говаривать  с  тобой.  Сейчас  не
время!
     - Но мы же должны были встретиться. Почему ты так поступила?
     - А почему я не должна поступать так, как мне нравится?  -  огрызнулась
она. - Ты слишком много позволяешь себе. Говорю тебе, я устала...
     Я знал, что сейчас  разговор  прервется:  Ева  просто-напросто  повесит
трубку. Я занервничал  и  запаниковал.  Меня  продолжала  мучить  бессильная
злоба. Но сказанные мной слова были полны унизительной мольбы:
     - Подожди, Ева, не бросай трубку. Выходит, встреча не состоится и я  не
увижу тебя сегодня. Очень жаль, я понимаю, что ты устала,  но  ты  могла  бы
позвонить мне. Ты же знала, что я жду твоего  звонка.  Неужели  после  всего
того, что произошло в уик-энд, я не заслужил, чтобы  ты  относилась  ко  мне
хоть немного лучше?
     - Хватит! - воскликнула она. - Если тебе уж так  хочется,  то  приезжай
сейчас. Только прекрати эту пустую болтовню. Еще  ведь  не  слишком  поздно?
Приезжай, и хватит ныть.
     Прежде чем я успел что-либо ответить, прозвучали гудки. Я не  колебался
и, схватив шляпу, побежал к лифту. Через несколько  минут  я  уже  сидел  за
рулем и мчался на Лаурел-Каньон-Драйв. Ночь была тихая  и  лунная.  Несмотря
на оживленное движение,  я  через  13  минут  подъехал  к  Евиному  дому.  Я
постучал, и она тут же открыла дверь.
     - Ты невыносим, Клив, - сказала моя мучительница, входя  в  спальню.  -
Что с тобой происходит? Мы же недавно виделись.
     Я смотрел на Еву, стараясь побороть раздражение.  На  ней  был  голубой
халат, и от нее ужасно пахло  виски.  Она  посмотрела  на  меня  и  скорчила
гримасу.
     - Господи! - произнесла Ева и зевнула. - Как же я устала!
     Она  растянулась  на  кровати  и  смотрела  на  меня,  как  на   что-то
неодушевленное. Я заметил, что глаза  женщины  слипаются.  Я  склонился  над
ней, и внезапно меня охватило отвращение.
     - Ты совсем пьяная, - недовольно проговорил я.
     Ева приложила руку к голове.
     - Да, - подтвердила она, снова зевнула и добавила, закрыв  глаза:  -  Я
много выпила.
     - Как ты могла так поступить со мной? - закричал я, испытывая  огромное
желание схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть. - Я  так  долго  ждал.
Неужели в тебе совсем нет человечности?
     Ева с трудом приподнялась на локте. Лицо ее застыло в гримасе, а  глаза
были похожи на мокрые камешки.
     - Человечности? - повторила пьяная женщина. -  К  тебе?  С  чего  бы  я
стала  по-человечески  относиться  к  тебе?  Да  кто  ты   такой   есть?   Я
предупреждала тебя,  Клив.  Для  меня  существует  только  один  человек  на
свете - Джек.
     - Замолчи, я не хочу слушать о твоем проклятом Джеке! - взорвался я.
     Ева разразилась смехом.
     - Если бы ты только посмотрел на себя  со  стороны!  Как  же  глупо  ты
выглядишь! - еле смогла выговорить она сквозь свой идиотский хохот.  -  Сядь
и не стой надо мной как вкопанный!
     Внезапно я возненавидел ее.
     - Где ты шлялась все это время?
     - Нигде. Я работала. А тебе нет до этого никакого дела.
     - Ты хочешь сказать, что забыла обо мне?
     - Нет, не забыла. - Ева снова захихикала. - Я помнила, но  я  подумала,
что ожидание пойдет тебе на пользу. Именно поэтому я заставила  тебя  ждать.
Теперь ты, может быть,  уже  не  станешь  смотреть  на  меня,  как  на  свою
собственность.
     Я готов был ударить Еву за ее безжалостные слова.
     - Хорошо! - сказал я. - Если ты так со мной поступаешь,  то  мне  лучше
уйти.
     Женщина с трудом встала с кровати и обвила руками мою шею.
     - Не глупи, Клив, оставайся... Я хочу, чтобы ты остался.
     "Ты хочешь сказать, что тебе нужно вытянуть  из  меня  деньги,  грязная
шлюха", - подумал я и, разняв руки Евы, толкнул ее на кровать.
     - Ты, Ева, безобразно пьяна, - сказал я и отошел от кровати. - Мне и  в
голову не приходило, что после нашего уик-энда ты можешь так  относиться  ко
мне.
     Ева закинула руки за голову и захихикала.
     - Хватит тебе жалеть себя. Я, помнишь,  предупреждала,  что  получится,
если ты влюбишься в  меня!  Ведь  предупреждала  же?  Будь  пай-мальчиком  и
ложись в кроватку!
     Я присел на кровать.
     - Неужели ты, Ева, или как там тебя зовут еще,  действительно  думаешь,
что я влюблен в тебя? А ты ко мне безразлична, совершенно безразлична, да?
     Женщина облизала губы и отвернулась.
     - Мне надоели мужчины, которые влюбляются в меня.  Они  мне  не  нужны.
Почему они не могут оставить меня в покое?
     - Не волнуйся, скоро твое желание исполнится.  Если  ты  обращаешься  с
ними так же, как  со  мной,  все  они  оставят  тебя  рано  или  поздно.  Ты
заслуживаешь этого.
     Она передернула плечами.
     - Все они возвращаются. Они все равно хотят  добиться  меня  независимо
от того, как я с ними обхожусь. А если бы и не возвращались, плевать мне  на
это. Я ни от кого не завишу, Клив. На мой век мужчин хватит.
     - Ты чувствуешь  себя  независимой  только  потому,  что  у  тебя  есть
Джек, - сказал я, борясь с желанием ударить женщину. -  А  что  если  с  ним
что-нибудь случится? Что ты тогда будешь делать?
     Ее лицо омрачилось.
     - Тогда я покончу с собой, - ответила Ева. - Почему ты спросил меня  об
этом?
     - Это только легко сказать. Но  когда  настанет  такая  минута,  ты  не
сможешь пойти на это.
     - Оставь свое мнение при  себе,  -  огрызнулась  Ева  и  задумалась.  -
Однажды я уже пыталась покончить с собой. Я выпила целую бутылку лизола.  Ты
знаешь, что  это  означает?  Я  в  течение  нескольких  месяцев  выплевывала
кусочки внутренностей.
     - Почему ты это сделала? - спросил  я,  и  моя  злоба  на  нее  тут  же
испарилась.
     - Не скажу. Послушай,  Клив,  мне  надоели  твои  расспросы.  Ложись  в
кровать. Я устала.
     Ева дохнула на меня перегаром, и я снова почувствовал отвращение.
     - Хорошо, - сказал я, желая  под  любым  предлогом  вырваться  из  этой
отвратительной комнатушки. - Я останусь. Только на минутку схожу в ванную.
     Я пошел к двери. А Ева сняла халат и скользнула под одеяло.
     - Приходи скорее, - прошептала  она,  закрыв  глаза.  Дыхание  с  шумом
вырывалось из полуоткрытого рта женщины. Я глянул на то  место  на  кровати,
что предназначалось мне. Вид  подушки  меня  ужаснул.  Она  была  далеко  не
свежей и с какими-то сальными  пятнами.  Ева  предлагала  мне  лечь  на  эту
грязную подушку и на такую же простыню, на  которых  недавно  спал  какой-то
другой мужчина. И тут во мне созрело окончательное и  бесповоротное  решение
о разрыве с этой женщиной. Даже не посмотрев на нее,  я  поднялся  в  ванную
комнату и, сев на край ванны, закурил сигарету. Я знал,  что  между  мной  и
этой женщиной, продающей себя мужчинам, все кончено.  Первой  моей  реакцией
было огромное облегчение. Я знал, что надо принимать Еву такой,  какова  она
есть, что никакая сила не заставит ее перемениться, что бы я  ни  делал  для
нее, что бы я ни говорил ей, потому что ей все было безразлично. Я  был  для
нее просто  средством  зарабатывать  деньги.  Я  мог  бы  примириться  с  ее
бессердечностью, с тем, что она пьет, но грязное постельное белье убило  мою
страсть к ней раз и навсегда. Странно и необъяснимо, но  интимные  отношения
между женщиной и мужчиной сбалансированы  настолько  тонко,  что  достаточно
малейшего пустяка, о котором ты даже не подозреваешь, чтобы нарушить их.
     Один  неосторожный  поступок:  неосторожное  слово,  некрасивый   жест,
превратившийся в привычку, могут привести к тому, что страсть угаснет.  Тот,
кто допустит эту досадную оплошность, будь то мужчина или женщина,  даже  не
поймет, что произошло, в то время как другой воспримет внезапное  охлаждение
как неизбежность. Какое-то время внешне жизнь будет течь точно так  же,  как
и  раньше.  Не  будет  сказано  ни  единого  лишнего  слова,  все  останется
по-прежнему, и все же из их отношений уйдет  что-то  бесконечно  дорогое  им
обоим. Так и мои отношения с Евой внезапно нарушились.  Моя  страсть  к  ней
прошла, и Ева стала мне безразлична. Я немного еще посидел в  ванной,  потом
спустился вниз и тихо  вошел  в  спальню.  Ева,  раскинув  руки,  лежала  на
кровати, рот ее был открыт, щеки раскраснелись.
     Когда я посмотрел на женщину, она стала  храпеть.  Я  испытывал  к  ней
только отвращение. Вынув из бумажника сорок долларов, я  просунул  их  между
стеклянными фигурками животных.  Потом  на  цыпочках  подкрался  к  двери  и
отправился восвояси.


14

     Сквозь  неплотно  задернутые  шторы  в  комнату  проникли  первые  лучи
солнца. Я лежал в кровати и размышлял о  своих  отношениях  с  Евой.  Просто
удивительно, что они длились так долго. Она сделала  все,  чтобы  убить  мое
влечение к ней. Она вела себя  в  высшей  степени  эгоистично  и  выказывала
грубое безразличие ко мне, и если бы не моя всепоглощающая  страсть  к  ней,
наши  встречи  давным-давно  прекратились  бы.  Во   мне   были   живы   еще
подавленность, досада и  угрызения  совести,  что  я  связался  с  продажной
женщиной, что позволил ей всецело завладеть мной. А  от  чувств  ревности  и
страстного желания быть рядом с ней, от тех чувств, что переполняли  меня  с
первой встречи с Евой, не осталось следа. Вспоминая о прошлом, я понял,  как
прав был Рассел. Все проститутки одинаковы.  Все  они  вылеплены  из  одного
теста. Каким идиотом я был, считая, что Ева не похожа на проститутку.  Ну  и
что из того, что внешне она ничем  не  напоминает  уличную  женщину,  но  по
своему мировоззрению она недалеко ушла от них. И, тем не менее, я готов  был
признать, что,  если  забыть  о  том  домике,  который  Ева  снимала,  чтобы
принимать своих любовников, она весьма  выгодно  отличалась  от  большинства
голливудских потаскушек. Многие из последних безвольно плывут по воле  волн,
а Ева - женщина с характером. С ней можно появиться где угодно, и никому  не
придет в голову, что эта женщина торгует своим телом.  Именно  поэтому  я  и
увлекся Евой. Но  в  своем  дурацком  голубом  халате,  в  тесной  и  дешево
обставленной спальне, с кроватью с несвежим и  смятым  постельным  бельем  и
сальными пятнами пота  на  подушке,  где  лежали  головы  ее  многочисленных
любовников, Ева была  ничем  не  лучше  любой  из  женщин,  занимающихся  ее
профессией. Мне повезло, что в последний раз я увидел Еву в истинном  свете:
без прикрас и вдребезги пьяной. Она спала сном измученной  дегенератки.  То,
что я собственными глазами увидел ее в таком жутком виде,  подействовало  на
меня гораздо сильнее всех предупреждений о том, что лучше не  связываться  с
такой, как она, и что встречи с ней плохо кончатся. Это зрелище  было  самым
убедительным доказательством того, что я и Ева живем в разных мирах,  что  у
нас нет ничего общего. Какое счастье, что  с  Евой  покончено!  Я  с  ужасом
подумал о том, что могло бы произойти, если бы  я  продолжал  встречаться  с
ней.
     Я снова вспомнил недавнее прошлое и осознал, каким идиотом  и  подлецом
я был. Я подумал о Джоне Коулсоне, Кэрол, об Ингреме.  Я  вспомнил,  сколько
за это время совершил низких и жестоких поступков, и меня  охватила  паника.
Я лихорадочно стал искать, совершено ли мной в последнее время  хоть  что-то
благородное, и не находил. И этому не могло  быть  никаких  оправданий.  Мне
уже почти сорок лет, а гордиться в своей жизни нечем, за исключением,  может
быть, одного единственного поступка:  я  ушел  из  Евиной  жизни,  преодолев
ценой невероятных мучений тягу к шлюхе. А  если  я  сумел  побороть  себя  и
порвать с проституткой, значит, смогу  еще  вернуть  потерянное  уважение  к
самому себе и стать  хорошим  писателем.  Но  я  сознавал,  что  эта  задача
слишком трудна, чтобы решать  ее  в  одиночку.  Только  один  человек  может
помочь мне. Я должен увидеться с Кэрол. Внезапно на меня  нахлынуло  чувство
любви  и  нежности  к  ней.  Я  безобразно  относился  к  ней.  Меня  мучило
раскаяние. Я преисполнился благих намерений,  которые  звучали  как  клятва:
теперь я уже никогда не причиню Кэрол боли и ничем не огорчу  ее.  С  ее  же
стороны очень неразумно  выходить  замуж  за  Голда.  Я  должен  сегодня  же
повидаться с ней!
     Я позвонил Расселу. Через несколько минут он вошел в  комнату  с  кофе,
который поставил на столик у кровати.
     - Рассел, - сказал я, приподнимаясь на  локте.  -  Я  был  идиотом.  Ты
прав. Все, что ты сказал мне вчера, очень мне помогло  и  сослужило  большую
службу. Полночи я не спал, думая об этом, и теперь я намерен  взять  себя  в
руки. Сегодня утром я увижусь с мисс Рай.
     Слуга испытующе посмотрел на меня, не скрыв удовлетворения.  Подойдя  к
окну, он отдернул шторы, сказал покровительственно:
     - Значит, мисс Марлоу была не очень сговорчива вчера, мистер Клив?
     Это меня рассмешило и одновременно несколько смутило.
     - С чего ты взял? - спросил я и закурил  сигарету.  -  Я  действительно
встречался с нею вчера. И я увидел ее такой, какова она на самом деле, а  не
такой, какой я старался представить ее в своем воображении. Я ошибся в  ней.
Она была пьяна и... но к черту детали. Представь, Рассел, я убежал  от  нее.
С ней покончено, и сегодня я намерен снова  взяться  за  работу.  Но  прежде
всего я повидаюсь с Кэрол. - Я посмотрел на слугу. Глаза  его  светились,  я
знал, что он радуется за меня и что у него  отлегло  от  сердца.  -  Как  ты
думаешь, она не прогонит меня?
     - Надеюсь, что нет, сэр, - серьезно ответил Рассел. -  Все  зависит  от
того, как вы будете вести себя.
     - Конечно, - согласился я. - После  всего  того,  что  произошло  между
нами, помириться с мисс Рай будет нелегко. Я очень обидел ее.  Но  если  она
выслушает меня, она поймет и простит.
     Слуга налил мне кофе. Несмотря на то, что внешне он казался  спокойным,
я заметил, что у него дрожат руки.
     - Ты был мне верным  другом,  Рассел,  -  сказал  я,  погладив  его  по
руке. - Может быть, ты этого не знаешь, но я очень благодарен тебе за все.
     К моему крайнему изумлению, он вытащил носовой  платок  и  начал  шумно
сморкаться.
     - Вы всегда были добры ко мне,  мистер  Клив,  -  заикаясь,  проговорил
слуга. - Я всегда огорчался, когда видел, что вы  несчастны  и  что  вам  не
везет.
     - Приготовь мне ванну, -  заторопился  я,  -  а  то  еще  немного  -  и
расплачемся в объятиях друг друга.
     Ровно в 9.30 я вошел в гостиную Кэрол. Через несколько минут  появилась
хозяйка дома. Она была бледна. Под глазами у нее были синие круги.
     - Спасибо, что навестил меня, Клив, - сказала она и села,  сложив  руки
на коленях.
     - Я не мог не придти, - начал я, стоя у окна и следя за Кэрол. Я  опять
чувствовал, как она мне дорога и как мне страшно  ее  потерять.  Не  скрывая
тревоги, я продолжил: - Я вел себя как последний дурак, Кэрол. Можно ли  мне
поговорить с тобой обо всем, что меня мучит?
     - Полагаю, что да, - равнодушно проговорила она. - Садись,  Клив,  тебе
незачем переживать за меня.
     Голос ее был ровным и безразличным, и это  расстроило  меня.  Я  видел,
что Кэрол совершенно все  равно,  о  чем  я  хочу  рассказать,  и  что  этот
разговор ее нисколько не интересует. Я сел рядом с ней.
     - Ты можешь не верить, но я раскаиваюсь в том,  что  нагрубил  тебе.  Я
просто сошел с ума. Я сам не знал, что говорил.
     Она протянула мне руку.
     - Незачем вспоминать об этом. У тебя неприятности, Клив, да?
     - Неприятности? Ты имеешь в виду Голда? Нет,  это  меня  не  беспокоит.
Мои взаимоотношения с Голдом меня меньше всего волнуют.  Я  все  обдумал,  и
поэтому я здесь.
     Кэрол внимательно и недоверчиво посмотрела на меня.
     - Я думала... - Она замолчала и, опустив  голову,  уставилась  на  свои
руки.
     - Ты думала, что я  пришел  попросить  тебя  уладить  мои  отношения  с
Голдом, да? Мерль уже советовала мне обратиться к  тебе  за  помощью,  но  я
отказался. Я пришел по другой причине.  Мне  безразлично,  как  поступит  со
мной Голд. Мне все равно, купит он мой сценарий или  нет.  Теперь  я  вообще
решил бросить эту писанину. С этим покончено.  Я  пришел,  чтобы  извиниться
перед тобой за свою грубость и сказать тебе, что через день  или  два  снова
начну работать.
     Кэрол вздохнула и провела рукой по волосам.
     - Мне очень бы хотелось поверить тебе, Клив.  Но  ты  уже  сколько  раз
говорил это!
     - Я заслужил этот упрек. Я был негодяем, причиняя  тебе  страдания.  Не
знаю, что на меня нашло,  но  теперь  это  не  повторится.  Я  сожалею,  что
встречался с этой женщиной, Кэрол. Она сводила меня с ума. Я ничего  не  мог
поделать с собой. Пока ее образ жизни был непонятен, Ева  меня  интриговала.
Но теперь я знаю одно: я не мог бы жить  так,  как  живет  она.  С  нею  все
кончено, Кэрол. Вчера...
     Она перебила меня:
     - Не надо, Клив, я не хочу слышать этого. Я представляю, что  произошло
с тобой. - Она встала и подошла к окну. - Ты сказал, что  все  позади,  и  я
верю тебе.
     Я подошел к Кэрол и, повернув лицом к себе, обнял, не обращая  внимания
на ее попытку вырваться.
     - Прости меня, Кэрол, - умолял я. - Я ужасно вел себя  по  отношению  к
тебе, я был самым последним мерзавцем. Ты так нужна мне. Только ты и есть  у
меня на всем белом свете. Сможешь ли ты забыть причиненную тебе боль?
     Кэрол слегка оттолкнула меня.
     - Ты попал в тупик, Клив, я тоже. Понимаешь, Р.Г. знает,  что  я  люблю
тебя. Он хочет, чтобы я вышла за него замуж, и уверен, что если ты уйдешь  с
его дороги, у него появится шанс на успех.  Голд  сделает  все,  что  в  его
силах, чтобы убрать тебя  со  своего  пути.  Я  боюсь  его.  Он  готов  идти
напролом, и в этом он всесилен, так как обладает огромной властью.
     Я уставился на Кэрол.
     - Ты боишься, что Голд расправится со мной?  Значит,  ты  действительно
любишь меня? Будь великодушна, Кэрол, скажи, что это правда.
     Внезапно все время грустившая хозяйка дома улыбнулась.
     - Я очень давно люблю тебя, Клив, - сказала она. -  Если  ты  порвал  с
этой женщиной, тогда... - Она замолчала, опять улыбнулась и продолжала: -  Я
рада за тебя. Я никогда бы  не  поверила,  что  эта  женщина  может  надолго
удержать тебя.
     Я взял ее за руки.
     - Я не могу жить без тебя, Кэрол, - признался я. - Я так одинок  и  так
не уверен в себе. Только прости меня, это  главное,  больше  меня  ничто  не
тревожит.
     Кэрол погладила меня по волосам.
     - Глупышка! - нежно проговорила она. - Я всегда любила тебя.
     Мне приятно было держать  в  объятиях  ее  стройное,  молодое,  упругое
тело.  Это  ощущение  было  новым  и  волнующим.  Но,  пересилив   себя,   я
отодвинулся от нее и посмотрел ей в глаза.
     - Я вел беспутную жизнь,  Кэрол,  из-за  этого  все  мои  неприятности,
из-за этого я попал  теперь  в  переплет,  но  если  ты  действительно  меня
любишь, я исправлюсь, я стану другим человеком.
     - Я люблю тебя.
     Все улаживалось. Она простила меня.  Это  можно  было  прочесть  на  ее
лице. Я обнял ее и поцеловал.
     - Значит, все в порядке, - сказал я. - Все решено.
     Кэрол смотрела на меня, глаза ее сияли.
     - Что решено?
     - Наша свадьба.
     - Но, Клив...
     Я снова поцеловал ее.
     - Ты бросишь свою киностудию, и мы великолепно проведем эту неделю,  мы
все время будем вместе, только ты и я.  Потом  ты  вернешься  обратно,  чтоб
выдержать разгоревшийся сыр-бор из-за твоего внезапного исчезновения. Но  на
студии ты появишься не иначе как миссис Клив Фарстон. И  если  Голд  решится
уволить тебя, он лишится самой  лучшей  сценаристки  в  Голливуде,  а  любой
другой режиссер тут же возьмет тебя.
     Кэрол покачала головой.
     - Я не могу поступить так, - сказала она твердо. Я еще  никогда  никого
не подводила, и не смогу поступить так  и  на  этот  раз.  Я  скажу  ему.  Я
попрошу Голда дать мне неделю отпуска и объясню, по какой причине.
     И только тогда, когда были произнесены эти слова, я понял, что  получил