на Гарри, у нее внутри будто  что-то  оборвалось.
Она едва узнала  его.  Он  похудел,  лицо  было  измученным.  Глаза  хранили
выражение затравленного зверя. И он даже не взглянул на  нее.  Это  доконало
Джуди.
     Обвинитель изложил события быстро и осторожно. Он  представил  Джуди  в
очень  выгодном  свете,  нарисовав  перед  судьей  портрет  объятой  ужасом,
неопытной  девушки,  попавшей  в  сплетение  обстоятельств,   контролировать
которые у нее не было сил. Джуди подумала, что он переигрывает,  и  страстно
желала, чтобы он перестал плести о ее невиновности. Что  мог  думать  о  ней
Гарри? Она покосилась в его сторону, но он по-прежнему не смотрел на нее.
     Но когда ее начал допрашивать  адвокат,  дружелюбная  атмосфера  вокруг
нее, созданная обвинителем, быстро рассеялась. Он, казалось,  задался  целью
испортить хорошее о ней впечатление, возникшее у  суда,  и  дискредитировать
ее настолько, насколько это возможно. Адвокат преуспел в  своих  намерениях.
Он в лоб спросил, верно ли, что она была любовницей  Гарри.  Джуди  пыталась
уклониться от прямого ответа, но он не  оставил  ее  в  покое,  пока  она  с
пылающим лицом не призналась. Так вот какова ее неопытность.  Верно  ли  то,
что она попала в услужение к  Бланш  добровольно?  Знала  ли  о  готовящемся
ограблении? Она горячо отрицала это, но видела, что  ей  никто  не  поверил.
Что делает сейчас? И адвокат насмешливо сморщил нос, когда она сказала,  что
ведет хозяйство  мистера  Уэсли.  Как  прислуга?  Как  домоправительница,  с
трудом выпуталась она.
     Она оставила свидетельское место, понимая, что не помогла ни Гарри,  ни
себе. Адвокат выставил ее неким  подобием  Иуды  в  женском  одеянии.  После
этого оставаться в суде было для нее невыносимым. Вечером Уэсли сообщил  ей,
что Гарри намечено судить на ближайшем заседании.
     Все  газеты  кричали  об  этом  деле,  и  она  читала  и   перечитывала
сообщения, вздрагивая от стыда, когда натыкалась на  замаскированные  намеки
о ее отношениях с Уэсли.
     Она поняла также, что у Гарри нет ни малейшего  шанса.  Хотя  никто  не
видел,  как  он  стрелял  в  Бланш,  полицейские,  ворвавшиеся  в  квартиру,
подтвердили, что он пытался убежать. В квартире  были  только  он  и  Джуди.
Она, как осведомительница полиции, не имела мотива  для  убийства,  а  Гарри
его имел. Он попал, по словам обвинителя,  как  мышь  в  ловушку.  Приговор,
казалось, уже был предрешен.
     Вот тогда Джуди и встревожилась уже по-настоящему. Белое,  с  загнанным
выражением лицо Гарри преследовало ее. Она постоянно уверяла себя,  что  все
будет хорошо, что Уэсли явится с повинной. Но когда в мыслях возвращалась  к
безнадежному положению Гарри, то начинала бояться, не случилось бы  с  Уэсли
чего-либо. Вдруг он попадет под машину и  погибнет?  Тогда  Гарри  ничто  не
спасет. Мучимая этими мыслями, она пошла к Уэсли.
     - Ты думаешь, я совсем бессердечный? - сказал  он,  откладывая  бумагу,
которую читал. - Я давно уже подумал об этом. В моем банке лежит  написанное
мною сообщение, вскрыть которое можно только после моей смерти. Так  что  он
не пострадает.
     - Как я могу знать, что ты говоришь правду?
     - Тебе следует умерить  свою  подозрительность,  Джуди.  Думаю,  ты  не
веришь, что я спасу Глеба, это так?
     - Если ты так говоришь, то я думаю,  что  это  так  и  есть,  -  мрачно
ответила она.
     Как-то за неделю до суда Джуди пришла домой вечером. Уэсли  позвал  ее,
едва она переступила порог. Она не видела его два дня.
     - В чем дело?
     - Я видел Доусона, и тот мне сказал, что Дана Френч будет проходить  по
делу как свидетель защиты.
     - Но ее же арестуют! - воскликнула Джуди, меняясь в лице.
     - Очевидно, она влюблена в Глеба.
     - Что ты хочешь этим сказать? - сердито спросила Джуди.
     - Она пошла на это, наверное, надеясь, что может его спасти.
     - Но как?
     Уэсли пожал плечами.
     - Она присягает, что пистолет принадлежит Тео и что именно Тео  стрелял
в Бланш. Она не догадывается, что ее показания все равно не  помогут  Глебу.
Но я подумал, что тебя это может заинтересовать. Оказывается,  еще  есть  на
свете бескорыстные люди.
     Джуди сжала пальцы. Она едва держалась на ногах от злости  и  отчаяния.
Подумать только, эта расфуфыренная дура собирается выручить Гарри.
     - Ты меня ненавидишь? - крикнула она, глядя Уэсли в лицо.
     - Нет, Джуди, но ты меня по-настоящему интересуешь. Ничто меня  так  не
обрадовало, как если бы ты отправилась в полицию и  рассказала  всю  правду.
Это доказало бы мне, что я полностью в тебе ошибался.
     - Не понимаю, что ты хочешь этим сказать?
     - Да, ты не понимаешь. Даже теперь, когда  эта  девушка  показала  тебе
пример, ты не хочешь рисковать, чтобы не потерять свое.
     - Тебе просто нравится говорить мне гадости. Гарри не повесят.  Ты  мне
обещал. Так почему же я должна от всего этого отказываться? Это ты  жестокий
эгоист. Ведь ты не собираешься допустить, чтобы его повесили?
     - Нет, но тебе просто трудно в это  поверить,  не  так  ли?  Я  начинаю
думать, что ты ничего для него не сделала бы, позволь я его повесить.
     - Нет, сделала бы! И тебе лучше не  начинать  эти  свои  фокусы.  Я  не
делаю это только потому, что ты его спасешь. Почему  я  должна  отказываться
от счастья и денег? Я всю жизнь была их лишена.
     - Счастья? А ты счастлива, Джуди? Я  в  этом  сомневаюсь.  И  когда  ты
останешься со своими деньгами, предоставленная себе, ты  по-прежнему  будешь
несчастлива. Ты ждешь того, чего вообще нет.
     - Это мы еще увидим. А раз мы об  этом  заговорили,  сколько  денег  ты
собираешься мне оставить?
     - Я все ждал, когда же ты  мне  задашь  этот  вопрос.  Думаю,  что  две
тысячи в год тебе будет достаточно.
     Другой возможности не представится, подумала она, и спросила:
     - Две тысячи после того, что я для тебя сделала? Хочу  больше.  Я  хочу
много больше. Кому еще тебе оставлять деньги? Если бы не я, тебе не  удалось
бы закончить свою драгоценную работу. Разве это для тебя не  самое  главное?
Я хочу пять тысяч.
     - Не будь ребенком.
     - Я хочу их и получу.
     Он с презрением посмотрел на нее.
     - Тебе никогда не приходило в голову, Джуди, что я мог бы  с  легкостью
от тебя избавиться?
     Весь ее гнев мгновенно угас, подобно огоньку задутой спички.
     - Испугалась? - продолжал он. - Когда человек совершает одно  убийство,
второе его уже не пугает. Что для меня легче  и  проще,  чем  свернуть  твою
поганую шейку?
     Она попятилась.
     - И порой, Джуди, мне кажется, что подобная процедура доставила бы  мне
массу удовольствия. К несчастью, по своей натуре я не убийца. Ты  не  можешь
этому поверить, но я жалею, что так поступил с Бланш.  Она  уже  ничего  для
меня не значила. И заслужила смерть, но не из моих рук. Пока  живу,  я  буду
сожалеть о ее  смерти.  Единственное,  что  имеет  значение  в  этой  жизни,
спокойная совесть. Этого у меня  нет,  и  у  тебя  тоже.  И  не  смотри  так
испуганно, ты в полной безопасности. Я не хочу, чтобы на мне  лежала  еще  и
твоя смерть, и кроме того, я не хочу до тебя дотрагиваться. Чем больше я  на
тебя смотрю, тем больше понимаю, какая ты скверная женщина.
     - Это мы еще посмотрим, -  с  яростью  бросила  Джуди.  -  Ты  об  этом
пожалеешь. Обязательно пожалеешь...
     Уэсли рассмеялся.


Глава 3

     Бентон  сидел  в   баре   дешевого   кабака   неподалеку   от   станции
Чаринг-кросс. Он потягивал виски и рассматривал поверхность своего  столика.
В глазах его застыло мрачное, горькое выражение, худое тело  вздрагивало.  Я
конченый человек, твердил он себе. Он говорил  себе  две  последние  недели,
что самым лучшим выходом для него было бы застрелиться, но знал, что у  него
не хватит смелости ни застрелиться, ни встретиться лицом к  лицу  со  своими
кредиторами. Он был подобен человеку, стоящему на высоко  натянутом  канате,
которого вдруг оставила смелость и  который  знает,  что  стоит  ему  только
пошевелиться, как он упадет. Он решил скрыться и ничего не предпринимать  до
тех пор, пока не случится что-то, что вынудит его к  действиям.  Он  оставил
свою квартиру и в течение  нескольких  последних  дней  блуждал  по  улицам,
ночуя каждый раз в новом отеле. В кармане у него было  35  фунтов,  и  когда
они кончатся, он останется ни с чем. Он задолжал много денег,  даже  не  был
уверен в точной сумме, но примерно она должна была составлять  что-то  около
20  тысяч  фунтов.  Если  кредиторы  доберутся  до  него,  то  объявят   его
банкротом.  Этот  позор  висел  над  ним  дамокловым  мечом.  Ему   пришлось
отказаться от клуба. С тех пор, как отец записал его членом этого клуба,  он
с волнением приходил сюда, испытывая чувство гордости, минуя  величественный
портал и  входя  в  просторные  тихие  комнаты...  Он  яростно  цеплялся  за
традиции, зная, что больше у него ничего  нет.  Его  школа,  его  клуб,  его
квартира и отец-генерал - это все, что было у него  за  душой.  Они  значили
для него больше, чем что-либо другое.  Они  и,  конечно,  Бланш.  Теперь  он
потерял все, и его ненависть сконцентрировалась на Уэсли.
     Бентон не был жестоким человеком. В нем  не  было  той  искры,  которая
могла вспыхнуть жаждой убийства. Его ненависть была злобным  и  мстительным,
но не кровожадным чувством, и сидя в грязном кабаке,  он  мучительно  думал,
как отплатить своему обидчику той же монетой. Ему и в  голову  не  приходило
воспользоваться физическим недостатком Уэсли. Слепому легко нанести  увечье,
даже убить его, но такое может  принести  лишь  минутное  удовлетворение.  А
Бентону хотелось чего-то  более  материального.  Чтобы  Уэсли  страдал,  как
страдает он.
     Бентон смахнул с  черного  пальто  несколько  пылинок.  Этот  жест  был
бессознательным, но это придало мыслям другое  направление.  Теперь  он  мог
думать о чем-то еще, кроме Уэсли. Хотя он и жил в маленьких, дурных  отелях,
имея в своем распоряжении одну смену белья, ему еще  удавалось  поддерживать
свою изысканную элегантность, и каждое утро  он,  поеживаясь,  погружался  в
холодную ванну. Несчастья не отучили его от прежних привычек.
     Он допил виски и,  слегка  пошатываясь,  направился  к  бару  за  новой
порцией. Девушка в красной шляпке и  грязном  плаще  поймала  его  взгляд  и
улыбнулась. Она была высокая, с большим бюстом  и  крупными  бедрами,  и  на
мгновение захватила внимание Бентона, вызвав огонек  желания.  Но  потом  он
увидел ее запачканные руки, полоску грязи вокруг шеи, услышал слабый  кислый
запах от ее волос, когда подошел поближе, и невольно содрогнулся при  мысли,
что мог ее захотеть.
     Он вернулся  за  свой  столик,  сел,  выпил  половину  порции  виски  и
аккуратно поставил стакан. Затем вытащил из кармана сигарету.
     - Я тоже выкурю одну, если у вас  есть  лишняя,  -  сказала  девушка  в
красной шляпке, подходя поближе.
     Он встал. "Джентльмен ведет себя как  джентльмен  даже  со  шлюхой",  -
говорил ему его отец.
     - Боюсь, что вы зря теряете  время,  -  произнес  он  своим  бесцветным
голосом. - Прошу меня извинить.
     - Я не спешу, дорогой.  Я  доставлю  тебе  удовольствие.  Если  хочешь,
можешь остаться на час.
     Снова трепет желания пробежал по его телу, подобно боли, и он  вспомнил
о Бланш. Теперь он был один и ему полагалось рассчитывать  только  на  себя.
Он  снова  посмотрел  на  девушку,  оценил  ее  своими  блеклыми  глазами  и
ужаснулся, что мог даже подумать о том, чтобы пойти с ней.
     - Боюсь, что нет, - все  еще  вежливо  сказал  он.  -  Вы  должны  меня
извинить.
     - У тебя измученный вид. Я заставлю тебя забыться.
     - Нет, - напряженная улыбка появилась и погасла на его лице.
     - Тогда закажи мне выпить, ты ведь не поскупишься на выпивку, а?
     Он нащупал в кармане мелочь.  Ему  было  жалко  тратить  деньги  на  ее
выпивку, теперь ему нужен  был  каждый  пенни,  но  он  чувствовал  на  себе
насмешливые взгляды других мужчин, стоявших у  бара,  и  опасался,  что  она
может устроить сцену.
     - Я тороплюсь. Вот купи себе.
     Она посмотрела на полукрону, которую он ей протянул, и ее  полные  губы
презрительно искривились.
     - Можешь повесить монетку на стенку. Если ты меня не  хотел,  зачем  же
пялился? Черт с тобой, провались ты совсем.
     Бентон торопливо  покинул  бар,  сопровождаемый  смешком  мужчин.  Лишь
выйдя на свежий воздух, понял, что  пьян,  и  пошел  осторожнее.  Вскоре  он
наткнулся на старую женщину, которая шла к станции  Чаринг-кросс.  Она  была
очень старая, слабая и сгорбленная. Он случайно задел  ее  плечом.  Старушка
отлетела и шмякнулась о стену.
     Он  смотрел  на  нее,  скованный  ужасом,  потом  приподнял   шляпу   и
забормотал  извинения.  Он  ни  разу  в  своей  жизни  не  ударил   женщину.
Джентльмен, как бы он ни был пьян, не должен толкать женщин. Он увидел,  что
в ее старческих глазах сверкает гнев, когда она сказала:
     - Вы пьяны, вот что. Вы мертвецки пьяны.
     Он  полез  в  карман  за  полукроной,  которую   однажды   уже   облили
презрением. Но старушка  обрела  утраченное  равновесие  и  зашагала  прочь,
оставив его смотрящим ей вслед. Это переполнило чашу его страданий.
     Уэсли! Больше тянуть невозможно. Он не мог так  все  оставить.  Сначала
он должен решить с Уэсли, а потом  с  собственными  проблемами.  Пока  Уэсли
занимает его мысли, ему не удастся взять себя в руки. Он ускорил шаг.  Вдали
Биг-Бен пробил девять. На улице все еще было полно  народу.  Толпы  выходили
из ресторанов, и он  слышал  шарканье  ног  и  веселые  голоса.  Он  пересек
Трафальгар-сквер и внезапно остановился у одного из фонарей.
     На фабрике было  три  сторожа,  вспомнил  Бентон.  Он  хорошо  знал  их
привычки. В одиннадцать часов они вместе ужинали. Однажды он  застал  их  за
этим. Это было против правил, и хотя их об этом уже предупреждали,  они,  он
это  знал,  продолжали  встречаться  в  одиннадцать.  В   течение   получаса
исследовательская лаборатория не охранялась. У него все еще был  ключ.  Дело
было нетрудным.
     Его тень легла поперек фонтана, и он смотрел на  нее,  уйдя  мыслями  в
прошлое. Без всякой на то причины он вспомнил вдруг свою  первую  встречу  с
Бланш, и к нему вернулось то чувство, которое  он  испытал,  заглянув  в  ее
широко распахнутые голубые глаза. Это было нечто такое, чего никогда  больше
не будет: незабываемые мгновения, не  ценимые  тогда,  но  бережно  хранимые
сейчас.  У  него  не  было  больше  никаких   надежд,   лишь   воспоминания,
воспоминания и месть.
     Он быстро пошел по направлению к  Пел  Мел,  украдкой  окинув  на  ходу
освещенные  окна  его  клуба.  Ему  очень  хотелось  зайти  туда  выпить   и
посмотреть последний раз... Но вся его  смелость  улетучилась  при  мысли  о
швейцаре, который знал каждого члена клуба, его имущественное положение.  Он
помедлил, чтобы  взглянуть  в  окно  курительной  комнаты.  Большие  кресла,
попарно  стоящие  в  комнате,  мягкий  свет,  спокойные   движения   старого
официанта, несшего поднос с напитками группе членов  клуба,  тесным  кружком
сидящих перед одним из каминов - все  это  образовало  картину,  которую  он
унес в своей памяти, картину, которая оставила в его душе  еще  один  рубец.
Эта комната еще неделю назад являлась частью его жизни. Уэсли  забрал  ее  у
него. Глаза Бентона лихорадочно блестели, когда он выбежал на дорогу,  махая
рукой  такси,  только  что   высадившему   пассажира   и   теперь   медленно
отъезжавшему от тротуара.
     Вначале шофер не хотел ехать так далеко,  но  когда  Бентон  сунул  ему
фунтовую бумажку, неохотно согласился.
     Пока такси, гремя и подпрыгивая, мчалось по  улице,  Бентон  смотрел  в
окно. Голова была пустая и легкая, во рту пересохло. Он  нуждался  в  глотке
спиртного, и когда такси проезжало  мимо  станции  метро,  он  наклонился  и
приказал шоферу остановиться.  Он  взял  для  шофера  пинту  пива  и  сам  с
жадностью проглотил два двойных виски.
     Шофер, плотный пожилой человек, выпил  пиво  с  недовольным  выражением
лица. Бентон видел, что вызывает у него неприязнь, но уже  привык  к  этому.
Ни один из них не произнес ни слова, исключая  обычное  "доброго  здоровья",
но ни один из них не имел в  виду  это  в  самом  деле.  Теперь  было  около
десяти. Куча времени, подумал Бентон. Он расплатился и вернулся с шофером  к
такси.
     Когда они проезжали станцию метро "Вуд-Грин",  Бентон  вдруг  вспомнил,
что ехал этим путем на похороны Бланш. Он  не  зашел  в  маленькую  часовню,
Уэсли был в трауре, и он не мог заставить себя делить с  ним  свое  горе.  А
когда все ушли, он прошел к могиле и положил на нее букет  фиалок.  Мысль  о
том, что только его цветы будут лежать на сырой рыхлой земле,  принесла  ему
удовлетворение. Он  остановил  такси  в  четверти  мили  от  фабрики  и,  не
взглянув на шофера, быстро зашагал в темноту.  Широкое  двухстороннее  шоссе
было еще очень  оживленным,  и  он  держался  у  обочины,  отворачиваясь  от
слепящих огней фар.
     Ворота фабрики были заперты на замок, как Бентон  и  ожидал.  Он  знал,
что дальше от дороги в  заборе  есть  отодвигающаяся  доска.  Тайный  проход
использовался рабочими, чтобы купить фрукты у останавливающихся у  аэродрома
грузовиков.
     Он отодвинул доску, протиснул свое  худое  тело  через  щель  и  быстро
направился к  лаборатории.  Фабрика  была  погружена  в  темноту.  Все  было
закрыто, он шел по траве с тревогой в светлых глазах, глубоко  засунув  руки
в карманы пальто.
     Научно-исследовательская лаборатория, одноэтажное кирпичное здание  под
черепичной крышей, было скрыто основным зданием и находилось совсем рядом  с
главным  входом.  Подойдя  к  нему,  Бентон  насторожился,  увидев  одинокое
светящееся окно.  Луна  бросала  на  здание  белый  холодный  свет,  оттеняя
мертвую неподвижность камня. Бентон вспомнил, как  гордился  зданием,  когда
оно возводилось. Он отдал ему весь свой  талант  организатора.  Он  вспомнил
тысячи бумаг, заготовленных им, чтобы получить необходимые материалы,  споры
с поставщиками, специалистами.  Теперь  все  это  в  прошлом.  И  теперь  он
собирался предать это, что считал своим детищем, огню. Это прикончит  Уэсли,
как тот прикончил его. Все деньги Уэсли были связаны  с  этой  лабораторией.
Немного погодя здесь будет бушевать пламя.  В  одной  из  внешних  пристроек
есть цилиндр с бензином. Он подтащит его к зданию, и спички довершат дело.
     Он стоял и смотрел на освещенное окно, гадая, там ли еще Уэсли, и  пока
он смотрел, свет погас. Он ждал, скрытый в темноте, и через несколько  минут
из дома вышел человек. Это был старший сторож, который шел ужинать.


Глава 4

     Любой, кто мог заглянуть  в  эту  комнату,  легко  принял  бы  то,  что
увидел, за одну из домашних идиллий. Уэсли сидел в кресле. Время от  времени
он брал со столика одну из бумаг и изучал  ее,  делая  на  полях  аккуратные
пометки.  Напротив  сидела  Джуди.  Она  вязала  сложный  двухцветный  узор,
голубое с белым.  Два  разноцветных  клубка  лежали  у  нее  на  коленях,  а
блестящие спицы пощелкивали в ее руках. Если не считать постукивания спиц  и
шелеста бумаги, в комнате уже давно царило молчание. Джуди хотелось  в  этот
вечер куда-нибудь пойти, но Уэсли отказался. Тогда  она  со  своим  вязанием
пришла к нему в комнату и без разрешения уселась у огня. Бросив на нее  лишь
один удивленный взгляд, он снова уткнулся в какие-то чертежи и тут  же,  она
была уверена в этом, забыл о  ней.  Она  весь  вечер  была  одна  и  жаждала
компании. Даже молчаливое присутствие Уэсли было лучше, чем  одиночество,  и
теперь, когда вязала, она чувствовала, что отдыхает, и впервые за  последние
недели в ее душе установился покой.
     И вдруг раздался пронзительный  телефонный  звонок.  Этот  резкий  звук
сразу внес тревогу в спокойную  атмосферу  комнаты.  Даже  Уэсли  вздрогнул,
оторвавшись от своих вычислений.