как  из  шестидесяти выстрелов он десять раз
попал в центральный круг, я решил дать ему передохнуть.
     - Ладно...  давайте  прервемся,  -  я  взглянул на Раймондо. - Пусть он
пройдется. Жду его через час, - и я направился к бунгало.
     Люси  счищала  с  двери  старую  краску. Увидев меня, она прервала свое
занятие.
     - У  нас  перерыв, - пояснил я. - Дела идут? У меня есть час. Могу тебе
помочь.
     - Не надо. Мне это нравится, - она встала. - Хочешь пива?
     - Еще  рано,  -  я прошел на веранду и плюхнулся на один из парусиновых
стульев. Люси села рядом.
     - Почему не слышно выстрелов?
     - Ружье с глушителем.
     - А как он?
     - Нормально. Он стреляет. Для нас это главное.
     - Этот человек с ним?
     - Раймондо?  Да,  конечно.  Сидит в пристройке. Он - та смазка, которая
заставляет этого болвана двигаться.
     - О,  Джей!  Неужели  у тебя нет сердца? Неужели ты не видишь, что этот
мальчик  запуган до смерти? - она заломила руки. - Неужели ты не видишь, что
этот ужасный человек застращал его?
     Я потер шею, сдерживая закипающее во мне раздражение.
     - Я  не смог уговорить его стрелять. Ты - тоже. Ладно, Раймондо запугал
его,  но  он  стреляет.  Он должен стрелять. Мне обещали заплатить пятьдесят
тысяч, если я научу его стрелять...
     Она резко встала и исчезла в бунгало.
     Все  сначала,  вздохнул я. Просидев пять минут, я поднялся и последовал
за ней. Люси сидела на стуле перед камином, закрыв лицо руками.
     - Люси,  пожалуйста,  постарайся  мне помочь. Мало мне этого психа, так
еще и ты дуешься на меня. Я занят важным делом! Я стараюсь заработать...
     - О,  перестань! - взвизгнула она. - Эти деньги свели тебя с ума! Разве
ты не видишь...
     - Люси!  -  рыкнул  я.  - Что между вами произошло? Ты что, влюбилась в
него?
     Она покраснела, глаза округлились.
     - О чем ты говоришь?
     - Я  тебя  спрашиваю.  С  чего  ты защищаешь этого слизняка? Кто он для
тебя?
     - Он - человек! Он испуган! Я его жалею. Вот и все.
     - Ладно...  жалей  его,  но  не  более. Я просил тебя, Люси, держись от
этого  подальше.  Пожалуйста,  не  ставь  мне  палки  в колеса. У меня и так
хватает забот.
     - Деньги для тебя - все, не так ли?
     - Мы говорим не о деньгах, мы говорим об этом болване!
     - Для тебя - это одно и то же.
     - Мне  платят  за  то,  что  я  учу  его стрелять. Именно этим я и хочу
заниматься.
     - Он не хочет стрелять... он говорил мне.
     Я едва не взорвался.
     - Что  он  говорил  тебе  и  что он будет делать - две большие разницы.
Пожалуйста, предоставь это мне.
     - Что  же ты не спросишь у него, почему он не хочет стрелять? Почему ты
не  хочешь  увидеть  в  нем  человека?  Почему  ты  позволяешь этому бандиту
командовать  собой  и  им?  -  она  вскочила.  - Я тебе скажу. Потому что ты
думаешь только о деньгах, которые можешь заработать!
     - И в этом есть что-то постыдное?
     - Я думаю, да.
     Круг замкнулся, мы вновь вернулись в исходную точку.
     - Мне  жаль,  что у тебя сложилось такое мнение, Люси. Я тебя выслушал,
но  тем  не  менее  хочу  закончить  порученное  мне дело. Я лишь прошу тебя
потерпеть еще восемь дней, - и, не дожидаясь ответа, вышел из бунгало.
     Я  хотел,  чтобы  Тимотео  начал  стрелять  по движущейся цели. От Ника
Льюиса  мне  досталась  допотопная  установка,  сработанная Бог знает когда.
Иногда  она  работала,  иногда  -  нет. Она приводилась в движение маленьким
электромотором,   вращающим   одно   из  двух  зубчатых  колес,  соединенных
замкнутой  цепью.  К  цепи  крепились  шесть  болтов.  На  них  навешивались
жестяные  птицы,  мишени,  банки  из-под пива и так далее. Обороты мотора и,
следовательно,  скорость  движения  цепи,  регулировались. Цели могли ползти
как  черепахи  или  мелькать  перед  глазами, словно столбы в окне мчащегося
поезда.
     Я возился с установкой, когда Раймондо и Тимотео вошли в тир.
     - Сегодня  ты будешь стрелять по мишеням, - я протянул Тимотео ружье. -
Завтра попробуем движущиеся цели.
     Не  знаю,  услышал  ли  он меня. Вид его мне не понравился, но я уже не
обращал на это внимания. Мне наскучил его затравленный взгляд.
     Он  стрелял до полудня. Число попаданий во внутренний круг увеличилось.
Но  в  начале первого качество его стрельбы резко ухудшилось, и я понял, что
пора прерваться.
     Я  повернулся  к  Раймондо.  Тот  как  раз поднес зажигалку к очередной
сигарете.
     - Он пообедает со мной. Мы начнем вновь в два часа.
     Раймондо встал.
     - Мы  сами накормим его, солдат. Он останется со мной. Пойдемте, мистер
Саванто,  посмотрим,  что  приготовил для нас Ник, - он насмешливо посмотрел
на меня. - Я приведу его в два часа.
     Я  не возражал. Чем меньше я имел дело с этим болваном, тем больше меня
это устраивало.
     Я проводил их взглядом, а затем ушел в бунгало.
     Следующие  дни  ничем не отличались от этого. Раймондо приводил Тимотео
ровно  в девять, в двенадцать они шли обедать, в два снова появлялись в тире
и  оставались  там до семи вечера. Все это время Тимотео стрелял, извел кучу
патронов,  делал то, что ему говорят, но устойчивого прогресса в результатах
не наблюдалось.
     Мне  пришлось  сдерживать  себя,  когда он начал стрелять по движущимся
целям.  Пули  то  обгоняли их, то пролетали сзади, но несколько часов спустя
он   таки  начал  попадать  в  банки  из-под  пива,  ползущие  с  наименьшей
скоростью, какую могла обеспечить установка.
     Люси  эти  дни  красила  бунгало.  О  Тимотео она не спрашивала. Она не
могла  даже  увидеть  его.  Но  в  наших отношениях наступил кризис. Мы были
предельно  вежливы  друг  с  другом  и  часто  подолгу молчали, сидя в одной
комнате, чего не случалось раньше.
     Я  знал,  что  она волнуется и обижена, но продолжал убеждать себя, что
после отъезда Тимотео все забудется и наша жизнь пойдет, как прежде.
     После   третьего   дня   я  все  явственнее  чувствовал,  как  истекает
отпущенное  мне  время  и еще сильнее навалился на Тимотео. Он уже попадал в
две  из  пяти  банок из-под пива, ползущих со скоростью улитки, но я считал,
что  этого  недостаточно.  Я  смазал цепь машинным маслом и добавил оборотов
мотора.
     Банки  поползли  в  три  раза  быстрее.  Из  пятидесяти пуль ни одна не
попала в цель.
     - Целься  перед  банкой!  -  в  отчаянии  кричал  я.  - У тебя все пули
пролетают сзади.
     Как  он  потел! Я даже не представлял, что человек может так потеть. Он
старался,  это  несомненно,  но  толку  не  было.  Он  продолжал  стрелять и
промахиваться, и по выражению его лица я понял, что он на грани истерики.
     - Ладно,  хватит,  -  я  повернулся  к  Раймондо. - Уведи его. Пусть он
отдохнет, - я выключил мотор. - На сегодня достаточно.
     Раймондо зло глянул на меня.
     - У  него  нет  времени  отдыхать,  солдат.  Мистер  Саванто  приезжает
послезавтра,  чтобы  узнать о его успехах. Возможно, отдыхать придется тебе,
если он не будет стрелять лучше.
     Только  глухой  не услышал бы угрозы в его голосе. И Тимотео стрелял до
сумерек.  На  сотню  выстрелов  он  попал  разве  что  в три банки. Ему едва
хватало сил поднимать ружье.
     - Все, - отрезал я. - Больше он стрелять не может. Уведи его.
     Вспотел  и  я.  Если до приезда Саванто оставалось сорок восемь часов и
он рассчитывал, что ему покажут товар лицом, то время работало против меня.
     Когда  они  ушли,  я  вернулся  в  бунгало. Пахло жареным луком. Люси я
нашел на кухне. Она готовила жаркое... одно из моих любимых блюд.
     - Привет!
     Она обернулась через плечо и чуть улыбнулась.
     - На сегодня все?
     - Да, пойду приму душ.
     - Обед через двадцать минут.
     - Пахнет хорошо.
     Она  кивнула  и  отвернулась  к плите. Я хотел пойти и обнять ее, но по
застывшей спине Люси не чувствовалось, что она одобрит мой порыв.
     Все уладится, сказал я себе. Должно уладиться.
     После душа я надел чистые рубашку и брюки.
     Мы пообедали. Жаркое удалось, но я ел без аппетита. Она - тоже.
     - С движущимися мишенями у него ничего не выходит.
     Только чудом я смогу научить стрелять этого сукиного сына.
     Она ничего не ответила.
     - Его отец приезжает послезавтра, чтобы узнать, как идут дела.
     Люси подняла голову, ее глаза широко раскрылись.
     - Правда?
     - Да. Лучше бы я не брался за эту работу, Люси.
     - У  тебя  еще  есть  время,  - она положила вилку на тарелку. - Нельзя
получить такие деньги, не отработав их. Это же твои слова, не так ли?
     - Это верно.
     Мы помолчали.
     - Забыла  сказать  тебе.  Приезжал  полковник Форсайт. Я объяснила ему,
что школа закрыта.
     - Он  не  возмущался?  -  плевать  я  хотел  в тот момент на полковника
Форсайта и остальных моих бывших клиентов.
     - Нет.
     Вновь долгая пауза.
     - От такой жары и есть не хочется, - я отодвинул тарелку.
     Люси вообще едва притронулась к жаркому.
     Не  глядя  на  меня,  она  встала  из-за  стола  и вышла на веранду. По
привычке  я включил телевизор. Блондинка с огромным, как корзина, ртом, пела
о любви. Я выключил телевизор.
     Через  открытое  окно  я  увидел  Люси, идущую к пляжу. После короткого
колебания я последовал за ней.
     Бок о бок, молча, мы шли по пустынному берегу.
     Потом я взял ее за руку.
     На  следующий день, когда подошло время ленча, я уже понял, что чуда не
произойдет.
     Три  часа Тимотео стрелял по движущимся банкам и не попал ни в одну. Он
старался,  но его рефлексы словно парализовало. Он не смог поразить ни одной
банки, даже когда я снизил скорость их движения.
     Наконец, я взял ружье из его потных рук.
     - Присядь, Тим. Давай поговорим.
     Он  стоял,  понурив  голову, его лицо посерело, осунулось. Выглядел он,
как бык с пиками в холке, ожидающий последнего удара матадора.
     - Тим! - рявкнул я. - Сядь! Я хочу поговорить с тобой!
     Мой  рык  заставил  его поднять голову. Глаза его светились отчаянием и
ненавистью.  Затем  он  повернулся,  вышел  в солнечный свет и, волоча ноги,
зашагал к далеким пальмам.
     Я посмотрел на Раймондо, наблюдавшего за нами со скамьи.
     - Значит,  так. Я сдаюсь. Признаю свое поражение. Стрелять он не будет.
Я хочу поговорить с твоим боссом.
     Раймондо отбросил окурок.
     - Да,  пора  поговорить с боссом, - он встал. - Сейчас и поедем к нему.
Я только починю машину.
     Лопнула  моя  мечта  заработать  пятьдесят  тысяч долларов, но, к моему
удивлению,  я не испытывал ничего, кроме облегчения. Никакие деньга не могли
компенсировать  то, что мне пришлось пережить за последние дни. Если бы дело
касалось  только  Тимотео,  я  бы  еще  мог  сожалеть  о том, что не удалось
научить  его  стрелять. Но мысль о деньгах так загипнотизировала меня, что я
чуть не разрушил нашу семью.
     - Увидимся у бунгало, - кивнул я.
     Люси на кухне готовила ленч.
     - Я  сейчас  поеду  к  Саванто.  Верну деньги. Через несколько часов мы
снова будем одни.
     Люси замерла, затем повернулась ко мне.
     - Что случилось?
     - До  меня  внезапно  дошло,  что  эта  работа  нужна  мне, как рыбке -
зонтик,  -  ответил  я.  -  Он  никогда  не  научится стрелять. Я сдаюсь, мы
возвращаемся  на  исходные  позиции, - я улыбнулся. - Я отлучусь на минутку,
дорогая, вырою деньги.
     Я  вышел  через  дверь  черного  хода,  разрыл песок, вытащил жестянку,
достал  облигацию.  Раньше  я  обращался  с ней с почтением, а теперь сложил
вчетверо и сунул в карман. Для меня она стала клочком бумаги.
     Вернувшись на кухню, через окно я увидел подъезжающий "фольксваген".
     - Я приеду через пару часов. Подождешь меня?
     - Да,  -  в  ее  голосе  слышалась  тревога. - О, Джей! Ну почему ты не
понял этого раньше!
     Раймондо, сидевший за рулем, нажал на клаксон.
     - Мы еще поговорим об этом. Мне пора ехать. Жди меня.
     По  выражению  лица Люси я понял, что обнимать ее не стоит. Я послал ей
воздушный поцелуй и вышел из бунгало.
     Ехали  мы  молча.  Раймондо  вел  машину  на максимальной скорости, а я
думал  о том, что скажу Саванто. Из головы не выходили слова Раймондо: "Если
вам  это  не  удастся,  вы  не  только  потеряете  деньги,  вас  ждут личные
неприятности".
     Дешевый гангстерский блеф?
     Я  взглянул  на него. Профиль Раймондо не выдавал его мыслей, если он о
чем-то и думал. Лицо суровое, волевое. К такому надо относиться серьезно.
     Личные неприятности?
     На душе стало нехорошо.
     Сейчас век чудес, говорил Саванто.
     Но  и  чудеса  не возникают на голом месте. Нужно иметь способности или
хотя  бы  желание,  а  у  Тимотео  отсутствовало и то, и другое. Он, правда,
старался.  Я не мог этого не признать, так что, возможно, не стоило обвинять
его  в недостатке желания. Но что-то мешало ему стрелять. Люси же предлагала
мне  спросить, почему он не хочет стрелять. Я не задал ему этого вопроса, да
и,  скорее  всего, он бы мне не ответил. Может, и стоило поговорить с ним об
этом, но я - инструктор по стрельбе, а не психоаналитик.
     Без  энтузиазма ждал я встречи с Саванто. Он мог обвинить меня в потере
полумиллиона  долларов. И мне предстояло убедить его, что ни один человек не
смог  бы  научить  Тимотео  стрелять. Я решил тактично намекнуть ему, что не
следует  заключать  такие  крупные пари после выпивки. Я не знал, как он это
воспримет, но понимал, что другого выхода нет.
     Жаль,  конечно, терять полмиллиона, но спорил-то не я, а Саванто. Какие
претензии  он  мог предъявить мне? Я честно старался помочь его сыну. Деньги
я  возвращал.  Я  мог  бы  отдать  и пятьсот долларов, полученные в задаток.
Чтобы  избавиться  от Тимотео, я согласился бы не брать платы за потраченное
на него время.
     Не  доезжая  до  Парадиз-Сити,  Раймондо  неожиданно  свернул с шоссе 1
налево, и мы поехали вдоль берега.
     - Ты знаешь, куда едешь? - спросил я. - "Империал" в другой стороне.
     Раймондо и не думал тормозить.
     - Он переехал, - услышал я в ответ.
     Потом  мы  свернули  на более узкую дорогу, петляющую меж песчаных дюн.
Раймондо  пришлось  сбавить  скорость.  Примерно  через  милю мы подъехали к
небольшому  домику,  с выкрашенными в белый цвет стенами, широкой верандой и
заросшим сорняками садом. Два сарая служили гаражами.
     У  ворот  Раймондо  остановил  машину,  выключил  мотор, положил ключ в
карман. Вылез из кабины.
     Я  последовал  за  ним.  Когда  мы  подошли  к  дому, в дверях появился
Саванто.  В  черном  костюме,  в  черной шляпе с широкими полями, все так же
похожий на стервятника.
     Он  поднял  маленькую пухлую руку, приветствуя нас. Раймондо отступил в
сторону, а я по трем ступенькам поднялся на веранду.
     - Давайте  присядем,  мистер Бенсон. Я собирался приехать к вам завтра,
-  его  черные  глазки пробежались по моему лицу, а затем он, тяжело ступая,
подошел  к  бамбуковому  стулу  и сел, жестом указав мне на соседний стул. -
Так что вы хотите мне сказать?
     Я сел.
     Раймондо  поднялся  по ступенькам и скрылся в доме. Я услышал, как он с
кем-то поздоровался. Ему ответил густой бас.
     - Ну, мистер Бенсон?
     Я  вытащил  из  кармана  облигацию  на  двадцать  пять  тысяч долларов,
осторожно развернул ее и протянул Саванто.
     - Чуда не произошло. Извините. Я еще должен вам пятьсот долларов.
     Он  вгляделся  в  меня,  лицо  его  оставалось бесстрастным, потом взял
облигацию,  осмотрел  ее,  аккуратно  сложил  по  сгибам, достал потрепанный
бумажник,  сунул  в  него  облигацию  и вернул бумажник во внутренний карман
пиджака.
     - Вы  хотите получить больше денег, мистер Бенсон? - спросил Саванто. -
Не  проявили  бы  вы большей заинтересованности, если бы я предложил вам сто
тысяч долларов?
     Я  вылупился на него, гулко забилось сердце. Сто тысяч долларов! По его
глазам  я видел, что он не шутит. Логичное предложение. Он же экономил целых
четыреста  тысяч!  Секунду или две меня так и подмывало поддаться искушению,
но  я  подумал о Люси, представил, с каким ужасом взглянет она на меня, если
я  вернусь  с  известием,  что  стрельбы  будут  продолжены.  И главное, сам
Тимотео.  Я  уже  знал,  что  никакие  деньги  на  свете  не превратят его в
снайпера.
     - Нет,  ваши  деньги  меня  не интересуют, - ответил я. - Я не смогу их
заработать.  Научить  вашего  сына стрелять невозможно. Что-то останавливает
его,  словно  он  не  может  переступить  табу.  Возможно,  если вы отведете
Тимотео к психоаналитику, ему там помогут, но я не в силах что-то сделать.
     Саванто  кивнул.  Оглядел запущенный сад, его пухлые ручки покоились на
коленях.
     Затянувшееся молчание давило мне на нервы.
     - Извините,  -  не  выдержал  я. - Я отдам вам чек на пятьсот долларов.
Продукты  в  основном  остались  нетронутыми.  Ваши  люди могут забрать их в
любой  момент,  -  я  встал.  -  Я сожалею о вашем пари, но вам не следовало
заключать его.
     Он посмотрел на меня.
     - Никакого  пари  не  было, мистер Бенсон... это лишь невинная выдумка.
Не уходите. Я хочу поговорить с вами. Присядьте пожалуйста.
     Задерживаться  не  хотелось, но тут я вспомнил, что ключ от моей машины
у Раймондо. В доме еще один мужчина. Я кожей чувствовал опасность. И сел.
     - Не хотите ли выпить, мистер Бенсон.
     - Нет, благодарю.
     - А  может,  передумаете...  давайте все-таки выпьем, - обернувшись, он
позвал. - Карло!
     В  дверном проеме появился гигант. Он, должно быть, стоял у двери, пока
Саванто  говорил  со  мной.  Сложенный,  как  боксер, с широченными плечами,
узкой  талией, длинными, мускулистыми ногами. Лунообразное, плоское жестокое
лицо, маленькие глазки, расплющенный нос. Лысый, как бильярдный шар.
     - Два виски, Карло.
     Гигант кивнул и скрылся в доме.
     - Это Карло, - пояснил Саванто. - Очень опасный человек, знаете ли.
     Я  промолчал.  Теперь-то  я  не  сомневался,  что  попал в передрягу. С
Раймондо  я  бы  еще  справился, но против Карло и Раймондо шансов у меня не
было.
     Мы  сидели  на  веранде,  глядя на сорняки в саду и слушая шум далекого
прибоя,  пока  Карло  не  принес  поднос с двумя бокалами виски со льдом. Он
поставил поднос на стол и удалился.
     - Мистер  Бенсон, вы упомянули о табу, которое не может переступить мой
сын,  -  начал  Саванто.  -  Вы  совершенно  правы. Такое табу действительно
существует.  Чтобы  вы поняли, чем оно вызвано, я расскажу вам одну историю,
которая,  я  надеюсь,  не  покажется вам скучной, - он взял один из бокалов,
отпил  виски.  -  Мой  отец  жил  в Венесуэле, там он родился и умер. Бедный
крестьянин,  он  был  мечтателем  и  истово верил в Бога. И воспринимал свою
нищету  как  исполнение  воли Господней. У него было два сына, я и мой брат,
Антонио.  Наша  мать  умерла от голода. Мой брат и я решили покинуть хижину,
которую  отец  гордо  называл  нашим домом. Такое решение требовало немалого
мужества,  потому что в тех краях сыновья всегда слушались отцов, а наш отец
не   хотел,  чтобы  мы  уходили,  -  он  пристально  посмотрел  на  меня.  -
Повиновение   детей   родителям   в  традициях  моего  народа.  Непослушание
приравнивается  чуть  ли  не  к  святотатству. Все знают, что из непослушных
детей  толку  не будет. Однако мой брат и я покинули нашу жалкую хижину. Нам
повезло.  В наших путешествиях мы нашли месторождение золота. К тому времени
наш  отец  тоже  умер  от  голода. Мой брат и я разбогатели, женились, у нас
родилось  по  сыну.  У  моего  брата  - Диас, у меня - Тимотео. Диас пошел в
своего  отца.  Тимотео  -  в  деда,  - Саванто пожал плечами. - Меня увлекла
политика.  Я  постоянно  помнил  о  том,  что  моя мать и мой отец умерли от
голода.  Антонио  интересовало  только  богатство. Мы не смогли найти общего
языка,  поссорились,  и  наши  пути  разошлись.  Теперь  мой  брат  -  глава
"Красного  дракона", тайной организации, сотрудничающей с мафией. Я руковожу
"Маленькими  братья