конверт. Конверт забираешь,
кладешь в сумочку. Только чтобы никто не видел. Поняла?
     Она облизнула губы.
     - А  почему  ты  сам  не  поедешь?  Зачем  посылаешь  меня?  - внезапно
охрипшим голосом спросила она.
     Чак свирепо глянул на нее.
     - Опять старые песни?
     Она дернулась, как от удара.
     - Нет... я все сделаю.
     - Вот  и  умница.  С конвертом вернешься прямо сюда. Пок будет за тобой
наблюдать. Имей это в виду.
     С каменным лицом она взглянула на него.
     - Кто такой Пок?
     Он осклабился, потом кивнул.
     - Молодец,  делаешь  успехи...  но  помни,  ты под присмотром. А теперь
вперед.
     Она  подхватила  свою  обшарпанную  сумочку  и  вышла. Он прислушался к
звуку  ее  удаляющихся шагов, потом, убедившись, что она ушла, сам сбежал по
деревянным  ступеням, кивнул толстяку-индейцу, сидящему за своим столиком, -
и оказался на залитом солнцем берегу.
     Он  быстро  пробирался сквозь толпу. Вот и остановка... Он спрятался за
лотком  с  бананами.  Мег  и  еще несколько человек стояли и ждали автобуса.
Вскоре он приехал, и Мег поднялась в салон.
     Едва  автобус ушел, Чак побежал к причалу, где запарковал "бьюик". Лихо
газуя  по  боковым  улочкам,  он примчался в аэропорт на десять минут раньше
автобуса.   В  вестибюле  аэропорта  он  огляделся  -  найти  место,  откуда
просматриваются   телефонные   будки,   а   самому   при   этом   оставаться
незамеченным.
     Устроившись  около  газетного  киоска,  он  увидел:  в вестибюль быстро
вошла Мег. Направилась прямиком к будке А, и он удовлетворительно кивнул.
     Вроде не паникует. Не трясется от страха.
     Она  вошла  в  будку, закрыла за собой дверь. И вдруг... мышцы живота у
Чака  завязались  тугим узлом. Откуда ни возьмись появились два детектива. В
штатском,  но  он  готов  был  поклясться, что это детективы: рослые, гладко
выбритые,  подтянутые,  широкоплечие и целеустремленные. Они взрезали толпу,
приближаясь к линии телефонных будок... на лбу у Чака выступила испарина.
     Выдаст  ли  его Мег? Эта мысль пришла первой. Надо рвать когти, уносить
из  города  ноги  к  чертовой  матери! Он оцепенел от страха, просто стоял и
смотрел.
     Детективы   неожиданно  поменяли  курс  и  остановились  перед  молодым
индейцем-семинолом, только что вошедшим в вестибюль.
     Чак  смахнул пот с подбородка и перевел дыхание. Детективы препроводили
индейца  в  угол  и  устроили  ему  перекрестный  допрос.  Он  протестовал и
размахивал руками, а люди стояли, разинув рты.
     Опомнившись,  Чак  перевел взгляд на будку А - оттуда как раз вышла Мег
и  направилась  к  выходу.  Она  не видела того, что произошло десять секунд
назад, но шла слишком быстро... подозрительно быстро.
     Чака снова сковал страх.
     Вдруг  один  из  полицейских  сейчас  обернется  и увидит ее? Куда это,
интересно,  эта  крошка  так  спешит?  Но Чак тревожился напрасно. Детективы
увлеченно допрашивали индейца.
     На  негнущихся  ногах  Чак  вышел  из  аэропорта.  Вон и Мег, садится в
автобус. Он поспешил к своему "бьюику".
     В  автобусе  ехало  всего  пять  пассажиров.  Мег  заплатила за билет и
прошла  в  дальний  конец салона, где не было вообще никого. Водитель, когда
она  садилась, взглянул на нее с любопытством. Да, вид у нее, наверное, будь
здоров.  По  спине  ползли  мурашки,  едва  она  села,  ее заколотило, как в
лихорадке.  Лишь бы другие пассажиры ничего не заметили. Несколько минут она
пыталась  унять дрожь, но вот автобус, погромыхивая, выбрался на шоссе, а на
нее все никто не оборачивался. И постепенно она успокоилась.
     Автобус  влился  в  густой поток машин, и Мег открыла сумочку, вытащила
из  нее коричневый конверт, взятый в будке. Посмотрела на него, перевернула,
поколебалась  минутку,  потом - она должна знать! - достала из сумки пилочку
для ногтей и вскрыла конверт.
     Внутри  оказалось  пять  купюр,  по  сто долларов каждая. При виде этих
денег,  она  вся  скорчилась от страха... а это что? Записка... Палач! Страх
сменился  ужасом.  К  горлу  подкатил ком, рот наполнился слюной. Ее чуть не
вывернуло  наизнанку,  но ей все же удалось справиться со спазмом. Она снова
прочитала  записку,  чувствуя,  что  покрывается  холодным  потом. Вот все и
выяснилось! То, чего она смутно опасалась, оказалось правдой!
     Палач!
     Пок - это Палач!
     Сколько  людей он убил? Мысли ее заметались - она попыталась вспомнить.
Хотя так ли это важно? Разве одного убитого мало?
     Трясущимися  руками  она  положила  деньги  и записку в конверт, убрала
обратно в сумочку.
     А Чак повязан с этим жутким индейцем... и она повязана тоже!
     Она  повернула  голову  и  стала  смотреть  сквозь  замызганное  окно -
пальмы, пляжи, купальщики, - парализованная от ужаса.
     Потом заставила себя сосредоточиться, подумать.
     Пок  запугивает  людей  и  вымагает  у  них  деньги,  а  она эти деньги
собирает!  Ведь  ее  могла караулить полиция! Ее могли арестовать, когда она
брала конверт из-под телефона!
     И обвинить в убийстве!
     Ну,  нет!  Связываться  с убийством она не желает - этого не стоит даже
Чак!  В  голове  все  помутилось,  ну  где же, где же выход? Что делать? Рот
опять наполнился слюной, усилием воли она снова подавила позыв к рвоте.
     Заявить в полицию?
     Она  поежилась.  Легко  сказать:  в  полицию!  Ну, допустим, она идет в
логово  этих фараонов и обо всем им рассказывает. Пусть даже они ей поверят,
что  дальше?  Отправят назад к родителям? Скорее всего запихнут куда-нибудь,
где  она  якобы  будет  в безопасности! Мозг ее яростно искал выход, но лишь
ударялся о стенки черепной коробки, словно теннисный мячик.
     Она  закинула  ногу на ногу, еще раз переменила позу. Стиснула кулачки,
застучала  ими  по  коленкам,  потом  опомнилась и в страхе посмотрела вдоль
прохода.   Никто  в  автобусе  не  обращал  на  нее  внимания.  Ей  хотелось
закричать, чтобы эти пятеро ее услышали: люди, помогите!
     Но  она  заставила  себя  сдержаться. Нет, выход только один. Сразу же,
сейчас  же  -  в  Майами.  Из  Майами  -  на  север,  как  можно  дальше  от
Парадиз-Сити.  И  затеряться  где-нибудь,  забыть  про  Чака,  и  все начать
сначала.
     Стоило ей принять это решение, паника враз схлынула.
     Уж  этот  номер она как-нибудь провернет, невелика хитрость. Через пару
миль  автовокзал.  Она  попросит  водителя остановиться. И автобусом же - до
Майами. А оттуда...
     И снова ее сковал лед отчаяния.
     Все   ее   барахлишко  -  в  этой  вшивой  комнатенке,  где  заправляет
толстяк-индеец!  А  с  собой  - ничего! И что она за дура такая? Только сама
себя  заводит!  Ну  как,  как  она доберется до Майами? Все ее бегство - два
доллара в сумочке, да и тех не наберется!
     Минуту она сидела, вперив застывший взгляд в окно.
     Два  доллара? Что она, совсем спятила? А пятьсот? Только... хватит ли у
нее  духа  их взять? Ведь тогда она - соучастница или как там это называется
у  фараонов?  Зато  -  свобода! Кончится этот кошмар! Вот уж точно надо быть
дурой, чтобы этим подарком не попользоваться!
     Она глубоко, сквозь бившую дрожь, втянула в себя воздух.
     Пять  сотенных  ей  хватит,  чтобы  добраться  до  Нью-Йорка.  Там  она
растворится... устроится на работу!
     Дрожь  улеглась,  вернулась  уверенность  в  себе. Украдкой она открыла
сумочку и пересчитала пять сотенных купюр, не вынимая их из конверта.
     Так тому и быть!
     Она едва не зарыдала от облегчения.
     Никакого тебе больше Чака! Никакого Пока! Никакой полиции!
     И  никаких  сомнений!  Она  решительно  захлопнула сумочку, поднялась с
места и пошла по проходу к водителю.
     - Остановите,  пожалуйста,  у автовокзала, - попросила она, удивившись,
как ровно звучит ее голос. - Уже близко, да?
     Водитель   автобуса  был  отцом  пяти  дочерей.  Девчонки  все  добрые,
симпатичные,  аккуратные. Старшая - примерно ровесница вот этой, подумал он.
Да  он  просто  счастливчик!  Слава  богу,  дочки  у  него  -  народ  вполне
приличный,  порядочный. А эта! Вся потом провоняла! А одета во что? Рвань да
грязь! Такую дочку иметь - не дай господь!
     - Угу...  через  пару  минут,  -  буркнул  он, не глядя в ее сторону. -
Остановлю.
     - Спасибо, - поблагодарила Мег и вернулась на место.
     Через   несколько   минут   автобус  подрулил  к  людному  в  этот  час
автовокзалу.  Едва  автобус  начал  тормозить,  Мег  двинулась по проходу. В
дверях выдавила из себя улыбку.
     - Спасибо.
     - Тебе  спасибо,  -  откликнулся  водитель  со  злой  иронией.  Включил
сцепление, и автобус тронулся.
     Вцепившись в сумочку, Мег зашагала к кассе.
     - Привет!
     Ее словно громом поразило. Она медленно повернулась, цепенея от ужаса.
     Из  окошка "бьюика" на нее смотрел Чак. На лице его поигрывала знакомая
ухмылка.
     - Тебя подвезти, крошка? - спросил он.


     Эллиот  Хансен  считался блестящим мастером бриджа, мирового уровня, но
его  вполне  устраивал  пост  секретаря  клуба  "Пятьдесят" - он был отпетым
гомосексуалистом,   и   спортивная   сторона   бриджа   его   абсолютно   не
интересовала.
     В  этот  жаркий и солнечный день он сидел за своим столом и разглядывал
детектива  Лепски, как разглядывают большого мохнатого паука, невесть откуда
свалившегося к вам в ванну.
     Эллиот  Хансен  был  статный,  осанистый и видный мужчина. Густые седые
волосы  спадали  на  воротник.  Ровнейшие  ряды  вставных  зубов, которые он
чистил  минимум  три  раза в день, так и лучились, стоило ему улыбнуться. Он
уверял,  что  ему  шестьдесят,  но  даже  набросив лет семь, вы бы все равно
промахнулись.  В сфере его общения находились только богачи, люди богатые до
неприличия.  Он  купался  в  роскоши,  пил только старые выдержанные вина. В
маленьком  мире  клуба его окружала только роскошь, но даже сейчас Хансен не
упускал  случая  легонько  облапить где-нибудь в туалете первого попавшегося
красавчика.
     Шеф  полиции  Террелл решил: к Хансену нужно послать Тома Лепски, здесь
нужен  именно он, - человек, который не витает в облаках, далек от снобизма,
не   робеет   перед  богатством,  а  самое  главное  -  обладает  недюжинным
честолюбием.
     - Слушаю   вас,  -  нежно  пропел  Хансен.  Он  вытащил  из-за  манжеты
надушенный шелковый платок и помахал перед своим изысканным носом.
     Своим  полицейским  голосом,  заставившим  Хансена  поморщиться, Лепски
объяснил цель своего прихода.
     По  происхождению  Эллиот  Хансен  был англичанином. Много лет назад он
служил  мажордомом  у  некоего герцога, но однажды герцог здорово вляпался с
каким-то  бойскаутом.  Вскоре  английская полиция пресытилась и собственными
деяниями  Хансена,  ему  пришлось  уехать  из страны, и он с радостью принял
пост  секретаря  самого  престижного  клуба  для игроков в бридж во Флориде,
клуба для избранных.
     Хансен слушал Лепски, едва веря собственным ушам.
     - Но,  мой  дорогой друг, это в высшей степени немыслимо! Один из нашей
обслуги? Нет! Нет! Категорически невозможно!
     Лепски  ненавидел  гомосексуалистов  не  меньше,  чем  Хансен ненавидел
детективов. Он заерзал в кресле, сдерживая раздражение.
     - Мы  ищем  индейца,  - сказал он. - По нашим данным, ему года двадцать
три  -  двадцать  пять,  густые  черные  волосы,  ходит  в  темных джинсах и
цветастой рубахе. У вас есть индеец, который подходит под это описание?
     - Такой  молодой? - Хансен поморщился. - Нет... нет... все наши индейцы
-  народ  в возрасте. Работают у нас много лет... да, еще как много... и всю
жизнь  -  в  цветастых  рубахах.  -  Он  отвел  голову  назад  и  засмеялся.
Произведенный им звук напомнил Лепски ржание кобылы.
     - Угу...  но  поставьте  себя  на  наше  место, - напирал Лепски. - Два
члена  вашего  клуба  убиты.  Третий  решил  сыграть  в  ящик сам: убили его
любовницу.  У нас, естественно, возникает вопрос: нет ли связи между убийцей
и  вашим  клубом?  Нам  известно,  что убийца - индеец-семинол. Улавливаете?
Может, кто-то из вашего персонала взялся за отстрел членов клуба?
     Хансен высокомерно улыбнулся, демонстрируя шикарные вставные челюсти.
     - Уверяю  вас,  дорогой  друг,  вы  совершенно не там, абсолютно не там
ищете.  Наши слуги работают у нас не первый год... Далеко не первый. Они нас
обожают.  Вы  себе  этого  просто представить не можете. Эти индейцы - народ
исключительно преданный, такие душки. Они нас обожают.
     - А  вдруг  кто-то  из  них заимел на вас зуб? - настойчиво допытывался
Лепски. - Может, кто-то считает, что с ним плохо обошлись?
     - Плохо  обошлись?  -  Хансен искренне поразился. - К персоналу здесь -
наипрекраснейшее отношение. Мы как одна семья - большая и счастливая.
     Лепски тяжело задышал через нос.
     - Вы  никого  из персонала не увольняли? Может, кто-то не отвечал вашим
требованиям?
     Во  время  всего разговора Хансен поигрывал ручкой с золотым пером. Тут
она  выскользнула из пальцев и покатилась по столу. Он чуть вздрогнул, будто
на  секунду  дал  о  себе  знать какой-то зубной нерв. От глаз Лепски это не
укрылось.
     Последовала  долгая  пауза,  потом Хансен поднял ручку и принялся снова
катать ее между пальцами.
     - Ну...  разве что в прошлом... да, такое бывало, - выдавил он медленно
и  неохотно.  Ему  вспомнился  тот  молодой  индеец.  Когда это было? Четыре
месяца  назад?  Он  старался  не  вспоминать  об  этом неприятном случае, но
сейчас  память  все  высветила  с  пугающей ясностью. Как его звали? Тохоло?
Да...  его  отец  работает  в  клубе  уже  двадцать лет. Однажды этот старик
пришел  к  нему  и  попросил  взять  на  работу  сына.  Увидев  его,  Хансен
согласился...  такой красивый, прекрасно сложенный мальчик! Но какой дикарь!
Когда  Хансен ему улыбнулся... они были одни в туалете, возле умывальника, и
он  его  легонько  погладил.  Воспоминание  ожгло Хансена. Каков дикарь! Тут
любой   испугается.  Он,  конечно,  позволил  себе  лишнее.  Но  уж  слишком
обманчивый  вид  был  у  парня. Короче, пришлось от него избавиться. Отцу он
тогда  как  можно  вежливее  объяснил: ваш сынок в клубе пока не на месте...
слишком  молод.  Старик  тогда  посмотрел  на него недобрым взглядом. Хансен
обеспокоенно  задвигался в кресле. Перед ним возникли черные глаза, пылавшие
презрением.
     Но  не  говорить  же  этому  кошмарному детективу насчет Тохоло! Только
начни объяснять... нет! Невозможно!
     - Вы   помните   конкретно  какого-нибудь  индейца,  которого  пришлось
уволить? - повторил вопрос Лепски.
     Суровый полицейский голос резанул по нервам Хансена.
     - Такого  не случалось уже несколько лет, - сказал он. - Люди, конечно,
уходят.  -  Он посмотрел на Лепски и тут же отвел глаза в сторону. - Возраст
поджимает. Мы отправляем их на пенсию.
     Лепски уже учуял след.
     - У вас есть список персонала?
     Хансен  растерянно  моргнул.  Вытащил  шелковый  платок  и  коснулся им
висков.
     - Конечно.
     - Можно посмотреть?
     - Но, уверяю вас, вы просто тратите время.
     Лепски  откинулся  в  кресле.  Лицо  худощавое,  подумал  Хансен, прямо
ястреб.
     - Мне  платят  за то, чтобы я тратил время, - жестко возразил Лепски. -
Вы, что, не хотите мне показывать этот список?
     На  Хансена  вдруг  накатила  слабость. Но он призвал в помощь все свое
достоинство.
     - Прошу  вас  держаться  в  рамках  приличий, - сказал он, но голос его
предательски подрагивал. - Если хотите видеть список, я вам его покажу.
     Полицейские глаза Лепски тускло замерцали.
     - Да, я хочу его видеть.
     - Пожалуйста.
     Хансен открыл ящик стола. Передал Лепски книгу в кожаном переплете.
     Лепски  изучил список имен, который не сказал ему ровным счетом ничего,
но он был убежден: Хансен пытается что-то скрыть.
     - Мне  нужна  копия.  Со  всеми  этими  людьми  придется  поговорить, -
отчеканил он и бросил книжку на стол.
     - Пожалуйста.
     Но  Хансен  продолжал  сидеть  неподвижно. Какой-то момент они смотрели
друг на друга, потом Лепски сказал:
     - Прямо сейчас, я подожду.
     - Пожалуйста.
     На  трясущихся  ногах  Хансен поднялся и, подхватив книгу, вышел. Через
пять минут он вернулся и протянул Лепски лист бумаги.
     - Вот, держите... вряд ли это вам что-то даст, но раз вы просили...
     Лепски  изучил список, потом поднял голову и тусклыми глазами уставился
на Хансена.
     - Одного  не  хватает,  -  сказал  он. - В вашем списке было пятнадцать
индейцев, а здесь - четырнадцать.
     Лицо у Хансена вытянулось.
     - Извините...  вы  не  представляете,  сколько страданий мне доставляют
мои сотрудники. Секретарша - почти полная идиотка.
     - Неужели?  -  Лепски  протянул  руку  к  списку  в  кожаном переплете,
который Хансен держал под мышкой. Побледнев, Хансен передал список.
     Лепски быстро сверил имена.
     - Кто такой Тохоло? - спросил он.
     Хансен облизнул пересохшие губы.
     - Она  не  включила  в  список Тохоло? Что же она, совсем того? Это наш
старейший  и  самый  верный  работник!  Уверяю  вас, можете о нем не думать.
Тохоло! Да он работает лет двадцать!
     Лепски поднялся.
     - Хорошо...  извините,  что пришлось побеспокоить. - Он пошел к выходу,
потом  остановился  и  спросил: - Вы не возражаете, если я поговорю с Тохоло
прямо сейчас?
     Хансен  плюхнулся  в  кресло.  Взял ручку с золотым пером, посмотрел на
нее. Он как-то сразу сник и обернулся глубоким стариком.
     - Если  не  будете мешать членам клуба, говорите, - хрипло произнес он.
- Он в баре.
     - Где у вас бар?
     Хансен продолжал смотреть на свою ручку.
     - В дальнем конце коридора, левая дверь.
     Тут  он  взял  себя  в  руки. Надо что-то предпринять. Не позволять же,
чтобы  вся  его  отлаженная  жизнь взяла и рухнула? Он поднялся и в отчаянии
посмотрел на Лепски.
     - Но, уверяю вас... вы просто потратите время.
     - Угу... это вы уже говорили, - отозвался Лепски и вышел из кабинета.
     Ручка  выпала из пальцев Хансена. Страх болезненно расползался по всему
телу.  Он  вспомнил,  как  двадцать  лет  назад  ему  позвонил добрый друг и
предупредил:  им интересуется полиция, и лучше ему уносить из Англии ноги...
он  надеялся,  что  испытать этот ползучий страх ему уже не доведется, и вот
опять...  -  Но  это  же  чувство  караулило его на следующее утро, когда он
получил  письмо, первой строкой в котором стояло: "Если вам дорога жизнь..."
Автор  письма  требовал  с  него  пятьсот  долларов, а внизу стояла подпись:
"Палач".


     Чак  вырулил на проселочную дорогу, что вела к одному из многочисленных
пляжей  на  побережье. Этот пляж из-за песчаных дюн был не очень популярным,
но и здесь уже стояли машины, а в море купались люди.
     Свой  "бьюик"  Чак  запарковал чуть в сторонке. Потом повернулся к Мег:
съежившись,  она  сидела подальше от него. За время короткой поездки к пляжу
они не сказали друг другу ни слова.
     - Взяла? - спросил он.
     Трясущимися  руками  она  открыла  сумочку,  вытащила  из нее конверт и
передала ему.
     - Ты  видела,  что  там?  -  спросил  он,  когда обнаружил, что конверт
вскрыт.  Потом  вытащил  пять  сотенных  купюр. - Блеск, - пробормотал он. -
Какие хрустяшки!
     Мег всю предернуло.
     Из  конверта  выпорхнуло лежавшее между банкнотами послание от Палача и
опустилось на сиденье.
     - И это видела?
     Мег  стиснула  кулачки,  зажала  их  между  коленями.  Слова застряли в
горле. Она просто сидела и смотрела на Чака.
     - А куда это ты, крошка, ехала? - спросил Чак. - В Майами?
     Она кивнула, потом, сделав над собой усилие, сказала:
     - Я  в это больше не играю! - Свой голос показался ей сиплым карканьем.
- С меня хватит! Я никому не скажу! Обещаю! Но с меня хватит!
     - Ну,  конечно.  -  Чак  сложил банкноты и убрал их в карман рубашки. -
Такое  многим недоумкам приходит в голову... кому-то из них даже везет... но
тебе не повезет, крошк