а
наблюдал за мной.
     Я включил магнитофон, и из динамика полился голос Риммы.
     Не спуская глаз  с  Найта,  я  заметил,  как  после  первых  же  тактов
напряглось его лицо.
     Он прослушал всю запись и только тогда сказал:
     - Кто это?
     - Моя клиентка. Вы согласны, чтобы ее послушал мистер Ширли?
     Найт осмотрел меня с головы до ног.
     - А вы кто?
     - Моя фамилия Джефф Гордон. Я тороплюсь. Или мистер Ширли,  или  "Радио
корпорейшн оф Америка".  Выбирайте.  Я  пришел  к  вам  потому,  что  "Радио
корпорейшн" дальше от меня.
     Однако этот стреляный воробей не попался на удочку.  Он  ухмыльнулся  и
уселся за письменный стол.
     - Не надо горячиться, мистер Гордон. Я же  не  сказал,  что  она  плохо
поет. Нет, она поет хорошо, но я  слышал  певиц  и  получше.  Возможно,  она
заинтересует нас. Приводите ее в конце недели, послушаем.
     - Это невозможно. Кроме того, я уже заключил с ней договор.
     - Дело ваше. Приводите ее, когда найдете нужным.
     - Советую заключить с ней договор сейчас же. Если  не  хотите,  то  мне
придется обратиться в "Радио корпорейшн".
     - Я не сказал, что не хотим, однако нам надо послушать ее.
     - Извините, но  ничего  не  выйдет.  -  Я  пытался  разговаривать,  как
опытный, прожженный делец, но понимал, что это получается у меня из рук  вон
плохо. - Дело в том, что она не  вполне  хорошо  себя  чувствует,  ей  нужно
войти в форму. Если она вас не интересует, то скажите, и я уйду.
     В дальнем углу комнаты распахнулась дверь, и  из  нее  не  спеша  вышел
маленький седой человек.
     Найт торопливо встал.
     - Я сию минуту, мистер Ширли...
     Сам мистер Ширли!.. Я воспринял его появление,  как  сигнал.  Решив  не
упускать предоставившейся возможности,  я  моментально  включил  магнитофон,
несколько усилив громкость звучания.
     Голос Риммы наполнил комнату.
     Найт бросился к аппарату, но Ширли жестом  остановил  его.  Он  слушал,
склонив голову набок, время от  времени  переводя  взгляд  маленьких  черных
глаз с меня на Найта и с Найта на аппарат.
     - Замечательно! - воскликнул он, как  только  кончилась  лента.  -  Кто
она?
     - А никто. Ее имя ничего вам не скажет. Мне нужен ваш контракт с ней.
     - Вы его получите. Пусть она придет завтра утром.
     Он направился было к выходу, но я бросился к нему.
     - Мистер Ширли...
     Он остановился и взглянул на меня через плечо.
     - Девушка не вполне здорова,  -  заговорил  я,  изо  всех  сил  пытаясь
скрыть свое отчаяние. - На лечение нужны  пять  тысяч  долларов.  Потом  она
будет петь еще лучше, я уверяю  вас.  Она  может  произвести  самую  большую
сенсацию в нынешнем сезоне, но  ее  нужно  поставить  на  ноги.  Разве  даже
сейчас  ее  голос  не  заслуживает  того,  чтобы  рискнуть  пятью   тысячами
долларов?
     Ширли уставился на меня, и я заметил, каким равнодушным становится  его
взгляд.
     - А что с ней?
     - Ничего такого, что не мог бы вылечить хороший врач.
     - Вы сказали, что это обойдется в пять тысяч долларов?
     - Ей нужно пройти специальный курс лечения, - ответил я, чувствуя,  как
у меня по лицу струится пот.
     - У доктора Клинци?
     Не было смысла лгать человеку, которого все равно не обманешь.
     - Да.
     - В таком случае ваша клиентка меня не интересует. Она  могла  бы  меня
заинтересовать, если бы была здорова и готова начать  работу  немедленно.  Я
заключил бы с  вами  очень  выгодный  для  обеих  сторон  контракт.  Но  мне
совершенно безразличны люди, которые, прежде чем запеть, должны  лечиться  у
доктора Клинци.
     Он вышел из кабинета и захлопнул за собой дверь.
     Я вынул пленку из магнитофона, положил  ее  в  коробочку  и  опустил  в
карман.
     - Вот так-то, - смущенно заметил Найт. - Плохи  ваши  дела.  Старик  до
смерти боится наркоманок. У него дочь наркоманка.
     - Но он заинтересуется, если моя клиентка вылечится?
     - Безусловно. Но он  обязательно  захочет  получить  доказательства.  -
Найт распахнул дверь и вежливо выпроводил меня.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ


1

     Когда я наконец попал домой, Риммы в ее комнате не оказалось.  Я  пошел
к себе и бросился на кровать.  И  надо  заметить,  что  такого  подавленного
состояния я  не  испытывал  уже  много  лет.  После  студии  "Калифорнийской
компании звукозаписи" я побывал  в  тот  же  день  в  "Радио  корпорейшн  оф
Америка". Служащие фирмы пришли  в  восторг  от  голоса  Риммы,  но  едва  я
заговорил о задатке в пять тысяч долларов,  меня  молниеносно  выставили  за
дверь.
     Отсутствие Риммы усиливало мое и без  того  отвратительное  настроение.
Она знала, что я пошел на встречу с  мистером  Ширли,  и  тем  не  менее  не
захотела дождаться и узнать, как  обстоят  дела.  На  основании  длительного
опыта она знала, что все мои попытки пристроить ее кончаются ничем. Вот  что
особенно меня угнетало.
     Передо мной встал вопрос: что делать дальше? Ни работы, ни денег  -  их
едва-едва хватит, чтобы дотянуть до конца недели. Мне даже не  на  что  было
купить билет на  дорогу  домой.  А  возвращаться  приходилось,  как  это  ни
претило мне. Предстояло еще выклянчить  у  Расти  денег  на  железнодорожный
билет, а потом уговорить отца вернуть долг.
     От разочарования и подавленности мне хотелось биться головой о стенку.
     Пять тысяч долларов!
     Я надеялся, что Римма произвела бы сенсацию, если  бы  мне  удалось  ее
вылечить.  За  год  она  заработала  бы,  наверно,  полмиллиона.  Моя   доля
составила бы тысяч пятьдесят. Это  куда  лучше,  чем  возвращаться  домой  и
признаваться отцу в крахе всех своих надежд.
     Погруженный  в  эти  размышления,  я  провалялся  в  кровати  до  самой
темноты, а когда совсем  уже  решил  подняться  и  отправиться  к  Расти  за
деньгами, услышал на лестнице шаги Риммы.
     Я стал ждать.
     Вскоре она не спеша вошла в мою комнату, остановилась в  ногах  кровати
и уставилась на меня.
     - Хэлло, - сказала она.
     Я промолчал.
     - Поесть бы. Как насчет денег?
     - Тебя не интересует, что мне сказал Ширли?
     Римма зевнула и потерла глаза.
     - Ширли?
     - Да. Хозяин "Калифорнийской  компании  звукозаписи".  Сегодня  днем  я
разговаривал с ним о тебе.
     Римма равнодушно пожала плечами.
     - Ничего я не хочу  знать,  все  они  говорят  одно  и  то  же.  Пойдем
куда-нибудь поедим.
     - А он сказал, что если ты вылечишься, то заработаешь целое состояние.
     - Ну и что? А деньги на лечение у тебя есть?
     Я встал, подошел к висевшему на столе  зеркалу  и  стал  причесываться,
опасаясь, что ударю Римму, если не займу чем-нибудь руки.
     - Денег у меня нет, и в кафе  мы  не  пойдем.  Убирайся!  Мне  противно
смотреть на тебя.
     Римма  присела  на  краешек  кровати,  запустила  руку  под  блузку   и
почесалась.
     - А у меня есть деньги! Сегодня  я  угощаю  тебя  ужином.  Я  не  такая
жадная, как ты. Мы закажем телятину со спагетти.
     Я повернулся и посмотрел на нее.
     - У тебя есть деньги? Откуда?
     - Получила в киностудии "Пасифик". Мне позвонили оттуда сразу же  после
твоего ухода. Я три часа работала статисткой на массовых съемках.
     - Спорю, что лжешь! Тебя отблагодарил в  темном  переулке  какой-нибудь
старик.
     Римма хихикнула.
     - Нет, я участвовала в массовых съемках. Могу сообщить еще  кое-что.  Я
знаю,  где  мы  можем  достать  пять  тысяч  долларов,  о  которых  ты   так
беспокоишься.
     Я отложил расческу и снова взглянул на Римму.
     - О чем ты говоришь, черт возьми?!
     Римма принялась рассматривать свои руки. Они были  грязные,  с  трауром
под ногтями.
     - Всего только о пяти тысячах на лечение.
     - Ну и что?
     - Я знаю, где их можно достать.
     Я глубоко перевел дыхание.
     - Бывают минуты, когда мне хочется поколотить тебя, - сказал я. - И  ты
доведешь меня до этого.
     Римма снова хихикнула.
     - И все же я знаю, где достать деньги.
     - Превосходно. Где же?
     - Ларри Ловенштейн мне сказал.
     Я засунул руки глубоко в карманы брюк.
     - Перестань говорить загадками. Кто этот Ларри Ловенштейн?
     - Мой приятель. - Римма откинулась на кровати и оперлась на локти.  Вид
у нее был ничуть не соблазнительней, чем у  тарелки  остывшего  супа.  -  Он
работает в отделе кадров киностудии и  сообщил  мне,  что  в  кассе  у  него
иногда хранится по десяти и даже  больше  тысяч  долларов  для  расплаты  со
статистами. Замок в кассе - сущий пустяк.
     Я закурил, чувствуя, как у меня затряслись руки.
     - Какое мне дело до того, сколько денег в кассе киностудии?
     - Я думала, мы тихонько проберемся туда и хапнем денежки.
     - Нечего сказать, блестящая идея! А ты подумала, как отнесется к  этому
киностудия? Может, тебе приходилось слышать, что бывает за "хапнем"?
     Римма по обыкновению наморщила нос и передернула плечами.
     - Просто у меня мелькнула такая мысль. Но если тебя не  устраивает,  то
давай забудем.
     - Спасибо за добрый совет. Я так и сделаю.
     - Пожалуйста. Поступай, как знаешь. Я-то думала, что  ты  очень  хочешь
достать деньги!
     - Очень. Только не таким путем.
     Римма встала.
     - Пойдем куда-нибудь поедим.
     - Отправляйся одна. Мне нужно кое-что сделать.
     Римма медленно подошла к двери.
     - А то пойдем?  Я  не  скупая,  угощу.  Или,  может,  тебе  гордыня  не
позволяет поесть за мой счет?
     - Моя гордыня тут ни при чем. У меня есть более важное дело,  мне  надо
переговорить с Расти и одолжить у него денег на билет домой. Я уезжаю.
     На лице Риммы промелькнуло удивление.
     - Это почему же?
     - Потому что я без работы.  Питаться  воздухом  я  еще  не  научился  и
поэтому возвращаюсь домой.
     - Ты можешь получить работу в киностудии "Пасифик". Завтра там  большие
массовые съемки, им нужны статисты.
     - Да? Как же это сделать?
     - Я тебе помогу. Завтра отправимся туда вместе. Тебе  дадут  работу.  А
сейчас пойдем поедим. Я просто умираю от голода.
     Я согласился, потому что был голоден и потому, что у  меня  не  хватало
сил продолжать спор.
     Мы  пришли  в  маленький  итальянский  ресторан  и  заказали  спагетти,
оказавшиеся  очень  вкусными,  и  телятину  в  масле,   нарезанную   тонкими
ломтиками.
     - Ширли действительно сказал, что я  умею  петь?  -  спросила  Римма  в
середине обеда.
     - Сказал. По его словам, он заключит с тобой контракт,  как  только  ты
вылечишься.
     Она отставила тарелку и закурила.
     - Взять деньги в киностудии - проще простого.
     - Ни ради тебя, ни ради кого другого я на это не пойду.
     - Я думала, что ты в самом деле хочешь помочь мне вылечиться.
     - Довольно! Мне  осточертело  говорить  о  твоем  лечении,  и  сама  ты
осточертела.
     Кто-то опустил монету в радиолу-автомат. Джой Миллер запела  "Некоторые
дни". Мы оба внимательно слушали. Миллер пела слишком громко,  в  ее  голосе
слышался какой-то металлический оттенок, к тому  же  она  часто  фальшивила.
Пленка со звукозаписью, лежавшая у  меня  в  кармане,  не  шла  ни  в  какое
сравнение с этой пластинкой.
     - Полмиллиона в год! - задумчиво проговорила Римма. - А ведь  певица-то
она совсем неважная, правда?
     - Правда-то правда, и все же гораздо лучше тебя, хотя  бы  уже  потому,
что ей не нужно лечиться. Пошли. Я хочу спать.
     Мы  возвратились  в  пансион,  и  Римма  остановилась  на  пороге  моей
комнаты.
     - Если хочешь, можешь ночевать у меня. Я в настроении.
     - Чего не могу сказать о себе, - ответил я  и  захлопнул  дверь  у  нее
перед носом.
     Я  лежал  в  темноте  и  думал  над  словами  Риммы:  "Взять  деньги  в
киностудии проще простого..." Надо забыть об этом, твердил я себе.  Да,  мне
приходится трудно, но я еще не настолько пал. И все же мысль  о  деньгах  не
выходила у  меня  из  головы.  Если  бы  только  мне  удалось  помочь  Римме
вылечиться...
     Размышляя так, я незаметно уснул.
     На следующий  день,  около  восьми  утра,  мы  на  автобусе  поехали  в
Голливуд. Через главные ворота  киностудии  "Пасифик"  двигался  непрерывный
поток людей, и мы замешались в толпе.
     - Время у нас еще есть, - сказала Римма. - Съемка  начнется  не  раньше
десяти. Пойдем, я попрошу Ларри устроить тебя на работу.
     Я последовал за ней.
     В стороне от главного здания находилось  несколько  низких  одноэтажных
домиков. Около одного из них  стоял  высокий  худой  человек  в  вельветовых
брюках и в голубой рубашке.
     Я возненавидел  его  с  первого  взгляда.  Плохо  выбритый,  с  бледным
одутловатым лицом и близко посаженными,  бегающими  глазками,  он  напоминал
сутенера, ищущего заработка.
     Человек глумливо бросил Римме:
     - Хэлло, милашка! Пришла поработать? - Он посмотрел на меня.  -  А  это
что за фрукт?
     - Мой приятель. Ларри, ты не сможешь его пристроить статистом?
     - А почему бы и нет? Чем вас больше, тем веселее. Как зовут?
     - Джефф Гордон, - ответила Римма за меня.
     - Хорошо, я его беру. - Ларри обратился ко мне: - Отправляйся в  студию
номер три, дружище. Прямо по аллее, затем второй поворот направо.
     - Иди пока один, - сказала Римма. - Мне нужно переговорить с Ларри.
     Ловенштейн подмигнул мне:
     - Все они хотят переговорить минуточку со мной!
     Я  пошел  по  аллее,  но  на  полпути  оглянулся.  Римма  и  Ловенштейн
направлялись в контору. Он обнял ее за плечи и, склонившись над ней,  что-то
говорил. Я остановился.
     Через несколько минут Римма вышла из конторы и присоединилась ко мне.
     - Я  взглянула  на  двери.  Ничего  хитрого.  Замок  ящика  стола,  где
хранятся деньги, посложнее, но я сумею его открыть, если хватит времени.
     Я промолчал.
     - Мы успеем все обделать за сегодняшнюю ночь,  -  продолжала  Римма.  -
Здесь ведь легко "заблудиться". Кстати,  я  знаю  тут  местечко,  где  можно
пересидеть до утра. Видишь, все очень просто.
     Мои колебания были недолгими.  Я  говорил  себе,  что,  если  не  пойду
сейчас  на  риск,  мне  придется  вернуться  домой  и  вести  жалкую   жизнь
неудачника. Если же я вылечу девушку, то мы оба будем обеспечены.
     В ту минуту я думал только о  том,  какие  возможности  откроют  передо
мной десять процентов с полмиллиона долларов.
     - Хорошо, - сказал я. - Если ты решилась, я с тобой.


2

     Мы лежали бок о бок в темноте под большой сценой в  студии  номер  три.
Уже несколько часов мы провели в этом положении, прислушиваясь к топоту  ног
над нами, крикам рабочих, готовивших декорации  к  завтрашней  съемке,  и  к
брани чем-то недовольного режиссера.
     С утра и до темноты я и  Римма  работали  под  жаркими  лучами  юпитера
вместе с другими статистами - толпой никому не нужных людей, цеплявшихся  за
Голливуд в надежде, что когда-нибудь кто-нибудь их заметит и они  засверкают
в созвездии других кинозвезд. Пока же они трудились в поте  лица  своего,  и
мы, ненавидя их, делали то же самое.
     Одну сцену мы повторяли бессчетное количество раз  с  одиннадцати  утра
до семи вечера, и,  должен  признаться,  такого  трудного  дня  у  меня  еще
никогда не было.
     В конце концов режиссер объявил перерыв.
     - Ну, хорошо, ребята! - крикнул  он  в  микрофон.  -  Приходите  завтра
ровно в девять в той же одежде, что и сегодня.
     Римма взяла меня за руку.
     - Держись ко мне поближе и пошевеливайся, когда я дам тебе знать.
     Мы тащились в самом конце вереницы усталых, покрытых  потом  статистов.
У меня колотилось сердце, но я не позволял себе задумываться  над  тем,  что
мне предстояло сделать.
     - Сюда! - шепнула Римма и подтолкнула меня.
     Мы незаметно свернули в  аллею,  ведущую  к  боковому  входу  в  третью
студию, и без всяких осложнений пробрались под сцену.  Первые  три  часа  мы
лежали тихо, как мыши, опасаясь, что кто-нибудь нас обнаружит,  но  часам  к
десяти рабочие разошлись, и мы остались одни.
     Нам очень хотелось курить, и мы  достали  по  сигарете.  Слабый  огонек
спички отразился в глазах Риммы, и она, взглянув на меня, сморщила нос.
     - Все обойдется как нельзя лучше. Через полчаса мы сможем приступить.
     Именно в эту минуту я почувствовал страх.
     Должно быть, я совсем сошел с ума, позволив впутать себя в это  грязное
дело. Если нас поймают...
     - Какие у тебя отношения с Ловенштейном? - спросил я.
     Римма зашевелилась, и мне показалось, что я задел ее за живое.
     - Никаких.
     - Так я и поверил! Где ты  могла  познакомиться  с  этой  скотиной?  Он
точная копия твоего дружка Уилбора.
     - Тебе с твоим изуродованным лицом лучше бы  помалкивать.  Кого  ты  из
себя корчишь?
     Я изо всех сил ущипнул ее за ногу.
     - Не смей говорить обо мне!
     - А ты не смей обзывать моих друзей.
     Тут я понял, кто такой Ловенштейн.
     - Теперь я знаю: он снабжает тебя наркотиком.
     - Ну, если и снабжает? Должна же я его где-то добывать?
     - Кажется, я совсем выжил из ума. И зачем только связался я с тобой!
     - Ты ненавидишь меня?
     - Ненависть тут ни при чем.
     - Да, ты не первый, кто не захотел лечь со мной в постель,  -  обиженно
ответила она.
     - Девушки и женщины меня сейчас не интересуют.
     - Ты в таком же отчаянном положении, как и  я,  только  не  даешь  себе
отчета.
     - Да замолчи же ты наконец, - чуть не крикнул  я,  окончательно  выходя
из себя.
     - Теперь и я кое-что тебе скажу, - как ни в чем  не  бывало  продолжала
Римма. - Я тоже ненавижу тебя. Понимаю, ты  человек  хороший  и  хочешь  мне
добра, и все равно ненавижу. Никогда не забуду, как ты  грозился  обратиться
в полицию. Берегись, Джефф! Я с тобой расплачусь за все, если даже мы  будем
работать вместе.
     - Если ты только выкинешь какой-нибудь  номер,  -  сердито  ответил  я,
поворачивая голову в ее сторону, - я тебя вздую. Да, да! Тебе нужна  хорошая
взбучка.
     Римма хихикнула.
     - Сколько времени? - спросила она.
     Я посмотрел на светящиеся стрелки часов.
     - Половина одиннадцатого.
     - Пора.
     У меня снова екнуло сердце.
     - А охранники тут есть?
     - Охранники? Зачем они тут?
     Римма поползла вперед, и я последовал за ней.  Через  несколько  секунд
мы оказались около выхода из студии и прислушались.
     Вокруг царила мертвая тишина.
     - Я пойду первая, - шепнула Римма. - Держись поближе.
     Мы выбрались в темноту душной ночи. Светили  звезды,  но  луна  еще  не
взошла. Я заметил, что Римма остановилась и  стала  вглядываться  в  том  же
направлении, что и я.
     - Трусишь? - спросила она, приближаясь ко мне.  Чувство  отвращения  от
ее  близости  охватило  меня,  но  отступить  я  не  мог,  за  моей   спиной
возвышалась стена студии. - А я ни капельки. Меня не пугает такая работа.  А
вот ты трусишь.
     - Ну, хорошо, трушу, - ответил я, отталкивая ее. - Теперь ты довольна?
     - А бояться нечего. Никто не может причинить  человеку  столько  вреда,
сколько он причиняет себе сам.
     - Да ты совсем спятила! Это еще что за разговор?
     - Пошли за монетой. Мигом все обделаем.
     Римма нырнула в темноту, и я последовал за ней.
     Мы остановились у  двери  отдела  кадров,  и  я  услышал,  как  девушка
расстегнула застежку-"молнию" у сумочки,  которую  весь  день  носила  через
плечо.
     Стоя почти вплотную к Римме, я чувствовал, как кровь стучит  у  меня  в
висках и как меня все больше и больше охватывает ужас. Затем я услышал,  как
она стала открывать замок. Видимо, Римма  и  в  самом  деле  была  настоящим
специалистом, потому что замок сразу щелкнул и открылся.
     В контору мы вошли вместе и некоторое время стояли у двери, привыкая  к
темноте. Минуту спустя при слабом свете звезд, проникавшем через  незакрытое
шторами окно, мы различили у противоположной стены комнаты контуры стола.
     Римма подошла к нему и опустилась на колени.
     - Посторожи, - бросила она. - Я мигом.
     Меня начала бит