс поднял брови.  Этот  человек
экономил слова.
   Помрачнев, Амелия бросилась по коридору, ведущему в кабинет мужа, открыла
дверь и заглянула. Эта большая комфортабельная комната была убежищем Сайроса
Грэга. Здесь, устроившись за огромным  письменным  столом,  он  проворачивал
свои многочисленные дела. Амелия редко сюда заходила. Для  нее  было  ударом
увидеть сына сидящим в кресле отца за его столом, заваленным бумагами.
   - Что ты здесь делаешь? - грубо и властно спросила она.
   Криспин,  держа  карандаш  в  длинных  аристократических  пальцах,  делал
какие-то пометки. Он слегка нахмурился, потом поднял глаза.
   Глаза у него были цвета опала. Эти глаза могли подействовать  на  любого,
но не на Амелию.
   - Мой отец умер. Отныне это мой  кабинет,  -  ответил  он  с  металлом  в
голосе.
   Амелия почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь. Ее сын  никогда  не
разговаривал с ней таким тоном.
   - И все же - что ты здесь делаешь? - спросила она, беря себя  в  руки.  -
Послушай, Криспин, позволь мне заниматься всем этим. Ты ничего не  понимаешь
в делах отца, а я их знаю. Хотя отец и оставил все тебе, но  ты  не  сможешь
обойтись без моей помощи. Если тебя это интересует, давай  работать  вместе.
Но я думаю, что тебе лучше заниматься живописью, а дела оставить мне.
   -  Я  тебе  не  оставлю  ничего,  -  спокойно  ответил  Криспин.   -   Ты
повластвовала достаточно. Теперь мой черед, и я  этого  никому  не  уступлю.
Слишком долго я этого ждал.
   Амелия была потрясена. От гнева ее  лицо  покраснело,  даже  густой  слой
пудры не мог скрыть этого. Она заорала:
   - Как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном? Поднимись немедленно в
мастерскую и не забывай, что я твоя мать!
   Криспин положил карандаш, скрестил на столе руки и наклонился  вперед.  В
его глазах загорелись такие искорки, что Амелия отступила.
   Ее сын был точной  копией  ее  дяди,  умершего  восемнадцать  лет  назад.
Потрясенная, она уставилась на Криспина.
   Когда  ей  было  десять  лет,  Мартин,  брат  ее   матери,   пытался   ее
изнасиловать. И вот, глядя на своего сына, она находила его  ужасно  похожим
на Мартина, и та сцена вдруг всплыла в ее памяти... В тот день  ее  родители
уехали на какой-то прием. Они сказали, что Мартин  отведет  ее  пообедать  в
ресторан. Она обрадовалась, так как дядя Мартин, хоть и слыл оригиналом, все
же был забавен. Высокий, стройный, с волосами соломенного цвета, совсем  как
Криспин. Он был немного художник и  одевался  довольно  эксцентрично.  Питал
слабость к белым рубашкам и бутылочного  цвета  бархатным  костюмам.  Друзья
подозревали, что он гомосексуалист,  но  это  было  не  так.  Его  тянуло  к
маленьким девочкам. В десять лет Амелия находила его романтичным.
   Когда мажордом-негр оставил их одних, дядя Мартин спросил, куда она хочет
поехать обедать. С юных лет она любила шик и назвала самый дорогой ресторан.
   Выразив согласие, дядя сказал:
   - Хорошенькие маленькие девочки, которые хотят, чтобы их водили в дорогие
места, должны не только брать, но и давать.
   Затем со странной улыбкой, которая превратила его в  жуткого  незнакомца,
он заключил ее в объятия. Следующие мгновения  остались  кошмаром  в  памяти
Амелии. В возрасте десяти лет она была сильным  ребенком.  Когда  рука  дяди
забралась под платье между ее ногами, она сильно ударила  его  по  лицу.  Ее
вопли привлекли внимание негра и слуги, и  те  прибежали  в  комнату.  Им  с
трудом удалось оторвать от нее  дядю  Мартина,  который  крепко  ее  держал.
Воспользовавшись свалкой, она убежала в свою комнату и  заперлась  на  ключ.
Несколько позже слуга,  с  которым  она  поддерживала  дружеские  отношения,
рассказал ей, что дядя Мартин попал в сумасшедший дом  и  там  кончил  жизнь
самоубийством. Родители ей ничего не  говорили,  она  тем  более  ничего  не
спрашивала.
   И вот сейчас ее сын как две капли  воды  походил  на  дядю  Мартина.  Она
вспомнила, что написал ей муж: "Ты не понимаешь, что Криспин не  такой,  как
другие. Ты поймешь это, когда он унаследует мое состояние".
   Амелия посмотрела на сына и поняла, что  потеряла  над  ним  власть.  Она
поняла, что он такой же, как дядя Мартин.
   - Держи... - Он протянул ей листок бумаги. -  Возьми  и  прочитай.  Решай
сама. А теперь оставь меня.
   Дрожащими пальцами она взяла листок  и,  неуверенно  шагая,  вернулась  в
гостиную.
   Рейнольдс, белый как полотно, подслушивал у двери. Потом он прошел к себе
в комнату, налил тройную  порцию  виски  и  медленно  выпил.  Затем  вытащил
носовой платок, вытер бледное лицо, снял свой жилет, галстук и направился  в
гостиную. В дверях он остановился.
   Амелия подняла глаза и знаком пригласила его войти.
   Рейнольдс осторожно закрыл дверь, подошел к ней  и  взял  листок  бумаги,
который она ему протянула.
   - Прочитайте это, - сказала  она.  Инструкции  Криспина  были  составлены
Абелем Левинсоном, нотариусом его отца. В соответствии с ними у  Амелии  был
выбор: либо она остается и занимается управлением нового дома своего сына, в
этом случае она будет получать пятьдесят тысяч долларов в год, либо, если ей
это не подходит, она будет получать ежегодную ренту в десять тысяч  долларов
и может жить, где захочет.
   Этот дом  будет  продан.  Десять  человек  персонала  будут  уволены,  за
исключением  Рейнольдса,  который  должен  будет  в  новом  доме  руководить
прислугой, которую Криспин наймет. Жалованье Рейнольдса будет  увеличено  на
тысячу долларов в год. Если ему это не подходит, он будет уволен.
   - Он сошел с ума! - прошептала Амелия. - Он пошел по тому же пути, что  и
мой дядя! Что делать?
   Рейнольдс подумал о виски, которое он сможет покупать на  лишнюю  тысячу.
Перспектива остаться без работы его ужасала. Он ответил:
   - Я полагаю, мадам, вы примете эти условия. Позвольте сказать вам, что  я
давно подозревал, что мистер Криспин ненормальный. Нам остается только ждать
и надеяться.
   Первый раз за свою жизнь Амелия заплакала.
   Этот разговор между Амелией и Рейнольдсом состоялся шесть месяцев  назад.
За это время большой дом был продан.  Криспин,  Амелия,  Рейнольдс  и  худая
негритянка неопределенного возраста, которую звали  Крисси,  перебрались  на
виллу на Акация-авеню, найденную и купленную Левинсоном.
   Несмотря на проигранную партию, Амелия должна была признать, что этот дом
был хорош. У нее была спальня и гостиная, у Рейнольдса - большая  комната  в
задней части дома. Крисси поместили в  маленькую  комнату  рядом  с  кухней.
Криспин  занимал  весь  второй  этаж.  Там  были  спальня,  большой  холл  и
мастерская. На лестничной площадке дверь, ведущая в его апартаменты,  всегда
была закрыта. Только Крисси имела право раз в неделю  заходить  туда,  чтобы
сделать уборку.
   Крисси была глухонемой. Ни Амелия, ни Рейнольдс не могли общаться с  ней.
Амелия подозревала, что Криспин нанял ее именно поэтому. Прекрасная кухарка,
она делала свою работу вполне добросовестно, а свободное время  проводила  у
телевизора. С виллы она выходила только за покупками. Рейнольдс  думал,  что
она может читать по губам. Он предупредил Амелию, чтобы она была  осторожна,
когда рядом находится Крисси.
   Амелия лишь изредка, мельком, видела сына. За  последние  месяцы  они  не
обменялись ни  единым  словом.  На  лестничной  площадке,  рядом  со  всегда
закрытой дверью в апартаменты Криспина, стоял  стол.  Рейнольдс  должен  был
приносить ему еду на подносе, стучать в дверь и затем  уходить.  Криспин  ел
очень немного. На завтрак - рыбный салат или омлет, - на  ужин  -  маленький
бифштекс или куриное мясо.
   Время от времени он выходил из мастерской и куда-то уезжал  на  "роллсе".
Амелия, которая следила за ним, спрятавшись за шторами, предполагала, что он
навещает нотариуса. Она также предполагала, что, запершись в мастерской,  он
рисует.
   Она смирилась с тем, что больше не имеет власти над сыном, но, по крайней
мере, у нее около пятидесяти тысяч на расходы. Она продолжала вести активную
светскую жизнь и была прекрасным игроком в бридж. Новость о том, что Криспин
унаследовал все состояние отца, стала известна всем. Ей выражали  сожаление,
когда был продан большой  дом.  Амелия  объясняла,  что  Криспин  -  великий
художник и целиком посвятил себя  живописи.  Его  нельзя  беспокоить  ни  по
какому поводу. Она также говорила, что только, может быть, Пикассо  является
его  соперником.  Друзья  украдкой  посмеивались.  Ее  часто  приглашали  на
коктейли или ужины к знакомым. Она в ответ приглашала людей в многочисленные
рестораны Парадиз-Сити и объясняла еще раз, что сын настолько  чувствителен,
что она не может принимать гостей дома.
   Однако Амелия не переставала думать о том, чем  ежедневно  занимается  ее
сын, запершись наверху. Сгорая от  любопытства,  она  решила  это  выяснить.
Однажды случай представился. Крисси ушла  за  покупками,  Криспин  уехал  на
машине. Она позвала Рейнольдса.
   - Как вы думаете, мы сможем пробраться наверх, Рейнольдс?
   - Думаю, да, мадам. Я уже осмотрел замки и смогу открыть их.
   - Тогда пошли сейчас же!
   Рейнольдсу понадобилось несколько минут, чтобы открыть дверь. Они  вместе
вошли в мастерскую и очутились словно в кошмарном сне.
   На громадных картинах, развешанных на стенах, были  изображены  настолько
мерзкие сцены, что Амелия почувствовала себя плохо. Тема  этих  картин  была
одна: голая девушка, изображенная с удивительной фотографической  точностью,
лежала на оранжевом песке пляжа под кроваво-красной  луной  и  почти  черным
небом. Она была обезглавлена, выпотрошена и разрезана на куски.
   В углу ателье, на подставке, стоял большой  портрет,  очень  напоминавший
Амелию. Из окровавленного рта торчали мужские ноги в красно-белых  полосатых
брюках: костюм для уик-энда ее мужа. Черноволосую  голову  венчали  покрытые
шерстью рога.
   Долгое   время   она   внимательно   рассматривала   картину,   потом   в
полубессознательном состоянии с помощью Рейнольдса спустилась по лестнице.
   Он оставил ее в гостиной, а сам, шатаясь, прошел в спальню, чтобы  выпить
хорошую порцию виски. После этого,  слегка  взбодрившись,  но  все  еще  под
впечатлением увиденного, он поднялся наверх и закрыл дверь.
   Вернувшись в гостиную, он  налил  коньяка  для  Амелии.  Она  выпила  его
маленькими глотками, потом спросила:
   - Что будем делать? Это ужасно! Он совершенно сошел с ума!  Возможно,  он
даже опасен!
   Рейнольдс вновь подумал о кошмаре, которым  станет  его  жизнь,  если  он
потеряет работу.
   - Мадам, будем ждать и надеяться. Ничего другого мы сделать не можем.
   Амелия, думая о том, какой станет ее  жизнь  на  десять  тысяч  долларов,
кивнула.
   И они ожидали, но бесполезно.
   Именно на следующий день после убийства Дженни Бендлер  Рейнольдс  сделал
ужасное открытие. Он нашел Амелию у телевизора.
   - Мадам, - произнес он прерывающимся  голосом,  -  пройдемте  со  мной  в
котельную.
   - Котельную?
   Она взглянула на  него  и,  увидев  потное  бледное  лицо,  почувствовала
внезапный страх.
   - Что случилось?
   - Пожалуйста, мадам,  пройдемте.  Он  повернулся  и  пошел  по  коридору.
Поколебавшись, она, очень взволнованная, последовала за ним  в  подвал,  где
находилась котельная.
   - Смотрите, мадам, - прошептал он, показывая на что-то пальцем.
   Она посмотрела на кучу одежды, лежавшую на полу, и  узнала  пиджак  мужа,
который очень нравился Криспину, он носил его часто по поводу и без  повода.
Она также узнала серые брюки Криспина,  его  рубашку  и  туфли.  С  растущим
ужасом заметила, что вся одежда покрыта пятнами, по всей видимости, крови. К
пиджаку был приколот листок бумаги. На нем красивым почерком  Криспина  было
написано: "Немедленно уничтожьте одежду".
   Они переглянулись. Амелия повернулась, поднялась по лестнице и,  шатаясь,
вошла в гостиную. Рейнольдс бросился к себе в комнату, налил большую порцию,
проглотил ее и, пошатываясь, пошел к хозяйке.
   Амелия сидела уставившись на  экран  телевизора.  Говорил  Пит  Хэмилтон.
Неподвижная как статуя, она слушала описание преступления.
   "Кто-то ведь должен скрывать этого  ужасного  сумасшедшего,  -  сказал  в
заключение Хэмилтон. - Его одежда должна быть в крови".
   У Амелии было такое ощущение, будто репортер смотрит ей прямо в глаза.
   "Я обращаюсь к  человеку,  который  предоставил  убежище  этому  опасному
безумцу, - жене, матери, отцу или другу, - и прошу  немедленно  связаться  с
полицией. Этот человек может  совершить  новое  преступление.  Пока  его  не
обнаружат, ни одна  женщина  нашего  города  не  может  чувствовать  себя  в
безопасности".
   Дрожащей рукой Рейнольдс выключил телевизор.
   - Я не могу в это поверить! - стонала Амелия. - Боже! Неужели это  сделал
Криспин? Нет! Он не способен на это! - Вспомнив жуткие картины, которые  она
видела в ателье, она вздрогнула. - Рейнольдс! Нам  нужно  молчать!  Если  он
действительно совершил это ужасное преступление, я буду обесчещена. Я  этого
не перенесу! Мои друзья! Они все от меня отвернутся! Чем станет моя жизнь? Я
не могу в это