мидесяти тысяч долларов в год. Я стану
гражданином  Швейцарии,  уплачу  соответствующий налог и буду устроен на всю
жизнь.
     Я  был  доволен тем, как повел себя с Реей. Теперь я не сомневался, что
она  перестала  относиться  ко мне с подозрением, а это было важно. Услав ее
во  Фриско,  а  Фела  в  Луисвилл,  я обеспечил себе свободу маневра. Многое
теперь  зависело  от  того, вызовет ли Сидни полицию после ограбления. С ним
надо  проявить крайнюю осторожность. Он будет в ужасном состоянии и разъярен
до  бешенства.  Когда  он  такой,  то с трудом поддается контролю. Нужно его
предостеречь,  и  очень  убедительно.  Ведь если делом займется полиция, Том
Люс,  несомненно,  узнает  о  делишках  Сидни.  Все  зависело  от  того, что
перевесит:  ярость  Сидни  или  его  страх  перед  Люсом.  Я делал ставку на
второе.  В  18.35  я  поднялся к себе. Вспомнив, что предполагается, будто я
ужинаю  с  Джонсонами,  я принял душ, побрился и переоделся в темный костюм.
Хотя  я  проделывал  все это медленно, у меня оставалось еще три с половиной
часа  до  начала  акции.  Я  налил себе почти неразбавленного виски и уселся
перед  телевизором,  но не смог заставить себя увлечься программой. Выключив
его,  я  принялся ходить взад и вперед по гостиной, волнуясь и нервничая, то
и  дело  поглядывая  на  часы.  В  желудке  начались  спазмы, но виски сняло
неприятные  ощущения.  Ни с того ни с сего я вдруг вспомнил о Дженни и решил
поговорить  с  ней.  Полистав  записную  книжку,  я  нашел телефон городской
больницы  Луисвилла  и  позвонил  туда.  После недолгого ожидания послышался
голос Дженни:
     - Алло?
     - Приветствую  тебя,  -  я  сел, неожиданно чувствуя, как меня покидает
напряжение. - Говорит ваш старый коллега. Как здоровье, Дженни?
     - Ларри?   -   Неприкрытая  радость  в  ее  голосе  сразу  подняла  мне
настроение.  -  Как  мило,  что вы позвонили. У меня все отлично. Я уже могу
ковылять на двух палочках.
     - Вы уже ходите? Это замечательно. Когда вас выпишут?
     - В  конце  будущей  недели.  Я  жду  не  дождусь поскорее уйти отсюда.
Скажите, Ларри, у вас все хорошо?
     Интересно,   как  бы  она  реагировала,  сообщи  я  ей,  что  собираюсь
совершить ограбление.
     - Полный  порядок.  Работаю на прежнем месте. Вот договорился поужинать
с клиентами. Почти собрался уходить, когда вспомнил о вас.
     - Я  тоже  о  вас  думала.  Как  я рада, что вы уехали из этого города.
Луисвилл не для вас.
     - Может быть, и так. И все же иногда я по нему скучаю и о вас тоже.
     Мне   вдруг  захотелось  снова  ее  увидеть,  но  я  понимал,  что  это
невозможно.  Через  четыре-пять  дней  я  отправлюсь  в  Европу и, вероятно,
никогда  больше  сюда  не  вернусь.  Мне вспомнились ее небрежно причесанные
волосы, ее энергия, ее доброта.
     - Через  несколько  дней я буду вынужден съездить в Европу. Бизнес есть
бизнес. Иначе я с удовольствием повидался бы с вами.
     - О!  - последовала пауза, потом она продолжала: - Вы долго пробудете в
отъезде?
     - Точно  не  знаю. Все зависит от обстоятельств. Может быть, придется и
в Гонконг завернуть. Да, это займет порядочный срок.
     - Понятно.  Что  ж,  доброго  вам  пути,  -  в  ее  голосе  прорезалась
безнадежная  нотка,  сказавшая  мне, что она расстроена. Я смотрел на стену,
но  ничего  не видел перед собой. Я думал об одиночестве, которое ждало меня
впереди.  Изгнанник  в  чужой  стране.  Я  даже не знаю ни одного языка. Все
выглядело  совсем иначе, будь со мной Дженни. С такими деньгами мы смогли бы
устроить  чудесную  жизнь.  Такие  мысли  шевелились  у  меня в голове, в то
время, как она говорила:
     - У  вас  наверняка  светит  солнце.  Здесь же оно ужасное. Бывают дни,
когда так хочется увидеть настоящее солнце.
     Я  подумал  о  том, как весело и интересно было бы показать ей Гонконг,
но  тут же с чувством тягостного уныния осознал, что теперь поздно. Я не мог
сказать  ей:  "Поедем  со  мной!"  Я  не мог вот так, без всякой подготовки,
ошарашить  ее подобным предложением. И потом, она ведь пока не может ходить.
Нет,  поздно.  Уезжать нужно через несколько дней после ограбления, пожалуй,
в следующий понедельник. Оставаться здесь чересчур опасно.
     - Солнце  здесь чудесное, - сказал я, только чтобы не молчать. - Я буду
писать, Дженни. Ладно, время позднее, береги себя.
     - И вы тоже.
     Мы  обменялись еще несколькими стандартными фразами, я положил трубку и
теперь  сидел,  уставившись  в  стену.  Неужели я люблю ее? Я задумался. Мне
начинало  казаться,  что  это  так,  но  вот  любит ли она меня? Может быть,
оказавшись  в  безопасности  в  Швейцарии,  я  напишу  ей  и поведаю о своих
чувствах?  Я  попрошу ее выехать ко мне и вышлю авиабилет. Мне казалось, что
она  согласится  приехать.  Я  посмотрел  на  часы.  Ждать  еще более двух с
половиной  часов. Не в состоянии больше торчать в четырех стенах, я вышел из
дома  и поехал в магазин "Интерфлора", открытый допоздна. Там я сделал заказ
на  букет  роз  для  Дженни  и  написал  карточку,  в  которой  обещал скоро
связаться  с  ней. Понимая, что нужно что-то поесть, я поехал оттуда в отель
"Спаниш-бей" и зашел в бар. Там заказал сандвич с семгой и рюмку водки.
     Там  меня увидел и сел рядом поболтать один из моих давнишних клиентов,
Джек  Калшот,  богатый  биржевой  маклер,  с  лицом заправского выпивохи. Мы
поговорили  о  том, о сем. Он сказал, что подыскивает браслет с изумрудами и
рубинами, и выразительно подмигнул:
     - Не  для  жены,  сам  понимаешь.  Я  нашел  такую цыпочку, огонь-баба!
Только нужен подход. Найдется что-нибудь в этом роде, Ларри?
     Я  сказал,  что  это  не  проблема,  стоит  только завтра зайти к нам в
магазин.  Еще  час  я  провел,  выслушивая  его болтовню. С ним было полезно
поддерживать  знакомство. От него я не раз получал полезные биржевые советы.
Где-то  в  глубине  подсознания  вертелась мысль, что вскоре все изменится -
еще  одна  перемена  обстановки.  Интересно,  найду ли я друзей в Швейцарии?
Судя   по   тому,  что  слышал  о  швейцарцах,  они  не  особенно  привечают
иностранцев,  но,  по  крайней  мере,  я был верен, что там обязательно есть
американская колония, в которой я заведу знакомства.
     Наконец  стрелки  моих часов показали без четверти десять. Я попрощался
с  Калшотом,  который  пообещал  зайти  в магазин завтра часов около десяти.
Садясь  в  машину,  я  подумал о Феле и внутренне поежился. Получить по лицу
пистолетом  -  не шатко. Будет больно. Но миллион долларов никогда не дается
легко.
     Когда  я  позвонил у подъезда и Лоусон вышел открывать, я увидел Клода,
выходившего  из  лифта.  Лоусон открыл мне дверь, и они оба поздоровались со
мной.  Когда  Лоусон  рысцой  вернулся  в  дежурку,  заметив,  что сейчас по
телевизору интересная передача, Клод сказал:
     - Мистер  Сидни  сегодня  непривычно возбужден. Я с трудом уговорил его
поужинать. Надеюсь, вы успокоите его?
     Подумав о предстоящем налете, я решил, что это маловероятно.
     - Приложу все старания, Клод. Доброй ночи.
     Я  пошел к лифту. Выйдя наверху из кабины, я проворно спустился вниз по
лестнице.  Достигнув  вестибюля,  я  осмотрелся.  Лоусон  торчал  в дежурке,
откуда  раздавался звук работающего телевизора. Я отпер замок и поставил его
на  предохранитель,  а  затем поспешил вверх по лестнице. Как я и предвидел,
открыть  входную  дверь  было  совсем  просто.  Сидни  примчался на звонок и
распахнул дверь настежь.
     - Входи,  мой  милый  мальчик!  - воскликнул он. Его глаза искрились. -
Ужин, наверное, был ужасный?
     - Скверный.
     Я  закрыл  дверь  и,  взяв Сидни под руку, провел в гостиную, зная, что
дверь осталась незаперта.
     - Она  колеблется.  Не  думаю,  что  ее  муж  захочет  тратиться.  Но я
встретил  Калшота,  и  ему  нужен браслет с изумрудами и рубинами. Он придет
завтра. У него появилась очередная цыпочка.
     - Бог с ним. Иди посмотри на эскизы.
     Идя  вслед  за  ним  к  столу,  я  взглянул  на часы. Было десять минут
одиннадцатого.  Через двадцать минут здесь будет твориться черт знает что. Я
почувствовал, что слегка вспотел, и, достав платок, вытер ладони.
     - Смотри! - он разложил на столе четыре эскиза. - Какой тебе нравится?
     Я склонился над ними, почти ничего не видя от волнения.
     - Тебе  не кажется, что вот этот превосходен? - он положил свой длинный
изящный  палец  на  второй  с  краю  рисунок. Я овладел собой и усилием воли
прогнал пелену, застилавшую мне глаза.
     В  течение  нескольких  минут  я разглядывал эскизы. Тот, на который он
показывал,  был  лучшим  произведением  дизайна, когда-либо виденным мной. Я
выпрямился.
     - Ты  -  гений,  Сидни! Ошибки быть не может! Вот то, что нужно, и я не
я, если не продам это за два миллиона долларов!
     Он жеманно улыбнулся, извиваясь от удовольствия.
     - Мне  и  самому  казалось,  что  здесь  все  как надо, но раз и ты так
говоришь...
     - Давай сравним это с колье.
     - Но зачем? - он удивленно смотрел на меня.
     - Я  хочу  сравнить действительную огранку камней с твоим рисунком. - Я
говорил  хриплым  голосом  и  был  вынужден  остановиться,  чтобы прочистить
горло.
     - Понимаю... Да.
     Он  повернулся,  снял  картину  со  стены и повторил секретный ритуал с
дверцей сейфа. Я кинул взгляд на часы. Оставалось еще пятнадцать минут.
     Он принес колье и положил его на стол.
     - Садись, Сидни, и давай сравним их.
     Он  обошел  стол  и  уселся, а я встал у него за спиной, и мы некоторое
время изучали рисунок, а потом колье.
     - Изумительно!   -  сказал  я.  -  Ты  прекрасно  уловил  игру  камней.
Представляешь,  как  все это будет выглядеть, когда Чан закончит работу? Мне
не терпится отвезти это к нему.
     Он посмотрел на меня.
     - Когда ты сможешь выехать?
     - В  понедельник. Завтра зайду в бюро путешествий и разработаю маршрут.
В  Гонконге  я  буду  где-нибудь  в среду. Придется провести неделю с Чаном,
дабы убедиться, что он все начал правильно. Ну а потом выеду обратно.
     Он кивнул.
     - Как по-твоему, сколько времени понадобится, чтобы продать это колье?
     - Дело   нелегкое.   Я   уже   составил   список   имен  предполагаемых
покупателей.  На  работу  у Чана уйдет два месяца. Как только он закончит, я
приступлю к делу.
     - Ты не можешь дать мне хоть какое-то представление о сроках?
     Я смотрел на него, не понимая, куда он клонит.
     - Вряд  ли  это  возможно,  Сидни. Может, месяц, а может, и все восемь.
Два миллиона не мелочь.
     Он заерзал в кресле.
     - Видишь  ли,  Ларри,  я  застраховал  колье на девять месяцев. На этот
период  я добился особого тарифа, но взносы все же чертовски высоки. Если мы
не  продадим  колье в течение восьми месяцев, придется платить больше, а мне
этого не хотелось бы делать.
     Я замер, пригвожденный к месту.
     - Ты его застраховал?
     - Ну  конечно,  дорогуша.  Не  вообразил  же  ты,  что  я отпущу тебя в
Гонконг,  в  такую  даль, не застраховав камни. С тобой может случиться все,
что  угодно.  Может  произойти  несчастный  случай, Боже упаси. Три четверти
миллиона - чертовски большая сумма. Я не хотел бы подвергать ее риску.
     - Да! - мое сердце гулко колотилось. - Но где ты его застраховал?
     - Наши  люди... "Нэшнл Фиделити". У меня произошла пренеприятная стычка
с  этим ужасным Мэддаксом. Фу, как я его ненавижу. Он ужасный материалист! В
конце  концов  пришлось пойти к одному из директоров, чтобы получить скидку.
Мэддакс хотел содрать с меня чуть ли не вдвое.
     Мэддакс!
     Мне  случалось  иметь с ним дело, и я не без основания считал его самым
тертым,  проницательным  и  компетентным  человеком  в страховом бизнесе. Он
нюхом  чует  преступление,  даже если оно только задумано. Он и его помощник
Стив  Хармас  раскрыли  больше  страховых  афер  и  посадили в тюрьму больше
мошенников, чем все остальные страховые инспектора, вместе взятые.
     Зная,  что  побледнел,  я  отвернулся и медленно подошел к окну. Паника
парализовала  мой  рассудок.  Ограбление  отменяется! Нужно его отменить! Но
как?  Мозг отказывался работать, однако я понимал, какие роковые последствия
имела  бы  попытка  ограбления,  когда на сцене появился Мэддакс. Я вспомнил
случай,  когда  шеф  полиции  Парадиз-Сити Террел был рад получить помощь от
следователя  Мэддакса Стива Хармаса, и именно Хармас раскрыл тайну похищения
ожерелья Эсмальди и убийство.
     - В чем дело, Ларри?
     - Голова раскалывается, что б ее!
     Я  обхватил  голову  руками,  пытаясь  сообразить,  что  же  делать.  В
следующую  секунду я понял, как до смешного просто предотвратить ограбление.
Нужно  только пересечь гостиную, выйти в прихожую и запереть. Рея с Фелом не
смогут  войти,  вот  и  всего  делов!  Что  они  станут делать? А что им еще
остается  делать, как уйти, и при следующей встрече изругать меня последними
словами.
     - Я  принесу  тебе аспирин, - сказал Сидни, вставая. - Нет ничего лучше
аспирина в таких случаях.
     - Ничего,  я  сам  найду,  -  я поспешно двинулся к двери. - Таблетки в
ванной, в шкафчике, правильно?
     - Позволь мне...
     Тут дверь с треском распахнулась, и я понял, что опоздал.


     Позже,  вспоминая  тот  вечер,  я  понял,  почему  операция закончилась
катастрофой.  Вина  за  ошибку  целиком лежала на мне. Несмотря на детальную
разработку   и   тщательное  обдумывание  плана,  я  совершенно  неправильно
представлял,  как  в  критической  обстановке  будет  действовать Сид. Я был
совершенно   уверен,   что   этот  изнеженный  педераст,  с  его  суетливыми
движениями,  трусливее  мыши, и что он съежится от ужаса при малейшей угрозе
насилия.
     Если  бы  не ошибка в оценке этого характера, я не оказался бы сейчас в
своем  теперешнем  положении.  Но  я  был  так  убежден,  что он не доставит
хлопот,  что  не  обдумывал  эту  важнейшую часть операции. Я шел к двери, а
Сидни  приподнимался  из-за  стола,  когда  дверь с треском распахнулась и в
гостиную  ворвался  Фел,  а  следом  за  ним Рея. Фел облачился в битловский
парик  и  зеркальные очки. В руке он держал безобразный автоматический кольт
сорок  пятого  калибра.  Сзади него маячила Рея, спрятавшая рыжие волосы под
черной   косынкой,   закрывая   пол-лица  огромными  зеркальными  очками.  С
револьвером  тридцать  восьмого  калибра  и  в перчатках, она тоже выглядела
достаточно грозно.
     - Стоять  на  месте!  -  завопил  Фел  леденящим  кровь голосом. - Руки
вверх!
     Я  двигался  к  нему.  Хотел  остановиться,  но  ноги  сами несли в том
направлении.  Мы  были  почти  рядом,  когда  он  взмахнул  рукой.  Я уловил
движение  и попытался увернуться, но ствол револьвера с сокрушительной силой
ударил меня по лицу и внутри моего черепа полыхнула ослепительная вспышка.
     Я  упал  навзничь,  ошеломленный  ударом, чувствуя, как по лицу стекает
теплая  липкая  кровь.  Мой  правый  глаз  стремительно  заплывал,  но левый
бесстрастно фиксировал происходящее.
     Я  видел,  как Сидни схватил кинжал Борджиа, служивший ему для вскрытия
писем,  -  антикварный предмет, обошедшийся не в одну тысячу долларов. Сидни
очень  гордился  этой  вещицей. Он бросился на Фела, словно разъяренный бык,
бледный,  как  пергамент,  с выпученными глазами. У него был вид человека не
только взбешенного до неистовства, но и одержимого манией убийства.
     Я  видел,  как  Рея  попятилась  и  вскинула  револьвер, оскалив зубы в
свирепой  гримасе.  В  тот  момент, когда Сидни сделал выпад в сторону Фела,
застывшего  столбом,  блеснула  вспышка и послышался грохот выстрела. Острие
кинжала впилось в руку Фела, брызнула кровь.
     Затылок  Сидни  разлетелся  кровавыми  сгустками, и его тело рухнуло на
пол с глухим стуком.
     Завитки  порохового  дыма  поднимались  к потолку. Фел сделал несколько
неверных  шагов  назад,  зажимая рану на руке. Кое-как, с лицом, раздираемым
болью,  я  поднялся  на четвереньки, с ужасом уставясь на тело Сидни. Что-то
ужасное,  серое  сочилось из его головы и заливалось кровью. Он был мертв! Я
выплюнул  зуб на двухсотлетний ковер Сидни и на четвереньках подполз к нему,
желая  прикоснуться,  вернуть  его  к  жизни. Но в тот момент, когда я почти
добрался  до  него, надо мной нависла Рея. Я замер, стоя на четвереньках, и,
роняя  капли  крови,  попытался  поднять  голову. Прямо напротив меня стояло
большое  зеркало.  Я  видел  в  нем  ее отражение: огромные зеркальные очки,
белые  зубы,  губы,  растянутые  в  злобной  усмешке,  делали  ее похожей на
демона,  явившегося  из  кошмарного  сновидения.  Она  держала  револьвер за
ствол.
     Уставясь  на ее отражение, я видел, как она размахнулась и обрушила мне
на голову страшный удар рукояткой.


     Когда  я  пришел  в  сознание, я не знал, что пять долгих дней пробыл в
коматозном  состоянии,  перенес  операцию на мозге, и врачи дважды отступали
от меня, считая мертвым.
     Первой  весточкой  из  мира  живых,  в  который  я  возвращался, словно
всплывая  сквозь  темную  воду,  был  звук человеческой речи. Я всплывал все
выше,  не захлебывался, чувствуя только ленивое, против моей воли движение к
поверхности,   вслушиваясь  в  звучащий  рядом  голос,  и  слова  постепенно
приобрели смысл. Голос говорил:
     - Слушайте,  док,  сколько  еще, по-вашему, мне придется торчать здесь,
дожидаясь,  пока  малый  очнется. Я первый человек в управлении. Пока я сижу
здесь,  дело стоит. Господи, да я просидел здесь уже целых пять распроклятых
дней!
     Управление? Полиция? Пять дней?
     Я  лежал  неподвижно,  уже  чувствуя в голове пульсирующую боль. Второй
голос произнес:
     - Он  может  выйти  из  комы  в  любую  минуту,  а  может пролежать так
несколько месяцев!
     - Месяцев!   -  говоривший  повысил  голос.  -  Неужели  ничего  нельзя
сделать,  доктор.  Укол  или  еще что-нибудь. Если я проведу здесь несколько
месяцев, то сам впаду в кому. Тогда у вас на руках будет два пациента.
     - Сожалею, но придется ждать.
     - Здорово! Ну и что же прикажете делать? Заняться йогой?
     - Неплохая  мысль,  мистер  Лепски.  Йога  часто приносит очень большую
пользу.
     Наступила пауза, затем человек, которого назвали Лепски, спросил:
     - Значит, вы не можете вытащить его из этой проклятой комы?
     - Нет.
     - И так может длиться месяцами?
     - Я же вам уже сказал.
     - Черт возьми! Ну и везет мне! Ладно, док, выходит надо сидеть.
     - Похоже на то.
     Последовал  звук  удаляющихся  шагов,  открылась  и  закрылась дверь, и
человек  по  имени  Лепски  фыркнул,  встал  и  заходил  по моей палате. Его
беспокойные  движения  служили  мне  звуковым фоном для размышлений. Если бы
только не так сильно болела голова, да мысли были пояснее.
     Усилием  воли  я  заставил себя вспомнить прошлое. Я снова вспомнил тот
страшный  момент,  когда  Рея  убила  Сидни,  видел вспышку выстрела, слышал
грохот  и  видел,  как голова бедного Сидни взрывается, превращаясь в месиво
крови и мозгов.
     Какой  же  я дурак! Почему недооценил его храбрость? Я вспомнил, как он
бесстрашно  бросился на Фела с кинжалом Борджиа в руке, на что я сам никогда
бы  не  отважился, видя направленный в грудь револьвер. Это был сумасшедший,
безрассудный,   но   великолепный   поступок,  на  который  способен  только
настоящий  храбрец.  Когда  они ворвались в гостиную, Сидни, вероятно, сразу
понял,  что им нужно колье, но он не знал, что оно стеклянное, и отдал жизнь
понапрасну.
     Итак,  он  мертв.  Теперь  я попал в невообразимо скверное положение. У
моей  постели  день  и  ночь  дежурит полицейский, ожидая, когда я заговорю.
Подозревают ли они, что я как-то замешан в ограблении и убийстве?
     Нет,  это,  конечно,  маловероятно.  Как реагировал Мэддакс, узнав, что
его  компании  придется  выплатить три четверти миллиона долларов? Зная его,
следует  ожидать, что, не желая платить, он будет копать до тех пор, пока не
док